И. А. Аксенов. Елизаветинцы. Статьи и переводы
М., ГИХЛ, 1938
ТОМАС ДЕККЕР
правитьДОБРОДЕТЕЛЬНАЯ ШЛЮХА
правитьГаспаро Требаци, герцог Миланский.
Ипполито, граф, муж Инфеличе.
Орландо Фрискобальдо, отец Белафрон.
Матео, муж Белафрон.
Кандило, торговец холстом.
Лодовико Сфорца.
Беральдо.
Кароло.
Фонтинели.
Астольфо.
Антонио Джорджио, бедный ученый.
Брайан, ирландский скороход.
Бост, вышибала.
Начальники Брайдвеля, приказчики, слуги, и т. д.
Инфеличе, жена Ипполито.
Белафрон, жена Матео.
Мистрис Коновал, сводня.
Невеста Кандило.
Дороти Доротик, Пенелопа Девка, Катерина Тароватая — Шлюхи.
АКТ ПЕРВЫЙ
правитьЗдорово, франты!
Здравствуй, Лодовико!
Как поживаешь, Кароло?
Честное тебе слово, как врач на чуме: поглядеть, так все кругом больны, а сам здоровехонек.
Славное сегодня утро, господа!
О, такое утро, что хоть самого Юпитера с Ганимеда оторвет, иначе говоря, способно развратить коровниц, пока они доить собираются. Что — твой лорд уже встает?
Да уж в этакий час, наверно, не скачет.
Миледи клянется, что поскачет: она по двору стосковалась.
О, мы-то погоним в три кнута, лишь бы при нем оказаться.
Ну, что — готов твой лорд?
Нет. Насколько мне говорит горничная, миледи пожелала сперва положить себе в животик кое-какую штучку.
О, это значит, что они завтракают.
А что, скороход, милорд поедет в карете с миледи или верхом?
Нет, ей-богу! Вот миледи милорда всадит себе. Он будет садить в одну сторону, а она будет садить в другую.
Миледи будет садить в другую! Слыхали вы еще какого-нибудь мерзавца, чтоб нес такую безбожную чепуху? Диву даешься, что этакий парень вот уж столько лет торчит в Италии, а такое про христиан откалывает.
Ирландец в Италии! Удивительно! Впрочем, у этого народа головы на месте не стоят. (Прохаживаются.)
Нет, Кароло, вот что еще удивительней. Бывал я во Франции: там их немного, а вот Англию все они считают тепленьким запечным уголком и кишмя в ней кишат, как сверчки в пивных за прислугу. Но вот что, сэр: в Англии-то я и поглядел одну вещь.
Что, что там, в Англии?
Вот… Это кто же?
Бедняк. Желает с графом говорить.
В Англии, господа… ей-богу, вспомню — и смех разбирает! Представьте только себе, что целая нация как будто одним клеймом по лбу отмечена, с позволения сказать. Да, да, господа! Там что ни фруктовщик, обязательно ирландец.
Ах, это в доказательство древности своего рода, восходящего до самой Евы, которая была яблочницей. Они, значит, прямо в прамать пошли.
Здорово, здорово… ха-ха!
А почему же в таком случае все трубочисты тоже ирландцы? Ответьте-ка, покажите свое остроумие!
Ну, на это легко ответить. Вы, конечно, знаете, что их святой Патрик лазил в чистилище. Он развел топку, а его землякам уж ничего больше не остается, как трубы чистить.
И это ловко!
По всем этим причинам, господа, вам и доводится видеть многих, подобных этому парню, преимущественно его же масти, в должности скороходов при знатных и иных людях, да они, сволочи, страх как верны тем, к кому привяжутся. Клянусь честью, между нами очень способные попадаются, а уж резвость… как тучи: дррр-ха!
В самом деле?
А уж упрямы! Исключительно упрямы. Да вот ручаюсь, что если б этого дражайшего негодяя запрячь в подходящее дело, он бы дрался отчаяннее шестнадцати дюнкирхенцев.
Там женщины — красотки.
Нет, нет! Вот наши отечественные шлюшки… о! вот они — это самые вкусные, самые сладкие канашки!
Ого! Погляди-ка, как его на них потянуло.
Да нет же, право. Есть, знаете, такая поговорка о народах. Славятся: ирландец — рукой, уэльсец — ногой, англичанин — щекой, голландец — бородой…
Честное мое слово, они могут ею полы мести.
Испанец, дай бог память… маленькой ступней… вспомнил! Француз… да каким он там сифилисом славится? Ну, да в том же роде и о всех прочих.. Так они, значит, уже сели завтракать? Знаете что? Давайте гулять.
А здоров болтать этот Лодовико.
Складно говорит.
И очень почтенный джентльмен.
О! Граф его очень ценит.
Что, что? Кто это?
Дайте подойти.
Сэр, долго ли ждать выхода милорда?
Ну, что тут у вас? Прошение об алиментах? Кто-то из здешних наградил тебя младенцем, а теперь, поди, содержать его отказался?
Нет, сэр, имею дело до милорда.
В данное время он занят делом собственной супруги, и вряд ли он справится с двумя такими делами за одно утро.
Прекрасная дама, не обращайте внимания на его речи: он — рыцарь, поэтому с его словами считаться не приходится.
Милорд сейчас здесь пройдет.
Славная, пухленькая канашка!
Горяченькая, смелая потаскушка!
Вы с ней знакомы?
А, язви ее, уверен, что ее имя стояло когда-то в моей записной книжке. Какого сорта ее теперешний чекан — не знаю, а раньше она была расхожее табака: та самая, кого прозвали «добродетельная шлюха».
Так это она?
Тот самый арап, которого отстирали добела; наново начищенная привада, та самая, которая, поскольку вообще ее единоверцы поддаются спасению, была спасена графом Ипполито.
Славное создание была;
Была! Вот она, эпитафия всякой девки! Я хорошо знаком с бедным джентльменом, ее мужем. Господи! Какую карьеру упустил этот человек! Она меня не узнала, а я бывал в ее компании. Да и я ее еле узнал оттого, что красота лица ее, по примеру луны, претерпела великие затмения со времен моего наблюдения. Да ведь женщины — как кизил: чуть созрели, тут же и сгнили.
Жен создали поздней, а тратят раньше.
Да часто муж отменнее обманщик.
Сегодня мы уже успели потерять половину утра. Доброго утра, Лодовико!
С добрым утром, сударыня.
Давайте ехать.
Да, да, на коней! на коней!
Умоляю вашу милость дозволить вашим очам пробежать эту злополучную бумагу.
Спешу. Прошу тебя, добрая женщина, выбери время поудобней.
Пожалуйста, милая.
Увы! Дело идет о жизни бедняка.
О жизни! Дорогая, идите, усаживайтесь: я только прочту это и сейчас же приду.
Вы какие сегодня изволили надеть чулки, сударыня? Если не желтые — перемените. Бумага-то, небось, супругу вашему письмецо от какой-нибудь девки.
О, сэр! Этому не заставить меня ревновать.
В чем дело, сэр? Ко мне?
Да, добрый граф.
Сейчас, сэр. Это вы жена Матео?
Да. Самая несчастная из женщин.
Жаль, что стряслась гроза. Люблю Матео
И для него готов на все. Мы с ним
Связали узел дружбы, и он крепнет
Во мне, пока судьба другого треплет.
Пишет, что осужден он. Верно?
Слишком верно.
Кого же он убил? Ах, вижу имя:
Так, старший Джакомо, сын флорентинца
Джакомо, пес, в погоне за процентом
Готовый по уши стоять в крови
Собственных деток. Передай, Матео,
Что герцог, мой отец, вряд ли откажет
В прошеньи. Это славная дуэль,
Поскольку верить слухам. Так и пишет.
Завтра, поутру, буду от двора:
Прошу вас быть здесь. Конечно, сэр, Живо!
Но, в самом деле, вы жена Матео?
Меня забыли вы.
Нет, граф.
Ваш кормчий,
Склонивший вас на благородный курс.
Вы были милы в дни, когда вам душу
Рвали противоречья. Теперь гладко?
Гм! Когда я потеряла дорогу к раю, вы мне ее показали.
В тот день я заново родилась.
Прости господи, милорд! Супруга ваша спрашивает, не изволили ли вы освободиться от своей девки? Вам ведь лиха беда начало, а там уж никак не разделаетесь. Пожалуйте! пожалуйте! пожалуйте! Оплачивайте старый запас и сдавайте его в упаковку. Пожалуйте!
Отправьтесь полегоньку: догоню вас.
Супруга ваша поклялась, что без вас не двинется.
Лодовико, прошу!
Милорд!
Иду.
Позвольте ждать вас завтра. До свиданья!
Поклон Матео. Только одно слово:
Отец ваш не живет ли при дворе?
Да, но таким позором я покрыта,
Что, верно, даже имя позабыто.
Он не Орландо Фрискобальдо?
Да.
Что он сделал для вас?
Что должен был.
Забывших долг родитель позабыл.
Он ничего не сделал — поделом мне!
Можно мне будет помирить вас и восстановить вас в желаемой милости?
Немыслимо.
Проверим. До свиданья!
Тогда я не смотрел! А хороша
Была, если сейчас, в беде, прекрасна.
Ну, сэр, что вам угодно?
Я осмелюсь
Вам преданность с любовью доказать
В этих листках.
Книга?
Она, милорд.
Так вы — ученый?
Да, милорд. И бедный.
Сэр, вы оказываете мне честь:
Царь горд помочь ученым. Но скажите:
Из скольких рук клевала эта птичка
И много ль мне партнеров?
Никого.
Клянусь, что вами ограничен список.
Я, государь мой, не настолько низок.
Имя, пожалуйста.
Антонио Джорджио.
Миланец?
Да.
Позвольте прочитать
Все, и тогда поговорим. Покуда ж
Пропейте это. Разум любит лозы.
Вот знак любви в задаток вашей прозы. (Дает ему денег.)
Ну, что? Где ваша леди? Еще здесь?
Твоя жена от тебя убегала и уже много земли отошла, как послал ее пред твоя ясные очи. Пожалуйста, пожалуйста, милорд, отсюда! Поехать ты наконец?
Уже уехала? Седлай гнедого.
Чуму ему в храп, подлецу! Вшивая он сволочь, эта мальчик! Как я ему подпруга по живот тянул, он в свой проклятый кишки бурчал, и мне стервец вдруг в самую рожу пук! А твой, знаешь, мы, ирландцы, этого не стерпеть. Седлал уже деревянную лошадка, шотландка готова. Пожалуйста, прошу, милый, дорогой милорд! Поедет ты наконец? Я б от тебя вперед к чорту сбежал.
Так, сэр… Прошу не забывать, ученый.
Уходим, пожалуйста, светлость, уходим.
Боже! Мы позабыли, господа!
Что?
Да ведь мы разве не приглашены — четверг же сегодня? Да именно в этот день. Обедать у холщевника?
Синьор Каидило многотерпеливый.
Клянусь богами, женится сегодня.
Удивительно, как это он, искусанный одной осой до такой степени, снова отваживается поднимать крышку над роем.
О, самоотверженное высасывание сладкого медового сота! Дай бог только, чтоб его покойницу зарыли достаточно глубоко и она не явилась требовать себе очереди в танцах! Инструменты бедных скрипачей полопаются, чуть она их пощекочет. Дайте, во всяком случае, поглядеть, что там за огонь пылает в его новой невесте, а буде в ней такого не окажется, мы его в нее вдунем. Это, в самом деле, очень благородный гражданин. Только мне жаль, что он опять женится. Потащусь к нему — он славный приятель!
Ручаюсь, что миланские жены рады отсыпать тысяч двадцать дукатов тому, кто отважится выпросить у герцога всем миланским гражданам соблюдать такое же спокойствие и терпение, как этот холщевник.
Какая гадость! Да это погубит всех нас, придворных. Мы не сможем шикнуть на девок тогда!
Вот граф.
Ничего нового нет?
Нет.
Супруга ваша с герцогом-отцом.
Мы к ним немедля присоединимся*
А это кто же?
Синьор Фрискобальдо.
Фрискобальдо? О, позовите его пожалуйста, и оставьте нас: у меня с ним дело.
Эй, синьор! Синьор Фрискобальдо! Граф Ипполито!
Благородный мой граф! Граф Ипполито, сын герцога, его прекрасной дочери прекрасный супруг! Неужели ваше сиятельство благоволит помнить такого бедного джентльмена, как синьор Орландо Фрискобальдо? Старого дурака Орландо?
О сэр, вам известно, что такое друзья! Они — наша драгоценность и дороги нам (под спудом так же, как и наши пальцы. Вижу я, Фрискобальдо, что годы не укротили вашей крови, ни один из серпов времени нас не коснулся и вы все прежний Орландо.
Что ж, милорд, разве луга не топчут, не косят, не обдирают наголо — и нс одеваются они наново в пестрый свой плащ? Пусть голова моя бела, как порейная луковица, — почему бы сердцу, как стрелка его, не зеленеть?
Не прочитать на вашем лбу рассказ,
Написанный годами. Вид ваш молод.
Глотаю змей, граф, да, глотаю змей.
Не будет ни одной морщицы в сердце,
Пока сумею громко крикнуть: гей!
Сэр, вы счастливец.
Это я счастливец?
Я вам сейчас предъявлю точный портрет счастливого человека. Сегодня я стал перелистывать книгу и напал на него — нарисован он великим итальянским художником. Если я вспомню его настоящие краски, поднесу вашей милости.
Настаиваю на этом.
Кто дорожит не девкой, а женой,
Кто вышел из тюрьмы в полдневный зной,
Кто солнцу не сучок и не бревно,
Кто юбке перестал служить давно,
Кто беднякам на помощь притти слаб,
Кто ни вельмож, ни адвокатов раб,
Кто волен и в морях и в берегу,
Кто стал богаче, как лежит в гробу,
Кто юность в меч, а старость в посох взял,
Кто сам себе надгробие вписал,
Кто, умирая, лебедем поет,
А мертв — не ворон, — счастливо живет.
Прекрасно. Благодарен за портрет вам.
Имея подобный портрет, милорд, стоит ли мне беспокоиться об изготовлении собственного? Ведь я не скуп, не в долгах, не лезу сесть рядом с герцогом и не ползаю у его ног, с бабничеством мы в разводе, никого не обижаю, никого не боюсь, никого не подкупаю, размеряю, докуда мне дойти, зная, где у меня дом, не хотелось бы умереть, как богач, который уносит с собой только саван, а умереть, как хороший человек, оставив по себе Орландо. Сеял я в молодости страницы, теперь пожинаю книги. Этой рукой беру, а этой — даю, и, когда по мне ударят в колокол, если я покажу себя лебедем и с песней полечу на свое гнездо, лучшего мне и не надо. А окажусь вороной — выкиньте меня на падаль да выдерите мне глаза. Милорд, имеет ли старый Фрискобальдо право шутить сейчас? А?
Да. Я б и сам хотел вам быть под пару.
Малым я располагаю: все у меня есть. Ничего у меня нет: ни жены, ни детей, ни потомства. Так кто же отнимет у меня веселость?
Разве ваша жена скончалась?
Она — старожил тех горних краев, которые еще не про меня. Там она, там, но меня обогнала. Когда женится прохвост на шлюхе, они обычно гуляют гуськом, как полиция, а порядочные пары разлучаются редко.
Сэр, ведь у вас и дочь была, не так ли?
О милорд! У этого старого дерева была одна ветка, только одна из него и выросла. Молода была, хороша была, крепка была. Я ее подчищал ежедневно, кутал усердно, от ветра берег, солнцу подставлял, да несмотря на все мое садовое искусство, выросла она вкривь, дичком поросла, я ее и срубил, а что с ней потом сталось — не знаю и не любопытствую.
Тогда могу сказать вам, что с ней сталось:
Ветка засохла.
Давние дела.
Кажется, звали — Белафрон? Скончалась,
А? Умерла?
Да. Недостойные ее останки
У меня на глазах снесли в могилу.
Умерла! Да будет с ней мое лучшее и последнее пожелание мира! Смерть, вижу, лихой обжора: глотает грубую дрянь, как самые тонкие кушанья.
Как, Фрискобальдо, грубой ли была?
О милорд! Шлюха одна из бесовских лоз: все грехи, как адские жерди, кругом понатыканы на подпорки, чтоб могла об них оплетаться. А когда созреет, всякая сволочь может ее дергать и мять. Слюнки текут у чувственности на молодой, прекрасный виноград, да отведать этого сладкого винца — значит выпить собственное проклятие. Так она умерла.
Вернулась в землю.
Лучше бы на небо!
Гм! Так она умерла? Очень рад, что свет лишился одного из своих кумиров. Ни один распутник уже не постучится в полночь у ее двери. В ее гробу уснул весь мой срам, да и ее заодно, и все мои скорби, и все ее грехи.
Рад, что вы — воск, не камень. У вас характер
Из лучших у людей, и есть надежда,
Что эти глетчеры на вашем сердце,
Морозившие отчую любовь,
Растают в нежном ливне ваших глаз:
Вы ангел, обуздавший страсти и нас.
Она не умерла, но жизнь ей в тягость:
Кажется, бедствует, а в довершенье
Бед муж ее сейчас сидит в тюрьме
За убийство. Чтоб сохранить в нем кровь
Соединимте силы. В той борьбе
Помочь ему — вам помогать себе.
В лице дочери? Это разумели?
Так она, значит, жива? Жаль, что тратил слезы на потаскушку, но, по счастью, у меня имеется платок, чтобы их вытереть, а мыло их и вовсе отмоет. Она бедна?
Поверьте, думаю, что так и есть.
Ну, так, значит, она самая доподлинная шлюха. В жизни своей не видал ни одной из ее цеха, чтоб ей богатой хоть два года кряду быть. В решете вода, в курве деньги — не держатся. Слишком у них для этого много щелей и каналов: таверны, портные, сводни, посредники, музыканты, шуты и сволочи — вое так и тянутся на стервячий корм; они — аптечная банка, на которую все эти трутни слетаются не любви ради к посудине, а к сластям, которые в ней хранятся: деньги ее, деньги.
Даю вам слово, грудь ее не греет
Подобных змей. Когда ее видали?
Лет под семнадцать.
Так стара вражда?
Старше: у нее голова седая
И не умрет, пока не похоронят.
Я сплю и буду спать с ее грехами.
Спасите ему жизнь — в нем честь ее.
Нет, пусть его повесят, и половина ее бесчестья уйдет со света. Ненавижу его за нее: он первый научил ее пить отраву. Ненавижу ее за нее саму: она отказалась от моего противоядия.
Но, Фрискобальдо!
Ненавижу ее! Отрекаюсь от обеих! Она не моя, она…
Хоть ее услышьте.
Не люблю русалок. Меня на перепелиную дудку не поймать.
Вы недоступны разуму.
Тем лучше.
Предпочитаю, сэр, быть животным и не позорить своей природы, чем быть отцом, который бредит от старости, чем стать подобием Времени — губителя собственных выводков.
Бред — в бедности дитя вам поддержать?
Прилично ль старику шлюшек держать?
Здесь милосердье.
Дурь здесь! Помогать ей!
Лежи она холодная в гробу,
Я из-под ногтя грязи пожалел бы
Отдать за час дыханья ей, я б волос
Не дал, разве чтоб задавить совсем.
Прощайте! Больше вас не беспокою.
Прощайте и вы, сэр.
Иди своей дорогой; у нас мало лордов твоей породы, которые любят девок за их честность. Ах, моя девочка! Так ты в бедности? Бедность живет дверь в дверь с отчаяньем, они только стенкой разгорожены, а отчаянье — один из разведчиков ада, и пока сатана ее еще не арестовал, я к ней направлюсь. Но она не должна меня узнать. Пусть пьет мое богатство, как нищие проточную воду, не зная, из чьего родника бежит. Одной, что ли, птице себе грудь расклевывать птенцам на прокорм, а отцу смотреть, как его дитя с голоду помирает? Это жестокость: пеликану можно, а мне нельзя? Да уж доставлю я ради нее провиант в лагерь, только обходным маневром. Боюсь, повесят этого мерзавца, ее мужа. Постараюсь выручить его шею из петли, если смогу, да только не узнать ему — как.
Какого черта надо?
Вашу милость.
Стой! У кого из вас мой кошелек? Сколько на вас денег?
Каких-нибудь пятнадцать-шестнадцать фунтов, сэр.
Давай сюда. (Берет кошелек.) Кажется, и на мне найдется несколько золотых. Ну, ладно. Бросьте мою придворную квартиру и ступайте домой. Пожалуйте-ка сюда, сэр. Мне хоть еще и не доводилось раздевать прохожих на улице, а сейчас позволю себе смелость стащить с вас вашу куртку. (Орландо снимает куртку с 1-го слуги, отдавая ему взамен свой плащ.)
Что вам угодно делать с этим, сэр?
Прикуси язык, сволочь, да забирай себе мой плащ. Надеюсь, я тебя не обжулил на этой операции. Скажи дворецкому, чтоб спал, глаз не закрыв, в мое отсутствие да за всем присматривал. Что бы я вам письменно ни велел делать — делайте. Ну, как? Ничего сидит?
Как будто скроено на вашу милость.
Вы, спесивые холуи, вам теперь синей ливреи не стыдиться стать, раз собственный барин стал ваш товарищ.
Прочь! Вы меня не видели.
Прекрасно.
Мне и похуже костюм надеть бы надо, да, может быть, и придется. Маска надета, теперь и в маскарад. А вот эту честь старца, пожалуй, понадобится сбрить или подвязать покороче.
Ну, что ж, испортим благолепный вид.
С кем будет сходство, бритый? С облинявшей
Совой или с кукушкой? Вот печаль!
За душу мне и бороды не жаль. (Уходит.)
О, джентльмены, наконец-то! От всей души добро пожаловать. Садитесь, пожалуйста.
Кароло, где видал такие гнезда шапок?
По-моему, вполне изящный вид.
А как он выглядит, тот, посередке?
Поистине, как шпиц на деревенской колокольне над кучей соломенных крыш.
Вернее, как длинное древко копья против кучи щитов без бивня. Они все расселись напоказ, как органный комплект, а он в нем, как длиннейшая ревун-труба в середине.
Ха-ха-ха!
Синьор, о чем смеетесь?
Ей-богу, говорить, так все скажу:
Смеялись не в укор и не в обиду
Высокой шапки между низких виду.
У меня самый высокий фетр во всем Милане, за что я его люблю, потому что и болванку ему по моей голове сделали и подходит он мне с точностью до волоска.
Вы точный наблюдатель: вид престранный.
Но, господа, прошу вас с этих пор
Не смейтесь, видя горожан убор:
Так можно превознесть наш круглый шлык,
Что вылезет из крыши сквозь тростник.
Милый жених, превознеси: мы просим.
Простите, гости: я исполню просьбу.
От всей души.
Итак, начну в честь наших круглых шляп.
Сословью, полу время и природа,
Закон страны и климатов погода
Дают одежды разные: придворный
В шелку гуляет, а боец задорный
Марширует в буфах, в сером мнется шут
И также с головным убором тут,
Матросы носят шляпы без полей,
Франт — в перьях голову (пристало ей!),
Солдат при шишаке, чепец у дам,
Зверь прячет череп, прятать его нам.
Продолжайте.
У каждой степени есть свой фасон,
Так и для горожан быть должен он.
Вот этот. Не высок его размер,
Он кашей скромности пример.
Он признак граждан и возник сперва
В Риме, где если делали раба
Вольным, то говорили, что он зван
К шляпе, то есть, что ему дан
Гражданский титул, а как был он брит,
Обычай стричься гражданам велит.
Короткой стрижкой создан цех цирюльный,
Теперь ей следуют все горожане.
Фигур в геометрии видим ряд:
Прекрасней всех — окружность и квадрат.
Сити и школа строили себя
По ним, пропорциональность возлюбя.
Шлык Сити — кругл, ученого — квадрат:
Правленье и ученость суть уклад
Всех членов государства, и без них
Вся соразмерность в нем исчезнет вмиг.
Презритель круглой шапки пусть запомнит,
Что ее носит чтимейший законник.
Легка при зное, в холоде сидит
Вплотную к черепу и ум хранит.
Лицо открыто: можно увидать,
Что им друг друга не хотят пугать;
Товар линючий просит плотных штор,
Кто скрыл лицо — не гражданин, а вор.
Пристали шляпы круглые плащам,
Как шлемы панцырю, венцы царям.
Презренье к шляпе да молчит с тех пор,
Как стала царственной главы убор.
Кто круглой шляпе ждет еще похвал,
Смотри, как острый шлык плащу пристал.
Ха-ха-ха! Очень скверно! Безобразно!
Синьор, прошу простить: я пошутил.
Дайте кубок кларета!
Вина? Конечно! Дать вина невесте.
Вы славно надели шляпу, сэр.
Да, мягко!
Тост!
О круглом — кругом. Колпаки долой!
Объединяйтесь шапочной хвалой!
Невеста с боем.
О, успокойтесь: я, хоть вышел в круг,
Не проглядел ошибки наших слуг:
Кларета просит, а дают стакан
Мадеры. Передай нам, старикам,
Не ей. Ошибка, только и всего —
Спроси.
Ошибка, только и всего.
Нет, ведь она взаправду рассердилась.
Лука, дайте ей тот стакан кларета.
Ну, госпожа невеста, пьем!
Не стану. (Уходит.)
В чем дело?
Посмотрите, что сердило?
Ничего особенного, сэр. Только посуда с трещиной. Скверная шутка, сэр!
Прошу сдержать язык. Сказали слуги,
Что нездоровится ей.
К ней иди, иди к ней.
Слушайте, на два слова! Эта девка, ваша невеста, втопчет вас в самые ваши свадебные башмаки, если вы не повесите ее на ее свадебных подвязках.
Как это — повесить ее на ее свадебных подвязках?
Вы и впредь намерены оставаться ручным голубем? Намерены превратить свою спину в щит черепахи, чтоб по ней телеги ездили, а ей бы не лопнуть? В этой кошечке жизней побольше, чем в вашей прежней киске: станет больней царапаться и злей с вами в мышку играть… посмотрите!
Что же мне, по-вашему, делать, сэр?
Что вам, по-моему, делать? Ругаться, нахальничать, орать, рвать и метать! А драться не стоит: драчливых кисок мы достаточно насмотрелись. Известно вам, что женщин создана из ребра мужчины и что ребро это было кривое. Мораль отсюда та, что всякий муж с самого начала должен кривить жене. Будьте для нее апельсином и не давайте разрезаться, хоть бы в вас одна уксусная кислота была. Угодно вам подчиниться моему руководству?
Во всем пристойном, честном, справедливом.
Найти по мне приказчичью ливрею?
Ту самую, что я тогда надел.
Через полчаса присылаю за ней моего человека, а через два часа становлюсь вашим приказчиком. Курице петухом не командовать: я заострю вам шпоры.
Но это будет только шутка, сэр?
Только. Прощайте же. Идем, Кароло.
Прощаемся!
Прошу не думать дурно
О выходке жены. Вот этот рыцарь,
Сэр Лодовико, сведущ в медицине
И говорит, что недуг истерии
Постиг жену. Это — отягощенье
И судороги в желудке. Эти схватки
Болезненно ей сократили руки,
И был разбит стакан. Пустые шутки!
Пустые шутки!
Это пустяки!
Случайно лучшая стрела даст промах.
Закончим шум наш пляскою в хоромах.
АКТ ВТОРОЙ
правитьО, милый супруг мой! Уж не в могиле ли ты лежал, а сейчас ожил опять? Да здравствуй же, здравствуй!
Узнала? Плащ, пожалуйста. Спрячь. Да, честное мое слово, мне уже, должно быть, и саван выстирали и душить его розмарином собирались. Остановка была только за узелком здесь или вот здесь, а то бы раззявить мне рот на весь честной мир, да криво, как палтус. Однако, милейшая моя негодница, я сейчас здесь, и скоро мы с тобой поболтаем.
И уж рада я, что вернулся!
Да эти ли ноги в кандалах дрыгали? Ах, ты, толстенькая негодяйка, оттолкнусь я от всего этого, да как взлечу! Catso! Catso!
Матео!
Что сказала? Что сказала? О, дорогой, свежий воздух! Провалиться бы всему этому скрипу да бренчанью ключей и кандальному лязгу. Как отряхнусь, да взовьюсь, девка, только держись!
Матео, сделай зеркалом тюрьму
И, видя в нем рубцы и шрамы, лик твой
Уродовавшие, видя — их исправь.
Пойду, обегу сейчас всех наших оголтелых мерзавцев и бесценнейших скандалистов.
Ты меня не слушаешь?
Ей-богу, слушаю.
Ты был в руках нищеты и перенес тяжелое лечение. Умоляю тебя, береги теперь свое, здоровье.
Ладно. Честное слово, не могу себе представить, как это кабаки изнутри выглядят. Ах, когда же я набодаюсь, набодаюсь!
Ну вот, опять томишься по отраве!
Не безобразь.
Премудрая мартышка!
Все это вам уже топор острило.
Ах, да не расточай свое именье
И время в лавках адского листа —
Игрецких, кому лучшие места
На худшем месте. Грановитый грех
Чуть в нищету нас не повергнул всех.
Прибавлю то, что вижу 'скорбно я:
К тебе пристала стая воронья
И жрет тебя. Матео, ты мне мил,
Об эту дрянь ты не марал бы крыл:
Твой герб в грязи, но между ними он
Как будто чист — ворона меж ворон.
Привычка злу его скрывает вид,
Как чернота арапа не стыдит.
Белафрон, Белафрон! Заявляю тебе, клянусь всей надеждой на спасение души, что я сейчас открываю новую страницу жизни. Сознаюсь тебе — заела меня тюрьма, да и всякий, кто поплывет на таком корабле, обовшивеет.
В дверь стучатся.
Превращаюсь в привратника: пусть видят, что тюрьма бессильна удержать в себе великодушного Человека. Уж я как взовьюсь! (Уходит.)
Неистово себя ведет. Боюсь,
Все от острога: как из пекла вылез.
Шторм выдержу. В попутный ветр богатства
Любил. Так за него в дни нищеты
Пойду с рукой. Жена, что можешь ты?
Входите, пожалуйста! Вам угодно говорить со мной, сэр?
Вас зовут синьор Матео?
Меня зовут синьор Матео.
Эта дама — ваша жена?
Эта дама — моя жена.
Да выпрядут судьбы прочную и ровную нить вашей взаимной любви! (В сторону.) Лицом — вылитая мать! Я его не забыл! Я стар, сэр, да еще на меня этот, сукин сын, насморк напал, так течи не удержу. Сударыня, последнее мое место службы было у вашего отца.
Отец? Едва заслышу его имя в речи,
Она мне — песня. Рада вам, старик!
Что с ним? Он жив ли? Как его здоровье?
Что с ним? Встарь я топтала его честь
Так, что боюсь и имя произнесть.
Не могу больше говорить.
Что, что, старина, ты чего плачешь?
Насморк, сэр, только и всего. Очевидно, меня заготовили впрок — я по самые глаза в рассоле. Видите ли, сэр, у меня к вам просьба.
О чем, беленькая моя головенка?
Ей-богу, мне хотелось бы служить вашей милости.
Служить мне? Ей-богу, друг, состояние мое, как у людей говорится…
Нет, видите ли, сэр: мне известно, что, когда все наши грехи состарятся да плетутся уже на костылях, скупость только еще в люльке качается, но за мной этого не водится. Подхалимство любит жить в хоромах, а скупость в лачугах, что, того гляди, завалятся. Но моя седая голова, сэр, не гостиница таким постояльцам. Если слуга моего возраста пускается в плавание по свету и не припас достаточного груза сухарей, чтоб ему их хватило на жизненное странствие, на Восток и обратно, как мне его ни жаль, а придется ему вседневно поститься. Я уж и не так гонюсь за жалованьем, потому что горсточку золота я себе уже понаскреб кое-где. Сэр, у меня имеются кое-какие деньжата, которые я хотел бы вручить вашей милости — не к тому, чтобы мне хотелось их преумножить…
Нет, нет, вы правильно сказали… ты правильно сказал. Но, должен вас предупредить… сколько денег, говоришь?
Фунтов двадцать наберется.
Двадцать фунтов? Дай сообразить: это тебе составит из десяти per centum, per anum.
Нет, нет, нет, сэр! Я этого размножения денег не допущу. К чорту это серебряное подхалимство, к чорту! Если дадите пищу рту, лохмотья — спине, да тюфяк, чтоб мне на нем отвернуться, как помру, так кто меня переживет, пусть все и заберет.
Вот, ей-богу, славный старик! Когда ты будешь мне служить, ты будешь есть, как я ем, пить, как я пью, спать, как я сплю и ездить, как я езжу.
Это если у вас хватит денег на извозчика.
Фронт, что ты об этом думаешь? Старина будет у меня служить.
Увы, Матео! Хочешь вьючить спину
С уже проломанным хребтом.
Цыц! Типун тебе на язык! Цыц! Тут-то и вся штука: высоко полечу, как я вам сказал, Фронт, так тому и быть. Давай руку, ей-богу, ты будешь у меня служить. Милости прошу! Что же до ваших денег…
Да вот, сэр, они при мне.
Пф! Сам их и храни, так ты будешь знать, что они в сохранности.
В сохранности! Да будь их у меня десять тысяч дукатов, ваша милость были бы моим казначеем. Слыхал я, что ваша милость — отменный петух на навозной куче: все расскребет и размечет. Да уж решил — поставлю двадцать фунтов на его голову. (Даст денег Матео.)
И ты раньше служил у моего почтенного тестя, этого полоумного Орландо Фрискобальдо?
Служил, пока со двора не погнал
Замечательная дрянь! Вот уже много дней, как я с ним не вижусь.
Не велика важность, если и ввек не увидите. Это наглый вельможа, хам и чортов головорез.
Уйми язык, мерзавец! Ты Иуда:
Хозяина ты подло продаешь.
Молчи, ослица! Правда, ведь отец твой…
Джентльмен.
И старая сволочь. Ехидства в нем больше чем в шестнадцати аптекарях. Сущий чорт! Можешь по миру итти, с голоду дохнуть, вешаться, в ад провалиться… а прислал он тебе хоть сыра кусок?
Или хотя бы кость от ветчины, —
Скорее даст собаке.
Скряга, скряга.
Жид, жид, cэp.
Пес.
Английская дворняга.
Смрадная падаль, ешь его зараза!
Не стыдно ль за-глаза его ругать?
Не стыдно позволять брехать собаке
Старой и отца травить? Не потерплю:
Вон с моего порога!
С моего?
Заплатишь! Дождусь я, что перережу глотку старому негодяю, хоть все вы станьте на его сторону.
Скорей дождется он, что вас повесят.
Боже мой! Здравствуйте же, ваша милость.
Я этим горд, милорд.
Посмел проведать.
Это ваша жена?
Да.
Просим губы. (Целует Белефрон.)
От всего сердца.
Это кто же, сэр?
Граф Ипполито. А вас как?
Пачеко.
Пачеко. Отличное имя. Видишь, Пачеко, я не с дураками или с прохвостами вожусь.
Не был ли здесь мой скороход?
Да, сэр.
Я посылал алмаз с ним и письмо,
Вы получили их?
Да, получила.
Письмо прочли?
Не раз перечитала.
Ну, а ответ ваш?
Время не подходит:
Видите — муж здесь.
Я сейчас уйду
И выберу свой час узнать ответ,
Но помните: чтоб я не слышал «нет».
Матео, ухожу.
Стакан вина.
Нет, не теперь. Я загляну в другой раз.
А вы удачно выбрались?
Чудесно!
Благодарю вашу милость: я обязан вам жизью, милорд, и рад буду отдать свою кровь, чтоб услужить вам.
Не принимаю таких дорогих услуг. Слушайте, Матео. Я знаю, что тюрьма — это бездна. Если из вас вытряхнули все деньги, — мой кошелек — ваш, обратитесь к нему.
Ей-богу, милорд, спасибо моим звездам! Они уронили мне кое-что. Пока эти доски держат, авось не утону.
Мне нестерпим ущерб ваш. Не умно
Себя морить, когда полно гумно.
Эй, там, открой-ка дверь!
Вот тебе на пропой… это и это, а это передай, пожалуйста, своей хозяйке. (Дает Фрискольбадо, открывшему дверь, сначала деньги, а потом кошелек, и уходит.)
Вот сердце! Худшим не служа гостям,
Не стыд ливрея старческим плечам.
Единственный, царственный молодец: благодушен, как Индия! Что он тебе сказал, Белафрон?
Ничего.
Пожалуйста, девчурка?
Я же вам сказала, что ничего.
Ничего? Ладно! Фокусничать! Чтоб мне одолжаться у какого-то паршивого, ярливого козла-любезника, шапку перед ним ломать, лисель спускать! Я сам не хуже его паруса распускал — уж лучше бы меня повесили! Ничего? Пачеко, почисть мне плащ.
Где он, сэр?
Ладно! Так взовьюсь, что страх.
Ничего? Шлюхство прежнее в глазах. (Уходит.)
Прощай, мои червонцы! Жалкий вид!
Такой хоть и Лукреций развратит.
Хозяин вас вогнал в такую бледность?
Уйди, прошу, а если твой язык
Так чешется, — хозяина поймай:
Ему ты подходящий инструмент.
Эх, не играть ему на мне, надеюсь!
Играть? Нет, общая у вас игра.
Вы — две стрелы от одного пера.
Оставил бы мой дом: не будет ладу.
Хоть бы развесил сеть на верхний крюк —
Все для меня останешься, паук.
Ты яда полон, но, разбавив яд,
Лечат, укусы же твои язвят
Того, кто вас кормил, кто был вам щит:
Бранить заочно — мертвого бранить.
Так ты бранил отца и господина.
У вас слабые основания защищать его: ведь сам я раз до пятисот слыхивал, как он говорил, что вы самая отъявленная шлюха, какая только крахмалила газовый воротник под вечер в субботу.
И больше, может: если за грехи
С небес нисходит мести пламень ярый,
Земле пристойно ль отражать удары?
Вы, значит, за то, что отец обзывал вас девкой, не назовете его старым мерзавцем. (В сторону.) Фрискобальдо, в ней твой дух, сверху донизу: она — твоя собственная плоть, кровь и кости… Право же, хозяйка, если уж говорить на-чистоту, то фейерверк, который у меня вырвался против моего доброго старого хозяина и перешел все границы, нужен мне был, чтоб узнать, насколько мой молодой хозяин, супруг ваш, любит подобного рода хлопушки. Но всем хорошо известно, что я люблю вашего отца, как самого себя. Я скакал для него в полночь, а для вас побегу пешком в сумерки; за него готов умереть, а за вас отравить. Стану взвиваться и проваливаться, как говорит хозяин, для вашей пользы, если только вы меня простите.
Я не из мрамора: я вас прощаю.
Да уж, будь вы из мрамора, вытесать вас мог бы только лучший ваятель. Надеюсь, что двадцать фунтов, данные мной хозяину, находятся в верных руках.
Заверю: в верных… чтоб их вмиг растратить.
Вижу, что мой молодой хозяин — сумасброд и bonus socuis. Я очень его люблю, хозяйка, и вот именно потому, что я его люблю, я поведу с вами честную игру. Видите ли, я мог бы скрыть от вас этот набитый деньгами кошелек, но я — старый парень и пренебрегаю украдкой украсть, да сам я в свое время половил-таки кроликов, как собака.
Кошелек? Откуда он?
Господин, который только что вышел, шепнул мне на ухо — вам его передать велел.
Граф Ипполито?
Да, если он граф, так он мне его и дал.
Тут все золотые.
Похоже на то. Может, ему почему-нибудь показалось, будто у вас нет денег, вот он и предложил свою помощь — широко, как истинный граф.
Бедность золотой сеткой хочет скрыть:
Здесь хватит и монашку в девку обратить.
Ты будешь верен мне?
Как вашим пальцам
ваши ногти, которые, полагаю, вам никогда не изменяли.
Ступай же к графу, отнеси поклон
И скажешь: крепость потому не сдалась,
Что в ней не сила — верность оказалась.
Теперь продать — позор. Без смысла трата
На замок, что взорвется бочкой злата.
Тебе поверит с этим или этим,
А нет — вот с этим вот. (Отдает кошелек, кольцо и письмо.)
Все, да?
Все. Да.
Трепещет, но не падает звезда. (Уходит.)
Звезда? Нет, ты больше, чем луна, потому что нет в тебе перемены по четвертям, нет в твоем кругу человека со связкой терновника. Возможно ли, чтобы граф Ипполито, внешность которого столь же почтенна, как титульный лист посвящаемой книги, оказался бабником? У бедного человека одна овечка, а эти вельможные любители баранины бросают целые откормленные стада, чтобы ее сожрать. За это ни лорду, ни мяснику не доверю этого живого мясца. Вижу, что кукушка круглый год кукует, хоть ее расслышать не всякому дано, — я все-таки уловил ее ноты. Неужели же ни любовным письмам, ни вечной бесовской приманке — золоту, ни драгоценным камням не заставить мою девочку поднять свою решету? Крепись девка!
Не всяк тот сводник, кто к дверям приставлен,
Не все те стервы, кто людьми ославлен. (Уходит.)
Пожалуйте, пожалуйте, пожалуйте! Чем можем служить, сэр? В чем у вас надобность? Чего вам нехватает? Что, плохо вырядилась моя милость? Видали ли вы лучше переряженного джентльмена?
Ни в жизнь! Верьте мне, синьор.
Кроме тех случаев, когда он пьян, синьор. А то приказчики тогда становятся отчаянными франтами, спускают все, кутят, распутничают, и так далее. Но я вижу, что и мы, франты, можем стать отчаянными приказчиками. Как я понравился твоей жене? Нет, панибратствовать мне не годится, а то все испорчу. Скажите, пожалуйста, как ко мне относится моя хозяйка?
Хорошо, так как она считает вас совсем простым парнем.
А те, кого считают такими, обыкновенно и оказываются отъявленной сволочью. Приступим же, однако, к нашей комедии.
Мне не сыграть в ней: буйствовать, беситься,
Не знать терпенья — этак не умею.
Бога в кровь! Да не можете вы разве делать, как все на свете — притворяться?
Будь я художник и вели писать мне
Только портреты раздраженных лиц,
Не окупить бы мне и краски. Плох я.
Вспомните, что вы — торговец полотном и что если вы дадите вашей жене ярд, она возьмет элл, потому не давайте ей ни четверти вашего ярда, ни пальца.
По-вашему, стать льдом и прихватить
Ее любовь в зачатке?
Да, пришпилить.
Я так ей сердце переполню скорбью,
Что будто пушка, вздохом разрядясь,
Она или откатится от долга,
Или погибнет от разрыва. Смерть
Ее со стороны моей сочтут убийством.
Умрет? Никогда, никогда. Я ведь не советую ее колотить, сажать ей синяки или щипать за бока, а только перечить ее капризам. Разве герб пекарей не служит эмблемой правосудия, — а на хлебе они нас не обвешивают? И не можете ли вы, скажите на милость, взнуздать ее строгими удилами, а править ею легонько?
Ну, хорошо, проверим ваш рецепт.
Служите же я будьте наготове
Поправить роль мне в случае нужды,
А то я провалюсь.
Суфлером буду.
Позвать, что ли, ее?
Да, да — построже.
Люк, передай хозяйке, чтоб пришла.
Люк, передай хозяйке, чтоб пришла.
Эй, передай жене, чтоб шла. Чего там?!
Сейчас придет.
Вот эхо вам — придет.
Что вам угодно от меня?
Жена,
Для вас есть дело. Юноша вот этот
Намерен и способен здесь работать
И думает холстом заняться.
Да, я думаю заняться холстом, если моя хозяйка обо мне такого же доброго мнения, как я о ней.
Я надеюсь, что он окажется порядочным. Прошу тебя, милая жена, присмотри, чтобы для него были готовы комната и постель.
Вы б меня в горничные ему сдали.
Постель ему? Заботьтесь сами.
Так-то?
Клянусь же зверски…
Так: клянись и цыкай!
Я не… слышишь, жена… я не…
Где зверство?
На удочку не попадусь!
Отлично!
Так голодайте.
Видел за столом:
Все выверты, битье стаканов. Фи!
Фи! фи! фи! А здесь, перед подручным,
Вы мне грубите. Ты… как и назвать-то?
А как хотите.
Назовите девкой.
Нет! Скажет мне тогда, что я рогат.
Ступай-ка в лавку. Ну, на что похоже?
Отлично! Я отправлюсь в лавку, сэр.
Есть ситцы, есть лино — чего хотите?
От бешеной коровы молока
Довольно я уже налился, хватит!
Жена, я вас смирю.
Если сумеешь.
Но я видала как-то, что детину,
Сложенного, как бык, свалил малыш.
А вы меня? Скоты, подайте ярд мне!
Ярд для хозяина.
Сам расхрабрился.
Поучим фехтовать.
На состязанье!
Что вы хотите, сэр?
Ей-богу, дорогой мой подручный, ничего особенного, только вздуть собственную жену.
Вздуть меня ярдом?
Нет, он вас только им слегка промерит
Ввязался в бой, так не уйдешь отсель:
Раз выбрал ярд, так мне давайте элл.
Подать мне элл!
Подайте элл хозяйке!
Соблюдайте правила благородной науки, сэр, и померяйтесь с ней оружием. Ваш ярд совсем поганое снаряжение — короток: она вам может дать на ладонь вперед, и то вы до нее не дотянетесь.
Моя рука длинней. Берись же цепко,
Бей, не жалей, жена! Я стукну крепко.
Раз вышел спор, кто должен править дом
Мужьям права отстаивать колом.'
Бой за штаны идет.
Да, за штаны.
К вашим услугам, муж. Бьюсь не на шутку.
И я.
Но дайте мне одну минутку.
Что?
Дайте первой намести удар.
Первый, жена? Как?
Можно подарить,
А ушибет, так рожу раскроить.
Идет. Лупи!
Тогда, держитесь: бью,
И стойку до земли я наклоню.
Смотри, какой я сделалась боец:
Не отступив, повержена вконец
Последним вашим ходом. Мерзки мне,
Кто хочет мужа подчинить жене,
Те, кто в подушках первым дать покой
Хотят носить штаны — позор какой!
Их притязаний не хочу и видеть,
Вы подчинись — вас стану ненавидеть.
Судите, кто прославлен здесь борьбой:
Вы выиграли брюки, а я — бой.
Да, бой ты выиграла, дай же руку,
И больше мне не спорить. Эта грудь
Играла в бунт и пошутила чуть.
А вот объездчик непокорных! Он
Смиряет полоумных и злых жен.
Кто? Ваш служитель?
Нет, он мой учитель.
Хоть он и без шляпы, но мы попросим, чтоб волос не прятал.
Нет, раз у вас в услужении так жарко приходится, что человеку и волос сохранить нельзя, я больше у вас не служу. (Снимает парик.)
И это ваш учитель?
Да, ей-богу, девка. Я научил его, как тебя одолеть, а ты его, надеюсь, одолеешь и без ученья.
Вы победили оба — оба дружны.
Не то, свидетель будь.
Кончаю службу.
За мне оказанную здесь услугу
Досрочно отпускаю.
Благодарен.
Хозяйка, поцелуй. Он скажет звонче,
Что я как начал службу, тут же кончил
АКТ ТРЕТИЙ
правитьОт кого, говоришь?
От одной бедной дамы, которой я служу.
В чем ее дело?
Вот какое, сударыня. У моей бедной хозяйки имеются обширные угодья, принадлежащие ей по праву рожденья и ей оставленные ее матерью. Теперь некий лорд затеял не просто отобрать их у нее, а пригородить себе и присоединить к уже существующему имению его милости.
Чего же ожидает от меня?
Не более того, что женщина может сделать для женщины в подобного рода обстоятельствах. Мой досточтимый лорд, супруг ваш, готов сделать все в ее пользу, но она предпочитает отдаться в ваши руки, потому что вы, как женщина, имеете большую силу у герцога, вашего отца.
А где ее имение?
На бросок камня отсюда. Насколько я знаю, хозяйка моя готова отдать спорное имущество после своей смерти, если это подойдет лорду, и хозяин мой ничего на это не возразит, но она и слышать не может, чтобы лорд вступил во владение еще при ее жизни.
Значит, она замужем? Почему же ее муж не вмешался?
Муж принимает только тайное участие в деле: другой слишком богат и знатен, так что моему хозяину не хотелось бы слишком показываться.
Пусть письменно в подробности изложит. Я склоню герцога.
Вот здесь это все в точности изложено, сударыня, черным по белому. Склоните, пожалуйста, к тому, чтоб она могла сохранить свою собственность без тревоги, огорчения, преследования или отчуждения посторонними лицами, и она прилагает при сем кошелек золота вашей милости.
Старик, я заступлюсь, но не за плату:
У нас и адвокатов — разный путь.
И без нее поможем как-нибудь.
Вот бы ваш образ мыслей да всем бы клеркам нотариусов передать, я бы тогда завел у них побольше тяжб. Вот? сударыня, опись не только самого манора, но и гумен, со всеми лугами, пастбищами, пашнями, крольчатниками, рыбными прудами, ограждениями, канавами и кустами, при нем состоящими. (Отдает письмо.)
Супруга почерк, подпись, герб и печати
К любовному письму? Откуда это?
Это, сударыня, от вышеупомянутой стороны, желающей сохранить вышеупомянутое (владение от пальцев вышеупомянутого лорда.
Мой муж стал браконьером?
Вы — хорошая охотница, сударыня. Вы сразу поняли, что вам делать. Супругу вашему очень желается побраконьерствовать, но хозяйка моя просит вас повернуть его охоту в ваш собственный заповедник. Если не угодно вам это сделать по любви, сделайте из сребролюбия. Серебра у нее нет, а золото — вот. Или она просит вас вдеть ему это подношение и быть спокойной за то, что он не пойдет рыться на чужом пастбище. (Вручает кошелек и кольцо.)
Сама плела я этот кошелек,
Алмаз подарен мной в ту ночь, когда
Он развязал мне мой девичий пояс…
И мною делятся с простою шлюхой?
Старик, за труд свой золото возьми.
Нет, госпожа, нам, старым, не до денег.
Амур служил ему секретарем,
Стрела любви из каждой строчки прозы.
Чернила — из очей Венеры слезы.
Не думаю, сударыня. Просто он для этих строк обобрал какого-нибудь поэта или еще кого вроде. Они на баб лютые сокола!
Медвяный яд! Так мне он не писал,
Разврат уму двойное жало дал.
Да уж это верно, сударыня: девки что хочешь, как жало завострят, было бы только что.
Божба, деньги, камни, предпочтенье, лесть —
Какую крепче этой сеть заплесть?
Что за создание твоя хозяйка?
Из тех созданий, которые составляют полную противность мужчины — женщина.
Какого рода женщина?
Маленькая, крошечная женщина, на голову ниже вашей милости, но отчаянней любой из девок, какие только развязывали себе юбку. Вещи эти я, по правде сказать, должен был вручить милорду, вашему супругу.
Вручено лучше. Почему она
Вернула их?
Гм! Берегитесь зла.
Шлюхи вначале, как и шулера,
Теряют, чтоб повысилась игра.
Как мне узнать часы его охоты?
Ирландский скороход сумеет назвать вам в точности все часы, когда он охотится, заповедник, где он охотится, лань, которую хотел бы повалить: эта ирландская лягавая рыщет для него по всем кустам и все знает. Он доставил и письмо, и кольцо: он податель.
Какие он еще дарил подарки?
Маленькому святому Патрику все известно.
Я его сейчас допрошу.
Только не при мне, сударыня.
Уйди и передай, что во мне видишь.
Во сколько обошелся тот атлас
И тот глазет, которые муж с вами
Послал той низкой женщине?
Хах атлас? Хах глазет? Хах низкая дамба? Несешь нивесть что.
Той, там, кому ты доставляешь письма.
Рукой и телом клянусь, если я это делал. Ты правду говоришь, та хах? Доску оставлял с письмом? Я же неграмотный.
Вас господин не посылал с кольцом, сэр?
В нем не было алмаза?
Никогда, клянусь тебе Христом, никогда! Пусть себе скачет по кольцам сколько душе угодно, а чтоб я ему подстилал, когда в седло влез, — никогда. Клянусь святым Патриком, я никогда не трогал алмазов их милости и вообще не имею касательства к драгоценным камням.
Так ты скрывать, сводническая сволочь! (Бьет его.)
Что, Инфеличе, что у вас за ссора?
Прочь с глаз моих, подлец. Чтоб не видела!
Вон, негодяй!
Slaune loot,
Путь сдров, путь сдров!
Ah marraqh probah boddah breen.
Становишься бойцом? Скажи, в чем дело?
Если хотите, все из-за часов.
У вас, по-вашему, какая степень?
Не бейте только — скоро будут две.
Как две? По-моему, едва одна ли.
Неверность где-то.
Думаю, у вас.
Мне божьим солнцем смерен каждый час.
Да. Что-то у меня приналегло.
Вернись к одной ко мне.
Одной? Прошла
Давно по солнцу.
Чем поможешь тут?
Часы у нас ни с чем не совпадут,
Придется их поставить наобум:
Обман одной лучше обмана двух.
Изволите шутить.
Мне не до смеху.
Как, Инфеличе? Что вас огорчило?
Неверные часы. Скажите мне:
Если у ваших верности грехи
Или в моих — виной часовщики
Или мы сами?
Я боюсь — совместно:
Мы — по небрежности, они — бесчестно.
Но что играть в загадки? Комментарий
В главах у вас мне странный прочитать:
Знакомое лицо теперь печать,
Плоская книга, — я с трудом найду
Любви в ней строчку. Что-то не в ладу.
Да, здесь не все в ладу, дражайший друг.
Закройте входы слуха, чтоб ни звука
В вас не вошло из моих слов.
Что это?
А если мне изменит мой язык,
Сочтите сном, отворотитесь вмиг:
Пусть буду не жена вам. (Падает на колени.)
Что ты? Слушай?
Земля грехам подушка. Если души
Без сил в грехе, они от нищеты
Плачут и клянчат. Я тебя супругом
Уже не смею звать: я драгоценность
Чести своей прежде твоей украла
И отдала рабу.
А?
В твоих подушках
Измена и разврат легли. Слуга твой
Влез древом беззаконья, сорван плод,
И ложе осквернил вам изверг тот.
Чорт! Кто? Рогач? Кто?
Скороход Ирландский.
Да это хуже ада! Хам, лягушка,
Пес битый! Вас на клевер потянуло?
Да будь отца отец, его убил бы,
Лежи он на одре предсмертном между
Раем и адом! Пес-кудло! Ты, стерва,
Чего вцепилась? Думаешь, я сводник
Шлюхи за знатность?
Об одном молю:
Не выставляйте на позор мой стыд.
Пусть месть, как и мой грех, в зенит взлетит,
Но тучей тмится.
Тмится? Мне рога
Не затемнить и месть не затемню.
Девка у раба? Обычно для базара,
Хоть дико. Не такою будет кара.
Насытить я вас не сумел? Вы, жены,
Вы были ангел, чисты и прекрасны,
Но, пав однажды, — демоны соблазна.
Вам счастьем быть бы, но вы бич тревоги.
Не быть бы жен — мужчины были б боги.
Но вы во прахе слишком долго. Встаньте!
Прочь с глаз! Я вас от ложа отлучил,
Чтоб девки дух меня не отравил.
А ваш ирландский хахаль, этот дух,
Успешным колдовством твоим, кто вызван;
В поганый круг, запытан будет злей
Всех вымыслов тиранов.
Ипполито!
Скажи, ты в привлеченье крюк купила
Или обворожил?
Раб улестил.
Как сыч: «тил-тил!» Кому верить из вас,
Коры легчайший пол? Насытить страсть
Готовы жеребцом, медведем, жабой,
Чтоб похоть вам от сердца отлегла бы.
Так выпустил ирландец жало? Как?
Как велся бой?
Так: этой первой батареей… Ах, я
Ошиблась: верь мне — это сплошь червонцы,
Но я держалась, а потом сдалась.
Алмаз мой — девке! Просто для базара,
Хоть дико. Но такой не будет кара.
Насытить вас я не могла? Мужчины,
Вы были ангел, чисты и прекрасны,
Но, пав однажды, — демоны соблазна.
Вам счастьем быть бы, — нам вы бич тревоги.
Не быть бы мужу — женам быть, как боги.
Виновны, граф?
Да, виноват, миледи.
Смейтесь! Я вас от ложа отлучила,
Дыханье девки чтоб не отравило. (Уходит.)
Провесть так ловко? Тот самый алмаз
И то письмо, что посылал: всю мерзость
Спрял гад-паук, и я его, отраву,
Вытащу на свет божий. Кто там есть?
Милорд зовет?
Пришлите скорохода.
К милорду скорохода! Брайан! Брайан!
Кому ж, как не ирландскому Иуде,
Возросшему в стране, где яд родить
Только в крови, так подло изменить.
Раб, службу сдай.
Что етто означаит?
Не спрашивай, гнев не буди, мерзавец,
Сумей все горы родины своей,
Превратив в золото, отдать. Пошел прочь!
А мне што?
Молчи, проваливай, не то погонят.
Ну, и гони. Мне бы легче, чтоб ты из моих кишок ножны сделал да выпустил все ирландские пудинги из моего бедни живот, чем быть тебя неверны слуга, е-поку! Не видать мне больше твоя ясни очи! A manhid dur a gra. Прощай, прощай! Вернусь в Ирландию коров воровать постарому. (Уходит.)
Будь проклят, кто, как вихрем, на беду
В глаза ей вдунул ревность! Но пойду,
Пойду, хоть встаньте бесы и огонь:
Погоня ускоряет бег погонь.
Уймут ли кровь мне вопли бабьей свары?
Дура! Железо крепнет от удара,
Страсть разорвет плотины, как моря,
И едкость сере умножать, горя.
Безумца бить — безумья не унять,
Дуть ветру на костры — огонь вздувать.
Ну, что там, чем страдает ваш хозяин?
А он, ей-богу, проглотил слабительное, и оно сейчас действует.
Где его плащ и шпага?
Плащ он отдал, а шпага обязалась сохранять спокойствие. А если возвыситесь взглядом, то убедитесь, что кто-то вошел за него в головной наряд. Так его заморили шесть и четыре очка.
Где все его деньги?
Отправились в размен; рубашка уже сдана была в перевод, но, по счастью, — мной. Хвати у кого ума поставить на его бороду, давно бы ее волосами можно было целые штаны набить. У меня оказался одинокий пенни, и я доставил себе с радостью удовольствие купить ветку остролистника, чтоб прихорошить его на улице. По случаю того, что он оказался в сапогах, я стал их обмахивать от пыли; пусть думают, будто он верхом приехал, а я при нем скороходом бежал.
Горе мне!
Милый Матео, как?
Ах, сволочи! Из какого такого чортова материала эта кости делаются? Должно быть, из чего-нибудь вроде мозолей на чортовых пальцах, что они так дьявольски прыгают.
Прошу, не злись.
Если уж какого-нибудь ремесленника засаживали в аду торговать, так уж, наверно, того, кто кости делает: он больше чорта душ погубить способен. Я собственными костями играл, и то продулся. Нет ли у вас денег?
Увы! Нет.
Денег нужно, нужно их, плащ нужно и шпагу и прочее. Расставите вы все свои привады — поймать мне птичек, денежек?
Что мне за привады ставить?
Не угодно, значит? Мне нужны орел с решкой, слышите, суета? Ходить мне в плимутском плаще прикажете, то есть, как сволочи, в штанах да рубашке, с дубьем из дичка в руке, а вам в атласах утопать? Деньги нужны, поди! (Снимает с нее платье.)
Спать время, что хозяйку разобрали?
Меня? Да, да: мне эти обиранья
Привычны.
Помоги освеживать, Пачеко.
Вы называете это свежеваньем?
Ей-богу, вас по брови заложу.
Пожалуйста, уж если я бедна,
Так или этак, всюду смерть одна.
Слышите, сэр? Ей-богу, не надо у нее платья отнимать.
Ах, да ведь сейчас лето на дворе. Теперь у женщин одна мода: быть налегке, налегке.
Ну, сэр, тогда я прошу вас взять из тех денег, что вы от меня получили.
Твои? Да я раньше с голоду подохну, по миру пойду. Если я трону из них хоть пенни, пусть у меня пальцы отсохнут!
Должны бы уже отсохнуть за прошлое троганье. Видел я, как мои фунты полетели.
Не знаешь ли ты в городе какого-нибудь проклятого старьевщика?
Проклятого старьевщика? Да до пятисот.
Платье стало мне около двадцати дукатов, — бери за него десять. Без серебра жизнь невмочь.
Что можно, сделаю. Буду вам маклер,
Но не проклятый. (В сторону.) На него взглянув,
Поймешь, кто женщин загоняет в шлюх.
Ну, что, цыпленочек, что тебя огорчает? Стоит ли плакать по горсти обрезков портного? Чорт с ними! Мало тебе шелку в лавках?
Не важны мне нарядные уборы.
Кому их надо? В чем твоя печаль?
В чем? Тысячи скорбей стучат в одно
Бедное сердце, а живет. Матео,
Ведь ты игрок. Продай-ка сразу все
И на кон ставь.- А то проси, моли,
Борись за жизнь, да так и не спаси.
Скорей бы в нищету! Все, все продай,
А как продашь — растрать. Но заклинаю:
Не жди, что буду денег приносить, —
Не хочешь же, чтоб девкою мне быть.
То был ваш промысел до нашей свадьбы.
Гм! Верно, только если заклеймить
За прошлый грех, кому без метки быть?
Квартирный срок пришел, чем вы хотите
Платить, Матео?
Чем? Поступайте так, будто все наши дела мешают нашему квартирному дню. Удерем из дому, перевеземся, переменим квартиру. Чорт с ней, с вашей квартплатой!
Где этот любезник?
Синьор Лодовико? Как поживаешь, мое зеркальце рыцарства? Очень мило с вашей стороны. Из самой глотки кричу вам: «Добро пожаловать!»
Ну как, шалун?.. Поклон прекрасной даме!
Как ты наряден, пышен, милый Мат.
Ем, пью, в тепле сплю.
Там твоя супруга?
Бедняжка, сэр, мне служит по ночам.
Губам взять пошлину с меня, о леди. (Целует ее.)
Штрафуй его хоть на вино, голубка.
Ей-богу, я и сам за ним пошлю.
Пошлете? Дай вина!
Ведь денег нет.
Чорт! Нет и у меня. А вам какого?
Вот! (Предлагает деньги.) Или предупреждаю, что не останусь. Я не слишком затрудню даму? (Дает деньги Белафрон, которая уходит.) Какие в мире новости, Матео?
Нет. Помните, как мы кутили прежде?
Покутим, несомненно, и потом.
Бессмертный смертных не разит копьем
Насмерть.
Вы это правильно сказали.
Что горевать в нужде? Себе в любимцы
Возьми тебя Фортуна, положи
Тебя на лоно, няньчай на коленях —
Даст тебе только целый мир, и только,
И все — ничто. Большая часть света
В один сердечный угол будет вдета:
Три уже заняты. И это мир!
Вое, чем богаты мы, — лишь радужный пузырь,
Который выдул мальчик желторотый.
Хоть двадцать царств возьми — возьмешь заботы
Ни крепче спать, ни жить не станешь дольше,
Ни страсть, ни счастие не станут больше.
Люби нужду, раз от нужды попало:
Всего не ищут, и всего нам мало.
Я самый, что ни на есть, разнесчастный парень: и крестил-то меня уж, наверное, поп-левша. Так мне не везет, вечно из какой-нибудь лужи не вылезу, так все падаю.
Налей-ка на мизинец!
От всей души! (Пьет.)
Благодарю, Матео.
За вас, милый! (Пьет.)
Сердца всех старьевщиков сделаны из свинца, сэр. Сколько об них ни бился, больше шести искорок из них не высеклось. Вот шесть дукатов, если вам угодно их взять.
Давай их! (Берет деньги.) Пусть гложет их нечистая совесть! Моль им с заразой в их вшивые гардеробы!
Это слуга ваш?
Да, старый слуга.
Можете досказать и вторую половину титула: нищий.
Что это, деньги?
Тут один мерзавец задолжал мне, бог его знает как, а теперь кормит меня горошками, объедками, задави его сифилис!
Матео, на два слова. Не сердись.
Поверь, проверку временем я знаю
И медь под позолотой отличу
От золота: я ты б на парусах
Понесся, если б не был бы в долгах.
Меня привел слух о твоих потерях,
Располагай мной — отдаю себя.
Я закажу вам платье из атласа
И прочее, что нужно джентльмену,
За то, что вас люблю.
Спасибо, рыцарь!
Зови, как хочешь, а пока — прощай! (Уходит.)
Клюет! Ты подсекла уже лосося?
Угодно, чтоб я так была низка?
Красть низко, низко в девках состоять.
Ты будешь ниже — при дверях стоять. (Уходит.)
Надеюсь, он не уползет же со всеми деньгами?
Он уже это сделал, как видишь.
Хорошо же тогда! Я направил свой мозг по отвесу: хоть ум мой и стар, но он, как засохший ранет, — целебен. Видите, хозяйка, я ему оказал, что от подлеца-старьевщика только шесть дукатов, а у меня их было восемь, и эти два я для вас удержал.
Ты должен был отдать все.
Как?! На ветер?
Как волны, беды нагоняют беды. (Уходит.)
Продавать платье жены, содрав его с ее спины? Да какая птичница цыплят заживо ощипывает? Все на стороне прокучивает, дома — шаром покати. В кости режется, распутничает, нахальничает, ругается, жулит, занимает, закладывает. Я ему за это припасу подлинней леску и крючок.
Но все надежды он обманет ловко
И мне станцует фокус на веревке. (Уходит.)
Тс! тс! Лейтенант Ботс, что там у вас?
Куда ползешь, мистрис Коновал?
За мирской корыстью, сэр. Как поживаете, ваша милость?
Нам, господа, нужны производственные орудия для торговли. У наших от употребления день и ночь напролет весь металл сзади истерся. Мы прослышали о двух-трех новых девках, прибывших с носильщиком, и вот старый стервятник на них уже и поднялся.
А ну-ка, какое у вас мясцо на дому?
Ресторанные кушанья. Клянусь правдой, милейший: в городе хорошего мало. Я не лучше других снабжена, и, хоть этого не скрываю, ко мне не хуже других путешествуют.
Угощенье у нас любой сервировки. Есть у нас тушеное — для француза, хорошенькие, легкие, ощипанные — для итальянца да тухлое жаркое — для дон-Спаниардо.
Чорт с ним!
Имеется запас птицы на ваши почтенные прихоти, как-то: голуби, цыплята, утки, чирки, кулики и так далее, а для горожан — боенские продукты; с бараниной в этом году плохо.
Стой! Да там уж не мой ли терпеливый холщевник с моей прекрасной, нарядной хозяйкой, его супругой?
Премудрая бабушка, двадцать крон тебе за труды, если достанешь мне поносить эту бархатную шляпку.
Получите и еще кое-что при ней в носку. Принимаю заклад.
Двадцать крон? Я в доле и сыграю роль блока, которым ее подтягивать.
Валяй с места потехи ради!
Повернитесь-ка, дорогие мои… видите? Пойду теперь товар приторговывать у мужа, пока Ботс будет орудовать с его женой.
За дело же! Если мы войдем в лавку, назовем вас «мадам» в услугу за любезность.
Будь проклята ваша старая рожа! Пожалуйте ей орден скверной хари — маску.
Чем прикажете служить, господа? Ситец или лино-батист, или тонкое голландское? Поближе просим: и на пенни отпустим.
Ситцу моей старухе.
Ситцу? Извольте — лучшего во всем Милане тканья.
Будьте благополучны, синьор Кандило.
Как поживаете, мой благородный хозяин? Как моя прекрасная хозяйка?
Нашему почтительному и доброму слуге — поклон! Смотрите, сколько хотите: хорош и гладок. (Показывает ситцы.)
Прошу прощенья, мадам. Хоть вы и в маске, я, кажется, узнал, что это вы, по вашему мужу. Покажите ей, синьор, пожалуйста, самое лучшее, потому что она обычно имеет дело с самым хорошим товаром.
Тогда это ей подойдет. Вот вашей милости.
На два слова, пожалуйста. Здесь прислужница моей жены, зовут ее — Руина. Скажите, что она вам сродни, а вы одна из ее теток.
Одна из теток, сэр? Мы не знакомы.
Изволите подарить мне на минутку труд ваших ножек, я стану вашим провожатым туда.
Сэр, я улитка: редко выхожу из своего домика. Если ей угодно меня навестить — милости просим.
Вы слышите? Нагая истина такова: у моей жены — молодой рыцарь, который в вас влюблен; овладеете им — прямо с ума сойдете. Он вам прислал эту драгоценность. (Подносит драгоценность.)
Сэр, его любовь и его драгоценность я возвращаю ему с презреньем. Пустите мою руку, или мужа позову. Вы отъявленный прохвост. (Уходит.)
Ну, что она намерена делать?
Делать? Если Ботс за них взялся, так все они сделают. Вела себя, будто профессионалка, по началу брезгливая. Кончилось тем, что я показал эту драгоценность и сказал, что рыцарь ей посылает.
Золото и самоцветы?
Медь, медь! Я на ловлю с этой блесной хожу. Клюнула, но крючка не заглотала, потому что ее супруг, ужачья головка, тут же торчал. Но в один прекрасный вечер она назовет имя джентльмена и встретится с ним в домике при садике, мне известном.
А это не вранье?
Хоть провалиться…
Нет, оставайтесь.
Двадцать крон мне, cэp.
Раньше, чем у него дело сделано? Но даю тебе свое рыцарское слово: он их тебе заплатит.
32* 499
А я думал, ты уже вернулся на родину.
Нет, е-поку, не могу отправиться три-четыре дня.
Видишь: вот лавка, а вот и человек.
Торгуйся и делай, что тебе сказано. Сыграй шутку, чтоб его из себя вывести.
Е-поку, подосреваю рожу мою быть раскроенну, по вас ради побегу к любому холщевнику в самый ад: клянусь боком!
Привет вам, франты!
Рады вашей встрече!
Вы не прибавите? Так не подходит.
Нет, не прибавлю.
Я не отпущу.
Что вам угодно?
Вот вам покупатель.
Вы говорите — домик в саду, просеем же мы вашу гнусность.
Я только выложу, — все мои люди
Сейчас на складе принимают груз.
Если вам ситцу, вот вам самый лучший:
В Милане лучших нет.
Видите? Раз, два, три… ей-богу, вошло четыре любезника! Наверное, жена ваша ускользнула наверх, и четвертый, жизнью ручаюсь, занимается прививкой на вашей груше.
Ха-ха-ха! Вам, господа, все шутки.
Пошла наверх — так показать товар:
Здесь сверху донизу хорош базар
Так у вас так? Ну…
Господа, так ситцу?
Брошу вас тать мне лучий важ табар.
Что он сказал, скажите мне на милость?
Боже мой! Он сказал, что хочет получить лучшую войну.
Лучшую? Плохи все, но все ж отлично
Спасают царства от крови излишней.
Какого чорта ты дам болдадь? Сифилис с тобой! Брожу дадь мне голландского, боляднянсгие простоне, чдофы мне не завшиветь.
Ей-богу не пойму я в нем ни слова.
Боже мой! Говорит: в войне голландской
Среди солдат пошло большое блудство,
Хоть были вшивы.
Возможно, что так именно и было.
В любом саду заводится крапива.
Провались зад и грабива, и дурацкий колпак, и куртка! Злышишь? Из меня игрушку делать? (Рвет ситец.)
Как гадко! Ситец разорвал!
Пустое!
С души меня воротит.
Не меня.
Остатки часто спрашивают здесь,
Их будет два — и вот убыток весь.
Но вот что: если б были мои слуги,
То обошлось бы дорого. Спасибо.
Я рад вам, заходите когда-либо.
Ха-ха-ха! Ладно, а теперь уйдем.
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
правитьНу, как я разрядился, Фронт? Чем я не франт, а?
Да, сэр, вы хорошо одеты.
В неизмеримое число раз лучше, чем хорошо, а главное во-время.
Портной для вас отменно справился со своею ролью.
А я не хуже того разыграл ему роль дворянина — за костюм задолжал.
Зачем же вы это сделали, сэр?
Для фасона. Это у нас теперь только такая мода и есть, среди франтов самого высшего полета, чтоб портные дожидались расчета. Да, впрочем, и раньше никакого смысла не было им платить по первому изданию нового костюма, потому что белье уже сносится, а костюм еще держится, и нет никакого основания портному получать раньше бельевщика.
Это костюм, что подарил вам рыцарь?
Он самый, и нечего мне стыдиться его носить — и получше меня люди рады бы обзавестись дареным платьем. Он парень щедрый. Да задави его сифилис! Мы, чья черепная коробка — подлинный перегонный куб и дистиллятор чудеснейшего остроумия, вынуждены добывать себе пойло из пошлейше раззявленной устрицы, пустозвонного рыцаря, женского стремянного Тоинаке! Да я из сорока таких вот наделаю диких китайцев. К чорту его! Он осел, он вечно трезв.
Всегдашний грех наш — всех друзей бранить.
Нет, Фронт, ей-богу, нет! Лодовико благородный словинец, в женском обществе его реже встретить, чем испанца на пути в Англию с намерением вызывать тамошних фехтовальщиков.
Стучит там кто-то. Взгляни.
Ля, фа, соль, ля, фа, ля. Шелестеть в шелках и в атласах! Вот где музыка, а с тафтяной юбчонкой в придачу уж куда как высоко залететь можно! Catso!
Матео! Мой отец!
А! Отец! Что ж, на худой конец, не найдет он здесь оборванных расточителей.
В дверях, что ли, наши синие ливреи не помещаются? Вон, хамы! Штаны у вас на коленях, небось, не на моей службе протерты до основы, благослови вас за это бог, а не я.
О, прошу прощения вашей милости, сэр! Может быть, с моей стороны слишком смело было заговаривать с дворянкой, вашей супругой?
Бедная дворянка, сэр.
Накройтесь же, сэр! Я всегда считал,
Что гад ползучий много ядовитей
Крылатого дракона в поднебесьи.
Если вам не обидно, с удовольствием.
Довольствуйтесь же, сэр. Гм! Это ваш дворец?
И наше царство — в нем мы уместились.
В таком случае это — пребедное царство. Что же это, все ваши подданные на стрижку овец пошли, что ли? Ни девки, ни человека, ни даже кошки! Нечего сказать, хорош дом! Как есть к лицу представительнице вашей профессии: во всех комнатах — голые стены да полуобезглавленная кровать на предмет вольтижировки, как во всех непотребных домах. Скажите, пожалуйста, кто у вас обойщики? Ах, пауки! Вижу, вижу, это они вам поставили драпировки.
Как?! Непотребный дом? Сэр, это…
Матео, милый, тише! На коленях
Молю вас, сэр, не осуждать меня
За грех, надеюсь, мне прощенный небом!
Тот пыл, как беглый свет, давно прошел,
И, как у корабля, что вдаль ушел,
Как птицы в ветре, позабыт и след.
Поклоны псу!
Развратница — она
В холе, в шелках, а не, как я, бедна.
Так мало знаюсь с прегрешеньем тем,
Как будто нет и не было совсем.
Так мало с ним знаетесь? А чем же вы существуете? Как ты живешь, в таком случае? Есть у твоего мужа какое-нибудь имение? Получает он какие-нибудь доходы? Товары к нему прибывают? Плуги на него пашут? Корабли плавают? Можешь ты какой-нибудь товар так обернуть, чтоб хоть пенни себе заработать?
А, впрочем, твой товар богат:
Мерзавцы — покупщик, а лавка — ад!
Вы слышали, сэр?
Именно, сэр, слышал. О вас, сэр. Вам и не снилось того, что я о вас слышал.
Сэр, вы немножко занеслись.
Занесся?
Я позволял вашему языку трещать, как дрянные фальшивые кости, и вертеться до сих пор, не останавливая его.
Прекрасно, сэр! Вы говорите, как игрок.
Если вы явились сюда лаять на нее, потому что она бедная тварь, извольте взглянуть: вот бог, а вот порог, сэр…
Матео!
За вами ваши синие ливреи, сэр. Я люблю доброго, честного забияку и это…
Чорт!
Сэр, сэр, у меня в доме нет Юпитера, чтоб разить с небеси. Она будет жить и питаться, когда вы провоняете, как бочонок гнилых стерлядок. Где? В гробу. Как? Как вшивая тухлятина.
Знаю, что сыщет пропитание, да как? Она — как потаскуха, ты — как прохвост, она — как девка, ты — как вор.
Вор? Врешь! Вор?
Добрый, милый Мат! Отец!
Чорт с вами с обоими! Дерзости не терплю. Новому атласу стыдна уступать голому, похабному бархату. Вор?
Да, вор. Ты — убийца, шулер, распутник, пропойца, попрошайка и нищий.
Дорогой отец!
Старый осел, пес, скаред, хам, ростовщик, подлец, моль, мул шелудивый со старой бархатной попоной на спине, сэр.
Еще померзнешь. Дохни с голоду!
Да, так и будет, я ведь так умру.
Узнав нужду, вам надо помогать.
Не дать мне тело гадам продавать.
Я девка, по-вашему? Нет, видит бог:
Жестокость ваша гонит за порог.
Снимите с себя грех, и пусть мой стыд
Умрет со мной и будет в гроб зарыт.
Злая сводня-нищета и день и ночь
Кружится здесь. Гоните ведьму прочь,
А то теперь, в такой отлив, боюсь
Навеки утонуть.
Какой отлив?
Такая бедность, что сказать стыжусь:
У нас не только денег на обед,
Куда ни шло — у нас и хлеба нет.
По вашему лицу того не скажешь.
Кажется, она завела литию — поскрести старую сволочь.
Нет хлеба! Вот атлас — пусти на кухню.
Держи карман! Костюм на пироги?
Новый плащ? В печь! Рапира с позолотой?
В кишки ее вам, сэр!
Десяток портупеей накормлю.
Накормишь, сифилис тебе!
Не накормлю, пока в нужде своей
Не взвоешь, да и то из-под дверей,
Как псов костьми. Теперь вам — умолять,
Клясть, красть, висеть, стать сводней, развращать.
Еще усилье — и порвется сердце. (Уходит.)
Вот он, ваш отец, ваш проклятый… Прах возьми весь ваш род! Он сюда способен являться с четырьмя ливрейными белыми селедками — хвостом за ним и без икры в животе, чтобы ругать меня, но я с голоду успею подохнуть раньше, чем дождусь от него малявки.
Горе мне!
Хам, за это тебя вздерну.
Ха-ха-ха! Увы!
Ты у меня моего человека сманил из-под самого носа.
Из-под твоей бороды.
Такого же отчаянного потаскуна, исконного распутника, как сам.
Нет, как вы.
Самого отъявленного грабителя, который только когда-нибудь кричал: «стой!» А, впрочем, сознаюсь: доброго товарища и храброго малого. А вот только доведет он тебя до виселицы. Вы здесь вдвоем недавно двух бедных деревенских разносчиков ограбили.
Это еще что? Это еще что? С ума ты сошел? Грабить разносчиков? Ты свидетель, Фронт. Ограбили разносчиков? Мой слуга и я — воры?
Довольно, сэр.
Да, сволочь, двух разносчиков. Погоня уже началась, приказы подписаны, и я полюбуюсь, как ты всползешь вверх по лесенке.
И спущусь по ней с тем же успехом, как каменщик или кровельщик. (Каким чортом он про это прознал?) А как станут меня вешать, тут я и доложу всему честному народу, что женился на дочке старого Фрискобальдо. Завертится у меня тогда ваша старая падаль.
Говори, что хочешь. Если мне здесь дольше оставаться, меня и самого с тобой вместе за компанию повесят. Потому как вас нашел, так и ушел.
Стань на колени, умоляй дать денег.
Хам со шлюхой, вор с девкой, пара нищих, пачка сволочи.
Вешайся на него. Да, сэр, прощайте! Не отступай от него: мы для него в атласе нищие.
Вся ваша ласка после стольких лет,
В которых я без нее мерзла?
Зачем мне говорить об этом?
Трусите же рысцой за своим папашей, одевайтесь. Я за вас не поручусь, не стану красть ради такой лицемерной, исподтишной, расхожей шлюхи. Вон, собака!.. А ведь идет, идет мне, ей-богу!.. Эй, ты, чорт тебя побери! Давай мне поесть чего-нибудь.
Да, сэр. (Уходит.)
Почтеннейший прохвост, он же слуга мой, со своей стороны, ускакал куда-то к черту на рога. Эх, Пачеко, уж пощелкаю я тебя! Вот вам и папашин день? Говорят, Англия — исключительный ад для лошадей и единственный рай для баб. Отправляйтесь-ка вы, сделайте милость, в этот самый рай, раз уж вас прозвали честною девкой. Там и живут-то только одни честные девки с сифилисом. А то, матушки мои, у нас в городе все лица вашего пола только кобылки под длинными чепраками: хозяин из седла, стремянной в седло.
Угодно сесть вам, сэр?
Ей-богу, вот так бы и раздирал его мясо, а ребра глодал, посоливши, — только бы мне его задавить, батюшку моего, Фрискобальдо. Уж я б из вас сделал плачевнейшую свиную вошь, попадись вы мне только на ноготь. А ведь превкусный обед! Видно, со зла аппетит себе нагулял. Какая только сволочь рассказала ему про тех двух разносчиков? Напади на него зараза, до самых костей проешь! Ну, наливай!
Ты все так и пышешь еще от гнева. Милый, хороший, не сердись: вина не моя.
Ты где эту баранину покупала? Лучших боков мне еще не попадалось.
Сосед один прислал мне.
А? Сосед? Фу, даже во рту завоняло! Вы что, девка, пропитание мне вымаливать? По-вашему, так этот атлас надо объедками набивать?(Замахивается стулом.)
Что вы затеяли, сэр?
Проломать череп нищенке!..
Проламывайте ослиную башку, вроде собственной… Уйдите, хозяйка.
Посмейте у нее хоть волосок тронуть, я вас, шлык, так старым утюгом выглажу, что треснет ваш набалдашник, как жареный кролик. Череп расколете — голову оторву.
Ха-ха! Вон из моего дома, сволочь! Пошел, четыре марки — и ползи!
Четыре марки? Нет, сэр, двадцать моих фунтов, которые у вас высоко взлетели, — тогда уйду.
Что же мне, объедками, по-твоему, питаться? Вы бы лучше себе на шею нищенское корыто привязали да пошли бы на больницу собирать! Где ты пропадал, Пачеко? Иди сюда, индючок.
Не выношу, сэр, когда при мне обижают женщину.
Батюшки! Да у меня здесь сегодня мой тесть был.
Пф! Вы, значит, теперь и рюшами набиты.
Удавись он! Он бы и рад меня кронами осыпать, лишь бы я на мировую пошел, да я презираю и шкуру менять, и чьи бы то ни было деньги.
Кроме моих… Как же он это проглотил, сэр?
О, ругался, как дюжина пьяных медников. В конце концов он, совсем озверев от ругани, ринулся на меня со своими четырьмя холуями.
Как?! В вашем доме? Жаль, что я здесь не был.
Я, недолго думая, тряхнул стариной, да как высадил с треском и синие ливреи, и кислое печеное яблоко — тестя, а сам вот до сих пор и хожу, как лев в клетке.
О, доблестный хозяин!
Тем не менее, он, чорт возьми, сказал-таки мне про ограбление двух разносчиков и что на нас двоих уже приказы готовы.
Не люблю я этих трескунов, дорогой сэр.
Не хочешь ли пойти со мной нога об ногу, ловить трескунов?
То есть напиться?
Оберем старую ворону, моего папеньку, ограбим-ка твоего хозяина. Мне знаком дом, тебе — слуги. Добыча богатая, дело легкое. Собака ведь и кости не даст.
Так вырвите ее у него из глотки. Берусь ее из пасти вышибить, если это (показывает на кинжал) еще способно кусаться.
Ни слова больше, ни слова, старая головешка. Сойдемся под вывеской «Кораблекрушение».
Есть, сэр.
Понял? «Караблекрушение». (Уходит.)
Крушенье терпишь ты и, как пловец
Отважный, но неопытный, на брюхо
Морской волны скользишь — потопит шлюха!
Еще корабль! Серьезнее, чем тот,
Но плохо правлен, и погибель ждет
Без помощи. Как боевой фрегат,
Я устремлюсь и помощь им подам,
Спасу обоих иль погибну сам. (Уходит.)
Мой рок — быть в чарах ваших глаз.
Безумье
Ваше — не рок! Откуда? Отцвели
Давно все краски прошлой красоты,
Засохли пышные ее цветы.
Мой дух очищен вами в первый раз,
И новый грех мой будет не от вас.
Руку на честный бой! Тогда впервые,
Припомните, мы на поле сошлись.
В вас бунт был. Я одним переговорам
Разбил вас.
Да.
Попробую узнать,
Нельзя ли эту чистоту прогнать
В том же порядке. Вы сдадите форт,
Если с такой же силой аргументов,
Какими много лет тому назад
Вас вывел к чести, я верну в разврат
Вас строгой логикою?
Правде слов
Сдамся.
Трубят к турниру. Я готов.
Дан вызов дамой.
Сядем.
Так начнем.
Я выхожу на правый бой с грехом.
Мужчины, у кого такой же бой,
Кто со мной связан тяжбою одной,
Над женщиной к победе, — шлите мне
Сочувствие!
Сочувствую вполне.
Стать шлюхами, как вам угодно звать,
Способны чары слова приказать.
Шлюхиня так божественна была,
Что стала конкубинкой короля
Британии, и блеск волшебных глаз
Так властвовал сердцами, что не раз
Скромнейшим дамам довелось мечтать
Услышать про себя: «Она как та».
И повелось с тех пар и там и тут,
Что всех красоток шлюхами зовут.
И так пронизан был их ясный лик
Светом, что в Риме звались: meretrix.
Вот вам о званьи. О профессьи: кто
Обязан — связан. На земле одно
Блаженство — воля, несравненный клад.
А девок кто ж свободнее царят?
Так птице Геры не раскрыть хвоста,
Как девки распускают паруса.
Мужчине не раба: он — раб ее.
Не ревность в акриле тянет колесо,
Но вся в весельи выезжает, как
Солнце на лучистый зодиак.
В них блеск его, в них солнечный размах,
Им долго не гостить в небес домах,
От знака в знак их мчит любовный лет,
И их закат пышнее, чем восход.
Лорд гонится, солдат в бою их видит,
Немноги чужды, меньше ненавидят.
Так, в шутку, уговаривал бы тут
Ту, кого звал бы на пути распутств.
Но вас мне ложу моему хранить.
Смысл басни — надо мужа осрамить.
Срамить? Сойдись с одним
Жена, муж остается невредим:
Один не в счет.
А если к вам вползет
В постель один. Удержится расчет?
Пора вам бить отбой.
Венчай героя.
Ведь победил я?
Половина боя.
На бой нас ваша вызвала труба,
Не дать мне бить — бесчестие герба.
Одержите победу — ваша слава.
Распутство ложно — ясно из того,
Что создана жена для одного,
Что связана законом. Потому же
Написано не «для мужчин» — «для мужа».
Но, в наполненье мира, отменяли
Закон, и многих жен мужнины брал",
Но даже и по правилу тому
Жена принадлежала одному.
Много воды ушло: теперь на триста
Найти одну, чтоб не была нечиста —
Нечиста, как гиена, на кого
Бегут убить, и больше ничего.
Им в помощь — песнь, сеть золотую прясть.
Чтоб глупых женщин убедить упасть.
Зовут их ангелом, но, чтоб верней
Обжулить их, зовут к себе чертей.
О, песенка сирен! Вам, господа,
Льстит губить нас, вам лакома вода,
Чтоб вымыть руки; вымыла — теперь
И вон ее, и выплеснуть за дверь.
Вот так мужчины поступают с девкой.
Ей предпочтительней, как петуху,
Выклевывать мужчин по одному,
Но их тогда не различить. Отведай
Меня вы — будете, как гарнизон,
Держать, пока война, а после — вон,
Как раненый солдат, щипать траву,
И смрад больниц венчает рандеву.
Кто б шел в рабыни? Где б вам взять невест?
Но с голоду помрет, кто в куче ест.
Не в куче будете — со мной одна.
Пить яд тайком, так смерть нам не видна?
Не тот же яд ли, если я одна?
Нашли гетеру. Чтоб ее погладить —
Вам род продать, на дыбу об одном
Лобзаньи, — взял, сыт, ну, а что потом?
Потом вы проклянете сводню ту,
Что вас свела, ночь, данную греху,
Вам гадок ее вид, и дню не встать,
Как от нее вы броситесь бежать.
Да и тому, кто лаской упоен,
Нет наслажденья у продажных жен,
И все, кто торговал собою вольно,
Как фокусник, увидели — довольно.
Если так скверны нити жизни шлюхи,
Как вы сказали, объясните, как же
Вам это нравилось?
Если все нити
Жизни девок, по-вашему, прекрасны,
Что ж вы жену свою не шлете в девки
И прочих дам не жалуете тем же?
Как скверный муж, я своему двору
На разорение вела игру.
Ах, страстью зарабатывая хлеб,
Как в горле каждый застревал кусок,
Как я дрожала с головы до ног,
Как клеткой ада мне была постель,
Геенским стражем — сводня, а вино,
Казалось, уплатить принесено
За душу, что пороку продана!
И постоянно, даже и спьяна,
Себе я повторяла: девка ты,
И чем пьяней, тем тяжелей мечты.
Закон природы, что нам злейший враг —
Товарищ в ремесле, и с вами так.
Зачем же клясть, что раньше было сладко?
Зачем вам бредить тем, что было гадко?
Мне, зная низости ее примет,
Не отыскать подлей для шлюхи цвет.
Мне в дни, когда была всего сильней
В этом, всего мучительней был вид
Скромной девицы.
Она — для всех голубка. Мой наряд
С ней рядом был вороньим. Каждый взгляд
Вослед ей так застенчив был и мил,
А на меня презрительно стремил
Нахальство. Ей, будто она была
Неодолимой башней, был поклон,
А мне — распухший рев со всех старой.
Ей тотчас расступались на пути,
Мне, хоть и в маске, давки не уйти.
Верно, бог шлюху метит оттого,
Что для мужской игры она приманка:
Под самым светским видом куртизанка
Святой прикинься, будь из дальних мест,
А выдаст чем-то свойственный им жест.
Будь они с толком, дорого б им брать:
Мужчине их лишь на сезон держать,
А там, как старый календарь, забыть,
Забросить и о новом говорить.
Кто там безумен, кто на море кар
Собой рискует за гнилой товар?
Путь похоти хоть дешево купить,
Добро домой с убытком воротить.
Трубить отбой? Час битвы отзвонил.
Свет, рассуди, который победил?
Я.
Вы? Учит трусость: ежели не взять
Борьбой, одно спасенье — убежать. (Уходит.)
Беги в недвижный центр земли, в пещеры
Бессмертных ужасов, — я догоню,
Хоть весь в грехах, у врат геенских глух:
Безумен и мудрец от чары шлюх. (Уходит.)
Умоляю вас, ваша милость, хоть ваши очи и настолько проницательны, что усмотрели благородного отца сквозь скромную синюю ливрею слуги, не открывайте никому, добрый герцог мой, моей затеи, кроме того джентльмена, который отныне станет актером нашей последующей комедии.
Да будет так, Орландо: будь неведом.
Пойдет с тобою только один Сфорца,
Чтоб над сыном мой приказ исполнить.
Арестовать его за уголовщину по отношению к двум разносчикам? Не так ли?
Именно так, благородный рыцарь. Разносчики эти — мои слуги. Он начал со слуг, теперь собирается обобрать и хозяина. Он затевает меня ограбить, слюнки у него текут вгрызться в мое золото. Ну, да за это повисит он у меня на жабрах, пока я его к берегу не подведу.
Итак, за дело.
Благодарю за милость. Но, добрый государь мой, что касается моей дочери…
Помни, что сказал я.
И не забудьте, в чем я поклялся. Душой ручаюсь, что она честней любой из жен султана под караулом из евнухов.
Еще бы! Их султан обесчестил.
Кто из каждой женщины делает девку, тот — турок, а не верный христианин. Поручаю себя вашей милости.
Инфеличе!
Здесь, сэр.
Синьор Фрискобальдо!
Опять фрески? Пачеко.
Это еще что за Пачеко? Вот у нас с приказом добавочная потеха. Арестовывать всех подозрительных лиц в доме. А там рядом имеется некий вышибала Ботс да некая мадам Коновал — сводня, которые обжулили моего приятеля. Эту парочку кроликов мы и сунем в сумку.
Предоставьте мне лично хлопнуть их по загривку. Идем, идем!
Слышите, франты! Догоните меня у Матео.
Достаточно!
Старик пост ту песню, что ты спела,
Но в таком тоне, что она не девка,
А отсылала письма и подарки,
Как явный торжества над страстью знак,
Все его приступы повергнув в прах.
Этот старик — слуга добрый и честный.
Не сомневаюсь.
И, возможно, муж мой,
Сорвав личину с этого созданья
И в ней исправивши и ум и чувства,
Вновь портит их, чтоб знать свое искусство.
Что же, но целительность противошлюхства
Должна иметь серьезные размеры:
Не чище пятна вылижут пантеры.
И если ей звездой недвижной стать,
То нечестиво свет ей затемнять,
Столь редкостны подобные кадила.
Но кой-кому другой и славы нет,
Как только возвращать их в рать комет,
И Ипполито большего не хочет.
Не может быть, чтобы вы все не знали
О помешательстве нашего зятя,
Который бредит куртизанкой.
Да.
Потаскуном по городу ославлен.
Клянусь, он думает, никто не видит.
Когда человек начинает бегать по девкам, это похоже на лютую вонь изо рта: всем и каждому в нос шибает, а сам ничего не чует, хотя бы воняло пуще пота шестнадцати медвежьих поводырей.
Пожалуй, все вы дышите зловонно:
Вас чуешь издали.
Верно, государь, я думаю все мы такие, каким вы были в молодости, когда маевать ходили: всем нам любо слушать, как кукушка на чужом дереве кукует.
Хорошо, что признались. Но, дитя,
Нельзя же делить ложе с куртизанкой.
Диву даешься:
Ни мой гнев, ни гнев этой бедной дамы,
Его обиженной жены, ни брак,
Ни честь, ни рай, ни ад, ни даже знак
Отверженства на ней — не отведет
Его исканий, с ней он пропадет:
Она околдовала, подменила
И сделала скотом. Он помешался.
Он дико выглядит? А?
Я в лице
Его заметил лунные ущербы.
Он так же непохож на Ипполито,
Как мертвый на живого: он не спит,
А спит, так бредит и в бреду сжимает
Руки, вопя: «О свет мой…» Как там имя,
Как имя шлюхи?
Государь, не знаю;
Я в шлюхах не знаток.
О!.. Белафрон!..
И, сжав объятья, кличет: «Белафрон!»
Порция слабительного, способная убить коня, неспособна убить болезнь волокитства, государь, если она чуть поглубже въелась.
Проверим все лекарства. Рецепт первый:
Мной послан строгий и прямой приказ
Очистить весь Милан, оздоровить
Все пригороды, слободы арестом
Всех баб, кто весом, как червонцы, слаб:
Град сбросит праздный груз свой, как корабль.
Да нет же, государь, легкие девки вовсе не праздный груз! Но чего же вы хотите этим достигнуть, ваша милость?
Вот чего. Если ту, по ком он бредит,
Придется в черный список занести,
Он постыдится к ней и подойти.
А если нет?
На головы развратниц
Закон падет так тяжко, так ударит
По почитателям, что Ипполито —
Как не со страху, так со страсти — тоже
(Если он любит) бросит ее ложе.
Перехватать всех резвушек в городе и засадить их? Ну, государь, вы хотите вычерпать бездонный колодец. Всех девок в стенах и за стенами города? За десять таких герцогств не хотел бы в это ввязываться: армия, о которой вы говорите, способна переполнить все городские тюрьмы да в придачу не оставить свободной от постоя ни одной питейной комнаты во всех кабаках.
Мы переловим только самых главных.
Шлюха, как сельдь, по улице идет.
Поймав их в сеть, я буду сам судить
И строго их судьбу определять.
Идем, дитя!
Бедняжек схватят.
В суд пойду.
Я тоже.
Я тоже, хоть весьма причастен к делу.
Входи, кто хочет! Благородный мой кавалер, мне останется только разыграть любезного хозяина и приветствовать каждого.
Мы вносим беспокойство в ваш дом, Матео, но мы поступим, как голландцы в кабаке: попьем, пошумим — и уйдем.
Хуже всего, что жены дома нет. Зато уж мы и покуражимся, великодушный рыцарь! Музыка не в музыку, если баба в хор затесалась.
Да. У нее, как и у вирджинала,
Куча придатков-клавиш на хвосте.
А вот и взвод пришел!
Здорово, фронты!
Рад видеть вас, милейшие мои!
Господа, всем вам известен холщевник Кандило, который терпеливей самого прокопченного пекаря в дни растопки печей, под звон сорока ругательниц?
Да, мы все его знаем. Что с ним?
Не усматриваете ли вы отменной забавы в том, чтобы превратить его в штуку английского сукна и так растянуть его на пяльцах, чтобы все нитки его прирожденного характера полопались, заставив его глотать здравицы, табачный дым, плясать, петь похабные песни и вообще проделывать все, что нам заблагорассудится для его вразумления?
Это будет стоящий просмотра мавританский танец.
Да только до того хитра старая лиса, что трудно ее из норки вытравить.
В этом направлении мною уже приняты меры, а крючок, на котором его сюда притянут, — это просмотр неких кусков лино-батиста, о которых я ему сказал, что продам, действительно имея их здесь. Принеси-ка их сюда, Пачеко.
Есть, сэр, я ваша собака-водолаз и принесу вам все, что угодно. (В сторону.) Но притащу вам и такое кушанье, от которого у вас все в животике перевернется, а именно — констэбля. (Уходит.)
Это что? Это что?
Это что за гребная баржа?
Тише! Два блюда пареного чернослива: сводня с вышибалой. Почтеннейшему лейтенанту Ботсу наше! Ну, я вижу, вы сделались светским человеком, милости просим. Милости просим, мистрис Коновал. Джентльмены, предлагаю вам приветствовать почтенную матрону.
Премного благодарна на вашем почтении всем вам, достопочтенные.
Я заказал виноторговцу прислать вина. Никто с тобой не пришел, кроме лейтенанта, бабушка?
Никто со мной не пришел, кроме лейтенанта Ботса, с позволения вашей досточтимости.
А на кой сифилис кому-нибудь с вами ходить, кроме лейтенанта Ботса?
Вот лихо! Вот так марш!
Пришли! Отлично!
Осадный парк на приступ всех твердынь.
Устроим смотр. Читайте инвентарь.
Вот случай: бутыль грецкого вина, бутыль петер-самоед, бутыль чернико, бутыль летика.
В расчете?
Да, сэр.
Кто-то кончит счеты!
Здесь предстоит славная баталия, да плевать, только с такой жизни солдату и мед снимать! Когда эта артиллерия полностью войдет в дело, кое-кто будет повержен наземь: пушка, полпушка, штурмовая и единорог.
Лейтенант! Пли!
Есть, есть! Разрешите мне первому взойти на брешь! За здоровье всех вас, франты! Ботс держит за всех вас. (Пьет.)
Держитесь, Ботс, пока мы вам не задали такого же перцу!
Благороднейший мой холщевник! Вика! Добро пожаловать, старина!
Добро пожаловать, синьор!
Лино, сэр?
Сейчас! Мой человек пошел за ним. Мы здесь, как видите, оснастили флот для кругосветного плавания.
Опасно плыть на кораблях подобных.
Пока никто за борт не наблевал.
Так как вы — дама почтенная, я хочу вас познакомить с этим почтенным горожанином. Прошу вас подставить ему свои губы и всячески его приветствовать.
Крайне рада видеть у себя всякого горожанина. Я частенько покупаю у вас в лавке.
Возможно, уважаемая дама.
Ваши приказчики хорошо знают, как я покупаю. Я надеюсь, ваша милая жена в добром здоровьи? Если позволите, примите ей от меня подарок — из уст в уста. (Целует его.)
Не просим большего. И так довольно.
Сластей я не любитель. (В сторону.) Рот воняет
Хуже, чем пятьдесят хорьков. Синьор,
Кто она — дама?
Женщина из очень хорошего и старинного дома — бандерша.
Сводня, сэр? Я уйду. Лино посмотрим
В другой раз.
Выйти из такой компании:? Пачеко, мой человек, только что отправился за ним. Лейтенант Ботс, выпейте за этого почтенного старого приятеля и покажите ему, как высоко летают.
Ори, заставь его пить на коленях!
Как Ботс? Благослови меня, зачем мне Ботс?
Нет, не хочу вина, милейший Ботс.
Седина в бороду — бес в ребро. Пей здравье — ждет добро. Не пропустишь этого в кишки, так вот тебе за грешки. (Показывает шпагу.) Вот я сейчас затяну препохабную песнь, а то у вас такая зеленая рожа постная, что вино скиснет, пока войдет. Угодно вам пасть на ваши мослы, отвечая на тост? За здравие моей хозяйки, девки!
Отрава за отравой! Мистер Ботс,
Прошу вас, извините: вы солдат —
Не принуждайте к этой службе. Стар я
И из бутылок не палю.
Научим.
Здоровье выпить — выпить нездоровье.
На помощь, господа!
Цыц!
Что ж нам — резать?
Счета мне подводить, милейший Ботс.
Вот это и поможет подвести их.
Что это у вас так рука трясется?
Синьор, у меня судороги в жилах.
Качай, сэр, или будет пляска жилам.
Стой, стой, Ботс! Пью! (Стал на колени.)
За что?
За ту графиню. (Пьет.)
За меня, старина? Это он, тот, что никогда вина не пил?
Еще раз по этому случаю!
С большим усильем яд в меня спустился,
А я так еле поднимусь. За девку
Не пил и впредь пивать считаю за издевку.
Ты это что — на виселице болтался?
Да, сэр, я собираюсь пострадать.
Синьор, товар! Извольте расценить.
Ваша цена?
Вот!
Нет. Дорого. Вот! (Показывает пальцами.)
Нет, стыдитесь: низко летаете. Да уж забирайте его себе: не ссориться же нам с вами из-за прибыли. Сошлись! Получайте его целиком, да еще (на полпенни в придачу. За деньгами я к вам в лавку пришлю.
Будьте так добры, дайте мне уйти.
Уходить? Дайте-ка сюда ковш, да побольше, для синьора Кандило.
Он хочет уйти!
Нет, я останусь. Уберите ковш ваш.
Это еще что?
Страстной вторник, что ли, что эти призраки бродить стали?
По какому вы делу, сэр?
От герцога. Вы тот, кого мы ищем, синьор. Вот у меня приказ герцога арестовать вас в уголовном порядке за ограбление двух разносчиков. Именем герцога приказываю вам итти немедленно.
Что это? Ветер переменился? Ладно! Все это от старого волка, моего тестя. Позови-ка свою хозяйку, почтенный.
Есть, сэр! (В сторону.) Как крепят из кусков древко,
Так жизнь исправим, ранив глубоко. (Уходит.)
Нам, право, очень жаль!
Отважным людям полагаются препятствия! Плевать! Это только против меня кость Фортуны выпала. Ну, сэр, прошу вас обращаться со мной, как с джентльменом — не таскать меня по улицам в качестве общественного развлечения.
Если этим джентльменам будет угодно, вы пойдете вместе с ними.
Да будет так. Идем.
А вы кто будете, сэр?
Я, сэр? Когда число, когда нуль, в зависимости от данных расположений государства, — я солдат.
Вас зовут Ботс, не так ли?
Ботс — мое имя, Ботс известен этой компании.
Знаю, сэр. А она?
Дворянка. Мать мне.
Взять их обоих.
Как? Меня, сэр?
Да, сэр!
Буянить станут — улицу поднять,
Господа, господа! Куда нас тащат?
В садовый домик, Ботс. Мы рассчитались?
В Брайдвель их.
Вы ответите за это.
Охотней, чем на вызов. Вот приказ, сэр.
Мы выйдем раньше вас.
Милости просим.
Кто здесь? Синьор Кандило, гражданин
Вашего званья — и с такими кутит
В подобном доме!
Что, сэр? Что здесь за дом?
Поганой славы.
Ах, так? Спасибо! Я уйду.
Что это?
Лино, купленный мной у джентльмена,
Домохозяина.
У нас приказ
Искать покражу. Краденый лино ваш.
Скажите!
Он был вор, вы — укрыватель.
Мне жаль удачи — должен вас забрать.
Меня? За что?
Добро на вас сыскалось,
И вы ответите.
Правда?
Несомненно.
Я пошлю за залогом.
Я не смею.
Но вы — почтенное лицо: не должно
Вести вас напоказ, и вы без стражи,
Только со мной пойдете.
Тоже в Брайдвель?
Нет средства.
Есть: терпенье. Сумасшедшим
Не быв, попал в Бедлам, так заодно
В Брайдвель, не зная девок.
За лино.
АКТ ПЯТЫЙ
правитьВот там идет граф Ипполито. Найдите какой угодно предлог оставить меня с ним — он у меня немедленно на стену полезет.
Будьте здоровы, милорд!
Я к вам со странной новостью.
С какою?
Ваша кобылка в загородке.
Что?
Ваш соловей к кусту прилип.
А?
Ваала пуритански честная шлюха садит в синей мантии.
В синей мантии?
Она теперь вам мелом к себе дорожку отобьет: мел толчет.
Где? Кто посмел?
Знаете ли. вы тот кирпичный исправительный дом на берегу речки, что течет сквозь Милан, — школу, где ни одной буквы не произносят лучше О?
Нет, я его не знаю.
Любой мужнина, исполняющий обязанности констэбля, и всякая женщина, которая понизилась с конского груза до тачечной поклажи или, как старая курица, располагает только тухлыми яйцами в своем гнезде, может вас к ней направить: там вы можете вдоволь налюбоваться своей девкой среди ее ложных друзей.
Всегда сумеете застать:
Либо мел ей толочь, либо крупы драть,
А розга — жик! жик! жик! жик! жик!
Ах ты, мартышка!
Кой скот смел, зная, что ее люблю я?
Ей-богу, верно, очень важный скот.
Я, как рубашку, сдерну с тех дома,
Кто ее держит.
Содрать придется очень древний дом.
Иду к ней,
К ней и на рати демонов. (Уходит.)
В каких чудовищ девки превращают!
Если фальштейер так припек, тем больше
Огня для брандера. К брайдвельским пташкам!
Какие песни запоют?
И это Брайдвель? Так? Краса и крепость,
Объем и соразмерность древней стройки,
Соседство с речкой — в этом с ним поспорить
Не многим моим собственным дворцам.
Здесь иностранные съезжались принцы
И с герцогом вели переговоры.
Великий кардинал впервой здесь принят,
Важный Камней. По смерти князя сын
Его преславный подарил дворец свой
Этот своим миланским горожанам,
Чтоб был приютом бедных, и снабдил
Угодьями, доходом в семьсот марок,
Постелями и мебелью, (когда-то,
Как и земля, принадлежавшими
Больнице герцога Савои. Так
Фортуна свет меняет: царский двор
Сейчас — тюрьма.
Игралищу Фортуны
Обычна эта смена: обратит
Раз колесо — и царство вирах летит.
На что же семьсот марок в год идут
В вашем работном доме?
Мир и войны
Питает почва: чуть вратам железным
Войны раздаться — идут на сраженье
Отсюда ратники в вооруженьи.
Луна едва прорвется в круг из лука,
Как дюжиною стрел из серебра
Месяцы мечут тысячу шестьсот
Воинов каждый. Мудрость и права
Сделали дом сей школой мастерства.
Когда бойцы, как бриг, разбитый морем,
С проломом ребер, смятыми боками,
Бросают якорь здесь, как часто спины
Мы покрывали им! Чтобы во славу вам
Пристойно ворочались к очагам.
Здесь все, как рой, со множеством хлопот,
Здесь каждый ищет мед прибавить в сот.
Здесь грубый нищий и ленивый плут
Находят труд или ременный кнут,
Бродяга степенится, а лентяй,
Как крепко выдерут, — пошел, гуляй!
Как тюрьмы прочие: в которых — тать,
В которых злостных должников держать,
Кредит сорвавших, бедных гнать из века,
Так здесь — мошенник, сводник или девка.
Великолепный цуг!
Не довелось
Пролить здесь кровь бичу, потеша злость
Законника. Здесь повод не возник
Из злостных непроверенных улик:
Греху быть явным тысяче очей.
Что суд признал бы руки педелей:
Здесь, как железо, под молот кладут
Не просто бить, но чтобы разогнуть
И выделать, чтоб людям помогать.
Так гнустностям благой закон создать.
Пусть милость вам затронет струны сердца,
Чтоб музыка в них зазвучала слуху
Несчастного в руках законов строгих.
Имя?
Матео.
За грабеж? Где он?
Он в этом доме.
Привести сюда.
Это что, сторона?
Это курица, государь, — для того, чтобы петух с графским гребнем, ваш зять, закукарекал и прибежал.
Готовы слуги?
Разносчики доставлены совместно.
Так этот день суду нам посвятить:
Грех, точно рану калий, излечить.
Позвольте выйти или стать укрыто:
Судье, ударив, редко не убить,
И непристойно женщине здесь быть.
Мы вас укроем в боковом покое.
Прошу вас.
Частенько дамам клясться, что не след
Смотреть им, как готовится скелет,
А спрятавшись, готовы все видать,
И многие за ширмой согрешат.
Ваш сын, граф Ипполито, сюда прибыл.
Скажи, что мы желаем видеть. Сфорца,
Каким он ветром занесен?
Вот как: я оказал ему, что тот жаворонок, в которого он влюблен, стал брайдвельской пташкой; он впал в неистовство при одной мысли, что она сидит в этой клетке, и явился ее выпускать.
Отлично. Выйди, позови его.
Вы посторонний нам, достойный граф:
Нам странно видеть вас здесь.
Солнце встало,
И атомам итти за ним пристало.
Атомам: нет ни радости, ни горя:
Станьте самим собой — затмите зори…
Это тот джентльмен? Становитесь, вскоре
Услышите вы обвиненье.
Слушать ничего не желаю: я и здесь птица высокого полета. Пока в меня коршуны вопьются и на моем лице глаза выклюют, я воткну собственные шпоры себе в сердце и собственной кровью залью им глаза. Я здесь за то, что, как духовник, разрешил этих двух дураков от их греховного груза. Раз уж эти галки про меня накаркали, нечего мне вопить: виновен, невиновен — закону и без меня дела хватит, и я поэтому своего дела ему в руки совать не намерен. Обращаюсь непосредственно к палачу: я ощипал этих гусей, ограбил их.
Признанье — вещь хорошая.
Признался — и буду повешен. Вот высоко и взовьюсь! Правда? То за то. Виселица — худшая задорина лучшему игроку в шары. Не наткнись я на эту верею, уж я бы сегодня ночью и разыграл роль истинно-современного сына! Уж и обобрал бы я своего тестя-батюшку, уж и сыграл бы я с ним в чехарду и доскакнул бы до его денежек, хоть бы и шею ему свернув предварительно! Да вот попался бедный лосось в вершу.
Теперь закон покажет вам, как взвиться.
Правда, милорд! Зато вам придется спуститься. Довольно слов: тсс! мышка! Вот и молчите.
Сжальтесь над бедным мужем.
Цыц! Ослица!
Как просишь ты их пожалеть меня,
Когда никто друг друга не жалеет?
Чьи-нибудь руки помогали вам?
О, как же, государь мой, как же! У палача никогда по одному не рождается: детки его всегда являются на свет парочками. Хоть своему старому собаке-тестю я и не могу бросить кости погрызть, зато его дочке мой грош обеспечен. Да, государь, был еще некто, кто водил смычком по моим чудесным коробейникам, и то была моя жена.
Увы! Я?
Бессмертный, сверхъестественный мерзавец!
Жена Матео?
Это невозможно!
Ах, милорд, вы не любите бараньей корейки с Крючка — вам подавай всего барашка. Она придумала ограбление — я его выполнил; она меня пришпорила, — я поскакал.
Милорд…
Милорд, не суйся ты; если я жизнью
Своей куплю твою — отдам закону.
Ты ранил душу, но греха не выместь,
Вину сваливши на мою невинность.
Меня не жаль, да вот припомни ты,
Что кто-то сух выходит из беды,
Хоть он не без греха: пусть твой помощник
В деле, пусть твой слуга меня винит.
В ответе муж, а этому все жить?
Вот милое дитя — отца повесит!
Ты, старина, прикладывал ли руку?
Была и моя рука в пироге, государь, в этом признаюсь. Хозяйка моя хочет, как видно, довести меня до виселицы, да так там и оставить, но я-то ее так не оставлю. Предпочтительней вешаться в женском обществе, чем в мужском, потому что если уж нам вместе в пекло итти, так туда вряд ли нас пустят: чертям тошно станет при мысли, что к ним нагрянет баба. Так вот, верно, как-то, что истинный вор: она не только не соглашалась на эту уголовщину, а ничего о ней даже и не ведала.
Кой чорт шепнул тебе жену убить?
Собственный мой норов, сэр. Дурацкая волынка, которой забавляюсь. С какой стати мне завтракать конопляным семенем в тринадцати-с-половинной в харчевне палача, а этой девке хихикать над тем, как я болтаюсь и дрыгаю?
Разве она девка?
Шестипенсовый бараний паштет: режь, кто хошь.
Ах, окот, скот, окот!
Гитара цирюльника. Всякий хам вволю на ней играй. Вот этот лорд, ваш сын, ваша милость, об этом преотменно осведомлен.
Я, сэр? Я — ее сводник, по-вашему?
Нет, сэр. Она — ваша девка, по-моему.
А, паук! Овода поймал?
Моя девка?
Мне здесь некогда болтать, сэр, и пересказывать все ваши подходы и поиски, ваши околичности и уловки, но, государь, я накрыл их, как воробушков в одном гнезде: клювиком в клювик мне рога насаживали. Я накрыл их в постели, готов был убить его, готов был заколоть ее…
Заткнись!.. Простите — я от возмущенья.
Мерзавец ты, злокозненный ты чорт!
Ты лжешь теперь из глубины паденья.
Как глубоко я в бурю ни проник,
Увидишь, что ее пройду нетронут,
А ты погибнешь в ней.
На этом слове
Мой выход. Место! Очередь моя:
Я скрылась в туче, но слыхала я.
Какое жюри оскорбленье ложа
Докажет лучше мужа? Казнь ей строже
Закона государь: вот письмо, деньги
И драгоценности, ей посланные графом.
Наперекор письму, деньгам и злу
Лжеца и ревности жены я стану
За честь ее. Я бы скорее смог
Рвать Апеннины, в прах скалу свалить,
Чем зевсовым огнем ее пленить.
Что мне сказать?
Сказать, что ты не девка, а это больше, чем то, в чем пятьдесят женщин из пятисот смеют не солгать под присягой. Ты должна сказать… нет это уж я за тебя скажу: твой муж — сволочь, этот лорд — честный лорд, эта дама — справедливая дама. Пачеко — такой же вор, как твой муж, но старый Орландо — такой же честный человек, как и твой отец. Видал я, как вы высоко летали, сэр, и видел, как вы низко садились, сэр. А чтоб вас из петли выручить, сэр, я синюю ливрею косил и сам себя в вора превратил. Собственные мои слуги были коробейниками, мои двадцать фунтов высоко полетели, сэр, а платье вашей жены низко село, сэр. Куда вы теперь полетите, сэр? От виселицы вы ушли, сэр. Как бы теперь к чертям не пошли, сэр. Прав ли я, государь мой?
Вашим отцом разыгран верней врач.
И я теперь его пациент.
И впредь:
Здоровый признак от стыда краснеть.
Холстинный торговец, синьор Кандило,
Тот, кого называют «терпеливец»,
Тоже здесь; он купил лино-батисг,
Утраченный разносчиками.
Бедный!
Введи его.
Как разберемся в бедах,
Развесим недовески напоследок.
Кандило, в Брайдвеле?
Да, государь.
Зачем вы здесь?
А вы зачем здесь сами?
Хранить закон, карая преступленье.
А я, чтоб упражнять свое терпенье,
Купил ворованное.
Говорят.
Я слову дворянина доверять
Привык и думаю, как думал ране.
Что воры есть, но воры не дворяне.
Кредит ваш лопнет здесь.
Нет: золотой,
Хоть лопнет, — вес его в цене одной.
В Бедламе быв, ума не потерял?
Велели пить за девку — хуже ль стал,
С дурными бывши?
Хорошо, постой!
Если напрасно терпишь — мир с тобой.
Стой, стой! Кто это? Арестант?
Да, сэр.
Он, кажется, солдат?
То, чем кажусь, сэр: один из пасынков Фортуны, солдат и дворянин, и приведен сюда шайкой городовых господина констэбля того ради, что им, глядя на мое лицо, вообразилось, будто я существую тем же, чем и содержатели кегельбанов — людскими грехами, являясь оруженосцем-телохранителем.
Ах, яблочный оруженосец!
Да, сэр, именно в этой скверной категории телохранителей. Рассказывают, что будто я существую эксплоатацией женщин общего пользования и доходами от худших любителей таких красавиц. Но я известен всей этой компании.
Это правда, государь: мы все его знаем — это лейтенант Ботс.
Ботс. Ну, да где же вы служили, Ботс?
Во многих наиболее жарких ваших службах по Нидерландам: при Гройне я был ранен в бедро, отчего охромел, но теперь прошло. При Клевеленде я был на волосок от смерти, имея перебитой переносицу двумя большими камнями на эскаладе форта. Я подвергся испытанию и в Гельдерланде, сэр, с трудом избежав там взрыва на бреши. Я весь обгорел и лежал на попечении докторов до самого листопада.
Все может быть, и все же не солдат вы.
Не солдат, сэр? Надеюсь, все это такие услуги, оказать которые решаются самые храбрые ваши полководцы, и не всегда они до них досягают.
Так, сэр. Раз назвали себя солдатом,
Я обойдусь, как с джентльменом. Раздайтесь:
Пусть станет с вами. Мы сейчас увидим
Соколиков. Если, им не угодно
Вцепиться в вас, так вам летать свободно,
А если низость подтвердится, впредь
Вам с мелкой пташкой здесь и песни петь.
Иным оружьем биться не желаю.
А всем к тому потребным он снабжен?
Для государства сводник боле вреден,
Чем просто вор, и, хотя наш закон
По вору злее бьет, но чтобы сводник
Не забывал про галстук палача,
Он треплет здесь пеньку.
Вот позолота
Суда: тварь ниже — ниже и работа.
Теперь попросим ад раскрыть, чтоб видеть
Местных чертих.
Думаю, в этом месте
Лаиса станет честной.
Да, иным
На пользу, но как, раз убив, другим
Еще убить из гордости, так сесть
Сюда для многих значит обнаглеть.
Когда введут, вам надо будет скрыть,
Что вы сюда явились их судить.
Прикиньтесь, будто забрели на миг
Их посмотреть: развяжется язык.
Пусть дефилируют.
Накрыться всем,
Чтобы смешнее сделать сцену тем.
Да вы уж не невеста ли, впрямь?
Вы говорите?
Он хочет узнать, не это ли ваши шафера?
Фу! Да, сэр. Изволите ли видеть: подвенечные ленты, которые я раздам на моей свадьбе, пойдут на венки розмарина к вашим гробам, когда вас опустят с виселицы. Сопляк!
Фи! девка! Фу! фу! фу! фу!
Вон отсюда поганая, вонючая чесночная головка! Фу! Ногами растопчу!
Голова на дольки разлетится.
Ах, оставьте барыню: она идет на исповедь.
Да, каяться.
Ступай, ступай, девка, к кресту сечься.
Ну и дурак, ну и дурак! К чорту вались, приятель собачий: это меня-то сечь? Уж не приняли ли вы меня за дешовку, слюнявку-девку? Право же, господа: платье-то на вас господское, но манеры совсем не господские, раз вы дерзите госпоже моего круга,
Круга? Сифилис вашему кругу! Не девка, что ли?
Преблаженный хам!
Брось, не дерзите ей, дай поболтать нам.
Скажите, как прикажете вас звать?
Мне своего имени не стыдиться, cэp: зовут "меня Дороти-Дротик, дворянка с Запада.
Дротик ее против любой миланской пики.
Зачем за нею прялка?
Прясть должна.
Нить будет скверной, как и нити рока.
А прядучи, и здесь вам заработать?
Полкроны на воле заработать мне приятней, чем десять крон здесь.
На воле? Как же!
Плачешь ли ты здесь?
Как вы сказали? Плачу? Да, поистине, так же, как вы, когда вас раздевичили, Слыхали вы, как я плачу? (Поет.)
Итак, прощайте, Долль.
Прощайте, дог. (Уходит.)
Стыда нет — нет и милости. Зачем плащ?
Содравши залихватские наряды,
Ее оденут в этот плащ презренья,
Чтоб этим облачить ее в смиренье.
И все здесь таковы?
Нет, государь мой.
Ее в щегольство распухнувший разврат.
У следующей другого рода лад.
Добро в разнообразьи. Покажите.
Ваша милость изволили видеть, что я до сих пор цел: ни одно ядро в меня не попало.
Продержишься — спасешься.
Второй выход.
Много я дорогих накидок нашивала, а никогда у меня такой оснастки не было: синяя мантия, педеля, констэбли…
Красавица, не надо портить глаз.
Ах, милый, боюсь, что мне попортят другие места, что мне подороже глаз. Если вы порядочные люди, если вы люди или просто только рождены женщиной, сострадайте моему положению! Вступитесь за меня, поддержите меня, добрый сэр: вы — старик.
Не виси на мне, прошу тебя. Старое дерево таких плодов не выводит.
Залога не внесете?
За долги, что ль?
Нет. Бог видит, сэр, я здесь не за долги. Портному я за это платье вчера заплатила остальные шесть шиллингов, какие задолжала.
Пожалуйста, как звать вас?
Пенелопа-девка. Я происхожу из рода шлюх. Как поживаете, лейтенант Ботс?
Ага, Ботс!
Истинно порядочная женщина, как то, что я солдат. Какой вас сифилис дернул болтать?
Никогда я еще не попадала в такую передрягу. Теперь буду с женами горожан. Они надо мной издеваются. Как быть мне с этими вертихвостками: они меня заругают, что я прилично одета, и пойдут клясться, что их ремесло было доброе ремесло, пока такие, как я, его у них из рук не выхватили? Милый лейтенант Ботс, попроси этих капитанов внести за меня залог.
Клянчить залог? Накладно с вами знаться.
Надеть ей синий плащ — и к испытанью.
Работай, гражданка, — кормись. Веди.
К чорту вас, кобели! Сифилис вам всем! Женщины на то и родились, чтоб его проклинать. Но уж доживу я полюбоваться, как двадцать таких мягких шляп будут трясти костями из-за полупенсового ранета. К чорту вас, синевская сволочь! (Уходит.)
Ха-ха-ха!
Молила, плакала, — откуда ж ругань?
Нас увидала. Позже было 6 хуже.
Бывала здесь?
По крайности раз пять.
Мужчины как придут, глаза потрет
И выплачет залог.
Ботс, вы знакомы?
Есть ли здесь джентльмен, не знакомый с девкой, и стал он на волос хуже от этого?
Она — из горожанок, как одета?
Нет, государь. Это — одно укрытье
Разврата: часто здесь ее видал
В нарядных масках платьев. Как подливка
Одной стряпне дает разный вкус, так смена
Нарядов — волхвованье девок: тут
Она в цветном подцепит франтов, там
Вся в скромном, черном, чтоб ловить граждан,
Подделавшись под вкус, в них наблюденный.
Теперь увидите урода, с виду
И по природе: эта не заплачет,
Она медведем на дыбах поскачет.
Таких китов немало здесь от веку.
Давайте.
Дам ругательницу-девку.
Стойте на месте, Ботс.
Я только делаю переход, чтобы высмотреть, как мне лучше действовать оружием.
Ироды, когда кричу «убрать лапы», так убирайте, хамоловы, убирайте! Сводня! Что у тебя в пятках — французская болезнь, что шибче двигаться не можешь? Вы, сводня, не девок ли знамя? Что ж, мне не положено итти за своим штандартом?
О, милая Катерина! Вы несправедливы со мной, обвиняя меня перед высокопочтенными. Я известна, как матерински честная женщина, а не как сводня.
Вот те на! Честная! В четырнадцать лет затаврили, семь раз драли, пять раз в тачке катали, девять в воду макали, полтораста констэблей обыскивало, а ты все честная? Честная, моя мистрис Коновал? Да на этом свете разве сводни и девки честными считаются? Сколько ты раз господам кварту вина в галлоновой посуде ставила? Сколько двенадцатипенсового куртажа… нет, двухшиллингового куртажа… нет, когда сюда какой-нибудь посол приезжал, сколько подкронного куртажа ты сняла? Скольких ты на поставку деревенских баб извозчиков подкупила? Сколько раз я вам легкие водкой прополаскивала! А все честная!
А сами-то вы кто?
А удави вас мать честная, господин холуй! Вас-то кто следователем поставил?
Отбрила! Никому не дает спуску.
Скажи, ты кто?
Нет, ты скажи, кто ты?
Девка. А ты вор?
Вор? Презираю кличку. Я солдат, в бой выходил с оружием, был во многих жарких перестрелках, но вышел из них жив и здоров.
Здоров, сквозной сифилитик, сволочь беспросветная! Это вы-то солдат? Вы в перестрелках? Где? Промеж четвертей в кабаке? Гляньте, гляньте сюда, мадам девкоедка: уж не знаком ли он с вами?
Лейтенант Ботс! Где вы все эти дни пропадали?
Не срами меня, старая сводня. Притворись, что не знаешь.
Что, я вас не знаю? Да пока дышать буду, мне вашего пресветлого лица не забыть.
Так он знаком? Он назывался солдатом.
Он солдат? Вышибала он, собака, шесть пенсов с полу вылижет! Слышь ты, свиной пятачок, давно ли ты мне дверь караулил да покрикивал: «Не входи, занято!», стервец?
Ха-ха-ха! Нюхом след прослежен, Ботс.
Сифилис ей за это нос провали, да и то места не хватит! Молчи, стерва!
Слыхали, мадам? И чего вы это, ваша светлость, так собачитесь? Вы, по-моему, здорово расфрантились.
Да не на твои деньги, полоумный.
Кто близорук, чтоб видеть меня бравой?
Хоть я:
Доброе платье на плечах у девая--
Раскраска пестрая гнилых заборов.
Машке в хвост, господин потаскун, вы еще мне сентенции подносить будете!
Ведь смыслит в них, как свиньи в апельсине.
О! Фу! фу! фу! Не дразните ее! Все-таки думаю, что существо более низкого порядка неспособно было бы понимать толк в юбках.
Да пошли вы к чорту! Далась вам моя юбка — много вам чести будет в ее прореху вползти! Да уж если ее внешность не угодила вашему препаскудству, взгляните на белье — шелк!
Так, значит, под низом белье из шелка?
Шелка? Да, шелка, сударь-хам! Вы рады бы нос о его полу вытереть. Вот что значит попасть в компанию шутов, которые не имеют понятия, как обходиться с дворянкой!
Скажи: здесь герцог.
Кэт, скромней: здесь герцог.
Да будь здесь сам чорт, — плевать я на него хотела. Осади, сволочь, и сопровождай меня, как вам по штату положено! Спасибо скажите, что здесь сводни и шлюхи грустят, а то как запою, так и сатане сдохнуть. (Уходит с Коновал и педелями.)
Зачем же перед ней колотят в таз?
Это — эмблема прошлых их пирушек,
Как розги, коими им кровь спускаем
И усмиряем, чтобы сбить с них спесь:
Их не в каретах, а на тачке везть.
Угоден вам еще гнилой товар?
Нет, с нас довольно. Закрывай базар.
Но раньше, чем уйдем, вы, сэр, кто принял
Имя солдата, чести под начальством,
Даваемое делом, не бахвальством,
Чтоб поняли, как удален тот путь
От вашего, и чтоб вам увидеть,
Что при князьях солдат не оскорблять, —
Вот приговор…
Обороняйтесь, Ботс!
Во-первых: карам всем, какие здесь
Преступники выносят, вы, как худший.
Подвергнетесь вдвойне, а вслед за тем
Вас с поркой, сэр, вкруг города поводят
И выгонят из герцогства.
Пощады!
Убрать и выполнить все. Сводник с шлюхой —
Городов язва: не согнать со двора,
Не будет никакого здесь добра.
Добрый Орландо, как же с гадким зятем?
Матушки мои, государь! Он мой законный зять, и я буду его отцом но закону, потому что, если закон способен его взгреть, он настолько ошпарен, что перестанет вонять под носом у государства.
Отец, будьте добрей и милосердней.
Так ты еще клянчить за него, ты, лакомое мужское жаркое? Не бил он тебя, не лягал, не топтал, что ты все еще перед ним, как болонка, хвостом виляешь? Не закладывал он тебя до юбки, не продавал он тебя до платья, не кормил огрызками, что ты его спасать хочешь?
О да, отец! Пусть учатся по мне
Любить мужей и в самом худшем дне.
Щади его, или меня погубишь!
Что вы голубями питались, что так мягкосерды к своему дружку? Да нет, вы — пара диких медведей, и надо мне будет вас у одного столба травить. Ну, а что касается этого мерзавца, так тебе причитается виселица, — виселицу ты и получишь; правосудья я у герцога добьюсь, и закон получит твою жизнь… Ты зачем его держишь? Брось его руку! Если ты от него не откажешься — падет на обе ваши головы мое нерушимое отцовское благословенье! Убирайся, пошла, смотреть тошно, как ты целуешься. Потрудись больше не валять шлюху, а ты — вора. Мой дом будет твой, мой стол будет твой, тоже и вино, а деньги — мои. Вот когда помру, если только не станешь взвиваться, — забирай все.
Ну, кайся, милый Матео: отец
Орландо плачет с радости. Конец!
Слушайте, Матео! Окончились все беды
По доброте вашего тестя: зло
Из вас его леченье прогнало.
Синьор Кандило, эти вот птенцы,
Как нам известно, заварили кашу —
Терпенье ваше испытать. Как раньше,
Оно незыблемо. Дух — лучший панцырь.
Тобой научен город. Пусть наш двор
Тебя включит. Так должно с этих пор,
Чтоб славным слухом полнилась земля:
Кто терпелив — тот ровня короля.
Вторая часть — в 1630 г. Переведена И. А. Аксеновым в 1933 г.