Побывавши у Паржницкого,[1] я всегда выношу новый запас анекдотов и острот… Это довольно странно, потому что наши разговоры с ним совсем не могут быть названы пустой светской болтовней… Мы затрогиваем великие вопросы, и наша родная Русь более всего занимает нас своим великим будущим, для которого хотим мы трудиться неутомимо, бескорыстно и горячо… Да, теперь эта великая цель занимает меня необыкновенно сильно… К несчастью, — я очень ясно вижу и свое настоящее положение и положение русского народа в эту минуту и потому не могу увлекаться обольстительными мечтами, какие позволяет себе Щеглов.[2] Я чувствую, что реформатором, революционером я не призван быть… Не прогремит мое имя, не осенит слава дерзкого предпринимателя и совершителя великого переворота… Тихо и медленно буду я действовать, незаметно стану подготовлять умы; именье (если оно будет у меня), жизнь, безопасность личную я отдам на жертву великому делу, но — это тогда только, когда самопожертвование будет обещать верный успех… Иначе… К чему губить жизнь, которая еще может быть полезна?.. Нужно ясно поставить свое положение: что я такое? Бедный студент, которого все достояние заключается в 30 руб. сер., находящихся в долгах у разных лиц, да в голове и руках, которые он еще не знает как употребить… Мои средства — опять только я, но я без средств… Что же тут делать? Мои сообщники: один — решительный, благородный, но страшно заносчивый и не имеющий ко мне никакого уважения человек… другой — человек умный, но смотрящий на все с какой-то странной точки, над всем смеющийся и ничем не возмущающийся, очень молодой и легкомысленный…[3] Еще несколько человек, понимающих дело, но ограничивающихся презрением и ненавистью к злу, не заботясь о средствах исправить, уничтожить его. Горькое положение!.. А между тем, что касается до меня, я как будто нарочно призван судьбою к великому делу переворота!.. Сын священника, воспитанный в строгих правилах христианской веры и нравственности, — родившийся в центре Руси, проведший первые годы жизни в ближайшем соприкосновении с простым и средним классом общества, бывший чем-то вроде оракула в своем маленьком кружке, потом — собственным рассудком, при всех этих обстоятельствах, дошедший до убеждения в несправедливости некоторых начал, которые внушены были мне с первых лет детства понявший ничтожность и пустоту того кружка, в котором так любили и ласкали меня, — наконец, вырвавшийся из него на свет божий и смело взглянувший на оставленный мною мир, увидевший все, что в нем было возмутительного, ложного и пошлого, — я чувствую теперь, что более, нежели кто-нибудь, имею силы и возможности взяться за свое дело… «Сам я был тем, чем вы, господа, — скажу я своим жалким собратьям, — вот история моей жизни… И я теперь несравненно больше доволен собой, чем в то время, когда был похож на вас…»
Меня постигло страшное несчастье — смерть отца и матери, — но оно убедило меня окончательно в правоте моего дела, в несуществовании тех призраков, которые состроило себе восточное воображение и которые навязывают нам насильно, вопреки здравому смыслу. Оно ожесточило меня против той таинственной силы, которую у нас смеют называть благою и милосердною, не обращая внимания на зло, рассеянное в мире, на жестокие удары, которые направляются этой силой на самих же ее хвалителей!..
Примечания
правитьВпервые — «Современный мир», 1911, № 8, стр. 204—205. Печатается по автографу ИРЛИ. Датировка устанавливается по времени пребывания И. И. Паржницкого в Главном педагогическом институте. Из воспоминаний М. И. Шемановского («Добр. в восп. совр.», стр. 59, 63) мы знаем, что Паржницкий был переведен в институт из университета в сентябре 1853 года и пробыл там до марта 1855 года; позднее Добролюбов мог бывать у Паржницкого в Медико-хирургической академии.
- ↑ Паржницкий Игнатий Иосифович — близкий приятель Добролюбова но Главному педагогическому институту. Об отношениях Добролюбова и Паржницкого см. «Добр. в восп. совр.», стр. 427—428. Паржницкий, несомненно, имел на Добролюбова некоторое влияние, способствовал окончательному отказу его от религиозных взглядов, приобщал его к идеям социального протеста и борьбы. Настоящая запись является своего рода резюме взглядов Добролюбова в конце 1855 года и программой его будущей деятельности, в обычных для Добролюбов" тонах преуменьшения своих сил и значения.
- ↑ Щеглов Дмитрий Федорович (ум. 1902) — филолог, товарищ Добролюбова по Главному педагогическому институту. Различие в политических взглядах вскоре охладило отношения между ними, и в декабре 1856 года произошел разрыв — Щеглов не пошел далее бунтарской риторики, органически чуждой Добролюбову. Начиная с 60-х годов, Щеглов оказался в крайне правом, реакционном лагере.
- ↑ То есть Паржницкий («решительный, благородный») и Щеглов («умный» и т. д.).