8 июня
Мамаша моя пришла в трудноописуемый гнев, узнав, что я готовлюсь к отправлению пешком за шестьсот сорок два километра в Ленинград. Ясно, она боится меня отпускать по тем причинам, что мы с Димкой, дескать, еще малы, пропадем, заблудимся и так далее, и тому подобное, и все в том же роде, и прочее, и прочее!!!
Я твердо заявил, что я уже, очевидно, способен обмозговывать мною же задуманные предприятия собственной головой, а не чьей-либо другой, так как уже мои младенческие годы приказали долго жить.
В общем, я уверен, что с мамашей я слажу и урезоню ее — в этом мне, безусловно, поможет мое дьявольское желание добыть для себя Ленинград в это лето собственными силами.
Часа в три ко мне явился Вовка Гуревич. От него я узнал, что Димик уже укатил в деревню; уезжая, он пригласил нас к себе, взяв с Гуры слово, что мы примчимся к нему в ближайшее же время.
Вот мы и решили с Вовкой навестить Димку, избрав 14-ое число как день пребывания в летней Димкиной хижине.