Переписка министров
править1.
правитьГосподин министр!
Почитаю моею должностью как честный человек, со всевозможною поспешностью уведомить вас об одном, довольно странном, обстоятельстве, о котором теперь только я известился. Для краткости сделаю вам самое простое описание того, что случилось.
За несколько дней перед сим один человек писал ко мне, что он прибыл в Гравезанд без пропускного вида, и просил о доставлении ему оного, потому что он едет из Парижа, и имеет сообщить нечто приятное. Я разговаривал с ним наедине в моем кабинете, где после ничего незначащих объяснений — сей бездельник дерзнул сказать мне, что для блага всех монархов надобно умертвить начальника французов, и что уже нанят дом в Пасси для верного и безопасного исполнения сего нечестивого намерения. Я не мог хорошо расслушать, обыкновенные ли ружья к тому предназначены, или другие огнестрельные орудия нового изобретения. Вы знаете меня, господин министр, и я не стыжусь признаться, что присутствие явного убийцы привело меня в великое замешательство. Будучи в сем состоянии, я немедленно отослал его от себя, и приказал полицейскому офицеру, которому поручено было смотреть за ним, поскорее выпроводить его за границу королевства. Рассудив о своем поступке, я увидел, что сделал дурно; увидел, что прежде надлежало вас уведомить, нежели отпустить сего человека. Я приказал задержать его.
Кажется, что все сие ничего не значит, и что сей несчастный захотел только похвастать, думая, что его намерение мне будет приятно.
Как бы то ни было, я почел за нужное вас уведомить о случившемся, прежде нежели его отправлю. Наши законы запрещают держать человека долгое время; однако он будет отпущен не прежде, как уже вы предпримете осторожные меры против его покушений, — разумеется, если он имеет их. Постараюсь, чтобы он высажен был на берегу отдаленнейшем от Франции. Он здесь назвался Гилье де ла Жеврильером; думаю однако, что сие имя есть подложное. При нем не было ни лоскутка бумаги. С первого разу я почел было его за шпиона. Имею честь быть с совершеннейшею преданностью, господин министр,
К. Т. Фокс.
2.Милостивый государь!
Письмо ваше я показывал е. в. Тотчас по прочтении он сказал: «Здесь вижу я правила чести и добродетели, которые всегда одушевляли г-на Фокса». Потом прибавил: «Поблагодарите его от меня и скажите, что хотя политика государя его заставит нас еще долго вести войну, или хотя сия бесполезная для человечества вражда скоро окончится по желанию обоих народов — в том и в другом случае радуюсь, что сей поступок дает войне другой вид, и он предвещает, чего можно ожидать от кабинета, которого правила с удовольствием одобряю, судя по правилам г-на Фокса, человека способнейшего чувствовать все изящное, все истинно великое».
Я не осмелюсь, милостивый государь, ничего прибавить к собственным словам е. в., прошу только вас принять уверение о моем отличном почтении.
Милостивый государь!
Уведомление о мирных расположениях вашего правительства заставило меня просить короля, чтобы он удостоил своим особливым вниманием сию часть письма вашего превосходительства.
Его величество не один уже раз изъявлял парламенту искреннейшее свое желание воспользоваться первым случаем к заключению мира на условиях прочных и таких, которые не противны были бы выгодам и благу его народа.
Он всегда желал мира, но мира продолжительного и надежного, а не отдыха кратковременного, и следственно беспокойного как для договаривающихся сторон, так и для всей Европы.
Что касается до условий Амьенского договора, которые могли бы предложены быть за основание для сношений: то замечено уже, что фразу сию можно толковать на три или на четыре различные способа; следственно это довело бы до продолжительных объяснений, и сделало бы остановку даже тогда, когда совсем не было бы никаких возражений.
Истинное основание для переговоров между двумя великими державами, которые равно гнушаются коварными привязками, должно быть следующее: обе стороны должны иметь ввиду восстановление непостыдного мира как для себя, так и для своих союзников; сверх того они должны по возможности своей стараться обезопасить на будущие времена спокойствие всей Европы.
Англия не может пренебречь выгод союзников; она в столь тесной связи находится с Россией, что не хотела бы начинать никаких переговоров, а и того более окончить их без согласия и участия императора Александра; однако, до прибытия российского полномочного может приступить к рассмотрению и даже к предварительному постановлению некоторых главных статей.
Покажется, что Россия, по причине отдаленности, не столько имеет непосредственных причин, как другие державы, вести переговоры со Франциею; но сие государство, по всем отношениям важнейшее в политической системе, принимает, равно как Англия, живейшее участие во всем касающемся до независимости различных государств Европы.
Видите, милостивый государь, как здесь желают отвратить все затруднения, которые могли бы помешать предполагаемым сношениям. Имея множество способов мы готовы продолжать войну; английский народ удобнее всех переносит ее бедствия; но нам жалки другие.
Итак, постараемся окончить сию войну, и если можно согласить общие наши выгоды со славою обоих государств, со спокойствием Европы, со благом человеческого рода, имею честь быть с отличнейшим почтением,
вашего превосходительства
покорнейший и послушнейший слуга
Фокс Ч. Д., Талейран Ш. М. Договор между королем Неаполитанским и Наполеоном Бонапарте: (Из Гамбур. полит. вед.) / Маркиз де Галло, Талейран // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 24, N 24. — С. 309-310.