Один моралист советует светским людям всякий вечер записывать, что они делали или говорили в тот день: способ делать и говорить лучше, более наслаждаться жизнью или пользоваться временем! Вчера я думал о том, гуляя в полях Елисейских, и вдруг увидел на стуле тетрадку, без сомнения там забытую. Любопытство заставило меня развернуть ее: что же? Я нашел в ней журнал, подобный тому, который хотелось мне вести для себя, но столь различный слогом и чувствами, что одна половина казалась записками молодой щеголихи Антинской улицы[1], а другая журналом старомодной парижской мещанки; но рука была одна. Пусть красавица назовет меня нескромным: только я напечатаю в листах своих два номера из сего журнала.
"20 августа, в 8 часов утра. Я проснулась в великой усталости от вчерашнего бала, и спала очень дурно… Где Меланида взяла такое удивительное покрывало и такую бесподобную звезду?.. Ленваль явно угождает сестре ее. Он пожал мою руку: боюсь, чтобы глаза мои не сказали ему чего-нибудь лишнего. — Праздник был прекрасный; все великолепно, и в новом вкусе… Непременно оставлю своего ювелира и модиста…
В 10 часов. Звонила несколько раз; но когда вошла девка, то я побранила ее, что она будит меня так рано… Лизета растворила окно в сад: там пел садовник и малиновка… Я не люблю веселья птичек, и тотчас велела закрыть окно. Спросила книгу; мне подали новый роман гражданина Фьеве: он вечно заставляет меня зевать. Могла прочитать не более десяти строк… Шоколад показался мне дурен… Я хочу ехать верхом в Булонский лес и пить там свежее молоко… Мне пришли сказать, что муж мой не в состоянии удовольствовать своих заимодавцев и желает говорить со мною; но он не знает времени… Лошади для меня готовы. Верваль хотел ехать со мною, и забыл наш уговор. Это рассердило меня. Я не могла пить деревенского молока; устала до смерти и, возвратясь, велела согнать с двора конюшего своего с женой и с детьми, потому что лошадь моя дорогой споткнулась.
В 3 часа. Муж мой опять желал говорить со мной, но ювелир меня дожидался: это всего нужнее. Я сказала, что хочу оставить его: он подал счет. — Я заказала ему звезду в пять раз дороже моей, и расстались друзьями. Через минуту пришел модист. Он дал слово сделать к нынешнему балу моему беспримерный тюрбан, какого еще не видали в Париже. Я согласилась забыть вчерашнее свое отчаяние.
В 5 часов. Я была в Музеуме: какая скука!.. заезжала в Лицей: какая тоска!.. взяла обои у Линьере, ковер у Гортье… Муж встретил меня дома с печальным лицом и хотел говорить о болезни сына его; я напомнила ему о сегодняшнем бале и советовала не пугать гостей наших таким осенним видом.
В 7 часов. Мы обедали с модными остроумцами, которых зовем для забавы, и которые скучны до смерти. Я спешила уйти в свой кабинет с одним молодым человеком; но пришли гости, и мне надлежало запереться в своей уборной. Служанки выводили меня из терпения. Я надевала четыре платья, и выбрала наконец самое дурное. Мне все казалось несносным. В десятом часу поехала в спектакль: там опускали занавес. Актеры играют только для народа, — не для нас. В 11 часов начался мой бал — прекрасный, блестящий; только одних гостей я не знала в лицо, а другие мне были скучны. Некоторые смотрели на меня с видом насмешки… Я много проиграла в карты, и во весь этот несносный вечер страдала, как в аду… Муж мой казался печальным; я также… но должно непременно давать праздники, и я чрезмерно обрадовалась, что наш бал кончился.
Журнал 20 сентября. Я спала тихим и покойным сном, хотя два раза вставала для своей маленькой дочери. В 7 часов гуляла в саду с мужем своим: никогда воздух не казался мне столь чистым, а муж столько любезным! Он говорил мне о своих делах и наших детях; а я не сказала ему ни слова о моих весельях, и была весела. Мы вместе завтракали с великим удовольствием. В 8 часов я поверила счеты дворецкого и дала ему награждение за то, что он сделался гораздо бережливее. Потом читала Лафонтеновы басни с моей дочерью. В 10 часов пришел ко мне старинный друг, о котором мы два года не думали, но которого я ныне захотела видеть. Мы долго разговаривали о муже моем, о детях наших и воспитании их. Он предложил мне ехать к сыну моему в пансион, в котором я еще не была ни разу. Бедный ребенок едва узнал меня; но я расцеловала его — спрашивала, как его содержат и чему учат; дала слово всякую неделю ездить к нему, и надеюсь, что он уже никогда не забудет меня в лицо. В 3 часа я села за фортепиано; дочь моя слушала меня с великим удовольствием. В пятом часу я оделась к обеду. У нас было мало гостей; но за первой переменой все много ели, за второй много разговаривали, а за десертом много смеялись. В 6 мы пили кофе в саду. В семь поехали в театр и видели целую Вольтерову трагедию; возвратясь домой, говорили обо всем, кроме мод, балов, хороших обществ, и в 11 часов пошли спать, будучи весьма довольны нынешним днем.
Дневныя записки молодой женщины: (Из Парижскаго журнала [«Journal des dames et des modes». 1802. N 47]) / [Пер. Н. М. Карамзина] // Вестн. Европы. — 1802. — Ч. 6, N 24. — С. 310-314.
- ↑ Где живут все нынешние парижские богачи.