Давыдов Д. П., коллежский асессор. править
Докладная записка о моих трудах. править
В письме моём к господину статскому советнику Петру Александровичу Сиверсу я изложил в общих чертах мою трудовую жизнь и потом ряд необыкновенных несчастий, повергших меня в безвыходное положение. Письмо это могло бы показаться читающим его голословным — так оно странно, если бы на каждую его строку не было самых положительных доказательств, но они слишком отдалены по времени и разбросаны по произведениям прессы, что представляется необходимость по возможности их сгруппировать. Я постараюсь сделать это только отчасти, так как у меня нет под рукою множества книг, журналов и газет, на которые нужно указывать и которые истреблены последним наводнением, но достаточно и того, что осталось и что удержано в памяти.
О служебной моей деятельности я не говорю: она видна из моего аттестата. Болезнь и несчастия мои так же известны всякому. Остаётся сторона литературных и учёных трудов. О них следует записка.
С самой первой юности я был воспламенён октавами Т. Тассо. Читая «Освобождённый Иерусалим», я задумал поэму «Покорённая Сибирь» и принялся за работу, которая уже приближалась к концу и отрывки из которой кое-где проявлялись в печати без моего ведома, когда пожар в Якутске уничтожил моё произведение вместе со всем моим имуществом. Оправившись от беды, я восстановил что мог, и снова поэма готовилась к печати, как наводнение в Иркутске поглотило её, хотя по какому-то чуду не в совершенной полноте. О событии этом напечатано несколько слов в 10-ом примечании к поэме моей «Поэтические картины», изданной в 1871 г. «Покорённая Сибирь» представляет историческое событие в картинах местностей, лично мною осмотренных, в картинах, смею сказать, не лишённых занимательности, верности и изящного очертания, при том она полна татарских легенд, собранных мною около бывшего Искера и других кочевий Сибири.
В газете «Золотое руно» 1857 г. в № 6 напечатан отрывок из 4-ой думы о «Покорении Сибири», но он редакцией во многих местах искажён пропусками и поправками стихов. В той же газете 1858 г., в N№ 5, 6 и 7, напечатана вполне 2-ая глава из этой поэмы. Есть и другие печатные отрывки из того же сочинения, но память моя не удержала, где их искать.
Далее укажу на другие мои стихотворения, напечатанные в газете «Золотое руно» 1857 г., именно: в № 1 — «Моя юрта», № 3 — «Дума беглеца на Байкале», № 4 — «Амулет», № 12 — «Сибирский поэт», № 15 — «Не ходи на край залива», № 16 — «К колечку», № 19 — «Жиганская Аграфена», легенда (объяснения к которой искажены редакцией), № 23 — «Сонет („На память от друга подарок прощальный“)», N№ 26 — 29 — «Мои старые неудачи», прозаическая статья, испорченная в редакции некоторыми пропусками и ошибками, № 31 — «Сон на 24-ое апреля», № 34 — «Тунгус», № 49 — «Письмо к редактору», напечатанное не вполне. Отрывок стихами «Завещание матери» помещён в № 14 той же газеты за 1857 г.
В Казани я напечатал для моих друзей в количестве нескольких десятков экземпляров две брошюры: «Амулет» и «Ширэ Гуйлгуху, или Волшебная скамеечка», первую в 1856, а последнюю в 1859 г., так же и в Верхнеудинске.
В Иркутске напечатана мною в 1871 г. книжка «Поэтические картины», цель которой была разоблачить вредное направление молодых умов и указать истинное положение вещей. Книга эта, несмотря на её поэтическую форму, есть не что иное, как учёный мемуар. Половина издания разошлась без всякого печатного объявления.
Брошюры «Амулет» и «Ширэ Гуйлгуху, или Волшебная скамеечка», а так же и книжка «Поэтические картины» при сём прилагаются.
Следующие стихотворения приготовлены к печати и даже переписаны, но не отосланы по неимению средств: 1-ое). «Исповедь влюбчивого», 2-ое). «Сверстнице», 3-тье). «Поселянке», 4-вёртое). «Сетование раскольничье-поповского работника», 5-ое). «Из воспоминаний детства», 6-ое). «Въезд в сибирский город», 7-ое). «Изменчивость обаяний», 8-ое). «Кринолин» и прочие. Кроме того, портфели мои наполнены разными ещё не отделанными или не оконченными произведениями.
Я первый указал в Европе на якутский язык, напечатав в архиве иностранных сведений о России Эрмана (Берлин, 1843 г, стр. 312—332) «Сборник слов». Обстоятельства заставили меня приостановиться в продолжении этого труда (о котором много говорилось в Академических бюллетенях) и окончании грамматики, уже значительно выработанной.
Я производил в Якутске метеорологические наблюдения и геотермические исследования, бурил артезианские колодцы для определения изогеотермической линии от Могана до Усть-Майской пристани, на протяжении 500 вёрст через Якутск и Амгинскую слободу: многократно спускался в Шергинскую шахту на глубину около 400 футов для наблюдений, продолжавшихся не менее 2-ух часов, подвергая жизнь свою опасности от дурного устройства ворота с подъёмною бадьёй, и вообще стремился разрешить вопрос о замерзшем слое земли в Якутске толщиною до 100 сажен. Господин А. Ф. Миддендорф мои изыскания напечатал в своей книги «Путешествие по Сибири» и, кроме того, упомянул о моих трудах в записке, читанной им 13 августа 1847 г. в заседании императорской Академии наук и помещённой в академическом бюллетене.
Не могу указать, где напечатана моя отдельная статья о замерзшем слое земли в Якутской области.
Я собирал монгольские сказки, легенды и пословицы с переводами их на русский язык. Часть из них передана известному ориенталисту (востоковеду) бывшему ректору Казанского университета Осипу Михайловичу Ковалевскому, с которым было условлено издание этих достопамятностей в подлиннике и, кроме русского, с французским переводом; который потом переехал в Варшаву где (как видно из письма его ко мне от 22 марта 1870 г.) пожар во время тамошних последних беспорядков истребил, вместе с достоянием господина Ковалевского, все мои бумаги.
Другая, наиболее значительная часть этого собрания погибла в Иркутске от наводнения в 1870 г.
Таким образом, 15-летний труд, стоивший мне неимоверных усилий и лишений, труд, которым я гордился и который обещал многое, исчез в огне и воде бесплодно для света, оставив лишь отрывочные следы своего существования.
По письму ко мне от 3 января 1850 г. адмирала графа Ф. П. Литке я многократно, сряду несколько лет, ездил в Баргузин, собирал разные сведения по указаниям Географического общества и своим личным соображениям, записывал всё замечательное, в особенности минеральные источники, составлял очерки местностей, где сохранились следы древних водопроводов, осмотрел любопытный, имеющий вид кургана глетчер в нескольких верстах от Баргузинской Степной думы, и вообще старался сделать всё, что зависело от меня и средств моих, так что из этих наблюдений образовалась «Записка о крае» — смею сказать — не лишённая значения, хотя ещё не обработанная окончательно к исходу 1859 г. В это время я вышел в отставку с целью исключительно заняться приведением в порядок и изданием моих многолетних трудов и наблюдений. На пути в Россию болезнь внезапно поразила меня в Иркутске. С лишком восемь лет я провёл в постели без движения, без глаз, руки и ноги были сведены, — оставалось одно сознание страшного положения, в котором я тогда находился. Медики не лечили, а расстраивали только мой организм. Случай свёл меня с человеком, который разом возвратил мне силы, руки и ноги, но глаза ещё до сих пор не действуют, хотя и есть надежда на их поправление. Поднявшись со смертного одра, я, слепой, прежде всего занялся бумагами о Баргузинском крае, но здесь постигла меня новая беда. Внезапное наводнение 1870 г. залило мою квартиру, и в волнах, бушевавших до высоты трёх четвертей комнат, уничтожилось почти всё, что у меня было. Из вышеупомянутой монографии напечатан только отрывок из донесения моего Сибирскому отделу Общества о Баргузинском глетчере, помнится, в газете «Амур», и то, без моего ведома.
Я делал в Верхнеудинске несколько лет полные метеорологические наблюдения. Астроном Л. Э. Шварц взял у меня для Географического общества журнал с тем, что бы, по отпечатании его, оригинал мне возвратить. Наблюдения были вычислены, но так как они производились по старому стилю, то я переписал их с переводом на новый, хотя не успел ещё перенести заметок о состоянии неба и особенных явлений в атмосфере. Самая переписка журнала требовала немалых издержек. Журнал, писанный в двух фолиантах, мне не возвращён и нигде до сих пор не напечатан, а со времени передачи его господину Шварцу прошло 16 лет, это для меня крайне обидно, да и самая наука вопиет против такой несправедливости.
Для Сибирского отдела Географического общества я собирал разные сведения и разрывал памятники забайкальских аборигенов, тратя на поездки и работы значительные суммы из собственных средств, без малейшей помощи от учреждения, для которого трудился. В одном из изданий Географического общества напечатано моё описание Обона («Записки СО Императорского Русского Географического общества», 1857 г., кн. 3. С. 15 — 18). Обоном у бурят и монголов Восточной Сибири называется возвышенное место, где они исполняют свои религиозные обряды, иначе говоря, капище, и в тех же «Записках» за 1856 г., кн. 2. опубликована первая часть изысканий под заглавием «О древних памятниках и могильных остатках аборигенов Забайкальской области Верхнеудинского округа» (с. 89 — 100), имеющая отдельный оттиск в виде брошюры, при сём прилагаемой. Другая, наибольшая часть этих изысканий приготовлялась уже к выпуску в свет, когда захватила меня болезнь, а потом упомянутое выше наводнение. Сибирский отдел ограничился только почётным отзывом обо мне в своих «Известиях», да ранее граф Н. Н. Муравьёв-Амурский, покровитель отдела, почтил меня письменною благодарностью за мои бескорыстные труды.
Много лет я занимался электричеством и магнетизмом, как силами, обещающими громадные услуги для людей в будущем. Задолго до выхода в свет «Космоса» (1845 г.) Ф. В. Г. А. Гумбольдта, где выражена мысль относительно электрических способов воздушного перемещения, я уже работал по этой части, устраивал электродинамический снаряд, влиянием которого надеялся устранить противодействие естественного тяготения. В то же время я хлопотал о телеграфе без непрерывных проводников. Усилия мои к новым открытиям не остались совершенно безнадёжными, выработано много, но результат ещё впереди.
В видах развития промышленности края я обдумывал проекты соединения Байкала с Леною.
Из всего вышенаписанного видно, что я, будучи небогатым человеком, работал один, скромно, без громких фраз и возгласов, без жалоб и просьб, пока не истратил всего своего состояния и не потерял здоровья. Будь у меня более средств, — я сделал бы несравненно более. Да и теперь ещё, под гнётом страданий, не унываю духом и работаю по возможности на пользу отечества, науки и литературы.
1875 г.
Публ. Игоря Ямпольского.
Источник текста:
Журн. «Сибирские огни», 1973 г. № 6. С. 181—183.