А. Н. Островский
правитьДневники
правитьТом XIII
Художественные произведения. Критика. Дневники. Словарь. 1843—1886
ГИХЛ, М., 1952
[Поездка в Нижний-Новгород 1845 г.]
[Первая поездка в Щелыково 1848 г.]
Путешествие по Волге от истоков до Нижнего-Новгорода
I. Тверь
II. Весенний караван
III. Село Городня
IV. Дорога к истокам Волги от Твери до Осташкова
[Дневник путешествия по Волге 1856 г.]
Путешествие по Волге
Поездка за границу в апреле 1862 г.
Щелыково 1867 г.
[Поездка на Кавказ 1883 г.]
[Последний дневник А. Н. Островского]
[Запись в альбоме М. И. Семевского «Знакомые»]
Указатель собственных имен, упоминающихся в дневниках А. Н. Островского
Указатель художественных произведений, упоминающихся в дневниках А. Н. Островского
[ПОЕЗДКА В НИЖНИЙ-НОВГОРОД 1845 г.]
правитьБогородск. Покров.
Владимир. Вязники. Иллюминация. Гостиница. Приказные.
Красный. Шоссе. Утро. Туман. Болото. Нижний. Ярмарка. Ока. Походили по рядам. Вечером в театр.
Театр. Театр в Нижнем некрасив снаружи, а внутри — еще некрасивее. Это — балаган, сколоченный из досок. Внутри выкрашен белой краской. Ложи неопрятны, ничем не обиты; кресла разнокалиберные. С боков дует, снизу дует; надобно было сидеть в шубе и теплых галошах. Оркестр состоит из 15 музыкантов (5 скрипок, виолончель, бас, остальные — духовые). Струнный оркестр очень недурен, но с духовым находится во вражде, весьма ощутительной. Начало (представления) назначено в 8 часов, мы приехали за 10 минут и зябли до 9 часов с половиной. Я ходил в кондитерскую, устроенную в театре, спросил чашку кофе; мне отвечали: «У нас кофею нет-c, некогда варить, да и не требуется». — А что же у вас есть? — «Водка, вины и больше ничего».
Ждали-ждали, что-то будет? Судя по началу, хорошего ожидать было трудно. Дрожа от холода и долгого ожиданья, я собирался разругать наповал театр, актеров, современное состояние драматического искусства на ярмарке, в России, во всем свете, разругать публику, ярмарку, Россию. Наконец, после долгих ожиданий, занавес подымается и взорам нашим открываются дрянные, засаленные декорации. Но декорации можно было извинить тем, что они представляли комнату парижского повесы в 6-м этаже (играли «Магазинщицу»), и если были не совсем опрятны, то по крайней мере верны. Является Трусов (в роли кофейного служителя), и первый выход его начинает мирить меня с ярмаркой. Развязность, знание сцены, хороший голос, приятная наружность — да это хоть бы и в Москве! Вообще его игра похожа на игру Самарина в водевилях. Потом Линская и Самойлов совершенно очаровали меня. Водевиль был разыгран превосходно. Такого актера, как Самойлов, я не видывал, и амплуа его у нас на сцене не занято. Роль ветреного, веселого француза он сыграл удивительно верно. Это — порождение хорошего петербургского французского театра. Линская тоже модистку простенькую, доверчивую и притом немножко капризную сыграла превосходно. Некоторые сцены были сыграны поразительно, а именно — когда она его завивает и когда он за ширмами одевается, а она бренчит на гитаре.
Потом м. в. «Хороша и дурна». Роль Падчерицына играл Живокини. Про Живокини и про этот водевиль говорено так много, что больше говорить нечего. Емельяна играл Соколов несравненно лучше Бантышева: верность, какое-то уныние, глаза совершенно закрыты, не видит никого, стоит спустя руки. Потом Майорова, девочка молоденькая — играла недурно, но без развязности и одушевления. Прочие не портили.
П. С. В. и Т. Ср. мы не смотрели, оттого что было поздно и холодно.
Ярмарка. Ярмарка — зрелище поразительное, если смотреть издали или если проехать по ней раза три; но как только станете входить в подробности, очарование исчезнет, и, кроме огромности, костюмов и лиц, ничего не увидите. Ряды — однообразие, исключая китайской линии, сопора и дома губернатора, под домом — галлерея. Еще та часть, где ряды, довольно хороша, но другая, за прудом, ужасна, балаганы, трактиры — грязь.
Разнообразие. Опрятные немцы. Русские. Татары. Персияне.
Типы: татарин, слепой, семинарист, персияне.
Город. С мосту направо — новые строения, посреди горы — Благовещенский монастырь, налево большая улица — Рождественская — начинается гостиницей Вях[ирева], напротив — гостиница Бубнова, потом пойдут гостиницы. Церковь Рождества великолепная (виноградные колонны), построена Строгановым. За церковью — дом градского головы, аристократический. Потом — гостиный двор из двух больших корпусов, гостиницы, рынок. — Нижний базар. Гора, собор четыреугольный с маленькими главками, дом губернатора, арсенал, присутственные места, казармы, монумент Минину в жалком состоянии [2 слова нрзбр.], потом выезжаю в ворота и открывается город: правильная] площадь, на ней две церкви, обнесенные решеткою, гостиницы, гимназия, почтамт и пять улиц. 1-я, с левой стороны, идет на верхнюю набережную, на ней замечательное строение — семинария 93 окон. Выхожу на набережную — и открывается Волга, песок и низкий берег, на сколько глаз хватит, города, села, озера. 2-я улица с площади, между гостиницами и гимназией, Тихоновская, ведет в Казанскую заставу; тут замечательные строения — уездное училище, архиерейский дом с огромным садом и развалившийся деревянный театр. 3-я улица начинается с площади между гимназией и почтамтом и ведет к острогу; замечательное здание — институт: 37 окон на улицу. 4-я между почтамтом и гостиным двором; кроме гостиного двора, ничего нет замечательного. 5-я, Покровская, чище, шире, длиннее других улиц: кондитерских 2, библиотека для чтения, дворянское собрание похоже на наше зало. 6-я — спуск у стены Кремля, который выходит на Рождественскую улицу между двумя корпусами гостиного двора.
[ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА В ЩЕЛЫКОВО 1848 г.]
правитьЛишь только мы выбрались из Москвы, как толпа разнообразных мыслей, вызванных прощаньем, дельных и нелепых, одолела мою голову, и она пошла кругом. И с таким хаосом в голове ехал я верст пять; только что начало все это проясняться и группироваться около известных пунктов, только что стали рисоваться знакомые в душе образы, так тут Николай с своими разговорами опять сбил все в кучу. «Что тебе, Мусташка, школы будет, — начал он с Мусташкой. — Поедем мы с тобой в Кострому да наделаем страму!» И так далее…, обращался к Яузе, которая виляла подле дороги: «Прощай, Яуза, переходил я тебя нынче два раза. А теперь еду на Волгу». — И пошел… Одним словом, сам не знаю, как доехали мы до Братовщины. В Братовщине привал. Все время тешили дети. Уложили их в ряд на полу и с час никаким образом не могли заставить спать. Андрюша то пел, то лаял собакой и делал такие штуки, что я умирал со смеху. Николай Николаевич тоже со своей стороны был немалой тому причиной. Теперь, когда улеглись все, только Маша поет что-то, я пишу эти строки.
В субботу мы выехали из Братовщины в 4-м часу. Холод страшный, всю дорогу дремали. Часов в 9 приехали к Троице. Ходили в монастырь. Нищие. От Троицы выехали в 2 часа. Тут мы тяпнули горя. Часов 7 ехали 26 верст. Еще, к счастью нашему, не было ни мокро, ни сухо; единственный момент, в который можно ездить по глинистой дороге. Да еще холод смертельный. Наконец приехали часу в 9-м в Дубны — деревню, в которой только один постоялый двор. Это значит в простой русской избе, где-то между небом и чердаком, есть так называемая чистая комната. Эта комната только называется чистою, а в самом-то деле грязна, преисполнена насекомыми и с развалившеюся кирпичной печкой. В этой комнате поместились папенька с маменькой и дети. А я с Николаем Николаевичем отправился в общую комнату, где сначала пили чай, а потом ужинали, и, наконец, улеглись спать ямщики и весь мужской пол этой станции. За ужином беседа ямщиков мне очень понравилась. Один из наших ямщиков, премилый малый, такая умная и веселая голова, да и все трое молодцы. Тут мы и ночевали в жаре, в духоте и между клопами, которые без преувеличения наподобие виноградных кистей (висели) лепились по стенам. Впрочем, я, измучившись, уснул как убитый и не слыхал нашествия гадов, а Николая Николаевича они тревожили всю ночь. Нынче встали в 4-м часу и отправились. Осталось еще до Переяславля 37 верст, которые и надобно было проехать в одну станцию по комкам глины. Наконец, с горем пополам, но без особенных неприятностей, мы приехали в Переяславль в 12 часов. За 2 версты до Переяславля с горы открывается очаровательнейший вид на город, на озеро, которое от ветру было похоже на огромное синее вспаханное поле, и на монастыри, которых в городе 4. Город сначала, как въедешь, некрасив очень, особенно неприятно ехать по длинной улице, обставленной, на расстоянии версты, дрянными домишками. Но скоро город принимает очень милый вид, особенно за Трубежом, где мы и остановились в прекрасной гостинице. Хозяин с хозяйкой — типы русской красоты, солидной, которая меряется саженью и особенным каким-то широким вкусом; дочери красавицы в русском тоже вкусе, красавицы без всякого упрека, то есть со стороны красоты, о прочем не знаю. Гостиница эта за мостом у церкви, на правой руке; на воротах написано: «Галантерейная лавка». Комнаты превосходные, учтивость русская, обворожительная, с улыбкой; без заграничного лоску, а так в душу лезет, да и на поди. Из гостиницы ходили с Николаем Николаевичем в рыбачью слободу за лещами и сельдями. У рыбаков своя отдельная слобода, в которой 3 церкви. Что за типы, что за красавицы женщины и девочки. Вот где я об земь бился и разрывался пополам. Да к нашему счастию, был праздник и все было нарядно; девочки качаются на качелях или гуляют по улицам табунами, и, сверх того, разгулялась погода и солнце позолотило озеро. А до того во всю дорогу было на небе серо, а на земле так пронзительно холодно, что мы с Николаем Николаевичем отогревались только бегом да водкой. До Переяславля женщины уроды — в Переяславле из 3 непременно одна хорошенькая. Вот бы пожить-то недельку. Господи, господи, взывал я и прочее…
Из Переяславля выехали в 5-м часу. За городом вид с горы на озеро и город до того поразителен, что запечатлевается в памяти по крайней мере на 1 000 лет. Вся эта дорога до станции так разнообразна, что в продолжение 30 верст никак не соскучишься, особенно загрунтовавшись переяславскими впечатлениями. Дорогой говорили с Николаем о переяславском угоднике Никите столпнике, который две недели валялся в болоте, спасения ради, и прочих блаженных. Николай говорит: «То-то, чай, поломались на своем веку. А все это, Александр Николаевич, оттого, что был верх необразованности». В Дертники приехали в 10-м часу и остановились на хорошеньком постоялом дворе; комнаты в русском штиле, только чистенькие и с цветами на окошках. Хозяин молодец. Да и нельзя иначе. С Переяславля начинается Меря — земля, обильная горами и водами, и народ и рослый, и красивый, и умный, и откровенный, и обязательный, и вольный ум, и душа нараспашку. Это земляки мои возлюбленные, с которыми я, кажется, сойдусь хорошо. Здесь уж не увидишь маленького согнутого мужика или бабу в костюме совы, которая поминутно кланяется и приговаривает: «а батюшка, а батюшка»… Что ни мужчина, особенно из содержателей постоялых дворов, то «Галиап», как говорит Николай Николаевич.
Из Дертников выехали в 5 часов. Дорога так же хороша, как и за Переяславлем. Села богатейшие, особенно Петров посад и село Лев. За 10 верст до Ростова дорога идет берегом озера. Озеро это по крайней мере втрое больше переяславского, 15 верст длины и 7 ширины, только не имеет такого эффекту, потому что берега низки и болотисты и по дороге нет ни одной горы, с которой бы можно было его окинуть глазом. Ростов — город из уездных, какие я до сих пор видел, самый лучший. Какие церкви-то, удивление, какое строение. Изящество, да и только. В Ростове нет хорошей гостиницы для приезжих, зато отличные трактиры, из которых в одном мы и остановились, а именно в «Петербурге». Хозяин прекрасный, простой малый, услужливый, а буфетчик — уж я и не знаю, что сказать — такая умная голова. Сейчас для нас отгородили комнату, ростом с правую угольную в Патр[иаршей] и ничем не хуже. Из трактира мы с Николаем ходили гулять по городу и на озеро. Вошли на плотик, который далеко уходит в озеро по воде, да как взглянули в одну сторону, воды на 9, в другую на 7, да поперек 7: берега сливаются с водой, а кругом озера 19 сел — так и разорвались мы с Николаем пополам. Из Ростова выехали в 4-м часу и верст пять ехали по берегу озера. Вся станция удивительно живописна: то горки, то низины, изобильные дичью. В Шопшу приехали в 8-м часу. На постоялом дворе какая девочка-то — удивление. Разговаривали мы с ней часа 2. Молоденькая, белокуренькая, черты тоненькие, а какой голосок. Да выговор-то наш — так и поет. Разговор начался так: Николай говорит: «Какая ты миленькая, да какая же ты хорошенькая!» Она: «Ну уж, батюшка, какая есть». Я: «Да нам лучше-то и не надобно». На это она только улыбнулась, да так мило, что другой даме недели в 4 перед зеркалом не выучиться так улыбаться. Уж пела, пела она и про дела, и про пустяки, и про полотна, которые она мастерица ткать, и про любовь, и про бар, и про мужиков [?]. Она улеглась в одном отделении с нами, только через перегородку, с двумя братишками. Тут только вспомнил Николай, что мы с ней не христосовались. Она говорит, что точно — не христосовались и что похристосоваться очень можно. Отложили до завтра оттого, что она уже раздета, и к нам нейдет и к себе не пускает.
Из Шопши выехали в 6-м часу. Дорога еще разнообразнее, еще лучше. Не доезжая до Ярославля верст за 8, открывается такой восхитительный вид — верст на 30 или больше во все стороны, что невольно расчувствуешься. Ярославль — город, каких очень не много в России. Набережная на Волге уж куда как хороша. Мы ходили с Николаем осматривать город, и особенно понравились нам набережная, лицей, памятник Ришелье, церковь Ильи пророка и колокольня у собора. И все это в одном месте. Хорош также бульвар, по которому с правой стороны от Волги идет Стрелецкая улица; на ней кондитерская Юрезовская. В одном доме с этой кондитерской живет Ушинский. Заходил к нему, потолковали с ним побольше часу. Из Ярославля выехали в 2 часа, с час переезжали Волгу при сильном ветре. Тут маменька и услужающие из женского полу тяпнули горя немало [2 слова нрзбр.]. Дети поступили на один паром, а мы с Николаем переправлялись на другом и сами правили рулем. От Ярославля поехали по луговой стороне и тут встретили такую девочку, что все зараз ахнули от удивления — полненькая, черноглазенькая, говорит, ровно поет, только, к нашему несчастию, при ней был Аргус, в виде старухи. По луговой стороне виды восхитительные: что за села, что за строения, точно как едешь не по России, а по какой-нибудь обветованной земле. С правой стороны от нас горел мелкий лес; огонь занял пространство версты 2 в ширину и с треском и шипеньем пожирал кустарники. Огня не было видно, а с самой земли подымался густой, белый дым, волнуемый ветром, и далеко уходил в небо, как гигант дракон, который впился в землю страшной пастью и крутил хвостом по поднебесью. Сходство поразительное и без малейшей [1 слово нрзбр.] помощи[1] воображения. За 2 версты до станции попались нам 2 девочки — сестры, одной лет 19, другой лет 17. Что это за милашки. Мы их посадили в свой тарантас, довезли до станции. Как вольно и вместе с тем прилично они держат себя, как хорошо одеты. У старшей такие маленькие и беленькие ручки, что не грех поцеловать. Мы с ними натолковались досыта. Ну, тяпнешь горя в этой стороне. Эту дорогу, как выражается Николай, не забудешь до самой смерти. И все идет crescendo[2] — и города, и виды, и погода, и деревенские постройки, и девки. Вот уж 8 красавиц попались нам на дороге. Вот, например, Овсянники, в которых мы остановились теперь; эта деревня, составляющая продолжение села Рыбниц, так построена, что можно съездить из Москвы полюбоваться только. Она, вместе с селом, тянется по берегу Волги версты на 3. Мы остановились на самом берегу Волги в таком постоялом дворе, что лучше любой гостиницы. Николай, тяпнувши водки немало, отправился было на Волгу удить рыбку часов в 9 ночи, что нас пленило немало. Папенька говорит ему, что если он и поймает какого-нибудь леща, так уж, верно, гуляку, потому что ночью и порядочные люди и порядочные лещи спят.
Из Овсянников выехали в 6-м часу и ехали все берегом Волги, почти подле самой воды, камышами. Виды на ту сторону очаровательные. По Волге взад и вперед беспрестанно идут расшивы то на парусах, то народом. Езда такая, как по Кузнецкому мосту. Кострому видно верст за 20. В Кострому приехали в 11-м часу и остановились в единственной, пощаженной пожаром, гостинице. Она очень не удобна для нас, да уж нечего делать — хорошие все сгорели. Много хорошего сгорело в Костроме. Мы с Николаем ходили смотреть город; площадь, на которой находится та гостиница, где мы остановились, великолепна. Посреди — памятник Сусанину, еще закрытый, прямо — широкий съезд на Волгу, по сторонам площади прекрасно устроенный гостиный двор и потом во все направления прямые улицы. Таких площадей нет больше ни одной. Правая от Волги улица упирается в собор довольно древней постройки. Подле собора общественный сад, продолжение которого составляет узенький бульвар, далеко протянутый к Волге по нарочно устроенной для того насыпи. На конце этого бульвара сделана беседка. Вид из этой беседки вниз и вверх по Волге такой, какого мы еще не видали до сих пор. Мимо нас бурлаки тянули барку и пели такую восхитительную песню, такую оригинальную, что я не слыхивал ничего подобного из русских песен. В 4 часа папенька с маменькой пошли к П[авлу] Ф[едоровичу], а мы с Николаем сели писать в Москву письма.
Опять ходили смотреть на город. Пошли мелкими улицами и вдруг вышли в какую-то чудную улицу. Что-то волшебное открылось нам. Николай так и ахнул. По улице между тенистыми садами расположены серенькие домики довольно большие, с колоннами, вроде деревенских помещичьих. Огромные березы обнимают их с обеих сторон своими длинными ветвями и выдаются далеко на улицу. Все тихо, патриархально, тенисто. На немощеной улице играют ребятишки, кошка крадется по забору за воробьями. Заходящее солнце со своими малиновыми лучами забралось в это мирное убежище и дорисовало его окончательно. Николай от полноты души выразился, что это так картинно, что кроме как на картинке нигде и не встретишь. Пошли по этой улице дальше и вышли к какой-то церкви на горе, подле благородного пансиона. Тут я, признаюсь, удержаться от слез был не в состоянии, да и едва ли из вас кто-нибудь, друзья мои, удержался бы. Описывать этого вида нельзя. Да чуть ли не это и вызвало слезы из глаз моих. Тут все: все краски, все звуки, все слова. А заставьте такого художника, как природу, все эти средства употребить на малом пространстве, посмотрите, что он сделает. Тут небо от самого яркого блеску солнечного заката перешло через все оттенки, до самой загадочной синевы, тут Волга отразила все это небо, да еще прибавила своих красок, своих блесток, да еще как ловкий купец ухватишь[3] за конец какое-нибудь фиолетовое облако и растянешь его версты на две и опять свернешь в кучу и ухватишь какую нибудь синеву с золотыми блестками. Облака, растрепанные самым изящным образом, столпились на запад посмотреть, как заходит солнце, и оно уделило им на прощанье часть своего блеску. А диким гусям стало завидно, и они самым правильным строем, вытянувшись поодиночке углом, с вожаком в голове, потянулись на запад; вот они поровнялись с солнцем, их крылья блеснули ослепительным светом, и они с радостным криком полетели на север. Мы стоим на крутейшей горе, под ногами у нас Волга, и по ней взад и вперед идут суда то на парусах, то бурлаками, и одна очаровательная песня преследует нас неотразимо. Вот подходит расшива, и издали чуть слышны очаровательные звуки; все ближе и ближе, песнь растет и полилась, наконец, во весь голос, потом мало-помалу начала стихать, а между тем уж подходит другая расшива и разрастается та же песня. И так нет конца этой песне. С правой стороны у нас собор и главный город, все это вместе с устьем Костромы облито таким светом, что нельзя смотреть. Зато с левой стороны, почти у самых наших глаз, такой вид, что кажется не делом природы, а произведением художника. По берегу, который гора обогнула полукружием, расположен квартал, называемый Дебря, застроенный разнообразными деревянными строениями с великолепной церковью посредине в старом штиле. С правой стороны Дебря ограничивается той горой, на которой мы стоим, сзади — горой, на которой реденькая и вековая сосна нагнулась и стережет этот уголок; слева тоже березки, и вдруг неизвестно откуда забежала по горе темная сосновая роща, спустившаяся до самой реки. Она охватила это очаровательное место, чтобы не разбежались березки и [2 слова нрзбр.] по порядку. Через рощу видны горы и какие-то неведомые [1 слово нрзбр.] верст на 30. А на той стороне Волги, прямо против города, два села; и особенно живописно одно, от которого вплоть до Волги тянется самая (кудрявая рощица, солнце при закате забралось в нее как-то чудно, с корня, и наделало много чудес. Я измучился, глядя на это. Природа — ты любовница верная, только страшно похотливая; как ни люби тебя, ты все недовольна; неудовлетворенная страсть кипит в твоих взорах, и как ни клянись тебе, что не в силах удовлетворить твоих желаний — ты не сердишься, не отходишь прочь, а все смотришь своими стр[астными] очами, и эти полные ожидания взоры — казнь и мука для человека.
Измученный, воротился я домой и долго, долго не мог уснуть. Какое-то отчаяние овладело мной. Неужели мучительные впечатления этих 5 дней будут бесплодны для меня?
Вчера мы только что встали, отправились с Николаем в Ипатьевский монастырь. Он в версте от города лежит на Московской дороге по ту сторону Костромы реки. Смотрели комнаты Михаила Федоровича, они подновлены и не производят почти никакого впечатления. В ризнице замечательны своим необыкновенным изяществом рукописные псалтыри и евангелия, пожертвованные Годуновыми. Виньетки и заглавные буквы, отделанные золотом и красками, изящны до последней степени, и их надобно бы было срисовать. Из монастыря мы отправились с Николаем вниз по Костроме на маленькой долбленой лодочке, которая вертелась то туды, то сюды и того гляди перевернется. Это называется — в корыте по морю плавать, бога искушать. Из Костромы мы выехали на Волгу и, проплыв в таком утлом челноке версты 3, подъехали благополучно к городским воротам. В 4 часа Николай с багажом отправился в деревню. Вечером я ходил на те же места, где мучился вчера, и измучился не хуже вчерашнего. Сегодня в 9 часов отправил письма в Москву.
Весь день проскучал, шлялся по городу. Вид погорелых зданий, самых лучших в городе, еще прибавил тоски, очутился как-то на Дебре, и опять то же, что вчера и третьего дня. Завтра рано утром едем в Щелыково.
Вчера мы выехали из Костромы в 6-м часу. Дорога идет все лесом и горами. Куда ни взглянешь, кругом лес. Признаться, это довольно утомительно. Останавливались в какой-то деревнюшке, за неимением постоялых дворов, в простой избе, впрочем очень просторной и довольно чистенькой. Мы ехали на переменных и потому останавливались переменять лошадей на вольной станции между казенными Караб. и Княз., в которых отличные постоялые дворы. Часу в 6-м приехали в Щелыково. С первого разу оно мне не понравилось, исключая дому, который удивительно хорош как снаружи оригинальностью архитектуры, так и внутри удобством помещения. Вечером поздно ходили с Николаем в баню. Нынче поутру ходили осматривать места для дичи. Места удивительные. Дичи пропасть. Щелыково мне вчера не показалось, вероятно, потому, что я построил себе прежде в воображении свое Щелыково. Сегодня я рассмотрел его, и настоящее Щелыково настолько лучше воображаемого, насколько природа лучше мечты. Дом стоит на высокой горе, которая справа и слева изрыта такими восхитительными оврагами, покрытыми кудрявыми сосенками и липами, что никак не выдумаешь ничего подобного. День прошел как-то пусто, потому что еще не успел осмотреться и не начал еще настоящую деревенскую жизнь. Еще много городских пустяков и хламу в голове.
Здесь кончается мой дневник и начинается статья под названием «Деревня», в которой буду писать, писать все то, что вызовет у меня деревня, и уж не ежедневно, а как придется.
ДЕРЕВНЯ
правитьЯ начинаю чувствовать деревню. У нас зацвела черемуха, которой очень много подле дома, и восхитительный запах ее как-то короче знакомит меня с природой — это русский fleur d’orange[4]. Я по нескольку часов упиваюсь благовонным воздухом сада. И тогда мне природа делается понятней, все мельчайшие подробности, которых бы прежде не заметил или счел бы лишними, теперь оживляются и просят воспроизведения. Каждый пригорочек, каждая сосна, каждый изгиб речки — очаровательны, каждая мужицкая физиономия значительна (я пошлых не видал еще), и все это ждет кисти, ждет жизни от творческого духа. Здесь все вопиет о воспроизведении, а больше всего восхитительные овраги подле дома, перед которыми чортов овраг в Нескучном саду очень незначителен, и живописные берега речки Сендеги, которым я не могу найти и сравнения. Первое и самое сильное чувство, которое производят на меня эти красоты природы, для меня болезненно, мне тяжело, мне надобно облегчить свою грудь, надобно поделиться с кем-нибудь этими неотступными впечатлениями, которые лезут в душу со всех сторон. Я не знаю меру той радости, друзья мои, какую почувствовал бы я, если бы увидел вас в этих обетованных местах. Я часто мечтаю об этом, но мечты не утешают меня, как других, а только мучат.
Я начинаю привыкать к деревне; я обошел почти все окрестности, познакомился кой с кем из мужиков, видел крестьянский праздник. И все это хорошо, а лучше всего природа, что за реки, что за горы, что за леса. У нас все реки текут в оврагах — так высоко это место. Наш дом стоит на высокой горе, побольше нашей Воробинской, а есть места, например деревня наша Сергеево, откуда наш дом кажется в яме, а эта деревня в четырех верстах от нас на север. На юг от нас есть, верстах в 5, деревня Высоково, из той виден почти весь Кинешемский уезд. Под этой деревней течет Меря, — что это за удивительная река. Если бы этот уезд был подле Москвы или Петербурга, он бы давно превратился в бесконечный парк, его бы сравнивали с лучшими местами Швейцарии и Италии… А какой народ здесь!..
Май у нас вступает в свои права. Дня три была жара смертельная. Цветов еще мало, и тешит пока одна черемуха, которой в этой стороне много…
Рыбы и дичи здесь пропасть. К нам поминутно носят то аршинных щук, которая стоит двугривенный, то рябчика или утку, что стоит 20 копеек ассигнациями. Ружье у меня очень плохо, дальше 30 шагов бить нельзя. Мы пробовали его в цель, в 40 шагах разносит дробь на сажень…
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ВОЛГЕ ОТ ИСТОКОВ ДО НИЖНЕГО-НОВГОРОДА
правитьI
ТВЕРЬ
править
В Тверь я приехал еще до открытия навигации. Это было на святой неделе, погода стояла прелестная. Толпы народа в праздничных нарядах гуляли по набережной; Волга была в полном разливе и, сливаясь с Тверцой, представляла огромное пространство мутной, пенистой воды, взволнованной низовым ветром; с набережной Отрочь монастырь[5] казался стоящим на острове. Но пусто и безжизненно было все это пространство; ни одно судно не оживляло реки, и только черные плашкоуты, приготовленные для моста, виднелись на той стороне да мокрые щепки и грязная пена прибоя лежали полосами по берегам, свидетельствуя о прибыли или убыли воды.
Несколько свободных дней до прихода весеннего каравана и неделя, которую я провел в Твери по отплытии его, дали мне возможность ознакомиться с жизнью города, так красиво построенного и так счастливо поставленного на перекрестке путей железного и водных. Все местные условия, как кажется с первого взгляда, должны бы способствовать промышленному процветанию Твери: железная дорога соединяет ее с Петербургом и Москвою; верхние и нижние волжские караваны пристают под самым городом; Тверца, как начало Вышневолоцкой системы, представляет другой путь соединения с Петербургом — путь дешевый для тяжелых грузов. Но мне довелось убедиться, что, несмотря на благоприятную местность, Тверь в промышленном отношении никак не может считаться городом п_р_о_ц_в_е_т_а_ю_щ_и_м. Разбирать подробно причины слабого промышленного развития, при таких счастливых условиях, я предоставляю специалистам; я скажу от себя только то, что видел и что удалось узнать, насколько дозволяли мне и краткость времени, и непривычка к наблюдениям подобного рода. Я наперед оговариваюсь, что главным моим делом было добросовестное собирание фактов; что же касается до выводов, которые могут встретиться как в этой, так и в последующих статьях, то я им, как личным соображениям, не придаю большой важности. Всякий, более меня знакомый с экономическими науками, может сделать это дело лучше, и я только потому даю место в своих статьях моим соображениям, что в них, как сделанных на месте, может быть своя доля правды.
Первое, что поражает наблюдателя в Твери, — это бедность промышленного класса (мещан) и ничтожность заработной платы и выручки. Приведу несколько фактов. Главный промысел бедных тверских мещан составляет перевозка через Волгу; этой работой занимаются около ста человек. Такого количества перевозчиков для Твери много, и выручка держится только между 15 и 20 коп. сереб. в день на человека. Да и эта работа только весной; по сбытии воды наводятся два моста через Волгу и один через Тверцу; тогда ищи рукам какой-нибудь новой работы. А зима? Взгляните только на утлую г_л_и_н_к_о_в_к_у[6], в которой вас повезут за Волгу, и вы ясно убедитесь, что перевозчики — народ бедный, очень бедный. Глинковки делаются из тесу и так тонко — того гляди, что продавишь ногой, что и бывало. Много тонет народу на этих глинковках, особенно при сплаве вниз, когда пассажиров набивается полная лодка. Был один случай: кто-то захотел переправить корову за Волгу, корова, на середине реки, продавила копытом лодку, и все потонули. Да и взыскать нельзя с перевозчиков; даже четыре руб. серебром — обыкновенная цена за эту п_о_с_у_д_и_н_у[7] — для них уж великая сумма. В межень, по недостатку работы, занимаются перевозкой не более двадцати человек, а остальные или ходят на в_я_з_к_а_х[8] вверх, или возят вниз, иногда до самого Рыбинска, бедных пассажиров, которым дорого съехать на пароходе. На пароходе надобно заплатить до Рыбинска за место на открытой палубе 2 р. 50 к., а на лодке 75 к., конечно с условием гресть по очереди: но такой труд ничего не значит для рабочего человека. По приезде в Рыбинск хозяин лодки продает ее за бесценок и отправляется домой пешком или остается там работать. Другой промысел — разгрузка; эта работа в Твери временная и непродолжительная, не то что в Рыбинске, и притом нужно иметь лошадь, а кто имеет лошадь, тот уж не так беден. В 1855 г. разгружено в Твери барок 148, лодок[9] 512, связок 138, с платою с каждого куля или берковца от двух до трех копеек серебром. Разгрузкою занимаются около двухсот пятидесяти человек, с таким же количеством лошадей[10]. Судостроение в Твери в последнее время в совершенном упадке. В 1855 году выстроена 31 барка указной меры, постройкой занимались тверские мещане в числе 45 человек. За всю эту работу придется около двадцати рублей на человека. В зимнее время весь бедный класс судопромышленников занимается кузнечным мастерством: ковкою гвоздей, барочных принадлежностей и других мелких изделий. Работа изнурительная и малоприбыльная: работники спят не более трех часов в сутки и вырабатывают не более полтинника в неделю. Сам я зимой в Твери не был и за верность этого показания ручаться не могу; но я его слышал по крайней мере от двадцати человек, в разное время, слово в слово, поэтому предполагать обман трудно[11]. Здесь, я думаю, будет кстати привести одну характеристическую черту тверских мещан, ярко выказывающую их бедность. Самое лакомое кушанье, о котором они мечтают, это жареный лук в конопляном масле. Мяса не видят почти круглый год.
Женский промысел, повсеместно распространенный в Твери и почти единственный, — вязанье простых чулок в одну иглу, из самой грубой шерсти. Их вырабатывается весьма большое количество и развозится по ярмаркам; но заработная плата так ничтожна, что фунт вязаной шерсти и фунт невязаной немногим разнится в цене. Вот главные промыслы бедных тверских мещан. Те, которые побогаче, имеют ч_е_р_н_ы_е, или вышневолоцкие, лодки, на которых доставляют из Рыбинска до Твери и других городов по Волге и Тверце хлебный товар, соль, железо и прочее.
Скажем теперь несколько слов о наружном виде Твери. Внешностию своею Тверь заметно отличается от других городов, лежащих на Волге. Особенная чистота главных улиц приметна даже и для приезжих из столиц. По всему видно, что Тверь играла роль коридора между Петербургом и Москвой, который беспрестанно мели и чистили и, по памяти и привычке, метут и чистят до сих пор. Петербургско-московское шоссе пролегает в центре города по Миллионной улице и площадям, обстроенным красивыми зданиями, и на эту лицевую сторону обращено было все старание обывателей и начальства и мимолетное внимание путешественников. Обыватели строили гостиницы на Миллионной, украшали их по возможности, пекли пряники, изображающие стерлядей, свернутых кольцом, и коврижки с губернским гербом. Проездный город, чтобы его помнили, непременно должен иметь какую-нибудь съестную особенность. Торжок известен пожарскими котлетами, Валдай — баранками, Тверь когда-то, по словам Пушкина, славилась — макаронами {*}, а теперь пряниками. Для путешественника любо, когда он проезжает чистым, веселым городом, в котором можно остановиться в удобной гостинице и поесть хорошо, и потолковать с ловким прислужником о местных достопримечательностях. Такой город непременно покажется ему цветущим в торговом и промышленном отношении, так он его и занесет в свои записки. Вот что говорит о Твери барон Гакстгаузен {**}:
{* У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармазаном макарони
Да яичницу свари. (Прим. А. Н. Островского.)
Из стихотворения Пушкина «Из письма к С. А. Соболевскому».
- Etudes sur la situation interieure, la vie nationale et les institutions rurales de la Russie. 1 v., Hanovre, 1847. (Прим. А. Н. Островского.)
(Очерки внутреннего состояния, национальной жизни и сельского устройства России. Т. I, Ганновер, 1847 г.)}
«L’aspect de Twer est admirable. Rebatie en entier, apres 1’incendie de 1763, cette ville peut etre mise au nombre de plus belles de la Russie; du moins aux yeux de ceux, qui font consister la beaute d’une ville dans de larges rues, tirees au cordeau; dans de belles maisons en pierre, ornees de colonnes et de balcons; de vastes places, entourees de batisses, semblables a des palais et une multitude d’eglises, surmontees de coupoles et de clochers. Dans quelques rues on voit de jolies allees de tilleuls. Des points, d’ou la vue s’etend sur le fleuve, on aperсoit un mouvement extraordinaire: il est couvert d’une foule de barques, dont le nombre s’eleve par an a environ 4000»[12].
Но почтенный барон ничего не говорит о том, что на эти 4000 судов тверские жители только поглядят. Они постоят да и уйдут в Петербург, не доставив никакой работы, а следовательно и выгоды, тверитянам. Перегрузки в Твери нет, а разгрузка, как я уже упомянул, незначительна. Далее Гакстгаузен говорит:
«Le mouvement des rues atteste la situation f lorissante du commerce et l’etat prospere des habitants. Les russes disent, en parlant de cette ville: Twer gorodok — Moskvi ougolok»[13].
Все это, может быть, и было, да теперь прошло. Безжизненнее тверских улиц я не видал во всей Великороссии; а Москвы уголком называется и Ярославль, и Тула, и Казань, и даже Ростов. Впрочем, физиономия проездных городов всегда обманчива, и легко принять суету от проезда за промышленное движение, а праздничную веселость за довольство.
Бедному классу обывателей тверских весьма естественно было обратиться от вечной кормилицы их Волги, которая, впрочем, без усиленного труда ничего не дает, к легкому приобретению, доставляемому огромным проездом. Что за охота трудиться, когда каждая девочка за мелкую тарелку малины и земляники, набранной в полчаса, получала столько же, сколько большой человек за тяжелую работу целого дня. Но так как все, что легко приобретается, легко и проживается, то обыкновенно на местах проездных и так называемых бойких бывает много веселья и мало довольства, много пьянства и плохое хозяйство. Легкое приобретение, приучая к праздности, всегда мешает промыслам развиваться до той степени мастерства, где труд получает большее вознаграждение. Если бы проезд по петербургскому шоссе не прекратился, Тверь и до сих пор была бы веселым городом, но замечательно промышленным — едва ли! Теперь на главных улицах в Твери безлюдно и безжизненно, а по уголкам бедные люди, не приучившиеся к порядочной и прибыльной работе, занимаются утомительным, безвыгодным трудом: перевозкой, кузнечным мастерством, вязаньем шерстяных чулок. Едва ли я ошибусь, если скажу, что обстоятельства, поставившие Тверь на большом торном пути, немало способствовали настоящей бедности ее мещан. Конечно, это не главная и не единственная причина; главною причиною бедности промышленного класса наших городов средней полосы все-таки останется недостаток значительных капиталов и излишество рабочих рук, а для Твери, вероятно, есть и другие, местные, причины, которых мне не удалось подсмотреть.
Недавно возникла за р. Тьмакой в огромных размерах бумагопрядильня московских купцов Залогина и Каулина в 44 тысячи веретен. Кругом фабрики строится целый город: красильни, ткацкие, дома для помещения директора и машинистов, длинные корпуса для рабочих и прочее. Хозяева, как говорят, хотят провести железную дорогу от фабрики до соединения с Николаевской. Фабрика заложена в 1853 г. и теперь уже действует, хотя еще не полными силами. Такое мануфактурное заведение сущее благодеяние для тверского края, где так много готовых рук и так мало работы. Устье Тьмаки, в берегах которой видны следы каких-то водных сооружений, теперь запущенных, очень удобно для стройки и починки судов, надобно только приложить уменье и капитал. Компания пароходства «Самолет» торгует это место у города и хочет устроить безопасную гавань для своих пароходов. Говорят, что тверское городское общество находит какие-то препятствия этому полезному делу[14]. Жаль! Если это предприятие удастся компании, то, при настоящем упадке судостроения в Твери, много народу будет кормиться от этой работы.
II
ВЕСЕННИЙ КАРАВАН
править
Через несколько дней после полного разлива Волга значительно сбыла, но зато воды ее ожили. У пароходной пристани стояли рядом три парохода, чистенькие, как будто только вчера сделанные: «Тверь», «Рыбинск» и «Ярославль» (общества «Самолет»); противоположный берег был окаймлен новенькими барками верхнего каравана; черные лодки, управляемые девятисаженными п_о_т_е_с_я_м_и, сплавлялись вниз за кладью; рыбаки причалили к берегу свои пловучие садки и торговали рыбой; перевозные лодки сновали поперек Волги.
В это время главный интерес представляет Затверечье[15]: там, на крутом берегу, близ каменных хлебных лавок (на которых прошлогоднее наводнение[16] ознаменовано черной чертой и оригинальной надписью: «4 апреля 1855 года был потоп до сих пор»), как на бирже, толпятся всякого рода рабочие артели, ожидая дела. Но прежде, нежели будем говорить о рабочих, я считаю нужным сказать несколько слов о судоходстве по Волге и о том караване, который теперь прибыл в Тверь.
Судоходство по Волге с притоками и по всем трем системам[17] бывает или п_о_д_ъ_е_м_н_о_е (в_з_в_о_д_н_о_е) — против течения, или с_п_л_а_в_н_о_е — по течению. Подъемное судоходство производится тягою лошадей или людей; а сплавляют посредством потесей и весел. Подъемом, или взводом, приходят суда в Тверь, во все продолжение навигации, из всех пристаней, лежащих между Тверью и Рыбинском, а также и из Твери до Вышнего Волочка по Тверце; сплавляется же в Тверь только один караван ранней весной из верхневолжских и гжатских пристаней. Летом, по причине мелководья в верхних частях Волги, от Ржева до Твери могут ходить только малые, легко нагруженные суда. Всех караванов, приходящих в Тверь и отправляющихся по Вышневолоцкой системе, бывает в лето три: в_е_с_е_н_н_и_й, м_е_ж_е_н_н_ы_й (летний) и о_с_е_н_н_и_й. Весенний караван, о котором мы теперь и будем говорить, составляется: а) из судов, грузящихся на верхневолжских и гжатских пристанях[18], и частью б) из судов, нагруженных на рогачевских и других пристанях между Тверью и Рыбинском. Этот караван, как и все прочие, от Твери до Вышнего Волочка доводится лошадьми в две недели; на каждую барку полагается 10 лошадей и 4 коновода. В Вышнем Волочке стоянка, а не главное складочное место, как говорит г. Бабст в статье своей «Речная область Волги»[19]. Из Вышнего Волочка выступает в половине мая и доходит до С.-Петербурга в семь недель, то есть около Петрова дня. От Волочка идет уже судоходство сплавное, коноводы возвращаются в Тверь, а барки переснащиваются, то есть снимается д_е_р_е_в_о (мачта) и г_у_б_а (руль), устраиваются п_о_л_а_т_и (четыре помоста), на которые становятся лоцман и рабочие, и по концам для управления кладутся п_о_т_е_с_и[20] (девятисаженные еловые бревна, обтесанные в виде весел).
Главные, типические суда Вышневолоцкой системы: б_а_р_к_и и п_о_л_у_б_а_р_к_и; устройство их, как мы увидим, вызвано необходимостью. Б_а_р_к_и, составляющие весенний караван, строятся на верхних частях Волги и ее притоков, в уездах: Гжатском, Сычевском, Ржевском, Зубцовском, Старицком, Новоторжском, Вышневолоцком, Тверском, а также и в уездах, лежащих ниже Твери: Корчевском, Кашинском, Калязинском, Углицком и прочее. Конструкция их определена законами (XII т. Св. зак., изд. 1842 г. Уст. пут. сооб., ст. 122 и 123). Длина барки 17 сажен, ширина 4 сажени, вышина бортов 2 аршина. Дно имеют совершенно плоское, борта прямые. В длину борта прямы на 14 сажен, нос и корма закругляются на три сажени — значит, по полторы сажени. Оснастка барки различна, глядя по тому, для какого судоходства она назначается: для подъемного или сплавного. Для подъемного ставится д_е_р_е_в_о (мачта) и навешивается г_у_б_а (руль); при сплавном — то и другое снимается, а устраиваются, как мы уже сказали, п_о_л_а_т_и и кладутся потеси. Барка сидит в воде, при 6-6 1/2 тыс. пуд. груза-12 вершков, при 7-7 1/2 тыс. — 14 вершков, при грузе от 7500 до 8000 пуд. — 15 вершков. Барки, совершив одну п_у_т_и_н_у, никогда не возвращаются, а продаются в Петербурге на дрова и отчасти на постройки. П_о_л_у_б_а_р_к_и конструкцией своей сходны с барками, размеры их также определены законами (Уст. пут. сооб., ст. 128). Длина не более двенадцати, а ширина четыре сажени, высота стен от одного до полуторых аршин. Грузу поднимают от 4500 до 6500 пудов при осадке от двенадцати до пятнадцати вершков.
Такое устройство судов условливается самим Вышневолоцким путем. Суда возвращаться не могут, следовательно должны стоить хозяину как можно дешевле. Потом в Боровицких порогах от неровности дна и отсильного волнения подвергаются перегибу, а по мелкости фарватера не могут глубоко сидеть в воде. Все это заставляет строить суда, во 1-х, совершенно плоскодонными, чтобы при малой осадке поднимали как можно более грузу, во 2-х, из тонко распиленного елового лесу (днище два дюйма, бока один дюйм) для гибкости, в 3-х, топорной работы для избежания лишних издержек.
К типу вышневолоцких судов можно причислить в_ы_ш_н_е_в_о_л_о_ц_к_и_е лодки, хотя они не входят в канал Вышневолоцкий, а доходят только до Торжка и Вышнего Волочка и возвращаются назад в Тверь. Они строятся в Вышневолоцком и Осташковском уездах и в Твери. Длина от двенадцати до шестнадцати сажен, ширина четыре сажени. Вышневолоцкие лодки называются также о_г_и_б_е_ж_н_ы_м_и, потому что днищевые доски выходят из подводной части, загибаются и прикрепляются к бортам. Эти лодки осмаливаются и поэтому большею частью на Волге носят название ч_е_р_н_ы_х лодок. Управляются так же, как и барки. Грузу поднимают от четырех с половиной до семи тысяч пудов при осадке от двенадцати до пятнадцати вершков; служат до пяти лет.
Ходят по Тверце и другие суда, как то: тихвинки, соминки и прочее, но так как они принадлежат к типу Тихвинской системы, то будем говорить о них впоследствии.
Главный груз весеннего каравана составляют на судах, пришедших с верхневолжских и гжатских пристаней, то есть из Ржева, Зубцова, Гжатска и Старицы: пенька, сало, зерновой хлеб (преимущественно яровой), льняное семя, конопляное масло; а на судах, пришедших с пристаней, лежащих между Тверью и Рыбинском, то есть из сел Рогачева и Кимры и городов Корчевы, Калязина, Кашина, Углича, Мышкина: сало, зерновой хлеб, пшеничная мука, а из Углича, сверх того, колбасы, ветчина, тряпье и сальные свечи очень хорошего качества. Этот товар частью отправляется по железной дороге.
Как этот караван сплавился до Твери, мы поговорим впоследствии, при описании ржевских и зубцовских пристаней, а теперь скажем, какие рабочие нужны ему для дальнейшего пути. Во-первых — лоцман, который действует рулем, чтобы управлять ходом барки и распоряжаться рабочими; во-вторых — коренные, или водоливы, которые смотрят за чистотой судна и за целостью товара; в-третьих, наконец, коноводы с лошадьми, чтобы тянуть барку вверх по Тверце.
Лоцмана. По пространству своих занятий лоцмана делятся на три рода: 1) Низовые лоцмана, которые ведут суда из низовых пристаней до Твери, между ними есть и ярославцы, например Копринские. 2) Тверские лоцмана (крестьяне Тверского уезда), проводят суда от Твери до Вышнего Волочка. 3) Вышневолоцкие (крестьяне Вышневолоцкаго уезда), сплавляют суда от Вышнего Волочка до Новгорода и С.-Петербурга. Все эти лоцмана проводят барки от места до места и называются сквозными, в отличие от других, которые ведут только по опасным местам и сдают опять прежним. Таковы в Тверской губернии в Вышневолоцком уезде ножкинские лоцмана. Их обязанность проводить суда по р. Мете через пороги от деревни Ножкиной До города Борович. Они составляют особую артель и состоят в казенной службе. Жалованья получают 1 руб. 50 коп. с каждой барки и по окончании навигации делят поровну. Они же нанимаются у купцов на верхневолжских и гжатских пристанях и ведут суда насквозь до Вышнего Волочка.
Лоцмана все на хозяйских харчах и жалованье получают следующее[21]:
|
|
| |
Низовому лоцману |
|
|
|
Тверскому |
|
|
|
Вышневолоцкому: | |||
До С.-Петербурга. |
|
|
|
» Новгорода |
|
| |
Ножкинскому: | |||
От Зубцова до Волочка |
|
|
|
За сгон барки чрез Ножкинские пороги: |
|
||
Казенная плата 1 р. 50 к. |
|
|
|
Частные подарки 1 р. |
Коренные. Коренные нанимаются на всю путину, то есть от места и до Петербурга или Новгорода. Этим промыслом занимаются крестьяне и мещане всех уездов, начиная от Твери и до Ярославской губернии, а также старицкие и новоторы. Коренные делают в лето одну путину. Самый большой путь и самая большая плата — это от Рыбинска до С.-Петербурга, от 30 рублей и более, на хозяйских харчах.
Коноводы. Коноводы нанимаются лоцманами: тянуть барки от Твери до Вышнего Волочка. Коноводы обыкновенно торгуются на пару лошадей, но приходят на работу — кто с одной, кто с двумя, кто с тремя и т. д. и потом складываются для одной барки (10 лошадей). Средняя цена на пару от Твери до Волочка 15 руб. сереб.; харчи держат артельные, а корм для лошадей обыкновенно покупают у хозяев барок по цене, разумеется, высшей. В каждый караван коноводы делают одну путину (от Твери до Вышнего Волочка), итого три путины в лето. Из Вышнего Волочка возвращаются по шоссе на телегах, в которые запрягут и кругом которых увяжут свои десять лошадей, и гонят очень скоро, чтобы даром не проедаться на дороге. На каждую барку требуется десять лошадей при четырех коноводах: двое больших и два мальчика. Ранней весной коноводы тянут только по левому берегу Тверцы, на котором сделан искусственный бичевник, а когда обсохнет — то по обоим берегам, разделив пополам и лошадей и рабочих. Промысел этот доставляет занятие крестьянам Тверского, Корчевского и Новоторжского уездов. Коноводы часто из тех же деревень, откуда и лоцмана, а иногда и из одной семьи; бывает и так, что отец коновод, а сын лоцман. Об этом ходит следующий анекдот по Волге. Когда произойдет такой случай, что на одной и той же барке лоцман и коновод в ближайшем родстве, то выходят некоторые затруднения, впрочем не очень важные и легко устраняемые. Лоцмана, по должности старшего, имеют привычку ругать подчиненных, и надобно заметить, что никто на всей Волге, а может быть и во всей вселенной, не ругается так, как лоцмана, хотя сами по себе они, без исключения, честнее и нравственнее всех прочих судорабочих. Должность такая! Да и притом же вся ответственность за целость судна лежит на них одних. Но как же обругать ближайшего родственника? А не обругать иногда никак нельзя! Лоцман в таком случае поступает следующим оригинальным образом: он сначала крикнет на коновода: «Эй ты, шуба!» да и потом уж шубу и ругает. И не обидно, и должное не упущено!
III
СЕЛО ГОРОДНЯ
править
В Твери, на Волге, рыбных садков немного, рыба незавидная, а цены почти московские. Как-то раз я разговорился на набережной с одним стариком, как видно хорошо знающим Тверь, и между разговором спросил у него: отчего так дорога рыба?
— Нет у нас хорошей рыбы, оттого и дорога. Сколько я запомню, и всегда у нас, в Твери, было бедно рыбы-то, а теперь уж и вовсе мало. Волга мелеет год от году, ну, да и пароходов пужается, так уходит. Вот в Городне хорошую рыбу ловят, так надо ее там купить торговцам-то да 30 верст везти кверху, а еще которая поснет; как же дешево-то продавать?
— А разве, кроме Городни, нигде не ловят? — спросил я.
— Ловят, как не ловить! Ловят и повыше Твери, тоже есть ловли, да все бедно! Не то что уж куда продавать, и нам-то на продовольствие нехватает. Так как же ей дешевой-то быть.
Я поехал в Городню в надежде найти там значительные рыбные промыслы.
На правом, высоком и крутом берегу Волги, в 30 верстах ниже Твери по московской дороге лежит село Городня. Прежде, до литовского разорения, это был город и назывался Вертязин. В нем было три церкви: одна каменная, бывшая соборною, построенная в XIII веке во имя рождества пресвятые богородицы, существует и доселе. Строение ее предание приписывает Тверскому князю Борису Александровичу.
— Церковь у нас так стара, — говорили мне в Городне крестьяне, — что уж ушла в землю. — Но она не ушла в землю, а внизу, под сводами, был устроен храм, на стенах которого еще и теперь видны старинные фрески. В этом храме особенно замечательны царские врата, вероятно современные постройке. Две другие церкви: во имя воскресения Христова и святых мучеников Бориса и Глеба, были деревянные, и о давнем существовании их свидетельствуют только надгробные камни без всяких надписей. В Вертязине и кругом его было много монастырей, что видно из старинных межевых и дозорных книг, копии с которых я сам видел в церкви села Кошелева. Монастырей в Вертязине и вблизи его было пять: Петровский в городе, Златоустов на правом берегу Волги, против нынешней гостиницы, Троицкий в двух с половиною верстах, Александровский в 1 1/2 верстах от церкви по дороге к Твери, на правой стороне шоссе, и Николаевский песочный (Видогодский тож) против церкви на другой стороне Волги. Все монастыри и церкви, исключая одной, разорены в литовское нашествие, и самый город даже потерял свое имя.
В Городне жили царские рыболовы, которые, вместо оброка, обязаны были поставлять ко двору рыбу. Теперь село Городня ям, который, впрочем, с открытием Николаевской железной дороги потерял свое значение.
Долго любовался я живописным видом с обрывистого берега от церкви. Под ногами Волга, синяя от пасмурной погоды и подернутая рябью; несколько рыбаков, стоя в своих маленьких, вертлявых челноках, поднимали баграми верши; сверху шли черные лодки, которые, несмотря на усилия лоцманов и прислуги, находящейся на них, прибивало береговым ветром к противоположному берегу и, наконец, посадило на мель. Легкая двухвесельная глинковка, сплошь набитая народом, пристала к берегу, и пассажиры веревочкой потянулись по горе в село подкрепить себя для дальнейшего пути. За рекой зеленел поемный луг, который расстилался ковром вплоть до высокого, темного соснового лесу. Справа и слева между кустарниками кой-где блестели изгибы и плесы Волги; по крутым берегам далеко виднелись белые каменные церкви сел. Между селами вам непременно укажут Едимоново, замечательное как своею древностью, так и тем, что в нем родилась мать великого князя Михаила Ярославича.
Рыболовство в Городне оказалось очень незавидное, и во всем селе нет ни одного невода. Вообще на всем в Городне заметен упадок, железная дорога лишила это село всех выгод. Прежде, когда тут был проезд, все крестьяне по своим занятиям разделялись на три рода: содержателей постоялых дворов, ямщиков и рыболовов, и все имели выгоды, даже с излишком. Тут гремели дилижансы; поминутно то с той, то с другой стороны подлетали к почтовой гостинице лихие тройки; добрые господа и купцы щедрой рукой давали на водку; разжиревшие дворники брали деньги не только за харчи да за сено и овес лошадям; брали за то, что лошадь только на дворе постояла, брали даже за тепло[22]. Бывало, счеты не выходили из рук у дворника и то и дело щелкали под его толстыми пальцами. Бывало, ямщик отпряжет своих взмыленных лошадей, у которых животы ходнем ходят, — оттого, что очень уважал господ, — сходит в гостиницу — получит с барина на водку, сдвинет маленькую шляпу на самое ухо, возьмет в повод свою тройку, закинет связанные узлом разноцветные вожжи на плечо и отправляется прямо на постоялый двор выпить стакан-другой водки да посидеть часа полтора за чаем. А подъедет дилижанс, и в огромной кухне почтовой гостиницы поднимется всякого рода стук и шипенье; тут и рыбак находил выгодный сбыт своему товару. Как, например, москвичу не попробовать рыбки при первой встрече с Волгой? Как не съесть ушку или соляночку из стерлядей?
— Да, было времечко, да прошло. Пожили в свое удовольствие. Теперь вся наша привилегия отошла. Больно нас чугунка приобидела! — сказал со вздохом мой ямщик.
— Что ж, принимайтесь за землю, — отвечал я ему.
— От косы да от сохи не будешь богат, а будешь горбат.
— Да и прежде, чай, богаты не были, а только гуляли вдоволь?
— Это точно. Это уж что толковать! Гульба большая была.
Не потому им тяжело приниматься за соху, что самый труд тяжел, а потому, что избаловались, как они сами называют, городскими слабостями. У иного соли нет, а не напиться двух раз чаю в день нельзя. Такая привычка! Ну, и тащит последнее.
В настоящее время в Городне рыболовством занимаются человек десять, сбывают свой товар приезжим торговцам по различной цене, глядя по рыбе и по времени, но только весьма по дешевой (от 4 копеек серебром за фунт). Мы, жители столиц, и вообразить не можем тех ничтожных цен, по которым покупают рыбу купцы-рыбопромышленники у крестьян-рыболовов, особенно в июле месяце, когда от теплой воды рыба снет в садках! Да и во всякое время. Количества улова и годовой выручки в Городне определить невозможно, верно только то, что прибыль от промысла не превышает издержек на бедные, плохие снаряды, на повинности и вообще на все крестьянские нужды. Только что концы с концами кое-как сходятся. В образе жизни рыболовы ничем не отличаются от прочих жителей Городни.
В бытность мою в Городне рыболовы ловили рыбу двумя способами, исключительно употребляемыми при летнем рыболовстве: п_о_е_з_д_о_м и в_е_р_ш_а_м_и или в_я_т_е_л_я_м_и.
П_о_е_з_д_о_м ловят непременно двое. Стоя в челноках на расстоянии сети друг от друга, они тихо, плывя по воде, тянут по дну сеть, которая бывает обыкновенно не более трех сажен длины и полуторых аршин ширины и вязана, как частый невод[23]. Нижняя половина сети немного загибается посредством привязанных к нижним концам веревок, которые они держат в руках и по сотрясению которых узнают о попавшейся рыбе. Тогда выбирают сеть, вынимают рыбу в один из челноков и продолжают далее свой поезд.
В_е_р_ш_и разных величин (от 1 1/2 аршин и более) и в_я_т_е_л_и опускают на дно с грузом и в продолжение дня раза два или три ездят в челноках для осмотра, поднимают их баграми, выбирают рыбу в челн и опять опускают на дно.
Верши и вятели по различным местностям имеют и различное устройство, а также и наоборот, одного и того же устройства снаряд в различных местах разно называется. Верша отличается от вятеля тем, что плетется из ивовых прутьев, а вятель — из пряжи. Верша имеет вид кувшина, низ ее закругляется и плотно завязывается, а верх широко раскрыт, посередине делается перехват, внутрь верши вплетается горло в виде воронки, для того, чтобы вошедшая рыба не могла выйти[24]. Сверх того, вершею, как родовым названием, называются все снаряды, плетенные из ивняка, которые по местности и по устройству имеют и свои видовые названия, например: м_о_р_д_а, м_е_р_е_ж_а, в_а_н_д_а, р_у_к_а_в, к_у_в_ш_и_н, н_е_р_о_т, к_о_ш_е_л_ь, х_в_о_с_т_у_ш_а и прочее.
Об этих видоизменениях верши мы будем говорить при описании местностей, где они употребляются, здесь скажем только о х_в_о_с_т_у_ш_е, потому что едва ли придется упомянуть о ней. Хвостуша длиннее обыкновенной верши и плетется в виде конуса без перехвата и без горла. Она ставится обыкновенно в самых быстрых местах, например при спуске плотин, отверстием против воды, тогда как другие верши ставятся наоборот. Это самый простой снаряд; рыба забивается в него просто стремлением воды, которое и мешает ей выйти назад[25]. В_я_т_е_л_ь есть вязанный из пряжи мешок, натянутый на несколько обручей (3-10), в него из той же пряжи ввязывается горло, а иногда два. Видов вятелей также очень много (в_е_н_т_у_р, к_у_ж_а, к_р_ы_л_е_н_а, м_е_р_е_ж_а, однокрылая и двукрылая и прочее), и употребление их особенно значительно в озерных ловлях, при описании которых и будем говорить о них подробно.
Рыболовы в этих местах на Волге исключительно употребляют для ловли ч_е_л_н_о_к_и, то есть долбленные из одного дерева лодки от 6 до 7 аршин длины и не более аршина ширины, с приподнятым острым носом. Ездят большею частью стоя и правят одним веслом. Для дальних переездов употребляют челноки с устроенными посередине для рыбы садками в виде ящика и крытыми носами (в_о_л_к), где сохраняются от дождя пища и одежда.
Зимой забивают е_з_ы (в других местах з_а_е_з_к_и, з_а_к_о_л_ы и з_а_б_о_и). Это один из самых древнейших способов рыбной ловли в Великороссии, рано встречается в наших старинных актах[26]. Для этой ловли забивают поперек реки по дну колья и загораживают щитами из хвои, оставляя между ними небольшие промежутки, и в эти промежутки вкрепляют верши. Такой способ хлопотлив, портит фарватер да и, по словам самих рыболовов, приносит немного выгоды, так что в простую п_р_о_р_у_б_н_у_ю в_е_р_ш_у[27] попадает рыбы не менее, если не более.
Ловят и удочкой, но только мелкую рыбу, и то большею частью ребятишки или те, которые не имеют других снастей. Во время вскрытия рек здесь, как и везде, ловят н_а_м_е_т_к_а_м_и или с_а_к_а_м_и. Снаряд этот устраивается очень просто. Глубокий мешок, связанный часто (корма), натягивается на обруч и прикрепляется к длинному шесту, на котором его и опускают в воду с берега.
Рыба ловится из крупной: щуки, налимы, окуни, головли, язи, лещи, подлещики и шерешпера (жереха); из мелкой: пискари, ерши, ельцы, плотва, уклейка и прочее. Когда я был в Городне, стерлядь еще не ловилась, ход ее начинается около 10 мая.
Как р_е_д_к_и_е с_л_у_ч_а_и иногда попадается белорыбица; старики рассказывали, что на их памяти раз пять или шесть заходили осетры значительной величины. Самый замечательный случай был в марте 1849 г.; была поймана огромной величины стерлядь, которую содержатель гостиницы, купец Воронов, представил ко двору, за что получил высочайший подарок.
Из обычаев, о которых я имел известия от почтенного священника села Городни, отца Василия, замечательно уважение тамошних и окрестных жителей к Ильину дню. Начиная от Троицына до Ильина дня не работают по пятницам, и пятницы называются ильинскими. Далее по берегам Волги всю неделю перед Ильиным днем постятся и называют ильинским постом. В пожары смежные с загоревшимся строением дома обходят с образами. Был случай: одна п_р_о_с_т_е_н_ь_к_а_я (малоумная) девушка Прасковья, когда пожар уже подходил к той избе, где она жила, несмотря ни на какие просьбы и увещания не лезла с печи, уверяя, что их дом не сгорит. Так и случилось. Она умерла два года тому назад.
IV
ДОРОГА К ИСТОКАМ ВОЛГИ ОТ ТВЕРИ ДО ОСТАШКОВА
править
Когда проселочные дороги достаточно обсохли и переезд через ручьи и овраги сделался возможным, я решился ехать в страну болот и озер, к истокам Волги. От Твери до истоков Волги можно проехать тремя путями: на Вышний Волочек, Торжок и на Ржев. Я избрал менее торную и, следовательно, более интересную дорогу на Торжок, а возвратиться предполагал на Ржев, чтобы уже, не разлучаясь с Волгой, проследить, по возможности, развитие этой могущественной реки со всей ее береговой обстановкой от самого зародыша вплоть до впадения в нее Оки. Дорога же на Вышний Волочек — до Волочка железная, а от Волочка почтовая — не представляет никакого интереса, кроме самого города, в котором можно побывать во всякое время благодаря чугунке.
От Твери до Торжка идет старое шоссе, которое до сих, пор прекрасно содержится, но проезду очень мало, и мне попадались навстречу почти только одни коноводы, скачущие во всю мочь своих плохих лошадей из Волочка обратно. На половине дороги, на правом берегу Тверцы, лежит богатое село Медное, прежде бывший ям. В Медном пристань, на которой, для отправки в Петербург, прежде грузилось до 50 судов, теперь менее. В особой слободе живут лоцмана и коноводы; впрочем, этим промыслом занимаются, начиная от Твери и до Торжка, крестьяне всех деревень и сел, лежащих по обоим берегам Тверцы[28].
Я приехал в Медное 10 мая и застал там Никольскую ярмарку. Посреди села стояло несколько небольших палаток: в одних пряники, а в других платки и ситцы, «к_р_а_с_н_ы_й т_о_в_а_р» в полном смысле слова, да ящика два с медными серьгами, оловянными кольцами и разноцветными тесемками — вот и все[29]. Незначительность ярмарки, вероятно, происходит от близости городов Твери и Торжка, где каждый крестьянин может купить во всякое время все, что ему нужно, были бы только деньги.
Торжок бесспорно один из красивейших городов Тверской губернии. Расположенный по крутым берегам Тверцы, он представляет много живописных видов. Замечательнее других — вид с левого берега, с бульвара, на противоположную сторону, на старый город, который возвышается кругом городской площади в виде амфитеатра. Хорош также вид с правой стороны, с старинного земляного вала; впрочем, лезть туда найдется немного охотников. Собственно старый город был на правом берегу: там и соборы, и гостиный двор, и площадь, а левый берег обстроился и украсился только благодаря петербургскому шоссе.
Торжок известен с начала XI столетия и тогда еще снабжал Новгород, в случае неурожая, хлебом, который доставлялся тем же водным путем, как и теперь, то есть Тверцою и Метою, между которыми был волок. Вот что находим мы в первой Новгородской летописи под 6790 (1282) годом…[30] «И прииде Семен Михайлович[31] в Торжок и седе в Торжку засадою, не дадяше внити во Торжок наместникам Дмитриевым, а о_б_и_л_и_е п_о_п_р_о_в_а_д_и в_с_е в Н_о_в_г_о_р_о_д в л_о_д_и_я_х, а в Н_о_в_г_о_р_о_д_е х_л_е_б б_я_ш_е д_о_р_о_г». Торжок, как пограничный город Новгородской области, подвергался от соседей частым разорениям, а впоследствии, по присоединении к Москве, был разорен в смутное время поляками. Между жителями Торжка, и особенно между раскольниками, ходит предание, что их город есть древний Коростень; но это очевидная выдумка, и весьма позднего происхождения, основанием для нее послужили голуби, помещенные в городском гербе. Голуби попали в герб совсем по другой причине: императрица Екатерина II, проезжая через Торжок, заметила в нем много голубей и велела поместить их в уездный герб. Такие легенды, основанные на гербах, существуют и в других городах, например в Ярославле про медведицу…
В Торжке я познакомился с тамошним старожилом, почтенным купцом Ефремом Матвеевичем Е[лизаровым], собирателем древних рукописей о Торжке. У него я видел между прочим: «Описание г. Торжку, учиненное по указу царя Михаила Феодоровича в 1625 году». Привожу несколько интересных сведений из этого описания: "Монастыри деревянные: 1) Рождественский на посаде; 2) Василия Кесарийского; 3) Никитский; 4) Троицкий — в конце посада вверх по Тверце; 5) Пустынской; в нем: триодь постная, в десть, печать литовская, часовник в полдесть, печать литовская, устав и прочие книги письменные; 6) Девичий во имя воскресенья господня; 7) Борисоглебский, — евангелие литовской печати[32]. Церквей на посаде 20[33]. Название мест: «Вознесенский конец, Воскресенский, Благовещенский, Пятницкий, Богоявленский, Егорьевский, Знаменский, Успенский, Козмодемьянский, Климентовский, Мироносицкий, Ивановский, Ипатицкий, Ильинский, Воздвиженский, Цареконстантиновский, Дмитровский, Власьевский, Никольский». Ряды: «Сапожной, Серебряной, Калашной, Хлебной, Горшечной, Овощной, Молодежной[34], Рыбной и Соляной, Мясной, Москотильной; всех лавочных мест восемьдесят и полшеста (85 1/2), да пустых триста одно место с четвертью, да пустых четырнадцать мест, полковых, да пустых сто семь мест, анбарных, да пустых восемьдесят пять мест, запустели до раззоренья[35], а иные и в раззоренье, а кто на тех местах поставитца и ему давать оброк потому ж по два алтына и по две деньги».
Из этого видно, что Торжок до разоренья (литовского) был городом богатым. Некоторые происшествия означаются в описании не годами, а эпохами, вероятно очень памятными для жителей, например: было в л_и_т_о_в_с_к_о_е р_а_з_з_о_р_е_н_ь_е, в з_я_б_л_ы_й г_о_д[36], в л_и_х_о_л_е_т_ь_е[37].
Из Торжка отправляется свой караван, которого я уже не застал. О числе отправляемых судов можно судить по количеству постройки. В 1855 году в Торжке выстроено было 6 барок указной меры, а в уезде 74; постройкою их занимались крестьяне государственных имуществ и помещичьи, Новоторжского и частью Вышневолоцкого уездов. Новоторжский уезд составляет центр судопромышленности в губернии, кроме того что каждая деревня по Тверце доставляет коноводов и иногда лоцманов. Крестьяне Новоторжского уезда, преимущественно пред другими, занимаются судостроением не только дома, но и ходят для этой работы на верхневолжские, то есть ржевские и зубцовские пристани, от сего и самые барки называются н_о_в_о_т_о_р_к_а_м_и. Груз, отправляемый из Торжка в Петербург, состоит большею частью из местных продуктов (например: овес, покупаемый в Новоторжском и смежных уездах) или по крайней мере из продуктов, обделываемых в Торжке, как то: кожи, пшеничная мука и преимущественно солод.
Половина солодовенных заводов Тверской губернии, по расчету г. Преображенского[38], находится в Торжке, где, по сведениям 1845 г., показано 19 заводов, а по сведениям 1848 г. числится 25, на которых выделывается солоду на 120 тысяч рублей сер., значит, эта промышленность значительно усилилась. Другую важную отрасль промышленности Торжка составляет выделка кож. На 16 заводах выделывается: белая и черная юфть, полувал, опоек, красная юфть, козел и сафьян, всего приблизительно на 70 тысяч руб. сер. Торжок исстари славится производством козлов и сафьянов и в этом отношении уступает только Казани и Москве. Особенно известна в Торжке красная юфть купца Климушина, при гостинице которого (бывшей купчихи Пожарской, но переведенной теперь по причине малого проезда в другой дом) есть небольшой магазинчик, где продаются торжковские сапоги и туфли. Работа вещей прочна и красива, но цена, по незначительности требования, невысока: я заплатил за две пары туфель, одни из разноцветного сафьяна, другие из бархата, шитые золотом, Ъ руб. сер.
Прежде золотошвейное мастерство процветало в Торжке; в 1848 году вышивкою туфель и сапогов занималось до 500 мастериц. Теперь эта промышленность совершенно упала, и только в нынешнем году, по случаю коронации, несколько рук успели найти себе работу за хорошую цену — до 15 руб. сер. в месяц. Новоторжские крестьянки, большею частию девки, славятся по всей губернии искусною выделкою подпятного кирпича; и золотошвейки, за неимением своей работы, принуждены были заняться тем же ремеслом. От великого до смешного только один шаг! Летом для работы кирпича они расходятся по всей губернии, разнося с собой разврат и его следствия.
В Торжке бывает в год две ярмарки: крещенская и никитская; первая — с 6 по 12 января, а вторая — с 12 по 18 сентября. Ежегодный привоз простирается на сумму до 50 000 руб. сер.
Несмотря на то, что промышленность в Торжке развита значительно, в быте мещан довольства не заметно; значит, и здесь труд дешев и не всем рукам достает работы. Вот что я слышал от одного почтенного старожила торжковского: «Мещане у нас очень богомольны, но говеют не каждый год, а через год и более, потому что не имеют денег на необходимые при этом расходы». Известно, как незначительны расходы простого человека на говенье, и если он отказывает себе за бедностью в такой важной душевной потребности, то сколько он должен отказывать себе в прочих жизненных потребностях, менее важных!
Рыболовство в Торжке и его уезде самое незначительное, потому что рыбы в Тверце вообще мало, а хорошей почти нет. В Торжке я видел только два садка, наполненные щуками и другой дешевой рыбой. Сверх того, весной, когда воды много, мешает ловле постоянный ход судов, а в межень, когда запираются шлюзы, река очень мелеет, и в это время вылавливается и вытравливается вся рыба дочиста. Хотя отрава или окормка рыбы запрещена законом[39] и виновных, кроме денежного штрафа, велено подвергать церковному покаянию, — но, к сожалению, это б_а_л_о_в_с_т_в_о водится по всей России, и в Торжке также не без греха. Распространение этого противозаконного способа ловли, по моему мнению, происходит от того, что поймать и уличить виновного почти нет возможности. Долго ли с лодки или с берегу накидать в воду небольших шариков?[40] А когда рыба завертится на поверхности и все, и правые, и виноватые, кинутся ловить ее, чем ни попало, тогда вину сваливают обыкновенно на проходящих, что «вот, дескать, шли какие-то да чего-то набросали». Я думаю, что было бы очень полезно преследовать как можно строже продажу кукольвана, которым торгуют почти открыто.
Недолго нужно жить в Торжке, чтобы заметить в обычаях и костюме его жителей некоторую разницу против обитателей других городов. Девушки пользуются совершенной свободой; вечером на городском бульваре и по улицам гуляют одни или в сопровождении молодых людей, сидят с ними на лавочках у ворот, и не редкость встретить пару, которая сидит обнявшись и ведет сладкие разговоры, не глядя ни на кого. Почти у каждой девушки есть свой кавалер, который называется п_р_е_д_м_е_т_о_м. Этот предмет впоследствии времени делается большею частью мужем девушки. В Торжке еще до сей поры существует обычай у_м_ы_к_а_н_ь_я невест. Считается особым молодечеством увезти невесту потихоньку, хотя это делается почти всегда с согласия родителей. Молодые на другой день являются с повинной к разгневанным будто бы родителям, и тут уж начинается пир горой. Такой способ добывать себе жен не только не считается предосудительным, но, напротив, пользуется почетом. «Значит, уж очень любит, коли увез потихоньку», — говорят в Торжке. Не иметь п_р_е_д_м_е_т_а считается неприличным для девушки; такая девушка легко может засидеться в девках.
Старый живописный наряд девушек (шубка или сарафан, кисейные рукава и душегрея, у которой одна пола вышита золотом) начинает выводиться; место его заступает пальто, а вместо повязки с рясками (поднизи из жемчуга) покрывают голову шелковым платочком. Пальто, которые теперь пошли в моду, длинны и узки, с перехватом на талии; они шьются из шелковой материи ярких цветов и большею частью бывают голубые и розовые. Сжимая грудь, они безобразят фигуру. Образ жизни замужних совершенно противоположен образу жизни девушек; женщины не пользуются никакой свободой и постоянно сидят дома. Ни на бульваре, ни во время вечерних прогулок по улицам вы не встретите ни одной женщины. Когда они выходят из дому по какой-нибудь надобности, то закутываются с головы до ног, а голову покрывают, сверх обыкновенной повязки, большим платком, который завязывают кругом шеи. Богатые кокошники становятся редки.
Новоторжские крестьяне и мелкие городские торговцы ездят по деревням Тверской губернии с женскими нарядами и называются н_о_в_о_т_о_р_а_м_и[41]. Это название присвоено всем торгашам мелкими товарами, хотя бы они были и из других уездов. Новоторы не пользуются в губернии хорошей репутацией; о честности их ходит поговорка: н_о_в_о_т_о_р_ы — в_о_р_ы…
16 мая, ранним утром, да еще в дождик, приехала за мной подвода на плохих обывательских лошадях, чтобы везти меня к Осташкову. Между Торжком и Осташковым почта не ходит, а есть так называемый торговый тракт, по которому проезд бывает почти только зимой. Невесело влезал я в полуразвалившуюся телегу; дождик более и более расходился, ямщик мой говорит на каком-то едва понятном наречии[42], а впереди 130 верст незнакомой, почти необитаемой проселочной дороги, это хоть кого заставит призадуматься. И я, вероятно, просидел бы надувшись верст 30, если бы не встреча, которая меня надолго развеселила. У самой гостиницы подошел ко мне господин мрачной наружности, но одетый весьма прилично; придав своему лицу таинственное выражение, он обратился ко мне с следующими словами: ."Почтеннейший! хотя на мне и синь кафтан, но кто имеет чувствие, тот подаст".
Первый переезд от Торжка до Рудникова, в 22 версты, я проехал часов шесть. Я не предполагал, чтобы в нескольких верстах от шоссе, в середине России, в 60 верстах от Твери, могла существовать такая глушь! Дорога идет местами совершенно безлюдными, — то заросшими кустарником болотами, то голыми холмами, и все это — и дорога, и болото, и поля — усеяно различной величины каменьями, точно несколько дней сряду шел каменный дождь. Телега то и дело прыгает по камням и поминутно ждешь, что переломится ось либо рассыплется колесо. Поля по холмам и большею частью по выжженному лесу (лядины) возделаны кое-как, потому что камни и корни мешают вспахать и взборновать порядочно. Здесь я в первый раз видел бороны особого устройства, приспособленные к местности, называемые с_м_ы_ч_е_в_ы_м_и, или с_м_ы_к_о_м. Устройство ее очень просто: она делается из нескольких еловых плашек, расколотых вдоль и сплошь приколоченных к двум перекладинам так, чтобы сучья были вниз; потом сучья обрубают на поларшина и завастривают. Таким образом, зубья у этой бороны не вставные, а натуральные и имеют ту выгоду, что свободно гнутся над каменьями и довольно упруги, чтобы разбивать комья.
«Едет он день до вечера, перекусить ему нечего», — говорится в русской сказке про Ивана-царевича; то же случилось и со мной. В Рудникове я полчаса пробегал по деревне, чтобы достать несколько яиц, дат и то баба, у которой я купил яйца, не бралась сделать яичницу, а послала меня к живущей на другом конце деревни солдатке, которая, ка, к женщина бывалая, по ее мнению, должна была знать эту премудрость.
В Кузнечикове (другая станция, в 11 верстах от первой) мужиков совсем не оказалось, и десятский — баба. — А где ж ваши мужья? — спросил я у десятского. — «К_о_т_о_р_ы у_ш_л_и у к_а_м_а_т_е_с_ы (каменотесы), а к_о_т_о_р_ы д_о_р_о_г_у ц_и_н_я» (чинят), — отвечала она. Скудость земли заставляет здешних крестьян отходить на целый год на заработки, иначе им негде достать оброка, а недостаток оборотливости и ловкости, недостаток, без сомнения, условливаемый печальной обстановкой их жизни, запрягает их на веки вечные в тяжелую каменотесную работу.
В Качанове (третья станция) нашелся постоялый двор и самовар; но зато не нашлось грамотных. Долго пришлось мне ждать, пока бегали куда-то за версту с моим открытым листом, чтобы узнать, что в нем написано. Но и тот, к кому бегали, оказался плохим чтецом и о содержании открытого листа не мог ничего им сказать наверное.
На 8-й версте за Качановым начинаются горы, называемые «С_в_и_н_ы_е х_р_е_б_т_ы», в виде длинных узких гряд; они тянутся на несколько верст по одному направлению и представляют большое сходство с хребтами животных. Дорога идет частью параллельно хребтам, по их откосам, но длиннейшее ее протяжение занимает гребень большого хребта, так что от самой дороги по обе стороны начинаются скаты. Пять верст наслаждаешься живописным видом с этого гребня. Ребра гор изрезаны оврагами и покрыты лесом, и за лесом тянутся мхи[43]. Профессор Московского университета г. Щуровский проезжал в этом году из Твери в Рыбинск и описал попавшиеся ему на дороге валуны[44]. Очень жаль, что он не был в Новоторжском и Осташковском уездах; здешние эрратические явления гораздо замечательнее тех, которые он видел. Одно уже название «Свиных хребтов» указывает на сходство формы этих гор с «Л_о_ш_а_д_и_н_ы_м_и х_р_е_б_т_а_м_и» в Америке, о которых пишет г. Щуровский в своей статье.
Два остальные переезда, от Жилина до Крапивны и от Крапивны до Осташкова, не представляют ничего замечательного; болото, лес — и только. Не доезжая озера, ямщик мой свернул на вышневолоцкую дорогу для удобнейшей переправы через Рудинское плесо[45] Селигера, потому что перевозы на почтовых трактах всегда несравненно лучше. Наконец, после утомительного суточного странствования, я приехал на берег Селигера. Новые невиданные картины открылись предо мной. На берегу вся увешанная сетями деревня, через пролив Рудинского плеса тянется непрерывная цепь мереж, безгранично протянулось синее озеро с своими островами, вдали колокольни и дома почти утонувшего в воде Осташкова, покрытый дремучим лесом остров Городомля и почти на горизонте окруженные водой белые стены обители Нила преподобного…
[ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ ПО ВОЛГЕ 1856 г.]
правитьВ 5 часов мы благополучно и без особенной скуки прибыли на тверскую станцию. Простившись с князем Оболенским и И[ваном] Федоровичем Г[орбуновым], мы отправились в почтовой карете в Тверь, куда и приехали в 6 часов без четверти. Остановились на Миллионной, в гостинице купца Барсукова (50 к. сер. в день). Погода прекрасная, совсем летняя.
Вчера, напившись чаю, мы пошли на набережную, посмотреть Волгу. Волга в полном разливе, солнце садилось и освещало реку так ярко, что больно было смотреть. Тверца вливалась в Волгу такой полной рекой, что казалось, две Волги соединяются вместе. Отрочь монастырь как будто на острову. Все лучшее тверское общество гуляло на набережной. Много красивых женских лиц, впрочем половина подкрашены. Несколько дам катались в колясках. Офицера три ездили верхом на хороших лошадях, только плохо; двое пьяных офицеров катались в пролетке, непростительно качаясь в разные стороны. Барышни купчихи одеты по моде, большею частию в бархатных бурнусах, маменьки их в темных салопах и темных платьях и в ярко-розовых платках на голове, заколотых стразовыми булавками, что неприятно режет глаза и совсем нейдет к их сморщенным, старческим лицам, напоминающим ростопчинских бульдогов. В 10 часов мы поужинали и легли. Ночь я провел беспокойно. Сегодня чувствую себя довольно хорошо. Теперь приводим все в порядок, и я собираюсь ехать к губернатору.
Губернатор принял меня довольно важно, но вместе с тем и ласково. Губернатор, седенький старичок, с черными глазами, с порывистыми движениями и разговором, постоянно курит жуков табак из черешневого чубука. Я ему представился, заговорил о поручении, на это он мне сказал прямо: «Ничего не увидите, да и нечего здесь смотреть; рыболовства здесь нет, потому что рыбы нет, да и никогда не было, мы получаем рыбу из Городни и из Кимр, судостроение в жалком состоянии». Я ему сказал о своем намерении отправиться в Осташков. «Источников Волги искать? Не найдете!» Я упомянул про Ржев и Зубцов. «Да, в Зубцове было капитала три, была и значительная стройка судов, а теперь по случаю войны все упало, по всей губернии промышленность упала от войны». Водил в библиотеку и показывал мне составленную им книгу «Историческо-статистическое описание Тверской губернии в 1846 г.», для того, по его словам, чтобы было что показать, если спросит кто из высших особ о достопримечательном в Тверской губернии. А высшие особы, за неимением железной дороги, тогда очень часто ездили через Тверь и останавливались в Твери. «Я имел счастие поднести экземпляр Ольге Николаевне и получил благодарность».
Он советовал мне обратиться за сведениями в статистический комитет, находящийся при его канцелярии, и еще обратиться к Глазенапу, заведывающему пароходством. На прощание ласково пожал мне руку и просил за всеми сведениями без церемонии обращаться к нему, а если обращусь к кому-нибудь другому, так меня непременно обманут.
Приехав от губернатора, я с Гурием Николаевичем отправился для разных покупок. Купили масла чухонского, спирту, колбасы и рыбы. Стерлядь 8 вершков стоит 50 коп. серебром, не дешевле московского. Изготовили стерлядь в паровой кастрюле и поели с большим вкусом. Вечером опять ходили на набережную; все то же, что и вчера, только розовых платков больше. Вода сбыла с лишком на сажень и близ набережной стояли два изящных парохода. Ночь провел еще беспокойнее, чем вчера; теперь чувствую себя довольно хорошо.
Вчера поутру был у купца Н. Я. Ворошилова, который обещал сообщить разные сведения о судостроении и судоходстве. Заходил к чудаку купцу Лаврову, который может быть полезен по охоте и рыбной ловле. Потом изготовили для себя бифштекс с картофелем и пообедали. После обеда ходили за Тьмаку удить рыбу. Охотников довольно, и, как видно, очень ловких, но берет только уклейка, потому мы, не ловивши и очень уставши, вернулись домой довольно рано. Отдохнули, поужинали и легли спать. Ночь провел несколько покойнее. Я догадался, отчего у меня по ночам бывает волнение: я, после сидячей жизни, вдруг начал делать очень много движения. Вчера я ходил в одном сюртуке, и то было жарко, вечером слышали первый гром, и шел небольшой дождь. На улицах народной жизни совершенно не заметно, песен вовсе не слыхать. Сегодня поутру должен был отправиться первый пароход из Твери с пассажирами; мы встали в 7-м часу и пошли на набережную; но пароход почему-то не пошел. Рядом с двумя первыми стоит третий пароход точно такой же величины и изящества, так что их трудно отличить один от другого. Пришли домой и занялись чаем, явился купец Лавров и между прочими рассказами уведомил нас, что в Твери страшные грабежи. Когда я спросил, отчего не слыхать песен, он отвечал, что полиция гораздо строже смотрит на песни, чем на грабежи.
В субботу вместе с Лавровым ходили за Тьмаку. Смотрели суконную фабрику, выстроенную компанией московских купцов в огромных; размерах. Берега Тьмаки усеяны рыболовами, которые ловят на удочку уклейку. Один рыбак (вероятно, охотник) ловил рыбу, стоя в маленьком челноке, который имел не более вершка запасу над водой и менее 2 сажен длины. Управляя одним веслом, он закидывал небольшую сеть, узкую и длинную, с поплавками, чтобы она одной стороной держалась на воде, собирал ее, выбирал и бросал в челнок, и все это с неимоверным соблюдением баланса, иначе он непременно должен был опрокинуться и с челноком. Вечер провели дома в разных занятиях. В воскресенье ездили смотреть заволжские кварталы. Вечером был Лавров, наболтал с три короба, — впрочем, говорил и дело, — о злоупотреблениях градских голов. Сегодня за дело, довольно гулять. Еду к разным должностным лицам.
В понедельник утром был у Колышкина. Он еще в Москве. По случаю табельного дня должностные лица были у обедни. Просидел весь день дома. Вчера поутру часов в 6 ходили смотреть, как отходят пароходы, был у Колышкина, он все еще не приезжал. По случаю дурной погоды просидел вечер дома. Сегодня еду опять к Колышкину. Что-то бог даст?
В середу Колышкина не застал. Пообедали в трактире. В 5-м часу поехал на железную дорогу в надежде встретить Григорьева, Григорьев не приехал. На станции встретил Д. Г. Ржевского, о котором совсем было забыл. Виделся с Краевским, который ехал в Петербург. Вечером был у Ржевского, там возобновил знакомство с Уньковским, с которым познакомился в прошлый приезд в Тверь. Он теперь судьей; человек веселый, открытый и очень умный. В четверг утром был у Колышкина и нашел в нем весьма дельного и милого человека. Он обещал сообщить мне все сведения, какие может. Обедал дома. Вечером играли с Лавровым в карты. Сегодня сижу дома, жду визитов. Вот уже четвертый день ненастная погода мешает мне ловить рыбу, а сегодня даже очень холодно.
Среди дня был Колышкин, привез описание Тверской губернии и обещал доставить в понедельник сведения. Вечером был у Ржевского. Там был Уньковский и учитель Гарусов (чудак естественный); провели время очень приятно. Вчера поутру был дома. Заезжал Уньковский. Обедал у него. Были Ржевский, Гэрусов и Козаков, человек замечательный, хотя тоже чудак. Ездил на дорогу встречать Ганю. Часов в 7 гуляли, показывал ей Тверь. Вечером был Лавров. Сегодня поутру ходили на рынок, купили сморчков, отличные удилища, каких нет в Москве, по 2 копейки серебром.
(Продолжение). Пообедали дома, потом ходили рыбу ловить. Поймали только двух окуней. Вечером был Лавров, играли в карты. В понедельник до вечера просидел с Ганей дома. Был Уньковский. Вечером ходил не надолго к Колышкину. Там познакомился с Преображенским. Поужинали дома, ночь не спал. Ездил провожать Ганю на дорогу, видели превосходное утро и восход солнца. Поутру гуляли по набережной. После обеда был Преображенский, наговорил много хорошего. Вечером был у Ржевских.
Вчера, собравшись и уложившись, мы поехали в Городню на почтовых. Первую станцию 15 верст до Еммауса проехали в 1 час 5 минут. В Еммаусе нам заложили тройку прекрасных серых лошадей и сел ямщик, малый лет 25, красавец собой. Я ему заметил, что его, должно быть, девушки любят, он промолчал. Повез нас с такой быстротой, что дух захватывало. Отъехав верст 5, он остановился отпустить постромки правой пристяжной. Я курил сигару. «Дайте, барин, сигарочки». Гурий Николаевич предложил ему трубку. «Пожалуйте — вот кабы водочки стаканчик опохмелиться». Я ему налил из фляжки, он выпил и поблагодарил. «Я, барин, перед вами скрываться не хочу, я маленько… тово… п_р_а_з_и_ц_к_о_й. А вы, барин, давеча сразу угадали; это точно, меня девушки оченно любят. Я все наше деревенское пиво пил. Только уж это пиво…» — А что? — «Беда. Как голова болит на другой день, не накажи господи! Стыдно народу-то, особенно баб. К другой приставал либо обругал. А что ломается-то! О, дура!.. Страшно сделается. Смотрителя боишься, старосты боишься. Ах!» — Тут он раза четыре неистово затянулся и сел на козлы. — «Вот спасибо, что охмелили человека. А это бабы, это девки — все наше. Ну, вы!» И со свистом, с гиком полетел как угорелый. 14 верст мы ехали 3/4 часа. В 3-м часу приехали в Городню и остановились в почтовой гостинице. Умывшись и напившись чаю, пошли к священнику. Отец Василий, седой старичок, с красным лицом и пунцовым носом, благословил нас вслух и принял нас даже несколько подобострастно, только с какими-то судорожными движениями. Легко можно было заметить, что он и с похмелья и пьян. Когда он сообщил нам некоторые нужные для нас сведения (которые Гурий Николаевич тут же записал), я попросил его указать мне рыбаков, у которых можно купить рыбы. Он сейчас послал пономаря, и тот привел рыбака с рыбой. Мы купили у него налима 10 вершков (с молоками) и двух окуней, одного 8 вершков, другого 5 вершков за 50 копеек серебром. Батюшка предложил нам водки и принес из другой комнаты большой графин и дикой утки на закуску. Мы выпили по рюмке, и он с нами, потом он попросил по другой — выпили; посидев немного и помигав глазами, он сказал, что мы веруем в троицу, и налил по 3-й; выпили — и он, видимо, захмелел. Мы его звали к себе на уху, но он отговорился, что ему надобно ехать. От него мы пошли гулять кругом церкви, которая стоит на крутом, обрывистом берегу Волги и сверх того окружена рвом. Нас сопровождали пономарь и дьячок и сообщали нам много хорошего о рыбной ловле. Под ногами текла Волга, синяя от пасмурной погоды и подернутая рябью, несколько рыбаков, стоя в своих маленьких, вертлявых челноках, поднимали баграми верши, сверху шли черные лодки, которые, несмотря на усилия лоцманов, прислуги, находящейся на них, прибивало береговым ветром к противоположному берегу и наконец посадило на мель. Легкая двухвесельная глинковка с простонародными пассажирами пристала к берегу, и народ веревочкой потянулся по горе в село подкрепить себя для дальнейшего пути. За рекой зеленел поемный луг, его замыкал высокий сосновый лес, справа и слева изгибы и плесы Волги и несколько сел по берегам.
Прекрасная картина! Пришли домой, поели ухи и легли спать. Сегодня поутру занялись писаньем, пришел священник, и мы отправились в церковь. Церковь старая, с новой пристройкой. Особенно замечательны в ней царские врата, вероятно современные постройке, и подземный храм. Церковь так стара, говорит народ, что ушла в землю.
Вчера по дороге из Городни заезжали в Кошелево к священнику, у которого думали найти документы о Городне, но нашли только то, что уже видел Преображенский. Часа в 2 приехали в Тверь. Вечером был у Уньковского и познакомился там с Потуловым, назначенным губернатором в Оренбург. Сегодня были Уньковский и Лавров, просидел дома. Начал статью о Городне.
Получил Русскую беседу и письмо Дрианского, с приложением Городского листка, где подлецы, воспользовавшись моим отсутствием, изблевали новую гадость. Напишу об этом в Московские ведомости. Был очень огорчен и не мог ни за что приняться.
Вчера читал Русскую беседу и немного успокоился. Вечером был Колышкин. Сегодня еду в статистический комитет и к губернатору.
Вчера у губернатора не был, нельзя было ехать Колышкину. Сегодня был у Колышкина, поздравил его с ангелом. Ездили с ним к губернатору, который принял нас очень хорошо. Обедал у Уньковского, там были Ржевский, инспектор Оренбургской губернии и Козаков; читал «Свои люди — сочтемся».
Сегодня поутру собирались. Пообедали, взяли Лаврова с собой и поехали в Торжок.
Ходили по городу, который расположен на горах. Вид с бульвара на ту сторону Тверцы выше всякой похвалы. Был городничий. Потом был винный пристав Развадовский (рыболов). Рекомендовался так: честь имею представиться, человек с большими усами и малыми способностями. Замечателен костюм здешних женщин и гулянье девушек по вечерам на бульваре.
Сегодня познакомился у Развадовского с учителем здешним И. И.; он хотел меня познакомить с каким-то интересным купцом. Ходили к нему, но не застали. Учитель сказывал мне, что здешние мещане очень богомольны, но говеют через год от бедности. Ужасно! Вечером ходили по бульвару и наслаждались запахом черемухи. Теперь идет дождь. Через улицу, в квартире полковника, офицер играет на флейте.
Воскресенье сидел дома, отделывал статью о Городне, вечером ходили на бульвар. Вчера поутру отделывал ту же статью. Как трудно еще писать для меня! Вечером ездили с учителем к купцу Елизарову Ефрему Матвеевичу. Законник и собиратель разных древних рукописей о Торжке. Там были городничий и два тверских чиновника.
Сегодня все утро писал статью о Городне и ответ Правдову, теперь собираюсь к учителю и с ним к Елизарову.
Во вторник вечером ездил с учителем прощаться к Елизарову. Елизаров наговорил много хорошего про разных чиновников. Собрались, поужинали и легли спать. Поутру поехали в дождик по скверной дороге, на скверных лошадях, в Осташков. На дороге только я убедился, до какого безобразия доходит новоторжский[46] язык. Дорога замечательна всюду рассыпанными камнями, точно шел каменный дождь, лесами и возвышенностями грядообразными, вероятно каменными. Мы проезжали по гребню таких гряд, называемых Свиными хребтами. К Осташкову местность большею частию болотистая, покрытая мелким лесом. Вчера в 8-м часу утра приехали в Осташков. Почти весь день спали, вечером бродили по городу. Мы остановились в гостинице Кошелева. Молодые хозяйки сами нам прислуживают — из которых одна очень хорошенькая женщина не старее 18 лет безо всякой церемонии услуживала нам за обедом, тогда как мы сидели в халатах, небритые, немытые, нечесаные. В первый раз после трактирного кушанья мы едим серые щи и кашу-с молоком. Сегодня идем в западную часть города.
Вчера ходили по городу, прошли длинную улицу, обстроенную по обеим сторонам кузницами, и вышли к фабрике и дому Савиных. Вечером ходили с хозяином Ильей Демидовичем Кошелевым к монастырю, который соединен с городом посредством плотины. За монастырем разводится сад с разными затеями. Все это выдумки Савина. Савина самого в Осташкове нет, он уехал в Петербург. Собираюсь сегодня съездить к брату его.
В субботу ездил к Савину. Он очень переконфузился и сказал, что без брата ничего не может мне сообщить. Оставил карточку городничему. Вечером ходили смотреть озеро, взволнованное и покрытое по валам белой пеной. Холод ужасный. В воскресенье ходили на пристань, хотели ехать к Нилу пр[еподобному], но нас не повезли по случаю сильного ветра и волнения. Были у обедни у Преображения. Был городничий. Вечером гуляли по городу. К нам подошел смотритель училищ Пав[ел] Фор[тунатович Лукин] и познакомился. Затащил к себе, у него видели исправника. Вчера поутру в 9-м часу вместе с смотрителем поехали к пр[еподобному] Нилу. Погода была прекрасная. Воротились в 7 часов. Сегодня собираемся к верховьям Волги. Исправник обещал послать с нами рассыльного.
Во вторник в 12-м часу дня мы отправились по Старорусской дороге с рассыльным из земского суда на козлах, на котором была надета для страсти форменная сумка. До Звягина большая дорога, кругом плес Селигера 23 версты. От Звягина дорога огибает с левой стороны Сабро, на 17-й версте поворот на проселок. Проселком версты 3 дорога очень плоха, далее выезжают на дорогу, устроенную кн. Шаховским в свое имение. Вторая станция Куковкино на берегу озера Стержа, которое там называют Волгой. В Куковкине мы прождали лошадей до 9-го часу. По дороге из Куковкина по горам кругом озера до Погоста верст 5. На половине дороги переезжали Волгу по мосту. Волга тут не шире 2 сажен. От Погоста до Волги верховья верст 7 дорога ужасная, лесами, горами, болотами; почти половину шли пешком. В Волгу[47] верховье приехали в 12-м часу ночи. Поели молока и ночевали. Поутру в сильный дождь по мокрому и вязкому болоту ходили в часовню, называемую Иорданом, построенную над источником Волги. Ходили и дальше с большим трудом к самому истоку (сажен 12 от часовни на запад). Из-под упавшей и уже сгнившей березы Волга вытекает едва заметным ручьем. Я нарвал у самого истока цветов на память. Часу в 10-м в проливной дождь поехали обратно. В Куковкине купили леща за 6 копеек серебром и закусили, между тем перестал дождь. В Осташков приехали в 8 часов вечера. Получил письма из Москвы и из Петербурга, что мне доставило большое утешение. Вчера окончил ответ Правдову, сделал визиты. Вечером были у Павла Фортунатовича и ходили с ним на гулянье к Девичьему монастырю, смотрели осташковские наряды, особенно замечательны кокошники обилием жемчуга. Сегодня поутру пишем.
В пятницу вечером ходили к известному рыбаку А. З. Жидкову. Не застали его, рассматривали разные снасти и печи, где сушат снетков. В субботу за дурной погодой сидели дома, ужинали у Павла Фортунатовича. В воскресенье встали в 5 часов, в 8 часов отправились на барже, которую буксировали лодки, с образами и с певчими (3 хора) в Нилову пустынь. День прекрасный. Картина восхитительная — пролил несколько слез. В монастыре познакомился с Ф. К. Савиным и с ним ехал на американской гичке домой (гребцы). Вечером были у Жидкова. Он хотя был и пьян, но сообщил нам много полезного. Сегодня поутру, у Павла Фортунатовича, мы выспросили у него все, что могли только спросить. Обедал у Савина. Там познакомился с губернским предводителем Озеровым. Уездный доктор боится, что со шлюзом здесь будет лихорадка (ендемическая), которой доселе не было (12 лет при нем и 14 при предшественнике). В нынешнем году была, он ее приписывает шлюзу. Местная болезнь — чахотка. Он основывает свои заключения на высоте Осташкова над уровнем моря.
Во вторник в 10 часов утра мы выехали из Осташкова. Осташковским уездом ехали благополучно, до Ельцов. В Ельцах (удельная деревня) дали нам таких дурных лошадей, что мы принуждены были ехать шагом. Странствовали всю ночь. В Ситкове содержатель постоялого двора, толстый мужик с огромной седой бородой, с глазами колдуна, не пустил нас; у него гуляли офицеры с его дочерьми, которых пять. Часа два мы соснули в бедной деревеньке Бочарове, откуда на скверной телеге и таких же лошадях доехали с большим трудом до Бахмутова. В Бахмутове нам не хотели давать лошадей, но человек станового помог нам. Мы доехали до Ржева на лихой тройке, в хорошей телеге. Во Ржев приехали в 11 часов утра, в середу. Аст[ерия] Ив[ановича Филиппова] не застали, — он ходил смотреть, как вступают ратники. Дождались его, пообедали и отдохнули часу до 8-го. Вечером ходили смотреть собор и бульвар. Вчера поутру была Л[изавета] Ник[олаевна Бастамова], которая, как кажется, мнеочень обрадовалась. Ходили за Волгу, смотрели ямы и всю заволжскую сторону. Вечером был у нас Дормидонт Никитин, после него были с А[стерием] Ив[ановичем Филипповым] у Лиз[аветы] Ник[олаевны], где просидели до 11 часов. Сегодня поутру сходил к городничему, отдал карточку.
В пятницу вечером был у Д[ормидонта] Н[иколаевича Никитина], где видел разные ржевские личности, играли в карты. В субботу поутру был у Евграфа Васильевича Берсеньева. Прекрасный, умный человек, старообрядец в лучшем смысле слова. Рассказывал, как губернатор хотел уничтожить просаки. — Кто же будет платить подати? — спросил Образцов. — Ваши имения будут отвечать, — сказал губернатор. Вечером мы были в Завидове, гуляли по саду. Ходили на берег, смотрели построенную барку и приготовленный материал. В воскресенье был у обедни, слушал проповедь отца Матвея о свете и тьме. После обедни заходила к нам Л[изавета] Н[иколаевна], мать А. И. [Филиппова] и сестра. Был дождик и сильная гроза. Вечером сидели дома. В понедельник поутру ждал Е[вграфа] Васильевича] — он не был, а приехал вечером и просидел до 9 часов. Потом были у Л[изаветы] Н[иколаевны], где читал «Не так живи, как хочется» и «В чужом пиру похмелье». Во вторник поутру Е[вграф] В[асильевич] прислал за мной лошадь, ездил к нему на дачу смотреть канаву. (12 барок.) Оттуда к нему, у него закусил. Обедал дома, от вечерни заходила Л[изавета] Н[иколаевна] и говорила, что отец Матвей желает меня видеть. Вечером с А. И. [Филипповым] и Д. Н.[48] [Никитиным] ездили в деревню к Худякову, там весь вечер играли на биллиарде, воротились в 3-м часу утра. Сегодня поутру были в бане, пообедали, теперь дожидаюсь вечерни. Пойду в собор и оттуда к отцу Матвею. Что-то будет?
В середу был в соборе у вечерни и оттуда у отца Матвея. Говорил он об усилиях дьявола против него и о раскольниках. Вечером с Г[урием] Н[иколаевичем] был у Л[изаветы] Н[иколаевны]. В четверг ходили смотреть прядильную фабрику Мыльникова, а вечером были с А[стерием] Ивановичем] у В. В. Образцова на даче. Образцов говорил только о театре. В пятницу 8 июня купался в первый раз. В субботу простился с Завидовским и с Л[изаветой] Н[иколаевной] — и после обеда отправились в Зубцов, куда и прибыли в 7-м часу. Походили по этому несчастному городу. Здесь Волга под прямым углом поворачивает налево. На Вазузе запущенные пристани. Ночевали. В воскресенье 10 июня поутру был у городничего Добровольского, от которого и получил все нужные сведения. После обеда поехали дальше. В 5 часов приехали в Старицу. Смотрели вал и устроенные в нем кузницы, говорили с стариком, кузнецом. В Волге стали попадаться белорыбицы. Каменоломни. Предание о Ив. Вас. Грозном. Поехали в 9-м часу. В понедельник в 5 часов утра приехали в Тверь, отдохнули, завтракали у Лаврова, опять отдыхали, вечером был у Ржевских. Сегодня встали в 7 часов и ходили с Лавровым купаться.
Поутру во вторник ездил в статистический комитет, видел Колышкина, потом был у Уньковского. Вечером был у Ржевского, видел Щербину. Ночь просидели у Лаврова, и вместе поехали на железную дорогу. Там встретил Ржевского и доехал вместе до Москвы. Целый день отдыхал. Был Григорьев. В четверг поутру был у Карзинкина, потом купил летнее платье. Обедал у Боткина, где видел Дружинина и Григоровича. Вечером был в Эрмитаже с Карзинкиным, Дюбюком и Филипповым. Вчера поутру был у меня И. Е. Т[урчанинов], Семевский, Дрианский и Евгений Николаевич [Эдельсон]. Вечером были в Сокольниках у Евгения Николаевича, видел Филиппова. Иван Васильевич Киреевский умер в Петербурге холерой.
В субботу поутру был Григорьев. После обеда — Филиппов. Вечером Евгений Николаевич, Шестаков, Иван Егорович [Турчанинов], потом приехали Садовский и Востоков. Евгений Николаевич [Эдельсон], Шестаков и Иван Егорович ночевали у меня и пробыли все утро. После обеда мы с Иваном Егоровичем ездили в Сокольники, заходили и к Пановым. В понедельник отправился в Тверь. Провожали меня Ганя и Иван Егорович. По дороге познакомился с московским купцом, каретником Рашковым. Чудак и пьющий. Вечером в Твери отдыхал. Во вторник был у Колышкина и у Ржевского. С середы сижу дома, приготовляю разные материалы. Что-то нездоровится.
В пятницу и субботу не делал ничего, все поправлялся. В воскресенье смотрел процессию: обносили кругом собора мощи Михаила благоверного. Вечером заезжал к Преображенскому, потом гулял у Лаврова на даче. Сегодня за дело.
В эту неделю я проживал самые мучительные дни и теперь еще не совершенно оправился. Только было я принялся за дело и набросал сцену для комедии, как получил от Григорьева письмо с приложением No Полицейских ведомостей, исполненного гнусных клевет и ругательств против меня. Мне так сделалось грустно! Личность литератора, исполненного горячей любви к России, честно служащего литературе, ничем у нас не обеспечена. И притом же я удален от всех своих близких, мне не с кем посоветоваться, не с кем поделиться своим горем. Это навело на меня такую грусть, которой не дай бог испытать никому. Написал и разослал ответы; а между тем время уходит, душа растерзана. Старался развлечься, два дня ездили за город, но и это не помогло. Поездка за город была, впрочем, не без пользы, узнал устройство барки и название каждой ее части. 30 июня выехали из Твери и ночью приехали в К_о_р_ч_е_в_у. На перевозе слышали перебранку перевозчика с кимряком. В Корчеве делать нечего. 1 июля выехали и приехали вечером в К_и_м_р_у. Остановились у Танюхи Горбунихи. 2 июля ходили по селу: были на берегу Волги, были в соборе у вечерни, потом ходили к зарецкому попу, который сообщил нам некоторые сведения, потом ходили к зарецкому пономарю, единственному рыболову в Кимре, он взял с нас за стерлядь 50 копеек серебром и рассказал про ловлю. Хозяин трактира, в котором готовили стерлядь, дал несколько сведений о сапожниках. 3 июля поутру выехали из Кимры и приехали в К_а_л_я_з_и_н в 4 часа пополудни. Ходили по городу, были на мельнице, там мужик на 3 удочки ловил очень хорошую рыбу. Поужинали в трактире, в котором очень чисто и все чрезвычайно дешево. Сегодня пишу.
1-я черновая.
правитьПУТЕШЕСТВИЕ ПО ВОЛГЕ
(Отрывки из дневника)
править
В нашем московском климате апрельские дни почти всегда лучше майских. Еще кой-где лежит снег по склонам гор да по оврагам, еще утром и вечером замерзает каждая лужица и лопается под ногой, как стекло, а уж солнце так печет, или, как говорят, сверху так жарко, хоть надевай летнюю одежу. Народ в праздничном расположении духа толпами ходит по улицам, потряхивая завязанными в красные бумажные платки орехами; везде выставляют окна; вот пара вороных жеребцов чистой крови мчит легкую, как пух, коляску, в ней сидит купчик в лоснящейся шляпе, вчера только купленной у Вандрага, и рядом с ним цветущая его супруга в воздушной шляпке, прилепленной каким-то чудом к самому затылку, и долго дробный стук колес раздается по улице; под Новинское замечает кто-то с тротуара; разносчик кричит: цветы, цветочки, цветы хороши, и в весеннем воздухе проносится запах резеды и левкоя.
Пора на Волгу. Наша смирная Москва-река разгулялась на этот раз, выступила из берегов и затопила прибрежные кварталы Замоскворечья. Я получил известие, что лед на Волге прошел и разлив в Твери достиг высших пределов. Благодаря железной дороге от Москвы до Твери ехать недолго, в половине двенадцатого сел на машину, в 6-м часу в Твери. Прощай, Москва — золотые маковки.
Дорога от Москвы до Твери не представляет ничего замечательного, только весной разлив Шоши, и то при особенных условиях, может заинтересовать путешественника. Был прекрасный совсем летний день, когда мы выехали из Москвы; на Завидовской станции стал накрапывать дождик, и небольшое серое облако, которое совестно назвать тучей, плыло с севера навстречу поезда; стало довольно холодно. Точь-в-точь, как в печатных оракулах, где выходит вам совершенное полное удовольствие с маленькой неприятностью. Закутавшись потеплее, я уселся в вагон и задремал. Вдруг общее движение разбудило меня; все встали и бросились к окнам. Я взглянул тоже, да и было на что посмотреть. Из окна вагона, под углом, полотна железной дороги совсем не видно, кругом, как только может окинуть глаз, бегут встречу мутные волны, и поезд мчится точно по морю, точно в разрез волнам. Вдали полуутонувшие села и деревни; с севера к Москве пробежало небольшое облако с дождем, потом выглянуло солнце и покрыло розовым цветом и облака и воду. Через несколько минут мы приехали на Тверскую станцию.
Со станции я отправился в Тверь в почтовой карете, — удобно и дешево. Я три года не был в Твери; в эти три года она изменилась немного; только за Тьмакой выросла огромная бумагопрядильная фабрика купцов Залогина и Каулина. Кругом фабрики строится целый город, красильни, ткацкие, дома для помещения: директора, машинистов, рабочих и прочее. В Твери лучшая, аристократическая гостиница — гостиница Меллера; но, кроме дороговизны, она как будто особенно приспособлена для кавалерийских офицеров, которые здесь долго стояли. Так как я не кавалерист, то предпочел остановиться в смиренной гостинице купца Барсукова на Миллионной. Пообедав наскоро, я отправился на Волгу.
По набережной гулял народ, что в Твери большая редкость и можно видеть только в большой праздник. В будничный день вы в Твери не заметите на улицах никакой жизни, как будто все вымерло. Едва ли во всей Великороссии найдется еще такой безжизненный город. Когда я был в Твери года три тому назад, один из обывателей объяснял мне эту безлюдность на улицах присутствием большого количества гусар и улан в городе; но вот уж гусары и уланы ушли давно, а народ все прячется. Надобно искать какое-нибудь другое объяснение. Но благодаря празднику в этот раз можно было видеть тверских обывателей. Несколько дам, вероятно городские аристократки, катались в колясках. Купеческие семейства гуляли кучками; барышни одеты по моде, большею частью в бархатных бурнусах, маменьки их и вообще пожилые женщины в темных платьях и салопах, как и у нас в Москве, но зато в яркопунцовых и розовых платках на голове, повязанных гладко и заколотых большими стразовыми булавками, что очень нейдет к их старческим лицам и с непривычки режет глаза.
Волга была в полном разливе; но в нынешнем году, слава богу, благополучно; залила только Затьмачье[49] и наделала разве только хлопот, а не убытков и несчастий, как в прошлом году. В 1855 г. Волга, затопив Заволжье, Затверечье и Затьмачье, переливалась через набережную и угрожала залить лучшую часть города, то есть Миллионную улицу, если бы не насыпь, наскоро сделанная бывшими в то время в Твери ратниками. Не знаю, как другим, а для меня картина половодья не представляет ничего привлекательного. Вот хоть и теперь — огромное пространство мутной пенистой воды, взволнованной, или лучше сказать взъерошенной, низовым ветром, все было озарено заходящим солнцем; но как пусто и безжизненно на всем этом безграничном пространстве. Вместо земли, которою глаз наш привык окаймлять воду, мокрые щепки и грязная пена прибоя лежали полосами по берегам, свидетельствуя о прибыли или убыли воды. Клочки сена и соломы неслись по воде, ни одно судно не оживляло реки, и только черные плашкоуты, приготовленные для моста, виднелись на той стороне. Как-то неприятно смотреть в половодье на воду, холодом веет от нее, и боишься встретить в бешеных волнах или полуразрушенное жилище или даже и труп… Дня два я посвятил на осмотр Твери. Дня через два, пока я ходил по городу, Волга сбыла, но зато воды ее ожили. У пароходной пристани стояли рядом три чистенькие, как будто только вчера сделанные, парохода: «Тверь», «Рыбинск» и «Ярославль» общества «Самолет», противоположный берег был окаймлен новенькими барками верхнего каравана, черные лодки сплавлялись вниз, управляемые девятисаженными потесями, рыбак причалил к берегу свой плавучий садок и торговал рыбой, перевозные лодки сновали поперек Волги.
Теперь начались мои путешествия на тот берег. Меня особенно интересовала Затверецкая сторона, там, как на бирже, толпились всякого рода судорабочие. Я взял лодку и поехал. Перевозные лодки в Твери (голенковки, или глинковки) не могут похвалиться своей прочностью; они сделаны из тонкого тесу, того и гляди что продавишь ногой (что и бывало). Да и взыскать нельзя с перевозчика; они так бедны, что даже 4 рубля серебром, обыкновенная цена за эту утлую глинковку, для них уж великая сумма. Около ста человек беднейших мещан занимаются перевозкой, но много ли пассажиров придется на каждого? Обыкновенная выручка от 15 до 20 копеек серебром на человека в день. Да и эта работа не надолго: по сбытии воды наводятся два моста через Волгу и один через Тверцу. В межень, по недостатку работы, занимаются перевозкой не более двадцати человек, а остальные или ходят на вязках вверх, или возят вниз, даже до Рыбинска, бедных пассажиров, которым дорого съехать на пароходе. Цену берут различную, глядя по тому, гресть или нет. Те, которые садятся с условием не гресть, платят около рубля полтора; но таких немного, большею частью подряжаются с условием гресть самому и тогда платят копеек 75 и гребут поочереди. Зимой перевозчики и весь бедный класс жителей Твери занимаются ковкою гвоздей. Средняя выручка не более полтинника в неделю. Из-за этого полтинника они спят три часа в сутки: такова бедность мещан в Твери. Самое лакомое кушанье тверских мещан, о котором они мечтают, жаренный в конопляном масле лук. Можете по этому судить о их довольстве. Ковкою гвоздей занимаются не только в самой Твери, но и в уезде, В Твери более выделываются конские гвозди (10 фунтов 1000) и однотес. В уезде главная выделка гвоздей в селах Васильевском и Михайловском, где выковываются гвозди всех сортов. Количество выделанных гвоздей, по официальным известиям, простирается до 100 тысяч пудов на сумму 500 тысяч рублей. Если вычесть из этой суммы цену железа, то не много придется за работу.
Другой промысел тверских мещан и преимущественно женщин — вязанье простых чулок и варежек; их вырабатывается весьма значительное количество, но заработная плата ничтожна.
Лодка причалила к мысу. По крутому глинистому берегу взошли…[50] При впадении Тверцы в Волгу на берегу выстроены три или четыре каменные лавки, в которых продают печеный хлеб; на этих лавках прошлогоднее наводнение ознаменовано черной чертой и следующей надписью: «4-го апреля 1855 года был потоп до сих пор». Недалеко от этих лавок обыкновенно собираются судорабочие. Но прежде, нежели будем говорить о них, я считаю нужным сказать несколько слов о судоходстве по Волге и о том караване, который теперь прибыл в Тверь.
На Волге пусто и холодно, на Тверцу еще ехать незачем; пойти погулять на Тьмаку, день же праздничный, погода хорошая. Чуть-чуть не сказал: «по дороге травка»; но травки еще не было. Пойдемте по Миллионной. Чистота необыкновенная. По всему заметно, что это был коридор между Петербургом и Москвой, который беспрестанно мели и чистили, и по памяти и привычке чистят и метут до сих пор. На всем протяжении Миллионной видна самая строгая деятельность полиции и почти никакой обывательской жизни. Пожарная команда часто ездит по этой улице и здесь смотрится, то есть смотрена бывает. Надобно отдать честь тверской пожарной команде относительно хорошего качества лошадей и чистоты упряжки и пожарных инструментов. Налево гостиный двор, чистый и красивый с лицевого фасада, а направо, близ старого общественного сада разбит новый, еще не разросшийся и который, говорят, очень дорого стоил городу. Мимоходом можно зайти на базар посмотреть, нет ли чего новенького? Повернемте налево за гостиный двор. На задней стороне гостиного двора, подле лавок, на каменных ступенях сидят торговки и вяжут одной иглой простые шерстяные чулки. Это самый бедный, но единственный промысел тверских мещанок. Вот мы и на базаре. Торговый день, народу много, но товару немного. Более всего вам бросаются в глаза: немудреные цветы в горшках, бабы с маслом, сморчки очень большого размера и длинные, гнуткие можжевеловые удилища для наступающей рыбной ловли. Мальчики уж первые успели закупить их по дешевой цене (2 копейки удилище) и снуют по базару, так что того и гляди выколют кому-нибудь глаз. За базаром течет Тьмака, то есть теперь не течет, а стоит озером, подпертая водами Волги. Все огороды от мельницы до архиерейского дома и от нового шоссе до Тьмацкого моста залиты водой. Берега усеяны рыболовами большими и маленькими с удочками, хотя идет еще одна только уклейка, и то мелкая. Не думайте, что это праздная забава свободных людей в праздничное время! Нет! При бедности тверских мещан, если мальчик натаскает в день небольшой кувшинчик уклейки, и то уж в доме подспорье. У плотины, близ мельницы, поставлены нерота, по-тверцки хвостушки[51], отверстием против течения, в которые рыба забивается стремлением воды. Самый простой инструмент. Иногда при быстрой воде эти хвостуши набиваются полны рыбой, о чем свидетельствует г. Преображенский в своей прекрасной книге[52]. Пониже мельницы какой-то охотник ловит рыбу, стоя в маленьком челноке[53], который имеет не более вершка запасу над водой и менее 2 сажен длины. Он правит одним веслом, выкидывает небольшую сеть, узкую и длинную, собирает ее, выбирает рыбу и бросает в челнок, и опять закидывает сеть. Вам страшно за него; при малейшем несоблюдении баланса он опрокинется и с челноком; но не бойтесь, этого не бывает с рыбаками. Я видел, как плавают, стоя в челноках, по 30 верст не по Тьмаке, а по Волге, да еще в сильный ветер. Больше на Тьмаке смотреть нечего, да и скоро она сбудет и превратится в такую речонку, что куры через нее бродят. Прежде здесь было значительное судостроение, а теперь совершенно упало. В 1855 году в Твери была выстроена 31 барка указной меры[54]. Постройкой занимались тверские мещане в числе 45 человек. Лесной материал покупается в с. Селижарове (Осташковского уезда) и сплавляется до Твери по Волге. Цена готовой барки от 150 до 200 рублей серебром. Устье Тьмаки, в берегах которой видны следы каких-то водяных сооружений, теперь запущенных, очень удобно для стройки и починки судов; надобно только приложить уменье и капитал. Общество пароходства «Самолет» торгует это место у города и хочет устроить безопасную гавань для своих пароходов. Говорят, что тверское городское общество не оказывает расположения к этому полезному делу и находит какие-то препятствия! Очень жаль! Но выше мельницы отстраивается и обделывается великолепная бумагопрядильная московских купцов Каулина и Залогина в 44 тысячи веретен. Хозяева хотят провести железную дорогу от фабрики до соединения с Николаевской. Фабрика заложена в 1853 г. и теперь уже действует, хотя еще и не полными силами. Такое мануфактурное заведение — сущее благодеяние для Тверского края, где так много готовых рабочих рук и так мало работы.
ПОЕЗДКА ЗА ГРАНИЦУ В АПРЕЛЕ 1862 г.
правитьМы с Шишко выехали из Петербурга 2 апреля (в понедельник) в 3 часа пополудни. Мы предполагали из Острова заехать в деревню к Шишко и вернуться в Остров, чтобы съехаться с Горбуновым, который выедет в середу; но рассудили после, что не поспеем, потому что деревня Шишко в 150 верстах от Острова. Мы решились лучше остановиться в Вильно, осмотреть город и подождать Горбунова. Из городов по дороге замечателен Динабург с своей крепостью, разливом Двины и великолепным мостом.
В 12 с 1/2 мы приехали в В_и_л_ь_н_о. Погода восхитительная, снегу и следа нет, такие дни бывают в Москве только в конце апреля. Остановились в гостинице Жмуркевича за Остробрамскими воротами. Город с первого разу поражает своей оригинальностью. Он весь каменный, с узенькими, необыкновенно чистыми улицами, с высокими домами, крытыми черепицей, и с величественными костелами. Обедали мы у И_о_д_к_и, трактир маленький, всего две комнаты, прислуживают: хлопец, хозяйская дочь и сам хозяин (комик), который поминутно достает из шкапчика мадеру и выпивает по рюмочке. После обеда ездили осматривать город. Над городом возвышается гора, состоящая из нескольких отрогов или гребешков, на одном из отрогов, конической формы, построена башня. Эти горы вместе с городом представляют замечательную и редкую по красоте картину. Мы наняли извозчика, чтобы вез нас на гору; проехали мимо костела Яна, мимо губернаторского дома, мимо кафедрального костела (в который заходили), выехали на берег Вилии, которая в разливе, у какой-то казармы слезли с извозчика и стали подыматься на гору пешком. Нам очень хотелось взглянуть на город сверху; приема в четыре, с большими отдыхами, мы кое-как вскарабкались на гору: но там оказались бастионы, и нас попросили убираться вниз. При сходе один очень милый гимназистик нарвал нам первых весенних цветов (анемонов). Цветы уж показались, а трава едва еще пробивается. Мы сели на извозчика и поехали к костелу Петра и Павла. С левой стороны костела Вилия, а с правой, на пригорках, сосновая роща, отличное летнее гулянье. Снаружи костел не представляет ничего особенного; но внутри стены и купол унизаны лепными работами в таком количестве, что едва ли где-нибудь еще можно найти подобную роскошь.
Пасмурно и холодно. Побродили по городу, заходили в костел бернардинцев (самый замечательный по архитектуре). Заходили в костел Яна, огромный и величественный, полон народа. У дверей красавица полька исправляет должность старосты церковного и стучит хорошенькими пальчиками по тарелке, чтобы обратить внимание проходящих. Вообще в Вильно красавиц полек довольно, попадаются и хорошенькие еврейки, но мало. Здесь я в первый раз увидал католическую набожность. Мужчины и женщины на коленях, с книжками, совершенно погружены в молитву и не только в костелах, но и на улице перед воротами Остро-брамы. Это местная святыня — над воротами часовня, в которой чудотворная икона божьей матери, греческого письма. (Прежде принадлежала православным, а потом как-то попала к полякам.) В костеле бернардинцев мы видели поляка, который лежал на холодном каменном полу, вытянувши руки крестообразно. Костелы открыты целый день, и всегда найдете молящихся, преимущественно женщин, которые по случаю страстной недели смотрят очень серьезно. Для контрасту у евреев пасха: разряженные и чистые, как никогда, расхаживают евреи толпами по городу с нарядными женами и детьми. У евреек по преимуществу изукрашены головы; мы встречали очень много евреек, одетых в простые ситцевые блузы, но в кружевных (черных) наколках сверх париков с разноцветными лентами и цветами. Мы завтракали у Иодки, где я ел очень хорошую местную рыбу — S_i_e_l_a_w_а. Потом заходили к Никотину, но не застали его дома. Вечером он сам к нам приехал. Надо отдать честь польской прислуге, — учтивы, благодушны и без всякого холопства, то же и извозчики.
Проснулись — снег. Собрались и поехали на железную дорогу; довольно долго ждали поезда, — впрочем, это у французов дело обыкновенное. Со всех сторон сыпятся на них ругательства и проклятия, совершенно заслуженные. Грубы и, сверх того, мошенники и мерзавцы. Горбунов не приехал, большего огорчения он не мог мне сделать. Первая станция очень красива, идет в горах. Холодно, изморозь, день прескучный. На дороге до Ковно два тоннеля, под самым Ковно тоннель в 600 сажен. Сначала испытываешь очень странное чувство в этой совершенной темноте. Под Ковно кой-где зелень, за Ковно ровная, унылая местность. Холод и снежок. В Вержболове европейский буфет.
Пруссия. Эйдкунен. Порядок и солидность. Вещи выдали скоро и учтиво. Спросили только, нет ли чаю, табаку, икры, но не осматривали. Зала в дебаркадере роскошна в высшей степени. Разменял один билет в 300 р. Наш поезд опоздал, мы взяли билеты до Берлина в шнельцуг, который отправляется завтра в 11-м часу; нас свезли с экстренным поездом ночевать в Stalloponen. Чемоданы мы сдали в Эйдкунене до Берлина, и за них с нас ничего не взяли, потому что каждый имеет право на 50 фунтов. В Stalloponen нас посадили в карету и подвезли к небольшому домику. Мы довольно долго вместе с прочими пассажирами дожидались, чтобы нам отвели особенную комнату. Мы поместились вместе с двумя другими русскими, из которых один студент, едущий учиться, очень милый молодой человек. Здесь мы ночевали в первый раз под перинами. Чудовищные бутерброды.
В 9 часов утра только 2 1/2 градуса тепла. С полчаса погуляли по Шталопенску, это что-то среднее между городком и селом, дома все каменные, крыты черепицей, хорошая кирка, биргале, разные мастерские, школа, даже банкир и общественный садик. В саду плохонькая деревянная беседочка с чучелами птиц и с пюпитрами для музыкантов, перед беседкой площадка для танцев и столик для пива. Из Шталопенска поехали в 10 3/4 в удобных прусских вагонах, которые гораздо лучше русских и совершенно без тряски. Поля кой-где зеленеют, пахано загонами; местность ровная, большею частью песчаная. Поля возделаны превосходно, унавожены сплошь, деревни все каменные и выстроены чисто, на всем довольство. Боже мой! Когда-то мы этого дождемся! Хорошие постройки из камня с деревянными перекладинами. На одной из станций меня неприятно поразила фигура прусского офицера: синий мундир, голубой воротник, штаны с красным кантом, маленькая фуражка надета набекрень; волосы причесаны с аглицким пробором, рябоват, белокур, поднимает нос и щурит глаза. На станциях громадные бутерброды и бальзам, за четвертой станцией порядочная зелень. К обеду приехали в Кенигсберг, старинный и очень красивый город. Дебаркадер очень хорошей постройки, рядом с крепостью, которая укреплена сильно; на дебаркадере толкутся солдаты, совершенные кадеты; таковы они во всей Пруссии. Обед хорош и дешев, бутылка рейнвейну — один талер. В Браунгофе первая аспидная крыша, легость и красота. По сторонам виды, если не обращать внимания на строения, совершенно такие же, как в средней полосе России. Мариенбург очень древний и очень оригинальный город с старинным замком 1-й (Hochschloss), возобновленный в 1335 г., в замке старинная церковь, 2-й Mittelschloss, построенный в 1351 г., был резиденцией великих магистров Тевтонского ордена. Здесь очень замечателен мост через рукав Вислы. Но великолепнейший мост, с которым ничто не может сравниться, это в Д_и_р_ш_а_у через Вислу, 380 сажен длины. Бромберга и Франкфурта-на-Одере[55] не видали, потому что приехали ночью. Из Франкфурта телеграфировали в Берлин, чтобы были извозчики. От границы до Берлина мы ехали с русскими, нас было 8 человек, и мы занимали все отделение. В Берлин приехали в 5 часов утра.
Деревья все зеленеют, фруктовые цветут. Мы остановились на Dorotheenstrasse № 75, умылись, собрались, напились чаю и пошли по Берлину. Прямые улицы, богатые дома, магазины, хорошие извозчичьи экипажи, возят на собаках. Купил пальто за 12 талеров — очень порядочное. Видели рынок на Жандармской площади, тут же продают и цветы. В 9-м часу зашли позавтракать, поели устриц и выпили бутылку хорошего рейнвейна в театральной таверне. Улица «Под липами» нечто среднее между Тверским бульваром и Невским проспектом, весь Берлин есть помесь старого немецкого города с Петербургом, только дома лучше петербургских. Женщины ни хороши ни дурны, одеваются плохо, особенно некрасивы шляпки в виде гриба-поганки. Соснули, потом пошли в баню. Баня — паровой котел, предбанник — лазарет[56]. После бани пообедали и принялись писать письма.
Ходили на почту, мимоходом посмотрел Люстгартен — очень плохонький сад, хорош только фонтан. Большой дворец вроде нашего Зимнего. В городе праздничное движение: разъезжают королевские кареты, расхаживают военные и разряженные немцы. Обедали в гостинице Линден, выпили 2 бутылочки шампанского, которое здесь плохо, вроде нашего горского. Потом смотрели Трубадура. Декорации, постановка, оркестр и выполнение совершенно увлекают. Здесь опера исполняется, как классический квартет. Кабы нам сколько-нибудь порядочное управление театрами, можно бы делать дело. Из театра были в зале Муз, там хорошая музыка и туда приходят девочки. Выпили 3 бутылки шампанского.
Ездили на почту, писем нет. Здесь на дворах стены оплетены диким виноградом; по дороге (у Кроля беседки из винограду) в Берлин станции оплетены точно так же вьющимися растениями. Заезжали к банкиру. Ели устриц и катались по городу. Вильгельмстрассе великолепная улица. Обедали у Кроля, за 1 талер 10 блюд: 1) суп, 2) сардинки, 3) ветчина с картофелем, 4) форель с картофелем, 5) котлеты с горошком, 6) пуддинг с малиновым сиропом, 7) дикая коза, 8) салат и варенье, 9) сыр, 10) бисквиты с кремом. Мы не съели половины. Вечером в театр, видели балет (Ellinor), смыслу в нем никакого, но постановка бесподобная, особенно карнавал и панорама Неаполя. Танцовщицы велики и тяжелы, скромность в юбках необыкновенная. Из театра поехали на железную дорогу, на всякий случай — не приедет ли Горбунов. Я остался в фаэтоне, а Шишко пошел на дебаркадер, минуты через две, я смотрю, — он тащит Горбунова. Обрадовались ему очень и сейчас же повезли есть устриц.
Ходили смотреть дворец. Дворец большой, богатый, а впрочем, дворец как дворец. Были у менялы; за 308 рублей дают 291 талер 10 зильбер грошей. Заходили есть устриц; оттуда к Кролю, выпили 2 бутылки шампанского и обедали на чистом воздухе. Тепло, приятно, есть какая-то влажность в воздухе, какой нет в России в столицах. Каждый день идет несколько раз маленький дождь; если это всегда так, то какой здоровый климат должен здесь быть. Во всем Берлине воздух такой же, как и за городом. У Кроля начинают расцветать каштаны. Вечером были в театре Виктория, давали Альпийского короля, мы недосмотрели представления; но !как здесь все стараются! Немецкий комизм надобно прежде понять умом, а потом уж смешно станет. Были в Адмиральском саду: мужчины и женщины пьют пиво и едят, горит газ, бьет фонтанчик. Были в Биргале. Немцы пьют, немки играют и поют. (В Берлине есть улица близ Унтер ден линден — Розмарин.) Были в зале Муз, там бал, и немцы очень чинно танцуют с девками.
Писали письма и снесли их на почту. Смотрели музей (хуже нашего Эрмитажа). Из отличных вещей Рубенс и Ван-Дейк, Рафаэля очень мало, богатое собрание итальянской школы (много дряни). Скульптура богата, но все больше слепки и починка. На стенах виды Греции — прекрасная и полезная вещь. Водка нашлась сладкая[?] Вечером мы с восторгом устремились в театр, давали Дон-Жуана; но не сбылись мои ожидания, певцы были очень плохие; впрочем, несмотря на это, все-таки много было прекрасного.
Собираемся в Майнц на Рейн. В 12 часов взяли билет до Магдебурга и поехали. Все зеленеет, все обработано, погода — наш май. В Потсдаме видели только прудок с хорошеньким фонтаном. Я не люблю смотреть дворцов, меня что-то жмет. Едем; кругом песок сыпучий, но на песках цветущие фруктовые сады. Много заливных лугов по Эльбе. В Б_у_р_г_е цветет черемуха.
Магдебург. Остановились в отеле близ железной дороги. Ходили смотреть город. Улицы узки, как коридоры, уже виленских. Первое, что бросается в глаза, это няньки в ситцевых плащах с капюшонами, обшитыми оборкой, и то, что дети ходят на ходулях. Смотрели Ивановскую кирку. Высота, все пахнет стариной, отличный орган. Потом смотрели D_o_m K_i_r_c_h_e, нам ее показывала девушка, которую мы нашли в каких-то склепах с могильными плитами в жилище сторожа. Хорош бронзовый Архиепископ, гробницы Оттона I и его жены, по стенам скульптурные изображения; хороша из алебастру скульптурная кафедра; вообще собор величествен как изнутри, так и снаружи. Хороша главная улица. В тесном переулке пивная лавочка, куда ходят солдаты, девки кокетничают, как барышни. На главной улице ресторация с толстым хозяином и толстой хозяйкой, которые угощают гостей хорошими кушаньями и отличным рейнвейном.
Превосходное утро. В 10 часов взяли билеты на Франкфурт-на-Майне. (В отеле отличный мальчик прислуживает, милый, нежный.) Поехали, быстрота страшная! По дороге живописные деревни в зелени. В В_о_л_ь_ф_е_н_б_ю_т_т_е_л_е женщины на полях работают в синих набойчатых платьях и в шляпках наподобие наших детских. На станциях перезванивают, когда отправляется поезд, совершенно как у нас, когда поп идет к вечерне. Из Вольфенбюттеля дорога идет горами, и часто открываются живописные виды. Гендерсгейм — отличная долина, за ней еще долина великолепная. Все: станции, вагоны, дилижансы — убрано гирляндами и лентами синими и желтыми. Жара. В Г_е_т_т_и_н_г_е_н_е студенты встречали товарища с радостью; все в зеленых шапочках, вышитых серебром, в обыкновенных сюртуках черных и серых с отложными зелеными воротниками. Геттинген — красивая местность, на горе замок. За Геттингеном с левой стороны горы, с правой — глубокие долины и в них города. Хорош городок Мюнден. Не доезжая Касселя лопнула трубка в котле в нашем поезде. Мы долго ждали и гуляли по горам. Я на память сорвал листок мать-мачехи (это горы Гарца). Проезжали живописные замки с правой стороны. Красивый город Марбург. За Марбургом слышали пение лягушек. В 12 часов приехали во Ф_р_а_н_к_ф_у_р_т-н_а-М_а_й_н_е. Подъезжаем к станции при газовом освещении, видны какие-то большие деревья, все в белых цветах. Благоухание! Но в этом благоухании есть какая-то тоненькая струя запаха, которая преследовала меня в России от Псёла до Одессы и в Одессе с 1 по 15 июля. Другие не слышат этого запаха, но меня он мучит. Мы остановились в Рейне-отеле. Поужинали в общей зале, очень просторна и красива.
Напились чаю. Чай здесь прескверный! Если наш самый дурной чай да посолить, так будет очень похоже. Потом бродили по городу. Видели в табачном магазине метеора. Здесь уж не май, а июнь, да и то жаркий. Все деревья в цвету: огромные каштаны покрыты большими белыми цветами, сирени, жимолость, грабина цветут и много других цветов, которых я и названия не знаю. Разноцветные пионы и всякие весенние цветы разноцветными коврами покрывают сады. Мы взяли извозчика, и он возил нас по замечательным местам города, мимо памятников Гете и Гутенбергу, завозил в какое-то маленькое здание, где показывают статую Ариадны. При красном освещении вещь восхитительная. Проехали по шоссе, окружающему старый город, по одну сторону шоссе и во все его протяжение тянется роскошнейший сад, разбитый на месте бывшего крепостного вала и рва. За шоссе новый город, или, лучше сказать, банкирские изящные дворцы, утонувшие в роскошных садах, наполненных редкими цветами и деревьями. Перпендикулярно к саду идет другое шоссе, обсаженное с обеих сторон цветущими каштанами и такими большими, что ветви их почти срослись и дают прохладу и тень для едущих и гуляющих. На этом шоссе дом царя банкиров Ротшильда и зоологический сад. Мы зашли, погуляли и посмотрели зверей. Жарко — мочи нет. Хорошо собрание птиц, но хищных зверей почти нет. Сверху непокрытой медвежьей беседки мы полюбовались на медвежат, которые играли и дрались между собою; оттуда же приятный вид на окрестные горы. Потом проехали по жидовскому кварталу узенькой улицей вроде Щербаковского переулка, только с узенькими, высокими, очень бедными домами. Из одного такого домика вышло семейство Ротшильдов. Очень невзрачный домишко, нам его показывал извозчик. Заходили в богатую синагогу. Франкфурт — жидовское гнездо и земля обетованная. Проехали по набережной Майна, видели мост с статуей Карла Великого. Пообедали во французском отеле, — довольно дорого. Отправились по железной дороге в М_а_й_н_ц. Проезжали мимо Г_о_х_г_е_й_м_а самыми виноградниками. Потом по мосту через славный Рейн. Здесь он равен Волге под Ярославлем. Остановились на набережной (Stadt Manheim), перед нами снуют пароходы и вдали синие горы. Взяли коляску и поехали смотреть город. М[ангейм] расположен амфитеатром по горе, на вершине которой грозная крепость, окружающая весь город. Видели следы бывшего порохового взрыва, городской сад и стройку нового моста. Как здесь все солидно делают! Заезжали домой, потом ужинали в ресторации, подле театра. (Памятник Гутенбергу.) В ресторации прислуживает хозяйка и ее дочь или сестра. Очень хорошенькая. Приходил мальчик продавать цветы, я у него купил ландышей. В 10 часов пришел домой и сел писать. Взглянул в окно, в Рейне отражается освещенный газом мост. На севере каждую секунду вспыхивают зарницы. Небо в Берлине черно, а здесь еще чернее. Наши где-то гуляют.
Поутру собрались кататься по Рейну, взяли билеты до Кобленца и сели на пароход «Шиллер». Погода серая. Отправились в 11 часов утра. Сначала вид неважный; на правом берегу вдали — горы, левый плоский, скрашен тополями. Бибрих и с дворцом очень неважная штука. Горы справа начинают приближаться. (Рейн цвета зеленого.) С правой стороны идут местности, замечательные своим вином[57]. За Б_и_н_г_е_н_о_м Рейн сжимается горами, тут начинаются живописные виды на горы и ущелья. Р_е_й_н_ш_т_е_й_н — превосходный вид! Далее замок З_о_й_н_е_н замечательной красоты. (Поднялся ветер и дождь.) Б_а_х_а_р_а_х, перед ним каменный островок с ничтожными развалинами. (Говорят, что жертвенник Бахуса.) Потом по правой стороне, на высоте, совершенно разрушившийся замок Gutenfels. О_б_е_р-В_е_з_е_л_ь (на левой стороне) деревня, окруженная старой стеной и башнями; над нею большие развалины замка Шенбург. Направо скала Лурлеи. (Тут какой-то немец на пароходе играл на цитре.) Потом Б_о_п_п_а_р_т. В Оберланштейне бьют сваи по команде. Далее на левом берегу Королевский замок (Konigsstuhl) окружен деревьями, стоит живописно. В К_о_б_л_е_н_ц приехали часу в 5-м, остановились в роскошной гостинице, пообедали и поехали смотреть город. Девушки в белых кисейных платьях и в венках (белых) из деланных цветов. У женщин на головах подле косы маленькие серебряные повязки, косы заколоты золочеными ножами вроде разрезных. Продают красные яйца. Ни одного порядочного лица и бездна солдат. По всему городу рассыпано множество детей, и ни на одном ребенке лица человеческого. Объехавши город, сейчас же по железной дороге назад в Майнц.
Поутру гуляли: на улицах праздник, особенно нарядны дети; девушки в венках, но мало; мальчики в черных сюртуках и больших черных шляпах с золотым цветочком, есть цветки и на девушках. Мальчики бьются крашеными яйцами так же, как и у нас. Поехали в Д_р_е_з_д_е_н. Остановились во Франкфурте-на-Майне в ожидании поезда. Пообедали и сидели в роскошном саду, который идет (кругом города. Все в цвету и благоухает. (Лошади в наушниках.) С нами сидит на лавочке пьяный старик — комик. Прошли гусары, — точно наши ряженые. Отличные экипажи и запряжка. На железной дороге с нами сел студент в зеленой ермолочке, надетой на глаз и с ухарским видом. Разговорились с ним, и оказалось, что он премилый и очень смирный малый. Он везет новобранца в Гизенский университет. В Германии есть обычай, что студенты разъезжаются из университетов по гимназиям перед окончанием гимназического курса вербовать молодых людей каждый в свой университет. Проехав соляные заводы, видишь в лощине под горой живописный городок Ногейм. В Гизене студенты встретили своего товарища с новобранцем. Остальную дорогу спали.
Поутру был морозец и пробрал нас порядочно. Горбунов было замерз. (Шубы мы отдали с багажом, понадеясь на тепло.) Приехали в Л_е_й_п_ц_и_г, я выпил кофею, а Шишко и Горбунов грелись грогом и последний с морозу переложил. Здесь нам попался курительный вагон в виде кабинета. Лейпцигская природа и станции победнее, зелени меньше, много березы, сосновые рощи; кабы не тополи, совсем наша Владимирская губерния. Р_и_з_а. Постройка крестьянских домов похожа на наши деревенские каменные постройки, много крыш соломенных. Очень красив вид Мейсена (с правой стороны). Д_р_е_з_д_е_н. Много зелени, но. город кажется закопченным. Были на Брюллевской террасе, хотели пройти в галлерею, нас не пустили, там ревизия. Были в посольстве у Булгакова. Обедали на Брюллевской террасе, потом слушали музыку, тут я познакомился с Галаховым (сыном), пили много шампанского. Как было не вспомнить Добролюбова! Потом ходили есть устриц — отличная лавочка: все хорошо и дешево. (На углу против почтамта.) К ночи поехали в Прагу; потребовались тулупы. На границе Шишко не пустили в Австрию, потому что у него не визирован паспорт. Мы поехали с Горбуновым.
На рассвете любовались Саксонской Швейцарией, то есть берегами Эльбы. П_р_а_г_а один из лучших городов Германии. Улицы подписаны по-немецки и по-чешски, много в нем напоминает Россию. Есть даже Дворянская улица (Pansca ulice). Были у профессора L_e_z_b_e_r_a, пообедали и соснули. Пришел Lezbera; мы пошли с ним к Пуркине и к Палацкому. Пуркине стоит за латинскую азбуку, a Lezbera — за кириллицу. Палацкий — солидный старик, сильно негодует на настоящее положение дел. Lezbera много делает для славян: издает книжки, затевает всеславянский журнал (надо подписаться), в лице и в голосе у него какая-то унылость, как на всем в Праге. Потом гуляли по городу; он ничем не хуже Дрездена, а еще чище и богаче. Вечером встретили Шишко. Пришел Lezbera, я еще потолковал с ним и обещал ему свое сотрудничество.
Рано утром выехали в Вену. Кажется, Австрия земля порядка, а локомотивы убраны зеленью, — у нас бы не позволили. Уж коли порядок, так порядок!! Проехавши туннель, видели много черемухи. С нами ехал венгерец, печальный и молчаливый, насилу его заставили заговорить. «Подождите, — говорит, — года два, не больше, а то так и раньше». Проезжали живописной узенькой долиной, потом 9-ю туннелями. Б_р_ю_н. За Брюном крестьянские дети продают воду в стаканах и ландыши и кричат по-немецки: «вассер, блюммеры, майблюммеры». Сейчас слышно, что славяне. В_е_н_а. Переехали через оба рукава мутного и быстрого Дуная, проехали старым городом мимо св. Стефана и остановились в гостинице Kaiserin Elisabet. Пообедали хорошо и поехали на майское гулянье в Пратер. Ряды экипажей тянулись, как и у нас; мы взяли в объезд. Проехали по пустынным аллеям между старыми деревьями, видели стадо оленей и выехали на скучнейшее катанье в каштановую аллею. Экипажи и сбруя очень хороши, лошади и женщины плохи. Заезжали в другую аллею, где парадное гулянье. В городе отличные кофейные; сидят на улице под навесами, между цветами. На набережной огромная кофейная, лучше сказать полпивная с несколькими биллиардами.
Поехали на почту. Получил письмо из Москвы. Были у Раевского. Он наговорил много хорошего и остроумного. Ездили за город, проезжали мимо великолепного загородного дворца и сада с необыкновенно высокими и широкими стрижеными аллеями. Были в бельведере, ходили по саду, который несколько напоминает Петергофский; в дворце смотрели картины. (Замечательное собрание Рембрандта, Рубенса, Ван-Дейка, из итальянцев Павел Веронез.) В Вене очень много роскошных домов и магазинов. (Вывески написаны художественно.) В старом городе улицы узки, — ездят левой стороной.
Превосходное утро. Выехали в Триест. Направо Альпы, на горах замки. Через несколько времени горы начинают принимать величественный вид — появляются горы и слева, и на горах снег.
Марбург. Хлеб на полях выколосился. Г_о_р_о_д С_о_л_л_и, на пригорке (крутом) устроена голгофа. В деревнях женщины совершенно русские, и такие же лавы через речку, как и у нас. Почти начиная от Вены поднимаешься в горы и потом едешь в самых Альпах. За Глогницом начинается знаменитая З_е_м_м_е_р_и_н_с_к_а_я дорога; едешь по бокам гор, зигзагами поднимаясь почти до самых вершин, так что станции, которые проехали, кажутся далеко под ногами. Подле Ф_о_р_д_е_р-Э_й_х_б_е_р_г_а вид вниз на Глогниц, который на 540 футов ниже дороги. Далее замечателен замок К_л_а_м_м, разбитый молнией, мы здесь пили воду. Множество туннелей и виадуков, есть туннели с галлереями. После подъема живописный спуск по речке Мюрц, которая с бешенством бежит по камням. В одном месте прелестный водопад. Потом приезжают в Б_р_у_к н_а М_у_р_е. Дорога идет между гор по долине Муры. Потом Г_р_е_т_ц, главный город Штирии. Далее проезжаешь М_а_р_б_у_р_г, С_о_л_л_и. В Марбурге хорош мост через Драву; выезжаешь в долину реки Савы. Тут горы принимают дикий вид. Выезжаешь на равнину к Л_а_й_б_ах_у, справа снежные горы. Дорога проходит по Лайбахским болотам и полукругом начинает подниматься в гору. За Францдорфом отличный вид на равнину, гладкую и зеленую, как биллиард, с зелеными домами. Далее, все в гору до высоты 1900 футов, природа делается мрачнее, дорогу окружают еловые леса, наконец совершенно обнаженные вершины и голые скалы. С гор спускались мы ночью, вдруг блеснуло перед нами Адриатическое море, и загорелись вдалеке огни Триеста. Мы в Италии.
Триест. Совершенно другая природа. Германия с своим климатом осталась за горами; воздух чище, море бирюзовое. Были в греческой церкви у обедни; служба — наша, особенный, очень приятный напев «Христос воскресе». Восхитительная кофейная, темная, прохладная, вся в зеркалах. Совсем другие женщины, страшная чернота волос и глаз, очень грудасты. Костюмы разнообразны. С мола ловят рыбу (бычков), в закидку, без удилища; наживка из раковин. Мостовая из больших, продолговатых камней, гладкая, как тротуар.
По кофейным музыка: итальянец на скрипке, итальянка с гитарой; женщины-крестьянки продают розаны. Костюм женщин: юбка, корсет другой материи, белые рукава и манишка, сверх корсета платок, на голове белый платок завязан так, что конец висит на спину (обшит кружевом). Чистота белья необыкновенная! У ильрийцев короткие панталоны. Были в Пратере, много хорошеньких женщин, (красавиц девушек и красавцев мальчиков. Детей красивее я не видал никогда. Акация цветет, груши! уж большие. Какие волосы, какие груди! Встречаются рыжие совсем. Были в театре Г_а_р_м_о_н_и_я; он нас поразил своей красотой. Тенор сильный, и все голоса подобраны ровно. Давали Отелло. Вот бы нам такого тенора.
Отличное утро, совершенно наше июльское. Едем в Венецию. 7 часов. Вид на Триест, на море рыбаки расставляют сети. Спустились в долину, деревья посажены рядами, между ними пашня, между деревьями гирляндами висят виноградные ветви. Г_р_а_д_и_с_к_а, острог. Итальянец говорил, что туда Австрия сажает их на 20 лет. Снеговые Альпы. Г_о_р_и_ц_а — свежие черешни. Рожь поспевает. Один пассажир показывал фокусы. Едем непрерывным садом, по полям китайский мак. Приехали в Венецию. От станции до гостиницы (Cavaletto) в гондоле. Пообедали (салат ромен). Ходили на площадь св. Марка и Дожа, на Schiavone лазили на башню смотреть на Венецию; были в храме св. Марка, много похож на наши храмы. Вечером сидели на площади св. Марка. Это громадная зала под открытым небом, в разных местах слышится музыка; из кофейных стулья вынесены на площадь, горит газ, сверху луна.
Превосходное утро. Снесли на почту письма, потом осматривали дворец Дожа. Вот это истинно дворец. Зала десяти и сената приводят в восторг. В этих стенах патриотизм должен был развиваться сильно. После обеда катались по каналу Grande и кругом всей Венеции, были на Риальто и на рынках. Что за молодцы гондольеры! Вечером гуляли опять по площади св. Марка. Я влюбился в эту площадь. Это еще первый город, из которого мне не хочется уехать.
Встали в 4-м часу и отправились на железную дорогу. Здесь в таможне строже, чем в Триесте. Утро отличное (забыл написать, что в Венеции отличные груши). Костюмы: мужской — пестрядинные панталоны, жилет, куртка, шляпа с широкими полями; женский — пестрядинное платье, набивной платок на шее, соломенная шляпа. Как до Венеции, так и за Венецией один непрерывный сад. Переезжаем Бренту, вода бледно-зеленоватая. От Триеста все колокольни — длинные четыреугольные башни, похожие на венецианскую. За В_и_ч_е_н_ц_е_й направо в горах городки, вид восхитительный! Видели развалины на горе в М_о_н_т_е_б_е_л_л_о. Падуа не представляет ничего особенного. В_е_р_о_н_а — красивый вид, но грозные укрепления мешают ему; кабы их не было, было бы лучше. Издали видели Амфитеатр. П_е_с_к_ь_е_р_а — с одной стороны живописный вид на Гардское озеро, с другой — грозная крепость и целый час возня с паспортами и багажом. И все это только для формы, потому что багаж не смотрят, а только мнут чемоданы и заставляют отпирать их. Одно только и утешает, что это последний город Австрии и впереди свободная Италия. Слава богу, выбрались. Точно гора с плеч. Неприятности никакой нам не сделали, а было тяжело. Тяжелы приемы полицейские. Переезжаем М_и_н_ч_и_о. Что за горы! В первый раз в жизни я вижу такой колорит. В Д_е_з_е_н_ч_а_н_о опять осмотр, хотя самый слабый. Надоедают ужасно. За Гардским озером увидал первые васильки. Прелестные полевые цветы — первую роль играет мак; особенно красив в голубых цветах льна. У плодовых деревьев сучья прямые и сплошь покрыты листьями. Наконец приехали в М_и_л_а_н и остановились в гостинице (Tre Svizari). Пообедали, пошли осматривать город. Во-первых, к собору. Все, что я видел доселе, было или ожидаемое, или меньше того, чем я ожидал. Миланский собор превзошел все ожидания. После него уже чудес нет на свете. Бегло осмотрели внутренность собора, что за скульптура! Особенно из больших фигур, черные фигуры под кафедрой справа от входа и в приделе налево вторая фигура. Заходили к портному, заказали летнее платье, потом в театр D_e l_a S_c_a_l_а. В зале 15 рядов мест и большое пространство для стоящих. Кресел 500. Громаден, но Московский богаче[58].
Отличное утро. Были в галлерее (Palazzo di Brera per di Scientie arti). Лазили на собор, ездили смотреть древнюю церковь св. Амвросия и Амфитеатр. Вечером гуляли на Корсо. В гостинице прислуживает очень миленькая итальяночка.
Отличное утро. Кругом Милана сады. Липа цветет. Выехали в Геную. В 8 часов утра. Все тот же сад. За Наваррой много васильков. За большим туннелем начинаются итальянские дачи. Горы — громадные туннели, и вдруг Г_е_н_у_я. Пообедали и сейчас же на пароход К_и_р_и_н_а_л_ь. Погода плоха, ветер и дождь. На пароходе загорелые мускулистые матросы и разного сорта монахи. Выходим из порта, ветер так и режет прямо в глаза, едва можно стоять на палубе. Думали, что будет качка, однако обошлось благополучно. Часов до 11 прогулял на палубе, потом пошел в каюту и уснул отлично. На пароходе было русское семейство, которое мы узнали издали, когда оно еще подъезжало на шлюпке. Барыня небольшого росту, недурная, бледная, с властью в глазах, и пожилой господин, ее муж, который, видимо, находится под ее властью. С ними очень красивая женщина, оказалась полька, которая путешествует одна, без мужа. Высадились в Ливорно.
Встал в 5-м часу совершенно свежий. Л_и_в_о_р_н_о. Посмотрел на город и еще соснул часика два. Просыпаюсь — ветер. Сидим и скучаем, выедем в 4 часа. Под стеной, что на моле, двое ловят рыбу, — удилища длинные, тонкие. Капитан ругается. Выходим, ветер страшный. Я сначала было испугался качкими лег в каюте, приготовившись переносить морскую болезнь; потом мне это надоело, и я пошел на верхнюю палубу, где любовался морем. Месяц покрыт флером, море синё и сердито, впереди белесоватые облака. Качка усиливается; я напился чаю и пошел в каюту; твори бог волю свою. Горбунов спит с самого обеда. Я полежал и уснул. Впросонках слышал великие волнения, волны хлестали в окна каюты, кругом раздавались стоны, но я засыпал опять довольно равнодушно.
Чивита-Веккия (Папская область). Рим.
Проснулся часу в 6-м, волнение страшное, скрежет зубовный. Приехали в 7 часов в Ч_и_в_и_т_а-В_е_к_к_и_ю. Шишко в Неаполь не едет, высаживаемся здесь. Возня с паспортами, в таможне строгость неимоверная. Отправляемся в Рим по железной дороге. 2-й класс хуже нашего 3-го. Бока дороги усеяны цветами разных, самых ярких, колеров. Едем в виду зеленого моря. Апрель, а уж поспевает пшеница. Рим виден только тогда, когда к нему подъедешь. Приехали; нас загнали в какой-то сарай и заперли, выпускали понемногу в другой сарай и отдавали там багаж. В омнибусе мы въехали в Рим, переехали Тибр и остановились в гостинице Минерва. Умылись, причесались и пошли бегать по городу. Ходили по Корсо, обедали в траттории (бывш. belli arti). Потом поехали смотреть св. Петра. Проехали по мосту, потом мимо св. Ангела и, наконец, выехали на величественную площадь св. Петра. Осмотрели собор мельком: у меня раза два готовы были навернуться слезы. Заехали к Боткину, не застали. Поехали в Колизей. Этого величия описать невозможно. Встретили до десяти процессий разного рода монахов; и теперь, когда мы сидим и пишем, на улице идет процессия с пением. Гостиницы здесь дворцы. Траттория, в которой мы обедали, точно старая церковь с расписанным плафоном, с барельефами, перегороженная плохими перегородками с грошовыми обоями.
Просыпаемся, к нам входят: Боткин и Постников. М. Ф. [Шишко] принес мне письмо с почты. Пошли в кафе, напились кофею и — в Капитолий. Много поражающего, особенно умирающий гладиатор и Венера. Заезжали в тратторию Lepri, пообедали с русскими художничками, видели Солдатенкова. Поехали в Ватикан. Чудес его описывать я не стану. Потом побродили по Риму и зашли домой писать. В 9-м часу к Боткину, где видели почти всех русских художников; возвратились поздно.
Отправились в Ватикан, видели перлы живописи: ложи Р_а_ф_а_э_л_я. Преображение — Причащение — Д_о_м_е_н_и_к_и_н_о и другие сокровища. Оттуда в Лепри, обедали с художниками. Поехали в виллу Альбани, где очень много антиков. В церковь S. Maria dei Angeli — величественный, светлый храм, с прекрасною живописью и статуями; по полу проведен зодиак. В термы Диоклетиана — кроме громадных развалин, ничего интересного (на дворе огромные кипарисы Микель Анджело), да к тому же там французская казарма; оттуда в S. Maria Magiore, что-то строят. Замечательна колоннами, взятыми из загородного дворца Адриана. Заезжали в небольшой храм, где показывают столб, к которому был привязан Христос; небольшой столбик из серого камня, полированный, вот такой формы[59]. Были в S. Giovani laterana. Величественный храм со многими замечательными скульптурными произведениями: алтарь Торлопи, еще более замечателен алтарь Корсики, внизу которого группа Бернини: спаситель и божия матерь. Были в церкви S. Scala — в ней высокая деревянная лестница, будто бы с Голгофы, по которой ходят на коленях. Были в термах Каракаллы, громадные величественные развалины; ходили наверх. Оттуда заезжали в S. Pietro in vinculis, видели чудо искусства, Моисея Микель Анджело, и внизу Speranza Гвидо Рени. Удивительные глаза. Заезжали в тратторию и потом домой.
В 7-м часу утра отправились в коляске в Т_и_в_о_л_и. По всей дороге цветы, потом в гору оливковой рощей. Тиволи — городок в живописной местности со многими остатками старины. В гостинице (Sibilla) все стены исписаны, много русских надписей. Наверху, в угольной комнате, на окне: князь Василий Максутов, Петр Петрович Семенов — 8 мая 1855. Я был здесь. — Был-то был, да не умел писать. В комнате, которая перед этой, над дверью, под совами, А_д_л_е_р_б_е_р_г. Который? — Все семейство. — Смотрели виллу д’Эсте; по крутой горе сад с фонтанами и гротами. Отсюда начали путешествие на ослах. Спускались в грот Н_е_п_т_у_н_а и еще ниже, в грот С_и_р_е_н_ы, были на площадке папы Григория, с которой вся река падает в пропасть. Переехали по другую сторону ущелья: видели развалины виллы Катулла, часовню, построенную из развалин виллы Горация. С той стороны отличный вид на водопады и на виллу Мецената, из которой теперь сделана фабрика. Спустились с горы, переехали по мосту и были на вилле Адриана. Кабы эту грандиозную постройку хоть немного реставрировать. Тут сели в коляску и в Рим.
Какие молодцы извозчики в Риме, и у всех маленькие желтенькие собачки (на ошейниках колокольчики). В тратториях прислуга в бархатных фуражках, в белых куртках — красавцы. Отправил письма в Москву, лазили в купол Петра. Много русских надписей. Были в Лепри, потом купил фотографий, вечером у Боткина в собрании художников читал Минина. (Был Мамонов.) Всю ночь не спал.
В 5 часов выехали в Сиену. Кондуктор груб и рыло имеет богопротивное, в дилижансе места скверные и тесно. Верст за 10 от Рима с горы отличный вид на Рим. Едем все горами. С нами два итальянца: один дурак, франт, похож на актера Мельникова, другой, черный, загорелый, с глазами Мео, одет бедно, — прост, уныл; его выгнали из Рима, он ругает монахов, папу и полицию и тихо грустит. Жандармы рассеяны по всей дороге. Едем по горному гребню, слева озеро, справа видны чуть не все папские владения. Женщины ездят верхом по-мужски. В В_и_т_е_р_б_о съехали с гор. Обедали очень плохо. Что здесь за супы[60]. Да и везде то же самое. Овцы белые, свиньи черные; пастухи в козьих панталонах, точно сатиры. Один мальчик в овечьей куртке. Бездна нищих всех возрастов. Живописный городок Б_о_л_ь_д_е_н_а на берегу озера того же имени; на озере бурно. Поднимаемся на горы, древние постройки и подземелья. Взобрались на крутую и высокую гору S. Lorenzo. Отличный вид на озеро. Крутой спуск, смерклось, когда приехали в А_к_в_а_п_е_н_д_е_н_т_е, где поели черешен с хлебом и выпили Орвиетто в кабачке, против которого остановился дилижанс; заходили в лавочку, купили колбасы. Вот так колбаса! В жизнь не ел такой прелести. Отсюда нас провожали с конвоем. Крутой спуск. Тут я заснул, впросонках слышал, что поднимаемся на гору — слышал какие-то разговоры у таможни.
Проснулся перед Т_о_р_в_о_н_е_р_и, где пили кофе в лавочке; хозяин — совершенно наш сельский дьячок. По всей дороге цветы. На женщинах огромные соломенные шляпы. С_и_е_н_а. Прядут канаты. Видели пару больших толстых волов с огромными рогами. Обедали, потом гуляли, заходили в ботегу дель кафе, в пастичерию, пили сладкое Алатино. Потом на железную дорогу. Взятки отлично действуют по всей Европе. Поехали во Флоренцию в 5 часов. Дорога — это рай, цветущий и отлично возделанный. Как свободно, легко дышать. В 9-м часу приехали во Ф_л_о_р_е_н_ц_и_ю; нам было как-то особенно весело. Остановились в гостинице Европа.
Поутру пошли гулять по городу, вышли к мосту Тринита, прошли по набережной мимо ponte Vecchio, мимо Uffizi, прошли на piazza Ducale. На площади пятилетний мальчик пел и аккомпанировал себе на скрипке. Заходили в Palazzo Vecchio, где в зале очень замечательна скульптура. Видели изящные комнаты Медичисов. Были в огромном, оригинальной архитектуры соборе. (Купил с него фотографию.) Заходили в капеллу Медичи; снаружи как будто недостроенное здание. Пообедали в хорошеньком трактирчике, против портика, в котором бронзовый кабан. Потом дома писали. В 6 часов пошли гулять по Lung’Arno, видели аристократическое катанье и почти весь город. Прокатились по Пратеру, потом бродили ночью по городу. Везде жизнь, особенно подле кофейных и в кофейных. Поужинали и сидели до 12 часов в своем номере, слышали по улицам пение и, наконец, хор, очень похожий на нашу песню: «Любит, любит», только запев какой-то странный. По вечерам довольно прохладно в Италии, жарко только в полдень. Здесь и в Риме еще никто не ходит в летнем платье.
Проснулись в 5-м часу. Сначала в Уффици, потом, позавтракавши, в Питти, там встретили Солдатенкова. Несказанное богатство художественных произведений подействовало на меня так Сильно, что я не Нахожу слов для выражения того Душевного счастия, которое я чувствовал всем существом моим, проходя эти залы. Чего тут нет! И Рафаэль, и сокровища Тициановой кисти, и Дель Сарто, и древняя скульптура! Были в церкви Anunziata, видели скульптуру Микель Анджело и фрески Дель Сарто. Оттуда за покупками. Во всем городе не мог найти себе соломенной шляпы do голове. Накупили на ponte Vecchio разных мозаических вещей. Были в кабинете для чтения. (Очень хорошо устроен.) Потом бродили по городу. Особенности Флоренции: шум и крик по улицам, маленькие музыканты, мало хорошеньких женщин и необыкновенная дешевизна соломенных шляп и мозаики.
Собираемся в Ливорно. Выехали в 11 часов 40 минут. На дороге служат мальчики в мундирах с малиновыми воротниками. По дороге осиновые рощи и вообще много деревьев: акация, винная ягода, дикий виноград, сосны зонтичные, каштаны, виды дуба и клена и многих других. В 1 час приехали в П_и_з_у, издали видели падающие башни. За Пизой по болоту соснячок, похож на наш, русский. Приехали в Л_и_в_о_р_н_о. Город небольшой, но, по своему приморскому положению, оживленный. Пропасть носильщиков, лодочников и матросы разных наций; встречались и турки. Обед в гостинице из 10 неважных блюд и отличная земляника. Каждый день в Италии мы едим землянику и черешни; земляника крупна (с грецкий орех) и душиста. Ненастье, — сидим и ждем отправления парохода «Гарибальди», на котором мы хотим ехать в Геную. На площади жизнь; против нас кто-то играет на фортепьяно, справа, в ближайшем от нас доме, биллиардная; слышен шум и стук шаров, и видно, как играют. В Вене и здесь играют с кеглями, — биллиарды плохи. Едим * апельсины величиною с дыню. Перевозчик называет Гарибальди — Галюбарди. В 9-м часу приехали на пароход; оказался маленький, узенький и вообще дрянненький. Каюту отвели нам на самой корме. (Не по шерсти кличка.) Пароход качает и без ветру. Полюбовался с палубы разорванными облаками и тучею, которые невдалеке сливались с морем. Пошел дождик, мы сошли в каюту и под качку уснули.
Нови. Александрия. Асти. Турин.
Проснулись в виду Генуи. Вид поразительный, справа по горам тянутся дачи. Качка порядочная. Приехали в 6 1/2. В таможне очень снисходительны. Напились чаю со сливками и с маслом. Ходили по рыбному рынку; обилие различной, совсем незнакомой рыбы: сардины, сагаро, паламита и другие. Видели церковь из белого и черного мрамора. Видели метеора, поехали смотреть город. 1-е Палаццо Дукале. 2-е были у езуитов; заехали в кофейную (Италия): небольшой, но тенистый и с редкими растениями сад; сидим под пальмой, кругом ствола которой мраморный столик, — едим устрицы. Катались по горе в городском саду, прекрасные деревья и вид на море. Проехали крепость, самый лучший вид на море и бухту. S. Maria Corignano отличная скульптура, подсвечники Бенвенуто Челлини. Лазили на крышу (террасу), с которой, говорят, видна Корсика. (Видели одну старуху с седой бородой и еще двух женщин с бородами.) Видели много женщин в вуалях, которые привязаны прямо к косе. Были у памятника Колумба, который еще строится. Заезжали в Chiese Anunziata, в величественный храм, испорченный двумя алтарями с раскрашенными статуями. Приехали в свой номер, собираемся в Турин. Ослы кричат под окнами, деятельность кипучая: купцы, банкиры, жиды, матросы, перевозчики, переносчики несут и везут вещи и на себе, и на лошадях, и на лошаках, и на ослах. На море и в Генуе было довольно прохладно. В 3 1/2 отправились по железной дороге в Турин. Дорога идет туннелями и узкими долинами между гор. Туннель подле Генуи самый большой из всех, которые мы проезжали, — езды 12 минут. Наконец выехали из гор в широкую долину, проехали Н_о_в_и, А_л_е_к_с_а_н_д_р_и_ю. Местность — настоящий рай. А_с_т_и — старый город с башнями и колокольнями. По сторонам дороги сад, воздух пахнет сеном, и такое громадное количество светящихся червяков по деревьям, кустам и полям, что мы едем точно по бриллиантовому морю. Приехали в 10-м часу; в Т_у_р_и_н_е у станции готовится иллюминация для приезда короля. Город ночью показался хорош. Остановились в швейцарском пансионе. Дали нам большую комнату, — ход, как в Милане, по узенькой наружной галлерее.
Проснулись в 8-м часу, написали письма, позавтракали и пошли по городу; взяли места в Женеву, потом снесли Письма, наняли коляску и поехали смотреть город. Были во дворце Madama, — галлерея неважная, замечательны на фарфоре копии с Рафаэля. П. Веронез, Рубенс и Ван-Дейк. Прокатились кругом города. Улицы прямы, чисты, дома высоки, с балконами, через окно, с разноцветными занавесками, что дает хороший вид улицам. Много аллей каштановых, платановых. Железный мост через По; по ту сторону горы и набережная с ясеневой аллеей. С той стороны через каменный мост выезжаем на площадь Виктора-Эммануила и улицу Via di Ро с аркадами по бокам, где не блестящие магазины, — далее Palazzo Madama. Оттуда на Strada Nuova, походили по пассажу и вышли на площадь Carlo. Там собирались и строились войска к приезду короля. На площади стояла кавалерия, а по улице вплоть до станции пехота. Площадь и улица были полны народу, балконы тоже, полиции почти до самого приезда короля не было заметно. Только когда по выстрелу узнали, что король едет, полицейские учтиво подвигали народ к тротуару. Король приехал в четвероместной коляске, в партикулярном платье. Народ кричал, аплодировал, махал шляпами, с балконов летели розовые листья и букеты. Обедали за табльдотом, ели в первый раз грибы. Еще во Флоренции мы видели в съестной лавке отличные белые грибы, потом видели в Генуе. В 10 часов отправились в контору, оттуда в омнибусе на железную дорогу, где были уже нам взяты билеты. По всему городу воздух удивительный; светящиеся червячки летают даже в зале станции. В час приехали в Сузу, тут нас после долгих сборов посадили в дилижанс, запряженный в 7 пар лошадей. Таких дилижансов поехало за нами еще 2 или 3. Начался крутой подъем зигзагами по горе. Погонщики и кондуктора бежали на гору бегом. Мы ехали над пропастями, между зеленью, которая к вершине все более и более приближалась к нашей. Мы были между двух слоев облаков, одни под нами зацепились в ущельях, другие над нами; наконец мы были между верхними облаками и месяцем; но это еще не вершина.
На вершину мы приехали, когда уже совсем розовело. Мальчик принес нам маленький букет синих, пахучих анютиных глазок.
ЩЕЛЫКОВО 1867 г.
правитьПриехали в 9 часов утра; разобрал все вещи. После обеда пошел ловить живцов — клев беспрестанный. Зашла туча — прибежал домой с страшной болью рук и груди. (В п_о_л_д_е_н_ь 22° в т_е_н_и.) Была очень сильная гроза в 3 часа с градом. Перевел 6 страниц «Банкира». В 9-м часу опять небольшая гроза. (18°.)
Встал в 7-м часу. Насморк. 18°, ясно. Ночью шел дождь — мокро. До чаю перевел страницу, после чаю 2. После обеда ходил ловить рыбу, — мутно и быстро, — поймали только 2 плотиц. Вечером перевел 2 страницы. Днем жарко, с легким ветром. В 9-м часу вечера 17°.
Встал в 8-м часу. Ненастье, 13°. Перевел 4 страницы. Полдень — 15°. После обеда ловил рыбу (вода быстра и мутна), поймали 10 пискарей, 10 плотиц и 3 окуней. День серый. Вечером перевел 2 1/2 страницы.
Встал в 7 часов. Ненастно и холодно — 11°. Перевел 4 1/4 стр. Полдень, разгуливается. 16°. После обеда спустили лодку — она не годится. Ловил рыбу до 7 часов. (Окуня на живца.) Большая гроза до 9 часов. Перевел 3 1/2 страницы. Писал письма. Разгуливается.
Встал в 8 часов. Пасмурно, необыкновенное благоухание. С 10 часов стало разгуливаться. 17°. Андрюша уезжает в Москву. Перевел 3 1/2. После обеда ловил в пруду окуней, мелки. Перевел 3 1/4. Было жарко, но ветрено. К вечеру, 10-й час, 13°, ясно, кругом на горизонте синё.
Встал в 6-м часу. 16°, день отличный, ни одного облака. Перевел 2 страницы. Кончил 1-ю часть в 9 часов утра. Утром ловил мелочь у мельницы; в полдень 19°. Начал переписывать либретто «Воеводы». Начал 2-ю часть перевода. Начал либретто «Не так живи». Весь день хорош. В 9 часов вечера 15°.
Встал в 8 часов. Погода райская. 20°. Полдень, 21°, ясно. Писал либретто Чайковскому и Серову. После обеда ловил рыбу в омуте, поймал на живца 4 окуней и щуку. Воротился в 7 часов.
Встал в 8-м часу. Погода жаркая. 22°. Писал либретто для Серова и Чайковского. Написал письма, переписал Серову 1 1/2 сцены. Полдень 23 1/2°. После обеда в 4 часа пошел ловить рыбу, насилу дошел — поймал на живца 2 окуней. Воротился в 8 часов, писал либретто Чайковскому. 8 1/2 часов 21°.
Встал в 9 часов. 23°. Жарко и ясно, ловил рыбу с лодки, окунь и щука. В 1 час 23°. После обеда небольшой дождь, переписывал либретто Чайковскому. В 4 часа 23°. Писал либретто Серову. Вечером ходили гулять.
Встал в 8. 22°, ясно, ветер. Поймал на омуте щуку и окуня. После обеда кончил 1-е действие либретто «Воеводы». Писал Серову. 22°, ветер. Вечером гулял по большой дороге до Патрикеевской мельницы и обратно. 16°.
Встал в 8-м часу. Ясно с ветром. 18 1/2°. Писал Серову. После обеда переводил с итальянского, ездил в Бужарово.
Встал в 6 час. 14°, ветер, ясно. Ловил в омуте, поймал щуку и 3 окуней, одного большого. Писал либретто Серову, переводил итальянскую комедию. 4 часа 17°, весь день сильный ветер.
Воскресенье (Ярилин день). Встал в 8 часов. 16°. Ясно, ветер. Писал либретто Серову. В 1 час небольшой дождь с ветром. 11 1/2°. Вечером ходил гулять.
Встал в 8 1/2. Погода серая, потом разгулялось. 18°. Ловил на омуте, одного окуня большого (вода мутна). После обеда переводил комедию итальянскую и писал Серову. Вечером гулял в Свинкине. 8 часов 36 минут 14°.
Встал в 8 1/2. 16°. Ненастье. Тепло и тихо. Переводил комедию, писал либретто Серову и Чайковскому. В 3 [часа] 18°. К вечеру дождь перестал, но все облачно.
Встал в 7 1/2. 15°, ненастье. В 10 часов разгулялось. Пошел рыбу ловить. Жарко. Ловил мелочь. 20°. Переводил комедию итальянскую. Писал либретто Чайковскому. 6 часов 18°. (Привезли новую лодку.) Катались до [деревни] Субботино на лодке.
Встал в 7 1/2 — 19°. Ясно и жарко. В 9 ловил рыбу на омуте, 3 окуней (щука ушла). В 12 часов застала гроза. После обеда переводил итальянскую комедию и писал либретто Чайковскому. Разненастилось на весь день. 8 1/2 вечера — 12 1/2°-- Сильнейший ветер.
Встал в 8 часов. (Северный ветер всю ночь.) 10°, ясно. П_е_р_е_в_о_д_и_л к_о_м_е_д_и_ю и_т_а_л_ь_я_н_с_к_у_ю. К_о_н_ч_и_л «Ж_е_н_а_т_ы_х о_в_е_ч_е_к». Начали «Бродягу». Писал Чайковскому. Гулял утром — больше 16° не было. Гулял и вечером, в 9 часов 11°.
Встал в 8 часов. 18°. Воскресенье. (Северный ветер.) Писал Чайковскому. Приехали Петя и Миша. (День жаркий.) Переводил комедию итальянскую. Вечером гулял в Ивановском.
Ясно. Встал в 8. 18°. Ловил на омуте. Щуку и 4 окуня. Переводил комедию. После обеда гуляли в Ивановском.
Встал в 8. 14 1/2°, ловил, 2 окуня (ветер). Писал Серову. В полдень 16°, вечером гулял. В 8 часов вечера 12°.
Встал в 8 1/2. 15°, облачно. Ловил, 2 больших щуки и 2 окуня (один большой). Раз 5 принимался итти дождь. 4 часа 13°. Кончил 1 акт Серову.
Встал в 8. 14°. Ловил неудачно, 1 окунь. (Серо и ветрено.) 1 час 16°. (Оба дня ветер западный.) Вечером 11°.
Встал в 8 часов. 16°. Ясно, ветер, ловил на омуте. (Мутно.) 1 окунь большой. 4 поклевки. Переводил. Вечером гулял. Поймал под Твердовым 1 окуня на червя.
Встал в 7 1/2. Ловил в омуте. 1 щука, 1 окунь. (Утром 18°, ветер. 3 1/4 21°.) Переводил с итальянского. После обеда гроза, вечером 13°, воздух превосходный.
Встал в 8. 16°. Облачно, парит. Переводил. Вечером на омуте 2 окуня.
Ходил на охоту, видел 2 вальдшнепов. Кончили «Бродягу». Вечером ловил — 3 окуня.
Жарко, встал в 7 1/2. 18°. Ловил на омуте, 1 окунь большой. Очень парит. 3 часа 22°. Начали новую итальянскую комедию «Onore»[61]. 6 часов 20°. 10-й час 16 1/2°.
Встал в 8 часов. Весь день в Высокове, очень жарко. В 9 часов вечера 15 1/2°.
Встал в 7 1/2. 15°. Ничего не поймал. В 3 часа 18°. Вечером на омуте щуку.
Встал в 8 часов. 16°. Ветер сильный (юго-восточный). Утром гулял, вечером ловил. Окунь очень большой.
Встал в 8 часов. 14°. Ловил, окунь. Ветер юго-восточный. После обеда дождь.
Встал в 8 1/2. 19°, облачно. Ветер юго-восточный. Парит. Кроме мелочи, ничего не поймал.
В 1 час ночи, при дожде, поехал в Ярославль, приехал к вечеру.
Во вторник погода дурная; был у Некрасова.
В середу погода дурная. От Некрасова в Кострому. В пятницу в 7 часов вечера из Костромы,
В Щелыкове. 21° 9 часов. 2 часа 22°. Вечером ловил, один окунь. Первый летний день. (До сих пор или весна, или осень.) Переводил итальянскую комедию — «Raggeratore»[62].
Встал в 8 часов. 22°. Жарко. Белые тонкие облака. С обеда дождь, ловил на омуте, 3-х окуней.
Встал в 9 часов. 17°, облачно. На омуте одного окуня очень большого. С 3 часов дождь.
8 часов. Облачно, потом разгулялось. Ловил на омуте: 3-х окуней. Один очень велик, 6 вершков, 3/4 фунта. Вечером гулял. Погода хорошая. Кончили «Raggeratore».
Встал 8 1/2. Ясно с ветерком, жарко. 1 1/2. 19°. На солнце жжет. Вечером на омуте окунь большой.
Встал в 8 часов. 20°. Жарко, ясно. Утром писал Серову, вечером гулял.
Встал в 8. 23°. Ясно и жарко. Переводил «Il vero amico»[63]. Писал Серову 1 час 24°. Вечером на омуте 2 окуня. 9 часов 19°.
Встал в 8. 22°. Жарко. Целый день работал для Серова, переводил с итальянского.
Встал в 7 1/2. 23°. Был в церкви, ловил мелочь у бани. 1 1/2 часа 25 1/2°. После обеда гроза, задела краем. Вечером на омуте ни одной поклевки. Ночью уехал Миша. Не спалось.
Встал в 5 часов — в 10 часов 24°. Белые облака. Вечером на омуте 2 щуки.
Встал в 8. Облачно, в 11 часов маленький дождь. 23°. Сильный ветер. После обеда на омуте 1 окунь. В 6 часов 15°. Вечер осенний.
Встал в 8, облачно. 17 1/2°. Утром 8 головлей у дома, вечером 1 щуку на омуте. Небольшой дождь.
Встал в 8 1/2. 20°. Легкие облачка, среди дня дождь. Писал Серову, переводил итальянскую комедию.
Встал в 8 часов, облачно. Андрюша приехал утром. На омуте окунь. Вечером гроза и дождь.
Встал в 7 1/2. 16°. Пасмурно, потом дождь. Вечером клеву не было. Писал Серову, переводил новую комедию.
Встал в 7 часов. 18°, облачно. На омуте самая большая щука. Вечером небольшой дождь.
8 часов встал. 14°, ненастье. Писал Серову, переводил. Вечером на омуте окунь, щука ушла.
Встал в 8 часов. Дождь, скоро прошел, облачно. 14°. Раз пять принимался дождь. Писал Серову, переводил комедию. После обеда ловил. Мелочь, головль и на омуте окунь.
Встал в 7 часов. 12 1/2°. Ненастье (все время ветер восточный). После обеда ловили в пруду, 2 больших окуня, 2 больших красноперки и много мелочи. Переводил «Orig».
Встал в 8 часов. 14°. Ненастье. 12 часов — разгуливается. 17°. На омуте мелочь.
Встал в 7 1/2. Туман. 15°. На омуте щуренок и 2 окуня. Парит. В 2 часа 17°. Заходит дождь. Дождя не было.
Встал в 7 1/2 часов. 17°. Тепло, туманно. На Патрикеевском заводе. Щука и красноперка. Вечером дождь. Наловили живцов.
Встал в 8. Ясно. 17°. На омуте 1 большая щука (больше прежних). Вечер дождливый. Андрюша уехал.
Встал! в 8 часов. 15 1/2°. Облачно. На пруду 2-х больших окуней, после обеда дождь. 10°.
Встал в 7 1/2. 12°. Облачно, сыро. Писал Серову. В 9 часов 14°. В 12 часов 12°, вечером 8°. На омуте 1 окунь. (Совершенный октябрь.)
Встал в 8 часов. Облачно, (Северный ветер.) 10°. 9 часов разгуливается. В 12 часов приехал И. Ф. [Горбунов]. Вечером гулял за грибами.
Ясно. 14° в 9 часов. На омуте очень большой окунь и очень большая щука. Вечером гулял.
Ясно. Встал в 8 1/2. На омуте 1 щуренок. Вечером гулял.
16°. Ясно. На омуте ничего (щука ушла) вечером.
Ясно. Встал в 8 часов. 18°. На омуте 2 щуки и окунь.
В 5 1/2 — 19°.
Встал в 8 часов. 17°. На омуте окунь. В полдень 19°. Вечером гулял. И. Ф. [Горбунов] уехал.
Встал в 8 часов. 16°. Ловил мелочь. 2 часа 18°. Облачно. Вечером гулял.
Встал в 8. Облачно. На омуте 1 щука и окунь. В 2 часа 13°. Вечером гулял, в 7 часов 11°.
[ПОЕЗДКА НА КАВКАЗ 1883 г.]
править28 выехали. Дождь. В Туле обедали, в Орле ужинали.
Бурдин. Значительно поправился. Под Белгородом красивая местность. Большие селения, белые хаты, стада гусей на полях, тепло. Б_е_л_г_о_р_о_д. Хорош вид на город. На платформе астроном в старом форменном пальто, фуражка с кокардой, лицо серое от небритой седой бороды. Брошюра в 10 страничек. Продает по 50 коп. — и оригинально, и выгодно. (Запоздали по случаю проезда в. кн. Михаила Николаевича.) Х_а_р_ь_к_о_в. Встретили племянницы, губернатор Колачев, Евреинов. Позавтракали. Куплено 2 арбуза по 12 коп.
Тополи, 2 галлереи, близость моря, сильный ветер. Задним ходом назад. Очаровательный вид на Таганрог и море. Станция М_о_р_с_к_а_я — икра в жестянках 1 рубль фунт. Южная растительность. Ст. С_и_н_я_в_с_к_а_я. Разливы Дона. Камыши, большие рыбацкие селения. В 12 часов из живописного и богатого Ростова мы переехали Дон и очутились в гладкой степи. Сильный ветер мешал поезду, прицепили 2 паровика. В 9 часов вечера стало так тепло, что в нетопленом вагоне было жарко. В 10 часов вечера переехали Кубань. Тепло, как летом. Лунная ночь.
Проснулся в 6 часов. Туман. Ст. К_у_р_с_о_в_к_а. Туман стал расходиться, бесконечное селение с правой стороны вдоль по реке, выходят стада черкасского скота. Ст. Н_а_г_у_т_с_к_а_я. Уже начинаются предгорья, слева конусообразная гора. Ст. М_и_н_е_р_а_л_ь_н_ы_е воды. Видел Байкова. Ст. Н_е_з_л_о_б_н_а_я. Красивый вид на город Георгиевск. Гор еще не видно. На предгорья въехали, едем возвышенной ровной плоскостью. Справа вдали начинают показываться горы. (500 верст от Ростова.) По высоким равнинам (от ст. Нагут) несметное количество стогов, скирд, копен. Цепь высоких гор становится ясна. Ст. С_о_л_д_а_т_с_к_а_я. Ясно видны снеговые пики. На станциях к закуске вареные маслины. Ст. П_р_о_х_л_а_д_н_а_я. Завтрак — жареный фазан, 60 коп. половина. Кушанье очаровательное. Река Малка бежит в камышах. К_о_т_л_я_р_е_в_с_к_а_я. Переехали быстрый Терек. Кукурузные поля. Горы стеной стоят. Жарко, точно август. За Бороковым бесконечные поля кукурузы, предгорья, покрытые лесом. В 3 часа 33 минуты приехали в Владикавказ, остановились в доме начальника Терской области, где и ночуем. Отличный обед с фазанами и форелями. При доме сад с цветами, окружен пирамидальными тополями. Луна. Над нами висят горы. Шум Терека и лай собак.
Встал в 6 часов больной. Торжественный выезд в горы; с нами едет уполномоченный министра. Подали 3 легких двуместных коляски, каждая по 4 лошади, сбруя ямская щегольская, и небольшой дилижанс в 6 лошадей для клади. Погода ясная, теплая, весь народ на улицах. На базаре толпа разнохарактерных азиатцев. Тронулись в путь лихо. Впереди на паре в дрожках полициймейстер вскачь, за ним казак милиционер, потом коляски, за ними дилижанс и сзади казак, и все это несется, как бешеные. Переезд через горы описывать трудно, очень быстро меняются впечатления. От Крестовой начинается очень крутой и опасный спуск до Гудаура, потом зигзагами вниз до М_л_е_т. Тут ночевали, здесь уж природа другая. Появляются деревья. Шумит Арагва.
Выехали из Млет в 8 часов. Прямой спуск до…[64] Покидаем Арагву, опять подъем на самую вершину малой цепи гор и спуск в живописную Душетскую долину. Платаны, ореховые деревья и виноградники. Тут опять по широкой долине Арагвы до Мцхет. Здесь уж Кура и станция железной дороги. Подъезжаем, нас встречают: А. В. Архипов и Николадзе. Пересаживают нас в вагон и мчат экстренным поездом в Тифлис. Со станции прямо к А. В. [Архипову] весь разбитый. Тифлис производит впечатление полуевропейского, полуазиатского города. Лег рано, ночью страдал, насморк и кашель. Спал мало. С 4 часов до 6 читал.
Встал в 7 часов разбитый. Был у М. Н. [Островского], который остановился со своей свитой в «Лондоне». Там встретился с главноначальствующим на Кавказе, князем Дундуковым-Корсаковым, он встретил меня очень ласково и сейчас же пригласил обедать, я отказался по болезни. Он очень приветлив и много напоминает бывшего министра Игнатьева. Обедал дома, у нас обедали чиновники М. Н. [Островского]. Вечером был опять у М. Н. [Островского] с А. В. [Архиповым]. Ночь провел гораздо лучше.
Встал в 8 часов. Чувствую себя лучше, хотя одолел насморк, тем, должно быть, и выразилось мое нездоровье. Приехал ко мне смотритель музея немец Радде, остроумный болтун, почти шут, но притом и плут. Был в музее, потом обедал у брата с А. В. Архиповым[65]. Вечером отдыхал. Лег рано.
Встал в 6 часов. В Тифлисе с самого нашего приезда холодно. Ни в одном доме нет двойных рам, к окнам подойти нельзя, так дует, но не сыро. Сегодня разгуливается, к 12 часам показалось солнце. В. В. Осматривал город: ездил на Веру, наверху горы духан, хороший вид на Тифлис, переехал Куру и был в Муштаиде, таким образом осмотрел всю западную часть Тифлиса. К обеду пришел Адольф Петрович Берже, знаток Кавказа и его истории; проговорил с ним весь вечер.
Встал в 6 часов. Съездил к брату, видел офицера с прошением. Тип кавказского проходимца. До вечера дома. К 10 часам на железную дорогу. Тепло, как в августе. Вид на Тифлис.
Проснулся в 6 часов; слева Кавказ, с снеговыми вершинами, справа снежные Карабахские горы. Спутники, кроме своих, армянин Хотисов и грузин (имеретин) Николадзе. По дороге — пустыня, кроме Елизаветполя, почти никакой населенности. В 8 часов вечера приехали в Баку. Встретили губернатор, похож на Дон Кихота, [городской] голова и разные власти. Казаки с факелами. По дороге от станции до города воткнуты палки, на которых в коробках горит нефть. Остановились во дворце, дом Кокорева с Ко, которым заведует Башкиров, человек очень замечательный. Отличный прием. Ужин, все по-европейски. Терраса в сад, выходящая на море. Олеандры в цвету, в саду — маслины, инжир, гранаты и прочее, удивительные юки. Подымается сильный ветер.
Встал в 6 часов. Сильно нездоровится. Болят руки. Ветер бушует, валит с ног, это знаменитый в Баку Nord, он врывается в бакинскую бухту, расположенную на юге, из ущелья. Он прометает и пронизывает Баку насквозь и поднимает страшную пыль, от которой нет спасенья, как ни запирайся. Говорят, конечно в шутку, что он проникает даже в запечатанную коробку с сардинками. Но волнение он разводит небольшое, потому что дует с берега. Другой сильный ветер, юго-западный, который дует из Персии прямо в лоб Баку, это ветер теплый, разводит сильное волнение и иногда выкидывает на берег суда, что и было неделю тому назад: выкинул 32 судна. Остальные ветры незначительны. В Баку преобладают персияне и татары азербайджанские (шииты). Костюмы оригинальны и живописны: коричневое с синим. Синие чалмы и красные бороды. После завтрака ездили по железной дороге и оттуда в экипажах на нефтяные промыслы. Красивая свита: кругом нас скакали казаки в папахах с карабинами за плечами; старшина татарских деревень, в синем казакине, на отличной серой лошади, пристав, в русском мундире, на карабахском золотистом жеребце и какой-то татарин в белой черкеске. На станции нас встретили татары окрестных деревень, и старый мулла, с бородой, окрашенной в красно-кирпичную краску и в синей чалме, поднес хлеб-соль и с большим достоинством говорил приветствие. Мы осмотрели буровые скважины с их вышками и приспособления, как нефть вытягивается и выкачивается из земли. Видели фонтан Нобеля, его при нас ототкнули. Сначала с неистовой силой и грохотом стал вырываться газ широкой струей, грохот все усиливался, казалось конца не будет этому crescendo; точно тысячи орудий грохочут не умолкая; все заткнули уши из боязни, что лопнут барабанные перепонки. Мы стояли на расстоянии 30 сажен и невольно пятились назад. На всех лицах можно было заметить выражение ужаса, смешанного с удивлением, перед могучими силами природы. Потом у нас был обед: был губернатор, все власти и главные нефтепромышленники. Говорились речи, брат говорил хорошо. Вечером ездили на вечные огни; я был так измучен, что не мог поехать, впрочем не потерял ничего. Ночь провел беспокойно.
Сегодня райский день; спокойное море покрыто легким паром, солнце светит, как в июне. Гулял по набережной в одном сюртуке, долго сидел в городском саду. Обедали у губернатора (портрет которого прилагается). После обеда уехали на паровом катере в море. В Баку много осветительного материалу, и потому он освещается хорошо; фонари на каждом шагу. В темную ночь вид с моря на город очень хорош, точно видишь Марсель. Мы приехали на то место в море (как рулевой нашел его в потемках — неизвестно), где из земли выходит газ и является на поверхности моря в виде пузырей. С баркаса кинули зажженную тряпку, и море загорелось. Газ вырывается из воды в виде пузырьков, в море игра, как в сельтерской воде; когда газ загорится, то представляется, будто огонь вырывается из воды. Мы входили в самую середку огня, и наш баркас был объят на несколько мгновений пламенем. Такого явления не увидишь нигде на всем земном шаре, кроме Баку. Возвращение тоже имеет свою прелесть: едешь по морю, среди глубоких потемок, к ярко освещенному городу. Воротились в 10-м часу. У нас опять собрались нефтяники, между ними замечателен персиянин Тагиев своим умом (он из простых каменщиков, а теперь миллионщик) и моряк… [Макаров?] из русских, который устраивал спектакли и сам играл в моих пьесах на мысе Доброй Надежды и в Рио-Жанейро. Страстный мой поклонник.
Встали в 6 часов. Погода хорошая, летняя. Брат уехал на Божий Промысел с своей свитой, а я остался, очень измучен, нужно отдохнуть. (Курьезы цен. В Елизаветполе сено 80 к. пуд, а виноград — 35 к.; в Баку бутылка молока — 1 р. 20 к., а фотоген-40 к. пуд.) Под окнами водовозы верхом на ослах с 4 глиняными кувшинами, на гору тянется нога за ногу караван верблюдов, стоит нагнувшись амбал, и его нагружают, как верблюда. (Заменяет ломовых извозчиков.) Весь день просидел дома.
Встал в 7 часов. Осматривали завод Ленца (машинный), катались по городу, вечером отдыхали. Погода летняя, жарко.
Встал в 7 часов. Жаркий июньский день. Уезжаем в Тифлис.
В 7 часов 40 минут вернулись в Тифлис благополучно. Ночь была ясная и холодная, утро свежее. Осматривал город, был на Майдане и в армянских лавках, вечером отдыхал.
Встал в 6 часов. День ясный, тихий; чувствую себя хорошо. Гулял по Головинскому проспекту, был у Ермакова, отобрал виды Баку. Вечером — дома.
Встал в 6 1/2 часов. День хороший, облачно. Наши приехали с медного завода. Два раза был у брата. Приехали из Баку Башкиров и Николадзе. Башкиров у нас обедал.
Был у брата, вечером был у нас Иванов — персидские, грузинские, мингрельские и другие песни.
Ясное утро. (Купил Николаю черкеску — 17 р., в Баку купил Марии Васильевне платок — 12 р., папах — 2 р. 80 к., виды Баку — 6 р.) Ветер северный. Прохладно.
Встал в 6 часов. Облачно. Поехали с А. В. [Архиповым] на железную дорогу, чтобы отправиться в Мухрань (в Карталинию, Душетского уезда), к князю Багратиону Мухранскому. На станции уж все были в сборе; кроме брата Михаила Николаевича и его свиты (т. е. Архипова, Молчанова, Князева), поехали с нами Николадзе, Жоржадзе (винодел, лучшее кахетинское), Бунге, Хотисов и еще грузин литератор, начальник Душетского уезда и пристав. Выехали в 8 часов с экстренным поездом, до ст. Кианки (3-я станция от Тифлиса) ехали по железной дороге; оттуда в экипажах, окруженные конной милицией (чапарами). Впереди всех, в бурке и башлыке, А. П. Молчанов, за ним чапары, потом уездный начальник и пристав, Николадзе и опять чапары. Сначала переезд через невысокий горный перевал; дорога вьется по ребрам гор, — ехать не безопасно. Потом спуск в долину Мухрань. Переехали какую-то горную речку вброд, которая шумит и пенится, и поехали по долине, густо населенной и покрытой виноградниками и садами. Растительность очень разнообразна: много дубов, тутовых дерев и прочего, живые изгороди, спелая ежевика висит кистями [?], и ее никто не трогает. Грузины, работая в садах, при встрече все кланяются. Проехали большое село, несколько раз переезжали вброд речки и, наконец, подъехали к строящемуся в восточном вкусе дому кн. Багратиона. Он с сыном нас встретил у крыльца. Это старый николаевский генерал (73 л.), совершенно бодрый (на вид не более 55 л.), в мундире, с Георгием на шее. Он нас принял в строящемся доме, потом все отправились смотреть виноделие: сначала в отделение, где жмут виноград, потом в громадные подвалы, в которых проход посредине, а по бокам стоят рядами бочки в 300 ведер, потом на стройку новых подвалов, тоже громадных размеров. Всего помещения будет на 100 тыс. ведер. Оттуда на винокуренный завод и бондарное заведение. Все это в грандиозных размерах. Потом закуска и роскошный завтрак: щи, говядина, плов с бараниной, жареные турбачи (горные рябчики) и пуддинг, облитый пылающим виноградным спиртом. 1-й тост предложил Мухранский за брата, 2-й — брат за Мухранского, 3-й — за мое здоровье предложил Мухранский, 4-й — он же за гостей. Потом сели в экипажи и отправились обратно в том же порядке, как приехали. Погода ненастная. В Тифлис приехали в 8 1/2 часов, обедал дома, лег рано.
Встал в 5 часов. Утро холодное, но ясное. Заезжал Князев известить, что маршрут изменился. Послезавтра едем в Батум. Обедал с А. В. [Архиповым] у брата. Вечером в театре Арцруни грузины давали для меня спектакль. Вход в караван-сарай был иллюминован; против входа, в караван-сарае, был поставлен убранный зеленью и цветами транспарант с моим вензелем. На лестнице я был встречен предводителем[66] дворянства Магаловым[67]. У входа на улице, на лестнице и по галлереям караван-сарая стояла несметная толпа народу. Когда я вошел, галлереи караван-сарая, по которым надо было проходить до театра, осветились бенгальскими огнями, и грузинский оркестр заиграл что-то вроде марша. Для меня была приготовлена средняя ложа, она была убрана зеленью, которая гирляндами опускалась донизу. При моем входе в ложу поднялся занавес, вся грузинская труппа в национальных костюмах была на сцене. Режиссер труппы прочел мне приветственный адрес, очень тепло и умно написанный, а грузинский поэт Цагарелли прочитал свое стихотворение на грузинском языке, затем под аккомпанемент оркестра труппа запела по-грузински многолетие, вся публика встала и обратилась к моей ложе, — многолетие, по требованию, было повторено. Я, разумеется, раскланивался и благодарил публику и артистов. В ложе со мной сидели Михаил Николаевич со всей свитой и предводитель Магалов, который служил нам переводчиком. Вначале шел 2-й акт «Доходного места» на грузинском языке. Роли Фелисаты Герасимовны, Полины и Юсова были исполнены очень хорошо. По окончании опять овации и рукоплескания, так что я устал раскланиваться. В антракте представители труппы принесли в ложу прочитанный адрес и лавровый венок от грузинских артистов. Потом шли две небольшие пьесы, из которых одна чисто бытовая, из грузинской крестьянской жизни; изображалось что-то вроде сговора или рукобитья с грузинской музыкой, песнями, плясками и со всеми обрядами. Очень интересное представление. В заключение, вместо дивертисмента, грузин и грузинка, в богатых костюмах, проплясали лезгинку. При выходе моем из театра были те же овации, что и при входе.
В 8 часов утра с А. В. [Архиповым] отправился в Батум, чтобы приготовить брату помещение в гостинице А. В. и встретить его. Дорога до Батума живописна; что же касается Сурамского перевала, то это длинная панорама живописнейших видов. Очень жаль, что погода была ненастная. После Кутаисской станции наступила ночь и сделалось так темно, что в двух шагах ничего не видно. У нас было особое купе в первом классе, в другом купе ехал моряк, герой Макаров. Флигель-адъютант, капитан 1 ранга, с Георгием, еще молодой человек, белокурый, рослый, с добрыми, приятными глазами. (Удивительно похож на Н. А. Брылкина, когда тот был молод.) В третьем купе ехал жандарм де Лазари (брат актера Константинова) (похож на покойного Павла Федоровича [Островского]). Мы сейчас же познакомились. Макаров рассказал много интересного, как он атаковал с моря Батум, как пускал мины под турецкие броненосцы и прочее, а де Лазари рассказывал только непристойные анекдоты; к счастью, он слез в Кутаисе, и мы остались с милейшим Макаровым. Часу в 10-м мы въехали в узкий коридор, выбитый в каменной скале, и спустились к морю. Глухая ночь, слева каменная гора, которая стоит прямо над дорогой, как стена, справа море, то совершенно открытое, то загороженное невысокими голыми скалами; море бушует, пенистые валы разбиваются о каменные скалы и лезут под самый поезд, волны светятся слабым фосфорическим блеском. Рев морской и гремучий гул катящихся камней сливаются в какую-то адскую музыку. Восторга моего описать невозможно. Это величественная, дикая, адская красота. В Батум приехали в 11 1/2 часов. Нас встретил начальник порта адмирал Греве. Макаров остановился в нашей гостинице, и мы ужинали вместе, и Греве с нами.
Встал в 7 часов. Легко и приятно дышится. Гостиница очень чистая и удобная. Получили известие, что по случаю сильной бури и дождя сейчас же после нашего проезда на железной дороге, на берегу, произошли обвалы. Значит, мы спаслись чудом. После завтрака ездил осматривать город: европейский город еще строится, много пустырей; в азиатской части грязь невыносимая и вместо домов — жалкие лачуги, которые еле держатся. Купил 1 фунт турецкого табаку за 3 р. Сейчас получил от брата телеграмму, что по случаю завала они проедут в Поти, а в Батум будут завтра, около 4 часов дня.
Вечером был в клубе, где небольшая труппа французов давала спектакль. Шли одноактные пьесы «Дождь и хорошая погода» и «Она его ждет». Артисты имеют все недостатки, присущие французам, и очень мало достоинств.
Гулял по городу. Купил 1 фунт табаку 3 р. 50 к., галстук 1 р. 25 к., коробочку для колец 2 р., портсигарет Музилю 1 р. 50 к. — всего 8 р. 25 к. В 4 часа приехал Михаил Николаевич; с ним, кроме свиты, губернатор Смекалов, Бунге и Хотисов. Общий обед. Вечер провели дома.
Дождь, ездили смотреть бушующее море. После завтрака ездили в сад, где мы с братом посадили по дереву; оттуда на осушительную канаву и оттуда с экстренным поездом на завод Бунге. Видели производство жестяных коробок для керосину и пильный завод. По приезде был на пристани, потом в магазинах. Купил бумажник за 3 р. Потом общий обед. Утром был в мечети с кн. Эристовым и адмиралом Греве. Занимательный дервиш, его характерные жесты. Вечер провели дома.
Выехали в 8 часов в Тифлис. Погода очаровательная, воздух мягкий, дышать легко. Дорога сначала по берегу моря, потом между громадными деревьями, обвитыми плющем, мягкие очертания гор, панорама анатолийских гор на юге, на севере снеговой хребет Кавказа, красота жителей, их живописные костюмы, все это способно наполнить восторгом самую черствую душу. На станции Самтреди огромная толпа народа: и лица, исполненные экспрессии, и костюмы (от щегольских до последней рвани) так картинны, что смотришь на них уж не с удивлением, а с изумлением, и думаешь, не сон ли это. На Сурамский перевал приехали к вечеру, опять живописные картины; на горах, между деревьями, мелькает серп новой луны. В Тифлис приехали в 11 1/2 часов; холодно. Ночь звездная.
Спал хорошо. Проснулся в 8 часов. Погода ясная, свежая. (Купил Любе 5 шкурок 15 р., 20 аршин канаусу 22 р. От дяди подарок Маше башлык (12 р.). Любе на платье (10 р.). Получил в подарок кинжал турецкий.) Утром был, у брата, в гостинице «Лондон», ездили к Дундукову-Корсакову. У нас обедали Молчанов и Князев. Вечером был в [театрально-драматическом] кружке. Дом в персидском вкусе, богатая отделка. Давали «Не в свои сани не садись». Игра любительская. Были более чем удовлетворительны Дуня — Акинфиева и Бородкин — Бакулин (товарищ прокурора). Ужин с тостами, с пением многолетия (по-грузински).
Встал в 6 1/2 часов. Ясно, ночь холодная. К 11 часам тепло, как в августе. Делал визиты: Мосолову, Эристову, Опочинину, осматривал строящийся театр. Вечер провел дома. Был Иванов с женой, привез ноты грузинских песен.
Встал в 8 часов. Утро свежее. В 11 часов погода восхитительная. Видел Казбек. Купил виды Тифлиса 9 р., Марии Васильевне на рубашки 12 аршин белого канаусу 13 р. 20 к., трубка 2 р., палка 50 к. Вид Батумской дороги 1 р. На вино дал 30 р. Всего 55 р. 70 к. К завтраку приехали: кн. Мухранский, Архипов, Хотисов. Сундукьянц привез свои сочинения на армянском языке. Потом был Смекалов. Обедал у Михаила Николаевича. Вечером дома, сбирался в дорогу.
Выехали из Тифлиса в 8 1/2 утра. Провожали нас до Мцхет: И. И. Тахеев, Хотисов и Бахметев. Позавтракали, расцеловались и поехали. Одно переднее колесо у кареты оказалось очень плохо. Кой-как связали. День отличный. Поездка весьма приятная. Закусили в Душете. В 7-м часу приехали в Млеты. Пообедали, играли втроем в винт; выиграл 9 р. Ночевали.
Встали в 7-м часу. Против гостиницы, в ущелье, облака. К 8 часам стало разгуливаться. Путь до Гудаура и дорога через перевал казались какой-то веселой прогулкой, погода как на заказ. Завтракали в Казбеке с Казбеком. Ехали очень скоро, верст по 15 и 17 в час. В Балте оказалось, что рессора лопнула. Кое-как починили. В Владикавказ приехали в 6-м часу. Остановились во дворце. Встретили испр. долж. управляющего Терской областью Юрковский (гвардеец), вице-губернатор. Был уж приготовлен роскошный обед с букетами цветов. После обеда поехали на станцию железной дороги, где для нас уже был готов экстренный поезд. Я с братом поместился в превосходном вагоне-салоне, стены и мебель обиты пунцовым штофом, драпировки тоже [слово нрзбр.] из белого атласа. Получил в подарок от И. П. Архипова черкесские сапоги.
Встал в 7-м часу. Мороз и туман, который рассеивается. На горизонте Эльбрус. День ясный, погода теплая, как в августе. Приехали в Ростов в 7 часов. Купил 1 фунт табаку 5 р. и 100 папирос 2 р., всего 7 р. В 9 3/4 выехали в Харьков.
Встал в 7-м часу. Едем по степям; тянет холодный ветер, и день разгуливается. Тепло, как у нас в половине сентября. Завтракали в Лозовой. Степи возделаны, по рекам богатые села, как, например, Борвиновка. Хаты белые, малороссийские, но люди попадаются большей частью великороссы, только под Харьковом услыхал хохлацкую речь. К Харькову местность волниста, живописные овраги и леса. В Харьков приехали в 7-м часу, встретил нас губернатор Калачов и повез к себе. На станции познакомился с морским министром Шестаковым. Познакомился с губернаторшей, как кажется, простой и умной женщиной. Пообедали роскошно. Попросился отдохнуть. Вечером собрался к губернатору весь Харьков посмотреть на нас с братом. Мы рано оставили общество и ушли спать.
Встал в 7 часов. После завтрака были с братом у Амвросия. Тоскует о Москве. Потом были у племянниц. После обеда у губернатора, отправились на вокзал, где простились с Юлией и ее матерью. Купил 15 фунтов сала 3 р. 87 к. После Белгорода на подъеме долго бились, и паровоз едва нас вывез; опоздали 1 1/2 часа. Поэтому я не спал до 3 1/2 часов, чтобы увидать в Курске Бурдина, но он не вышел.
Встал в 7 часов. Утро холодное, день ясный, в Орле пассажиры в шубах. В Туле купил пряников — 2 р. Всего подарков на 161 р. 12 к. Издержано 254 р. 78 к.
[ПОСЛЕДНИЙ ДНЕВНИК А. Н. ОСТРОВСКОГО]
править1/13. Среда.
Вступил в должность начальника репертуара в императорских московских театрах. Вечером был в Большом театре, смотрел балет «Гашиш». Машины и освещение в плохом виде.
Утром был в Малом, а вечером в Большом. «Вражья сила». Хорош был Еремка — Стрелецкий и Вася — Додонов, Корсов еще нравится публике. Стрелецкого и Додонова можно приспособить к феерии.
Утром в Малом «Ревизор» — Садовский — Хлестаков; все человеческие черты верны, но мало окраски, то есть мало петербургского. Вильде играет нарочно, Дурново мало ехидства, Городничий мягок, мало бурбонства, и пр.
(О вчерашнем спектакле.) Хороша Райская, играет умно. Правдин — отличный аксессуар, Невский — без жизни. Представлялись артисты всех трупп,
5/17. Воскресенье.
Спектакля не было.
Б_е_н_е_ф_и_с Ю_ж_и_н_а. Новая пьеса Невежина. Пьеса плоха, разыграна прекрасно. Южин провел роль с большим чувством. Впечатление от пьесы смутное; о ней после.
Большой театр. «Аскольдова могила». Комизм низкого сорта. Публика (все та же, что и 40 лет тому назад, хотя и платит дорого). Что из сего следует?
«Ж_и_з_н_ь з_а ц_а_р_я». Неувядаемая пьеса. Причины успеха.
В Большом театре «Мазепа»: в этой опере для изящного вкуса много оскорбительных пошлостей как в либретто, так и в музыке: например, дуэт Мазепы и Марии. В Малом театре «Баловень», сбору 480 р. Слава богу! Даже нехитрая московская публика начинает понимать бездарную стряпню Крылова.
Большой театр. «Руслан». Часы, когда слушаешь «Руслана», можно считать часами полного блаженства. На всем произведении лежит колорит ласкающей сказочности.
В Малом театре «Друзья детства», пистолеты не стреляют.
Почти весь день на репетиции «Воеводы». Разбирали костюмы, неуменье шить русские костюмы; их должны шить портные, которые шьют кучерам.
12/24. Воскресенье.
Малый театр. «На всякого мудреца». Играна прекрасно, исключая Лаврова. Публика слушала необыкновенно внимательно; глубокое впечатление.
Большой театр. «Севильский цирюльник». Хорош Фигаро — Борисов.
Большой театр. «Демон» — скучная опера. Тенор Медведев (послушать хорошенько).
Большой театр. «Царь Кандавл» — ничтожный сбор. Малый театр. «Много шуму». Шекспир привлекает публику.
Большой театр. «Вражья сила». Малый театр. «Друзья детства».
Большой театр. «Гугеноты».
Малый театр. «В усадьбе Поводаевой». Пьеса сделана сценично, но неумно. Есть пошлые сентиментальности и противные фразы в модном тоне: например, «начинается светлая жизнь» — это говорит учительница в купеческом доме.
Малый театр. Генеральная репетиция «Воеводы». Выдаются: Рыбаков, Садовский, Южин. Садовская очаровательна. Декорации художественны.
19/31. Воскресенье.
Большой театр. «Фауст». Малый театр. «Воевода». Характеристика бенефисной публики: купеческая аристократия.
Большой театр. «Мазепа». Малый театр. «Друзья детства».
Большой театр. «Руслан». Исполняется удовлетворительно, но слушателей мало. Отчего? Малый театр. «Воевода».
Большой театр. Балет «Гашиш»; очень плохой сбор. Этот балет нужен был только балетмейстеру для бенефиса. Малый театр. «Ревизор» «…»[68] представление.
Большой театр. «Жизнь за царя».
Малый театр. «Воевода», успех пьесы идет кресчендо.
Большой театр. «Демон». Овации Хохлову. Малый театр. «Волк». Тяжелая, неприятная пьеса. Играна хорошо; Ленский был загримирован прекрасно и провел всю роль хорошо. Из аксессуаров хороши Садовский и Живокини.
Захворал; сижу дома.
26/7. Воскресенье.
Болен.
Болен. В 7 часов вечера умер скоропостижно И. С. Аксаков.
Болен.
В Малом театре. «Разрыв» (в 1-ый раз) Соловьева. Произведение недодуманное и сделанное плохо. Вместо правильного развития сюжета надерганы случайные сцены; действие наполовину наполнено вводными лицами, которые оттесняют главных: видно, что автор не знал, что делать с главными лицами. Сюжета всего на две — на три сцены; а надо написать пьесу в четырех актах.
Болен.
Болен.
Спектаклей нет.
2/14. Воскресенье.
Большой театр. «Аскольдова могила». (Восторги праздничной публики.) Малый театр. «Баловень».
Большой театр. «Руслан и Людмила». Малый театр. «Разрыв».
Большой театр. «Фауст». Публика отлично принимает все номера, что за причина? Малый театр. «Воевода». (Новая публика.)
Большой театр. «Сатанилла». Публика смотреть не желает.
Малый театр. «Разрыв» — сильно ослабевает.
Большой театр. «Севильский цирюльник» — сбор слабый.
Малый театр. «Друзья детства». Публика полюбила пьесу. Причины: премьерша, дуэль.
Репетиция «Марии Стюарт». Все поют.
Большой театр. «Мазепа». Хороший сбор. Малый театр. «Воевода». Нравится все более и более.
Репетиция «Марии Стюарт». Федотова то поет, то басит, — вообще читает неосмысленно.
Болен.
9/21. Воскресенье.
В Большом театре «Жизнь за царя» шла превосходно. Несчастный случай, упала занавесь и ушибла надзирательницу школы. В Малом театре «Без вины виноватые».
В Большом театре чествование Рубинштейна, прошло довольно скучно. Консерватория и Музыкальное общество в Москве не популярны. Вечером в Большом театре «Демон», в Малом театре «Воевода».
В Большом театре «Гугеноты» с Махиной (Королева) и с Василевским (Марсель). Сбору нет. В Малом театре «Много шуму» идет очень хорошо. Публика довольна. Федотова стара для роли Беатриче.
Большой театр. Балет «Гашиш». Малый театр. «Воевода».
В Малом театре генеральная репетиция «Марии Стюарт». Тяжелое впечатление — 5-й акт написан не умно. Вечером. Большой театр — «Онегин». Малый театр — «Ревизор». Принимается публикой, как новая пьеса.
В Малом театре репетиция «Василисы Мелентьевой» с Шуйской. Нет тембра в голосе и каша во рту. Вечером Большой театр — «Русалка» — полный сбор.
Малый театр. «Мария Стюарт». Ермоловская публика: курсистки, студенты, присяжные поверенные. Бенуар № 1 Плевако. Кресла 1-й ряд — Урусов из Петербурга. Публика есть в Москве, надо уметь привлечь ее. Сегодня полны четыре театра: Большой, Малый, Корша (бенефис Градова-Соколова) и Мамонтова, бенефис Дандраде.
В Большом театре генеральная репетиция «Светланы» — полная неумелость машиниста. Театр был похож на балаган Лачинио.
16/28. Воскресенье.
У_т_р_о. Большой театр. «Фауст». Малый театр. «Друзья детства». В_е_ч_е_р. Большой театр. «Светлана». К удивлению, балет без танцев и с плохими машинами понравился ради блеска костюмов и декораций.
Малый театр. «Разрыв» — «Старый друг» — хохот и вызовы.
У_т_р_о. В Большом театре «Роксана». 80 р. сбора. Дожили. В Малом театре «Мария Стюарт». В_е_ч_е_р. В Большом театре «Руслан», в Малом театре «Каширская старина». Пьеса выдохлась, да и главную роль играла Волгина, оттого и сбор плох.
У_т_р_о. Большой театр. «Демон». Малый театр. «Воевода». В_е_ч_е_р. Большой театр. «Светлана». 600 р. сбора. Смертный приговор Богданову. В Малом театре «Поводаева» — успех. Суждение генерал-губернатора — хорошая пьеса, покойная. В 3-м акте маленькая тревога, потом опять все успокаивается. Мнение наивное. Протест против убийств и самоубийств.
У_т_р_о. Большой театр. «Конек-горбунок». Малый театр. «Мария Стюарт». В_е_ч_е_р. Большой театр. «Евгений Онегин». Малый театр. «Баловень» (сбор слаб). Рыбаков подает большие надежды, он играл умно и горячо. Райская очень хороша.
У_т_р_о. Большой театр. «Русалка». Бутенко и Коровина производят восторг. Малый театр. «Воевода» (бесплатные спектакли). В_е_ч_е_р. Большой театр. «Мазепа». Малый театр. «Душа — потемки» (сбору не делает).
У_т_р_о. Большой театр. «Фауст». Василевский в Мефистофеле невозможен. Малый театр. «Друзья детства». В_е_ч_е_р. Большой театр. Бенефис Гейтен, «Светлана», дешевые овации. Малый театр. «Василиса Мелентьева», дебют Шуйской — хороший прием. Играла недурно; мало звучности в голосе и энергии. «Чашка чаю». Англичанин держит себя прекрасно, будет полезным актером.
У_т_р_о. Большой театр. «Конек-горбунок». Малый театр. «Друзья детства». В_е_ч_е_р. Большой театр. «Евгений Онегин». Малый театр. «Воевода». Во время пения Садовской упал с колосников лист картона. Виноват прежде всего инспектор освещения, который должен был велеть прикрепить лист.
3/7. Воскресенье.
У_т_р_о. Большой театр. «Жизнь за царя». Малый театр. «В поместье Поводаевой». Пьеса нехитрая, но неразборчивой публике нравится. Причина успеха: благодетель купец, благополучно завершающий пьесу; в Малом — публика купеческая (купеческая идиллия). В_е_ч_е_р. Большой театр. «Светлана». Малый театр. «Простая история». Рыбаков играл прекрасно.
О_т_д_ы_х. Утром отделывал испанские переводы («Бискаец-самозванец»). Вечером.
Занимался исправлением переводов из Сервантеса и составлял записку о школе. В школе принимал просителей.
Занимался исправлением переводов из Сервантеса и составлял записку о школе.
Занимался исправлением переводов из Сервантеса и составлял записку о школе. В школе принимал просителей. Была Белоха — живая и очень красивая женщина. Надо принять.
Занимался исправлением переводов из Сервантеса и составлял записку о школе.
2/14. Воскресенье. 3/15. Понедельник.
Исправление испанских переводов и соображения по школе.
В школе прием. Потом прежняя работа.
В Большом театре было испытание певцов и певиц. Хороши и заслуживают приема: бас А_н_т_о_н_о_в_с_к_и_й и баритон Т_а_р_т_а_к_о_в; недурны: баритон П_о_л_т_и_н_и_н, сопрано Рубинская, контральто Гнучева. У Кусковой середины нет и низ некрасив. У Ейбоженко низ хорош, верх слаб, и вяла.
Исправление переводов. Уговорив Федотову, окончательно устроил поездку нашей труппы в Варшаву.
Прием в школе.
В Большом театре испытание певцов. Вечером спектакль в Филармоническом обществе — «Бедная невеста». Бедная невеста — Грейбор будет хорошей актрисой, если развить жест и поучить читать. Милашин — Вильде и Хорьков — Константинов хорошие актеры с будущностью. Надо развивать жест.
9/21. Воскресенье.
Исправление испанских переводов.
У_т_р_о. 1-й спектакль испытаний. Обратили на себя внимание: Геннерт, Степанова, Чистякова, Цирес, Александрова. В_е_ч_е_р_о_м — переводы испанские.
У_т_р_о. Оперные испытания. Белоха пела из «Руслана» хорошо, из «Семирамиды» очень хорошо. Решили принять. Прием в школе. В_е_ч_е_р_о_м — переводы.
Кончил поправку переводов.
У_т_р_о. 2-й пробный спектакль — «Лес». Хороши Цирес и Геннерт, недурен Панов. «Гроза» — недурен Кузнецов.
«Доходное место» — хороша Александрова. Подписали контракт с Белохой.
Прием в школе. Принялся опять за Шекспира.
3-й спектакль пробный. «Доходное место». Очень хорош Дмитриев — Сабуров. Хороша Александрова. «Лес» — Корали недурен, подражает Музилю. «Грех да беда». Хороша Цирес. «Соль супружества» — недурна Алексинская.
16/28. Воскресенье.
Отдыхал.
Перечитывал переписанные переводы.
Дочитывал переводы.
Испытание. Заслуживают внимания: Степанова, Сабуров, Цирес.
Вечером. Концерт в пользу инвалидов. Недостаток известных солистов,
Отъезд в Петербург.
В Петербурге хлопотал по делам театра.
23/4. Воскресенье.
Писал примечания к испанским переводам.
В Петербурге. Объяснялся с Н. С. Петровым по делам театра.
В Петербурге.
Писал примечания к испанским переводам.
В Петербурге.
Имел подробное объяснение с Н. С. [Петровым] по делам театральной школы от 7 часов п. п. до 10 часов.
Сдал Мартынову переводы. Выезд из Петербурга.
Приехал в Москву. Отдыхаю.
30/11. Воскресенье.
Отдыхал. Было много народу.
Разбирал заметки о производившихся испытаниях.
Прием в школе. Составлял протокол испытаниям.
Писал протокол испытаниям.
Опять принялся за «Антония и Клеопатру» Шекспира. Прием в школе. Вечером составлял доклад о драматическом отделении школы.
Переводил Шекспира.
6/18. Воскресенье.
Переводил Шекспира.
Был на репетициях оперных. Переводил Шекспира.
Прием в школе. Переводил Шекспира.
Переводил. Был у исповеди.
Был у причастья. Переводил Шекспира.
Переводил Шекспира.
13/25. Воскресенье.
Утром был у генерал-губернатора; потом принимал артистов до 4 ч. Вечером был Майков, с которым проговорили о театре до 11-го часу.
Делал визиты. Вечером у нас родные.
Утром на цветочной выставке, вечером у Доброва. (Снег.)
Утром на репетиции «Ревизора». Вечером составлял штаты новой театральной школы.
Работал над сметами. Потом читал артистам на репетиции найденное Тихонравовым «Предуведомление», как играть «Ревизора». Вечером дома.
Поутру на репетиции в Большом театре. Вечером на общем собрании Русских драматических писателей.
Утром в Университете в собрании Общества любителей российской словесности. Провозглашен почетным членом. Вечером дома работал.
20/2. Воскресенье.
Утром на репетиции апотеоза[69]. Вечером в Большом театре «Руслан». Бутенко пел отлично. Матчинский без голосу. Соловьева — слабо. Соколова годится в дублерки. Публика шумная.
Утром писал штаты. Вечером в Малом театре юбилейный спектакль «Ревизор». Огромный успех пьесы и еще больший апотеоза. Полный восторг публики.
Утром в школе принимал просителей. Вечером в Большом театре «Русалка», дебют Антоновского. Успех. Отличный голос. В Малом театре «Ревизор» — то же, что и вчера.
Вечером в Малом театре «Ревизор» — полный успех; в Большом театре «Фауст», дебют Рубинской — хороший голос, но поет еще неважно. Принята на 2000 р. (Утром работа письменная по школе.)
Вечером Малый театр. Дебюты: Васильевой, Цирес («На пороге к делу»). Решено принять. Трофименко и Грессер («Не бывать бы счастью»). Принять Трофименко, а Грессера в школу. Все имели успех. (Утром та же работа.)
Утром прием просителей в школе. Вечером в Малом театре «Мария Стюарт», в Большом — сборный. В театре не был по нездоровью.
Весь день работал.
27/9. Воскресенье.
В Большом театре «Царь Кандавл». Небольшая тревога. Кувакин ранил мечом танцовщицу Гейтен, но неопасно.
Утром работал. Вечером в Малом театре «Поводаева», в Большом — «Русалка».
Вечером. «Руслан» в Большом театре. Фарлафа пел Матчинский — голос слаб; но все-таки лучше Василевского. Утром прием в школе.
Вечером в Большом театре «Конек-горбунок».
Был с детьми. В ложу приходил Антоновский; кончили с ним на 1800 р. Отличное приобретение, Закрытие Большого театра.
Спектаклей нет. Весь день работал.
Утром прием в школе. Драматические артисты подписали контракты все без прибавки. Вечером в Малом театре «Друзья детства».
Утром. Начало экзаменов в школе; танцевальные классы. Вечером работал дома.
4/16. Воскресенье.
Утром в Петровском-Разумовском у Юнге. Глаза слабеют от старости. Вечером для закрытия спектаклей в Малом театре «Таланты и поклонники».
Среда. 8/20. Четверг. 9/2/. Пятница.
Очистил корреспонденцию, ответил на все письма, занимался составлением штатов драматического отделения Театрального училища и сокращениями по оркестрам. Никуда не выезжал.
Утром в театральной школе, потом работал.
Работал — вечером обсуждали дела с Майковым. Ездил прощаться.
Экзамен из закона божия, отвечали отлично.
Выход. Был у министра; принял нас хорошо; но видимо, что его против нас вооружают. Экзамен: русский язык, арифметика.
Экзамен: французский язык, музыка; был с детьми. Вечером у генерал-губернатора на спектакле — играли скверно.
[ЗАПИСЬ В АЛЬБОМЕ М. И. СЕМЕВСКОГО «ЗНАКОМЫЕ»]
правитьЯ родился 31-го марта 1823 года, в Москве. Из биографии моей здесь, в альбоме, я, разумеется, могу сообщить только кой-что и то кратко. В жизни почти каждого человека, кроме выдающихся событий и обстоятельств, решающих судьбу его или, по крайней мере, имеющих влияние на будущность, бывают странные случайности, как, например, повторения и совпадения, особенно в числах. По-моему, такие случайности — последнее дело в биографии, но все-таки они имеют интерес анекдота. В моей жизни случайно играла большую роль цифра 14. Самый памятный для меня день в моей жизни: 14 февраля 1847 года. Почему этот день памятен мне и дорог, Вы это знаете. С этого дня я стал считать себя русским писателем и уж без сомнений и колебаний поверил в свое призвание. Мои пьесы долго не появлялись на сцене. В бенефис Л. П. Косицкой, 14 января 1853 года, я испытал первые авторские тревоги и первый успех. Шла моя комедия «Не в свои сани не садись»; она первая из всех моих пьес удостоилась попасть на театральные подмостки. Первое мое цельное и законченное произведение, «Семейная картина», напечатано 14 марта 1847 года в «Московском городском листке», издаваемом Драшусовым. Памятно мне также и 14 ноября, день открытия Артистического кружка, об устройстве которого так деятельно хлопотали мы с покойным Н. Г. Рубинштейном. Артистический кружок некоторым образом заменил театральную школу, он дал московской сцене: М. П. Садовского, О. О. Садовскую и В. А. Макшеева; в нем же в первый раз познакомилась московская публика с огромным талантом П. А. Стрепетовой.
12 декабря 1885 г. А. Островский.
КОММЕНТАРИИ
правитьПечатается по рукописи, хранящейся в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина. Слова, не дописанные автором, но ясные по смыслу, воспроизводятся полностью.
Впервые дневник опубликован в книге «А. Н. Островский. Дневники и письма», «Academia», 1937.
Дневник написан карандашом, не имеет заглавия и даты. На последней странице — запись названий нижегородских улиц и фамилии актеров местного театра.
Н. П. Кашин, публикуя этот дневник, ошибочно отнес его к 1848 году. Островский совершил поездку в Нижний-Новгород в августе 1845 года, получив в Совестном суде отпуск 17 августа на 8 дней (см. диссертацию А. И. Ревякина «А. Н. Островский», которая находится в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина).
Стр. 176. …играли «Магазинщицу» — переводный водевиль «La commis de la grisette». На сцене Александрийского театра "поставлен был впервые в сезон 1843—1844 годов.
Стр. 176. …потом м. в. «Хороша и дурна»… — Маленький водевиль «Хороша и дурна» Скриба, перевод Д. Ленского.
Стр. 176. «П. С. В.» — начальные буквы названия водевиля А. Писарева «Пастушка, старушка, волшебница».
Печатается по рукописи, хранящейся в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина. Слова, не дописанные автором, но ясные по смыслу, воспроизводятся полностью.
Впервые дневник опубликован в журнале «Культура театра», 1921 г., № 78.
Рукопись представляет собою дневниковые записи (карандашом) с 23 апреля по 10 мая, без указания года и без заглавия.
Н. П. Кашин, публикуя дневник, ошибочно отнес его к 1849 году. Эта поездка была совершена Островским в 1848 году.
Щелыково — имение отца Островского в Кинешемском уезде, Костромской губернии.
На первой странице обложки рукописи дневника есть запись: «Волга, бурлаки, прав[ый] и лев[ый] берег, противоположная] сторона. Природа любовница. Грусть, отчаяние, бесполезность впечатлений 5 дней — монастырь, ризница. Собор. Монах. Плавание».
На последней странице дневника написано: «Александр Григор[ьевич] Соколов, — Дмитрий Егоров, — Ушинский на Стрелецкой улице, дом Юрц [нрзбр.]».
Стр. 178. От Троицы выехали в 2 часа. — Троицко-Сергиевский посад, в 70 километрах от Москвы. Ныне — город Загорск, Московской области.
Стр. 182. …при ней был Аргус, в виде старухи. — Аргус — мифологическое лицо, всевидящий страж.
Стр. 183. …остановились в единственной, пощаженной пожаром гостинице. — В 1847 г. большой пожар в Костроме уничтожил значительную часть города.
Печатается по тексту, впервые опубликованному в «Морском сборнике» (1859 г., № 2).
В 1856 году, по предложению Морского министерства, Островский отправился в путешествие по Волге от Твери до Нижнего-Новгорода с целью изучения экономических условий жизни и быта приволжского населения; он должен был написать также ряд статей. В «Морском сборнике» была напечатана только эта статья. Путешествие было прервано случившимся с Островским несчастьем (ушиб ноги).
Печатается по рукописи, хранящейся в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина.
Рукопись представляет собою дневниковые записи (без заглавия) за период с 18 апреля по 4 июля 1856 года. На ее полях имеется свыше тридцати заметок, не имеющих непосредственной логической связи с текстом, против которого они находятся.
Впервые дневник опубликован с воспроизведением зачеркнутых слов и фраз в книге «А. Н. Островский. Дневники и письма», «Academia», 1937, где в комментарии приведены записи драматурга на полях рукописи. В настоящем издании печатается последняя авторская редакция; слова недописанные и ясные по смыслу воспроизводятся полностью, неразобранные заключены в квадратные скобки; ниже (в данном комментарии) приводятся важнейшие заметки Островского на полях рукописи.
Богатый материал наблюдений во время путешествия по Волге Островский использовал в статье, напечатанной в «Морском сборнике» (см. настоящий том), нарисовав в ней яркую картину жизни населения городов и сел верховья Волги (Тверь, Ржев, Осташков). Путешествие дало драматургу также материал для работы над языком, — Островским был составлен «Опыт волжского словаря» (черновая рукопись хранится в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина). Под впечатлениями, полученными от путешествия, драматург задумал ряд пьес с обобщающим названием «Ночи на Волге». Об этом он писал Н. А. Некрасову 25 сентября 1857 года. Из задуманного цикла Островским созданы «Гроза» и «Воевода» («Сон на Волге»). Путешествие по Волге также дало материал и для ряда других пьес драматурга («На бойком месте», «Бесприданница»).
Стр. 217. …приехали в 6 часов без четверти. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Едут вместе, зная очень хорошо все протыри и убытки, все проести и волокиты».
Стр. 220. …был у Колышкина. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Работа».
Стр. 220. Он теперь судьей. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Анекдот о сумасшедшем и о 4 разбойниках».
Стр. 221. …по 2 копейки серебром. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Кислица — щавель».
Стр. 221. …наговорил много хорошего. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Председ[атель] Г[ражданской] П[алаты], амфитеатр, кавалькада, ордонанс-гауз».
Стр. 221. …я маленько… тово… п_р_а_з_и_ц_к_о_й. — Так называли парня, «который умеет и привык обращаться в девичьих хороводах» (С. В. Максимов).
Стр. 221. А вы, барин, давеча сразу угадали; это точно, меня девушки оченно любят. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: "Совершенно теми же словами, как Вася в драме «Не так живи, как хочется».
Стр. 222. …замечательны в ней царские врата. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «От сохи (да от косы) не будешь богат, а будешь горбат».
Стр. 223. …подлецы, воспользовавшись моим отсутствием, изблевали новую гадость. — В этот период (в связи с началом сотрудничества в журнале «Современник») в реакционной печати Москвы и Петербурга усилилась травля Островского. Его ложно обвиняли в том, что он скрыл участие Горева-Тарасенкова в написании пьесы «Свои люди — сочтемся».
Стр. 224. Вечером ходили по бульвару и наслаждались… — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Девочки играют на улице в мячик. — Полковничий сын лет 6, одетый по-солдатски, бьет в барабан зорю и колотит палками девочек и мальчиков».
Стр. 224. …отделывал ту же статью. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Костюм новый и старый». Немного ниже еще заметка: «Нищий. Почтеннейший, хоть на мне и синь кафтан, но кто имеет чувствие — тот подаст».
Стр. 224. …ответ Правдову. — Ответ на клеветническое обвинение в связи с пьесой «Свои люди — сочтемся». Напечатан в «Московских ведомостях», в № 80 за 1856 год под заголовком «Литературное объяснение» (см. соответствующий том писем в настоящем издании).
Стр. 225. За монастырем разводится сад… — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Осташков: общественные заведения: банк, библиотека, женское училище 200 дев. — (курс). — Сад бульвар, сад на Житном. Постройки, общественный] дом, острог. — Фабрика Савина — пароход. — Общественная] жизнь… Обычаи без приданого». Немного ниже еще заметка: «Монастырь. — Острова».
Стр. 226. В воскресенье встали в 5 часов. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Спросить у Фил[иппова] жит[ие] препод[обного] Нила».
Стр. 226. Картина восхитительная. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Здешние жит[ели] первые рыбаки в губернии и в России».
Стр. 226. Уездный доктор боится… — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано:
«Ершей варят нечищенными.
Молоки — макса.
1817. Озерецковск.
26 девочек и 138 мальч[иков]». Далее запись продолжена другой рукой (видимо, рукой секретаря Островского): «а в настоящее время (май 1856 г.) первых до 250, а последних до 350.
Бредина — ива-ракитник.
Бредовая кора уп[отребляется] для дубления.
Коромысло — водонос — матор.
Налим — мень».
Стр. 227. …человек станового помог нам. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Ржев поражает высоким местоположением, просаками, костюм женщин».
Стр. 227. …губернатор хотел уничтожить просаки. — Просак — прядильная (см. Толковый словарь В. Даля).
Стр. 228. …отправились в Зубцов. — На полях рукописи против этих слов рукою Островского написано: «Зубцов. 9-го июня».
Стр. 228. Предание о Ив. Вас. Грозном. — Повидимому, к этой фразе относится заметка Островского на полях рукописи: «Спросить».
Стр. 230. …набросал сцену для комедии. — Речь идет о пьесе «Не сошлись характерами!» (см. письмо Островского к Н. А. Некрасову от 1 августа 1856 г.).
Стр. 230. Ходили по городу. — На полях рукописи против этих слов и ниже рукою Островского написано:
«Волшебник — Пронзительный мужик. Плут нарядный.
Рыболовство ничтожное. Мещане бедны — занимаются на барках. — Крестьяне держат город в осадном положении. — Девки все с зонтиками. Мещане не пользуются репутацией в губер[нии] и очень грубы.
Крючки — поток.
Волга — мачеха».
Печатается по рукописи, хранящейся в Государственном центральном, театральном музее им. А. А. Бахрушина.
Впервые дневник опубликован в книге «А. Н. Островский. Дневники и письма», «Academia», 1937.
Рукопись, озаглавленная Островским «Путешествие по Волге (отрывки из дневника)», представляет собою черновой вариант статьи для «Морского сборника» (см. настоящий том). На рукописи перед заголовком имеется надпись Островского: «1-я черновая», а в конце рукописи есть следующее добавление: «В исполнение возложенного на меня Морским министерством поручения, имею честь представить в редакцию „Морского сборника“ начало моего труда по описанию быта приволжских жителей, непосредственно за сим будут представлены мною по порядку следующие статьи. А Островский. Автор покорнейше просит редакцию напечатать для него отдельно 25 оттисков».
Тексты, совпадающие со статьей в «Морском сборнике», мы здесь не печатаем. Многоточия означают опущенный текст.
Печатается по рукописи, хранящейся в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина.
Дневник не закончен, в нем нет записей о поездке по Франции, о пребывании в Париже и Лондоне.
Впервые дневник опубликован в книге «А. Н. Островский. Дневники и письма», «Academia», 1937.
Островский был за границей с М. Ф. Шишко, заведующим освещением петербургских императорских театров. В Берлине к ним присоединился артист Александрийского театра И. Ф. Горбунов.
В Лондоне Островский встретился с Герценом, в Париже — с Тургеневым.
Стр. 245. Видели в табачном магазине метеора. — Метеор на блатном жаргоне — слово, означающее пропойцу. Под таким названием Островский, как это видно из черновой рукописи, хотел дать в «Шутниках» эпизодический персонаж.
Печатается по рукописи, хранящейся в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина. Слова, не дописанные автором, но ясные по смыслу, воспроизводятся полностью.
Рукопись представляет собою дневниковые записи (первые полторы страницы чернилами, остальные карандашом) с 23 мая по 9 августа 1867 года. В конце рукописи имеется заметка, свидетельствующая о большом внимании Островского к народной речи: «В Пуциже была, в Казунках б[ыла], а цище на[шего] Васильевского языка нетути».
Впервые дневник опубликован (не полностью) в «Ежегоднике императорских театров», 1910, выпуск VI.
В 1867 году Щелыково было приобретено драматургом и его братом, Михаилом Николаевичем Островским, у мачехи, Эмилии Андреевны Островской. С этого времени драматург ежегодно проводил летние месяцы в Щелыкове.
Летом 1867 года, во время пребывания в Щелыкове с 23 мая по 9 августа, драматург был занят переводами пьес итальянских авторов и писал либретто для композиторов П. И. Чайковского («Воевода») и А. Н. Серова («Вражья сила» по пьесе «Не так живи, как хочется»), что нашло отражение в дневнике.
Стр. 264. Воскресенье (Ярилин день), — Ярило — бог плодородия в славянской мифологии.
Печатается по рукописи, хранящейся в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина. Слова, не дописанные автором, но ясные по смыслу, воспроизводятся полностью.
Рукопись представляет собою дневниковые записи (карандашом), не имеющие заглавия.
Впервые дневник опубликован в сборнике «Островский. К столетию со дня рождения», 1923 г.
В мае 1883 года профессор Остроумов посоветовал Островскому для поправления здоровья поехать на юг. Брат драматурга, Михаил Николаевич, министр государственных имуществ, в сентябре выехал в служебную командировку на Кавказ. Островский присоединился к брату. Об этой поездке драматург писал в письме от 9 декабря 1883 года Ф. А. Бурдину, что она доставила ему «много удовольствия и много пользы».
Пребывание Островского на Кавказе явилось большим литературно-политическим событием. Островский был встречен представителями прогрессивной местной общественности как один из выдающихся создателей великого русского искусства.
На Кавказе Островский познакомился с композитором М. М. Ипполитовым-Ивановым, адмиралом С. О. Макаровым, драматургами Сандукяном и Цагарелли.
Печатается по рукописи, хранящейся в литературном архиве Главного архивного управления Министерства внутренних дел. Слова, не дописанные автором, но ясные по смыслу, воспроизводятся полностью.
Впервые дневник опубликован в книге: «А. Н. Островский. Дневники и письма», «Academia», 1937.
Рукопись представляет собою записи на листках блокнота-календаря с 1 января по 14 мая 1886 года. Записи не имеют заголовка. На конверте, в котором хранилась рукопись, имеется сатирическое стихотворение Островского, написанное им по поводу постановки в Малом театре в сезон 1885/1886 года пьесы Н. Потехина «Нищие духом», с участием провинциальной артистки С. П. Волгиной (см. «А. Н. Островский. Дневники и письма», «Academia», 1937, стр. 218).
Первого января 1886 года Островский вступил в должность начальника репертуара московских императорских театров и занимал ее до самой смерти, последовавшей 2 июня 1886 года.
Исполняя должность начальника репертуара, Островский почти ежедневно бывал на спектаклях. Перед его глазами прошел весь репертуар оперного и драматического театров Москвы. Дневник и отражает картину театральной жизни и состояние репертуара того времени.
Стр. 293. Англичанин держит себя прекрасно. — В. Ф. Ватсон, артист (по сцене Дубровин), переводчик. Помогал Островскому в его переводах с английского.
Стр. 293. Во время пения Садовской… — В пьесе Островского «Воевода» («Сон на Волге») О. О. Садовская пела колыбельную песню.
Стр. 295. Принялся опять за Шекспира — то есть за перевод трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра». Перевод не был закончен.
Стр. 296. Сдал Мартынову переводы. — Н. Г. Мартыновым в 1886 году были изданы два тома переводных пьес Островского.
Стр. 297. Читал артистам на репетиции найденное Тихонравовым «Предуведомление». — «Предуведомление к Ревизору» написано Гоголем в 1842 году.
Печатается по автографу, хранящемуся в Институте русской литературы Академии наук СССР.
Запись сделана Островским по просьбе редактора журнала «Русская старина», М. И. Семевского, 12 декабря 1885 года, в альбоме «Знакомые» (автобиографические заметки 850 известных лиц). Альбом был издан в 1888 году.
Стр. 302. 14 февраля 1847 года. — В этот день Островский впервые прочел свою законченную пьесу «Семейная картина» в публичном собрании (у проф. Шевырева), в присутствии ряда литераторов. Пьеса произвела на слушателей большое впечатление.
УКАЗАТЕЛЬ СОБСТВЕННЫХ ИМЕН, УПОМИНАЮЩИХСЯ В ДНЕВНИКАХ А. Н. ОСТРОВСКОГО
правитьАгафья Ивановна — первая жена Островского, умерла в начале 1867 г.
Адлерберг В. Ф. (1790—1884) — министр двора с 1852 по 1872 г.
Акинфиева — артистка-любительница.
Аксаков И. С. (1823—1886).
Аксаков С. Т. (1791—1859).
Александрова Е. П. — артистка Малого театра с 1886 по 1906 г.
Алексинская — дебютантка на сцене Малого театра в 1886 г.
Амвросий — епископ в Москве, с 1882 г. архиепископ харьковский.
Англичанин — см. Ватсон.
Андрей Александрович — удельный князь.
Андрюша — см. Островский А. Н.
Антоновский А. П. — артист Большого театра с 1880 г.
Архипов А. В. — уполномоченный на Кавказе Министерства государственных имуществ.
Бабст И. К. (1824—1881) — профессор, экономист.
Багратион-Мухранский — генерал, крупный грузинский землевладелец.
Банков С. — драматург-переводчик.
Бакулин — товарищ прокурора в Тифлисе.
Бантышев А. С. (1804—1860) — артист Большого театра.
Барканов.
Барсуков — купец, содержатель гостиницы в Твери.
Бастамова А. Н. — сестра писателя Б. Н. Алмазова, члена «молодой редакции» журнала «Москвитянин».
Бахметев А. В. — инженер-технолог, брат жены Островского — Марии Васильевны.
Башкиров — управляющий домом Кокорева в Баку.
Белоха А. П. — артистка Большого театра.
Берже А. П. (1828—1886) — археолог, исследователь; опубликовал ряд работ о Кавказе и Востоке.
Бернини Лоренцо (1598—1680) — итальянский скульптор и архитектор.
Берсенъев Е. В. — знакомый Островского, житель Ржева.
Богданов А. Н. — балетмейстер Большого театра.
Борисов П. И. — артист Большого театра с 1872 г.
Борис Александрович — удельный князь тверской.
Борис Годунов — см. Годунов.
Боткин В. П. (1811—1869) — писатель, публицист, критик, стоявший на позициях буржуазного либерализма.
Брылкин Н. А. — управляющий волжским пароходством компании «Меркурий».
Бубнов — содержатель гостиницы в Нижнем-Новгороде.
Булгаков П. А. — секретарь русского посольства в Саксонии.
Бунге Н. X. (1823—1895, — министр финансов с 1881 по 1886 г.
Бурдин Ф. А. (1827—1887) — артист Александрийского театра, друг Островского.
Бурлаков Г. Н. — секретарь Островского во время его путешествия по Волге в 1856 году.
Бутенко И. Ф. (1852—1891) — артист Большого театра.
Ван-Дейк Антонис (1599—1641).
Вандраг — владелец шляпного магазина в Москве.
Василевский Р. В. — артист Большого театра.
Васильева Н. Н. — артистка Малого театра с 1886 по 1906 г.
Ватсон В. Ф. (ум. 1896) — по сцене Дубровин. Артист Малого театра с 1886 г., переводчик.
Веронезе Паоло (1523—1588).
Вильде Н. Е. (1832—1896) — драматург, артист Малого театра, один из руководителей Артистического кружка.
Волгина С. П. — провинциальная артистка, в сезон 1885—1886 гг. играла на сцене Малого театра.
Воронов — купец, содержатель гостиницы в Городне.
Ворошилов Н. Я. — тверской купец.
Востоков П. В. (1828—1872) — артист Малого театра с 1853 по 1862 г., драматург, переводчик
Вяхирев — содержатель гостиницы в Нижнем-Новгороде.
Гакстгаузсн Август (1792—1866) — прусский монархист, автор книги «Очерки внутреннего состояния, национальной жизни и сельского устройства России».
Галахов — сын Галахова А. Д. (1807—1892), историка литературы.
Гальяни — содержатель ресторации в Твери.
Ганя — см. Агафья Ивановна.
Гарибальди Джузеппе (1807—1882).
Гарусов — учитель в Твери.
Гейтен Л. Н. — балерина Большого театра.
Геннерт И. И. — артист Малого театра с 1886 по 1906 г.
Гете Иоганн Вольфганг (1749—1832).
Глазенап — заведующий волжским пассажирским пароходством между Тверью и Рыбинском.
Гнучева В. Н. — с 1889 г. артистка Большого театра.
Годунов Борис (ок. 1551—1605).
Годуновы — московский боярский род.
Гораций Флакк (65-8 до н. э.) — древнеримский поэт.
Горбунов И. Ф. (1831—1895) — артист Александрийского театра, писатель, друг Островского.
Горбуниха-Танюха — владелица постоялого двора в Кимрах.
Градов-Соколов Л. И. (1846—1890) — артист Александрийского театра с 1865 по 1867 г. С 1880 по 1882 г. артист театров Ф. А. Корша и Е. Н. Горевой в Москве.
Греве — адмирал, начальник Батумского порта.
Грейбор С. А. — артистка Малого театра с 1886 по 1903 г.
Грессер Г. Н. — дебютировал на сцене Малого театра в 1886 г., артист Малого театра с 1889 по 1902 г.
Григорович Д. В. (1822—1899) — писатель.
Григорьев А. А. (1822—1864) — критик.
Грозный Иван Васильевич — см. Иван IV.
Гурий Николаевич — см. Бурлаков Г. Н.
Гутенберг Иоганн (1397—1468) — первый на Западе начал книгопечатание подвижными литерами (шрифтами).
Д’Андраде — братья Антонио и Франческо — артисты оперного театра С. И. Мамонтова.
Дмитриев — дебютировал на сцене Малого театра в 1886 г.
Добров С. В. — врач, помощник инспектора Московского университета. — 298.
Добровольский — городничий в Зубцове.
Добролюбов.
Додонов — артист Большого театра.
Доменикино (1581—1641) — итальянский художник и архитектор.
Дель-Сарто Андрей — см. Сарто Андреа.
Де Лазари — жандармский офицер, брат актера де Лазари (Константинова).
Дрианский Е. Э. (ум. 1873) — сотрудник журнала «Москвитянин».
Дружинин А. В. (1824—1864) — беллетрист-критик, один из идеологов теории «чистого искусства». С 1856 по 1861 г. редактор журнала «Библиотека для чтения».
Дундуков-Корсаков A. M. (1820—1893) — командующий Кавказским военным округом с 1882 по 1890 г.
Дурново М. А. — артист Малого театра с 1870 по 1891 г.
Дюбюк А. И. (1812—1897) — пианист и композитор.
Евреинов Г. А. — сенатор, товарищ министра путей сообщения.
Ейбоженко — участвовала в пробе голосов в Большом театре в 1886 г.
Екатерина II (1729—1796).
Елизаров Е. М. — собиратель древних рукописей, купец в Торжке. 224.
Ермаков — фотограф в Тифлисе.
Ермолова М. Н. (1853—1928) — народная артистка Республики.
Живокини В. И. (1807—1874) — артист Малого театра с 1824 по 1874 г.
Живокини Л. В. (1826—1890) — сын В. И. Живокини, артист Малого театра.
Жидков А. З. — рыбак, житель Осташкова.
Жмуркевич — содержатель гостиницы в Вильно.
Жоржадзе — винодел на Кавказе.
Завидовский — помещик и домовладелец в Ржеве.
Залогин — владелец бумагопрядильной фабрики в предместье Твери.
Иван IV, Васильевич, Грозный (1530—1584).
Игнатьев Н. П. (1832—1908) — с 1881 по 1882 г. министр внутренних дел.
Иодки — содержатель ресторана в Вильно.
Ипполитов-Иванов М. М. (1859—1935) — народный артист Республики, композитор.
Карзинкин А. А. — московский купец, знакомый Островского.
Карл Великий (742—814).
Катулл Кай Валерий (87-ок. 55 до н. э.) — древнеримский поэт.
Каулин — владелец бумагопрядильной фабрики в предместье Твери.
Киреевский И. В. (1806—1856) — публицист, славянофил.
Климушин — купец, житель Торжка.
Князев — чиновник, сопровождавший в поездке на Кавказ М. Н. Островского.
К. Об. — см. Оболенский Д. А.
Козаков — знакомый Островского, житель Твери.
Кокорев В. А. (1817—1889) — миллионер-откупщик.
Колачев — харьковский губернатор.
Колумб Христофор (ок. 1446—1506).
Кольони — содержатель ресторации в Твери.
Колышкин Н. Н. — председатель Тверского статистического комитета.
Константинов (Де Лазари) К. Н. — в годы 1874—1886 артист Большого, потом Александрийского театров.
Константиновский М. А. (1791—1857) — протоиерей в Ржеве.
Карали — дебютировал на сцене Малого театра в 1886 г.
Коровина М. П. — артистка Большого театра с 1884 по 1890 г.
Корсов Б. Б. (1845—1920) — артист Большого театра.
Корт Ф. А. (1852—1924) — основатель в 1882 г. частного театра в Москве.
Кошелев И. Д. — содержатель гостиницы в Осташкове.
Краевский А. А. (1810—1889) — издатель журнала «Отечественные записки», беспринципный журналист-предприниматель.
Кроль — владелец ресторана в Берлине.
Крылов (Александров) В. А. (1838—1906) — драматург, автор легковесных пьес и переводов-переделок с иностранного.
Кузнецов Я. Д. — артист Малого театра с 1876 по 1896 г.
Кувакин К. С. — артист балета Большого театра с 1880 г.
Кускова — участвовала в пробе голосов в Большом театре в 1886 г.
Лаваль — владелица имений в Тверской губернии.
Лавров М. И. — артист Малого театра с 1858 по 1900 г.
Лавров — тверской купец.
Лачинио — содержатель балагана.
Лезбера (Lezbera) — профессор Пражского университета, издатель.
Ленский А. П. (1847—1908) — артист и режиссер Малого театра.
Лену — владелец заводов в Баку.
Линская Ю. Н. (1820—1871) — артистка Александрийского театра.
Лукин П. Ф. — смотритель училища в Осташкове.
Магалов — предводитель дворянства.
Майков А. А. (1826—1902) — ученый-славист, член комитета Общества русских драматических писателей; в 1886 г. был назначен управляющим московскими императорскими театрами.
Майорова Е. — провинциальная артистка.
Макаров С. О. (1848—1904) — известный ученый, боевой адмирал, океанограф.
Максим Грек (ок. 1475—1556) — ученый монах, публицист, писатель и переводчик.
Малюта Скуратов (Вельский, Г. Л., ум. 1573) — опричник царя Ивана IV (Грозного).
Мамонов Н. Е. (1829—1888) — врач, основатель Общества русских врачей.
Мамонов С. И. (1842—1918) — основатель первого частного оперного театра в Москве.
Мария Васильевна — см. Островская М. В.
Мартынов Н. Г. — книгоиздатель.
Матчинский И. В. — артист Большого театра.
Махина Ю. Я. (ум. 1902) — артистка Большого театра.
Маша — см. Островская Мария Николаевна.
Медведев — артист Большого театра.
Меллер — содержатель гостиницы в Твери.
Микеланджело Буонаротти (1475—1564).
Минин Кузьма (Захарьев-Сухорукий, ум. 1616).
Михаил Николаевич, великий князь — см. Романов М. Н.
Михаил Николаевич — см. Островский М. Н.
Михаил Федорович (1596—1645) — первый царь из династии Романовых.
Михаил Ярославович — удельный князь.
Миша — см. Островский М. Н.
Молчанов А. П. — чиновник, сопровождавший М. Н. Островского в поездке на Кавказ.
Мосолов.
Музиль Н. И. (1841—1906) — артист Малого театра с 1865 г., друг Островского.
Мухранский — см. Багратион-Мухранский.
Мыльников — владелец прядильной фабрики в Твери.
Невежин П. М. (1841—1919) — драматург.
Невский А. М. — артист Малого театра с 1882 по 1904 г.
Некрасов Н. А. (1821—1878).
Никитин Д. Н. — знакомый Островского в Ржеве.
Николадзе Н. Я. (1843—1928) — грузинский публицист.
Николай (Николай Николаевич) — вероятно, Ягужинский, друг Островского.
Николай — см. Н. А. Островский.
Никотин В. И. — знакомый Островского.
Нобель Л. Э. — нефтепромышленник.
Островский М. Н. (1827—1901) — брат драматурга, Михаил Николаевич.
Островская Мария Николаевна (род. 1846) — сестра драматурга.
Островская Юлия Сергеевна — дочь брата драматурга, Сергея Николаевича.
Островский Андрей Николаевич (1845—1906) — брат драматурга.
Островский Николай Александрович (род. 1877) — сын драматурга.
Оболенский Д. А. — директор хозяйственного департамента Морского министерства.
Образцов В. В. — ржевский помещик.
Озеров — тверской губернский предводитель дворянства.
Ольга Николаевна — см. Романова О. Н.
Опочинин А. П. (1807—1885) — генерал, комендант Тифлиса.
Островская Мария Васильевна (1845—1906) — жена драматурга.
Островский П. Н. (1839—1906)-- брат драматурга, Петр Николаевич.
Островский П. Ф. (1807—1876) — брат отца драматурга, протоиерей собора в Костроме.
Оттон I (912—973) — с 962 года первый император Германской империи.
Павел Федорович — см. Островский П. Ф.
Полоцкий Ф. (1798—1876) — чешский историк и политический деятель.
Панов Н. В. — артист Малого театра с 1890 по 1909 г.
Петр I (1672—1725).
Петров Н. С. (1838—1913) — с 1884 г. главный контролер Контроля министерства двора.
Петя — см. Островский П. Н.
Плевако Ф. Н. (1843—1908) — московский адвокат.
Пожарская — купчиха, содержательница гостиницы в Торжке.
Пожарский Д. М. (ок. 1578—1642).
Полтинин — участвовал в пробе голосов в Большом театре в 1886 г.
Постников — богатый московский купец.
Потулов — оренбургский губернатор.
Правдин (Трейлебен) О. А. — артист Малого театра с 1878 по 1921 г.
Правдов — псевдоним сотрудника «Ведомостей московской городской полиции».
Преображенский В. А. — судебный следователь в Твери, автор книги «Описание Тверской губернии в сельскохозяйственном отношении», СПБ, 1854.
Пуркинье И. (1787—1862) — выдающийся чешский анатом и физиолог.
Пушкин А. С. (1799—1837)
Радде Г. И. (1831—1903) — смотритель музея в Тифлисе.
Раевский М. Ф. — священник посольской церкви в Вене.
Развадовский — винный пристав в Торжке.
Райская — см. Уманец-Райская.
Рафаэль Санти (1483—1520).
Рашков — купец, владелец каретного заведения в Москве.
Рембрандт ван Рейн (1606—1669).
Рени Гвидо (1575—1642) — итальянский художник, гравер и скульптор.
Ржевский Д. Г. — тверской помещик.
Ришелье А. (1766—1822) — герцог, французский эмигрант, находился на русской службе.
Романов М. Н. — великий князь.
Романова О. Н. — великая княгиня, дочь Николая I.
Ротшильды — банкирский дом.
Рубенс Петер Пауль (1577—1640).
Рубинская А. — артистка Большого театра в сезон 1886 г.
Рубинштейн А. Г. (1829—1894).
Рыбаков К. Н. (1856—1916) — артист Малого театра с 1887 по 1916 г.
Сабуров — участник пробного спектакля Малого театра в 1886 г.
Савины — осташковские фабриканты.
Садовская О. О. (1846—1919).
Садовский М. П. (1847—1910).
Садовский П. М. (1818—1872).
Самарин И. В. (1817—1885) — артист Малого театра с 1837 по 1885 г.
Самойлов В. В. (1813—1887) — артист Александрийского театра.
Сарто Андреа (1486—1530) — итальянский художник.
Семевский М. И. (1837—1892) — редактор журнала «Русская старина».
Сервантес, Мигель (1547—1616).
Серов А. Н. (1820—1871).
Смекалов — кутаисский губернатор.
Соколов А. А. (1840—1913) — театральный критик (псевдоним — «Театральный нигилист»), — артист Александрийского театра.
Соколова О. С. — артистка Большого театра в сезон 1886 г.
Солдатенков К. Т. (1818—1901) — московский купец, миллионер, книгоиздатель.
Соловьев Н. Я. (1845—1898) — драматург.
Соловьева Гортензия — артистка Большого театра с 1885 по 1887 г.
Степанова В. П. — артистка Малого театра с 1886 по 1889 г.
Стрелецкий В. С. — артист Большого театра с 1883 г.
Строгановы — купцы-промышленники.
Сундукян Габриэль (1825—1912) — армянский драматург, один из создателей армянского национального театра.
Тагиев — владелец нефтяных промыслов на Кавказе.
Тартаков И. В. (1860—1923) — артист Большого, потом Мариинского театров.
Тахеев И. И.
Тихонравов Н. С. (1832—1893) — академик, историк русской литературы.
Тициан Вечеллио (1477—1576).
Трофименко Ю. И. — артистка Малого театра с 1886 по 1891 г.
Трусов Б. М. (1816—1879) — провинциальный артист.
Турчанинов И. Е. — артист Малого театра с 1840 по 1863 г.
Уманец-Райская И. П. — артистка Малого театра с 1882 по 1900 г.
Ун(ь)ковский А. М. (1828—1893) — либеральный общественный деятель.
Урусов (Иванов) А. И. (1843—1900) — адвокат и театральный критик.
Ушинский К. Л. (1824—1870).
Федотова Г. Н. (1846—1925) — народная артистка Республики, артистка Малого театра с 1862 г.
Филипп (1507—1569) — митрополит Московский (боярин Федор Степанович Колычев).
Филиппов А. И. — брат Т. И. Филиппова.
Филиппов Т. И. (1825—1899) — член «молодой редакции» журнала «Москвитянин», реакционный публицист, сенатор.
Фролов Н. Г. (1812—1855) — географ.
Хотисов.
Хохлов П. А. (1854—1919) — артист Большого театра.
Худяков С. Н. (1837—1892) — драматург и театральный критик.
Цагарелли А. А. (1857—1902) — грузинский драматург.
Цирес Е. Л. — артистка Малого театра с 1886 по 1887 г.
Чайковский П. И. (1840—1893).
Челлини Бенвенуто (1500—1571) — итальянский скульптор, ювелир.
Чистякова А. А. — артистка Малого театра с 1886 по 1887 г.
Шаховской — владелец имений в Тверской губернии.
Шекспир Вильям (1564—1616).
Шестаков И. А. (1820—1888) — морской министр.
Шестаков П. Д. (1826—1889) — педагог, писатель.
Шишко М. Ф. — заведующий освещением в петербургских императорских театрах.
Шуйская Е. С. — артистка Малого театра с 1866 г.
Щербина Н. Ф. (1821—1869) — поэт.
Щуровский Г. Е. (1803—1884) — геолог, профессор Московского университета.
Эдельсон Е. Я. (1824—1868) — литературный критик, член «молодой редакции» журнала «Москвитянин».
Эристов (Эристави) Р. (1824—1901) — грузинский поэт.
Южин (Сумбатов) А. И. (1857—1927) — народный артист Республики, артист Малого театра.
Юлия — см. Островская Юлия Сергеевна.
Юнге Э. А. (1833—1898) — врач-окулист.
Юрловская — владелица кондитерской в Ярославле.
Юрковский.
Ярослав Ярославович Тверской (ум. 1272) — великий князь.
УКАЗАТЕЛЬ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ, УПОМИНАЮЩИХСЯ В ДНЕВНИКАХ А. Н. ОСТРОВСКОГО
править«Антоний и Клеопатра», трагедия в 5 д. В. Шекспира.
«Аскольдова могила», опера в 4 д. А. Н. Верстовского.
«Баловень», комедия в 3 д. В. А. Крылова (Александрова).
«Банкир», комедия в 2 частях Итало Франки.
«Бедная невеста», комедия в 5 д. А. Н. Островского.
«Без вины виноватые», комедия в 4 д. А. Н. Островского.
«Бискаец-самозванец», интермедия Сервантеса.
«Бродяга», драма М. Маллиано и Э. Кормона.
«В поместье г-жи Поводаевой», пьеса в 4 д. Н. Е. Вильде.
«В усадьбе Поводаевой», см. «В поместье г-жи Поводаевой».
«В чужом пиру похмелье», комедия в 2 д. А. Н. Островского.
«Василиса Мелентьева», драма в 5 д. А. Н. Островского и Г***.
«Воевода» («Сон на Волге»), комедия в 5 д., с прологом, А. Н. Островского.
«Волк», комедия в 4 д. А. Ф. Федотова.
«Вражья сила», опера в 5 д. А. Н. Серова.
«Гашиш», см. «Прелести Гашиша».
«Грех да беда на кого не живет», драма в 4 д. А. Н. Островского.
«Гроза», драма в 5 д. А. Н. Островского.
«Гугеноты», опера в 4 д. Мейербера.
«Демон», опера в 3 д. А. Г. Рубинштейна.
«Дождь и хорошая погода».
«Доходное место», комедия в 5 д. А. Н. Островского.
«Друзья детства», драма в 5 д. П. М. Невежина.
«Душа — потемки», пьеса в 3 д. М. П. Садовского.
«Евгений Онегин», опера в 3 д. П. И. Чайковского.
«Женатые овечки», см. «Заблудшие овцы».
«Жизнь за царя», опера в 5 д. М. И. Глинки.
«Заблудшие овцы», комедия в 4 д. А. Н. Островского, заимствованная у Теобальдо Чикони.
«Il vero amico» («Истинный друг»), комедия К. Гольдони.
«Каширская старина», драма в 5 д. Д. В. Аверкиева.
«Конек-Горбунок, или царь-девица», балет в 4 д. Ц. Пуни.
«L’Onore» («Честь»), итальянская комедия.
«Лес», комедия в 5 д. А. Н. Островского.
«Магазинщица», переводной водевиль «La comrais de la grisette».
«Мазепа», опера в 3 д. П. И. Чайковского.
«Мария Стюарт», трагедия в 5 д. Ф. Шиллера.
«Много шуму из ничего», комедия в 5 д. В.Шекспира. −287,291.
«На всякого мудреца довольно простоты», комедия в 5 д. А. Н. Островского.
«На пороге к делу», пьеса в 3 д. Н. Я. Соловьева.
«Не бывать бы счастью, да несчастье помогло», водевиль в 1 д., перевод К. Тарновского.
«Не в свои сани не садись», комедия в 3 д. А. Н. Островского.
«Не так живи, как хочется», драма в 3 д. А. Н. Островского.
«Она его ждет», переводная пьеса B. Родиславского.
«Onore», см. «L’Onore».
«Онегин», см. «Евгений Онегин».
«Пастушка, старушка, волшебница», водевиль А. Писарева.
«Поводаева» — см. «В поместье г-жи Поводаевой».
«Прелести Гашиша, или остров роз», балет в 3 д. Н. С. Кленовского.
«Простая история», пьеса в 5 д. И. В. Шпажинского.
«П. с. в.», см. «Пастушка, старушка, волшебница».
«Raggeratore» («Обманщик»), комедия К. Гольдони.
«Разрыв», комедия в 4 д. Н. Я. Соловьева.
«Ревизор», комедия в 5 д. Н. В. Гоголя.
«Роксана, краса Черногории», балет в 4 д. Минкуса.
«Русалка», опера в 4 д. А. С. Даргомыжского.
«Руслан и Людмила», опера в 5 д. М. И. Глинки.
«Сатанилла, или любовь и ад», балет в 4 д., музыка Бенуа, инструментовка К. Лядова.
«Светлана, славянская княжна», балет в 4 д. Н. С. Кленовского.
«Севильский цырюльник», опера в 2 д. Россини.
«Семирамида», опера в 2 д. Россини.
«Соль супружества», комедия в 1 д. В. С. Пенькова.
«Старый друг лучше новых двух», пьеса в 3 д. А. Н. Островского.
«Таланты и поклонники», комедия в 4 д. А. Н. Островского.
«Трубадур», опера в 4 д. Верди.
«Фауст», опера в 3 д. Гуно.
«Хороша и дурна», водевиль Скриба, пер. Д. Ленского.
«Царь Кандавл», балет Ц. Пуни.
«Чашка чаю», комедия в 1 д., перевод М. де Вальден и А. Кейзер.
«Честь», см. «L’Onore».
- ↑ В рукописи над этим словом написано: прикрасы.
- ↑ Нарастая.
- ↑ Так в рукописи.
- ↑ Померанец.
- ↑ Этот бедный монастырь, основанный великим князем Ярославом Ярославичем Тверским (княж. 1263—1272 гг.), замечателен в нашей истории двумя жертвами. Там провел в заточении 26 лет, жертвой невежества, Максим Грек; там же убит Малютой Скуратовым Филипп митрополит. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Глинковки — перевозные лодки — название свое получили от деревни Глинки, где они строятся. Видом похожи на общеупотребительные в верхних частях Волги ржевки, только меньше и легче. Деревня Глинки на левом берегу Тверцы, в 25 верстах от впадения в Волгу. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Посудиной, или посудой, называется вообще всякое судно на Волге. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Две лодки счаливаются вместе бортами, принимают какую-нибудь кладь и тянутся двумя лошадьми до места. Называются также и связками. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Вышневолоцких. См. ниже. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ В 1856 г. с открытия навигации по 1 сентября разгружено: барок 126, лодок 578, связок 138. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Кузнечным мастерством занимаются не только в Твери, но и в уезде. Особенно замечательна выделка гвоздей в селах Васильевском и Михайловском, графини Лаваль. В городе и в уезде выковывается, по официальным известиям, до 100 т. пуд. в год. Ковкою гвоздей занимаются даже женщины. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ «Внешний вид Твери восхитительный. Перестроенный заново после пожара 1763 года, этот город может считаться в числе самых красивых в России, по крайней мере в глазах тех, которые полагают красоту города в широких прямых улицах, в прекрасных каменных домах, украшенных колоннами и балконами, в просторных площадях, окруженных строениями, подобными дворцам, и во множестве церквей с куполами и колокольнями. Некоторые улицы красиво обсажены липами. С того места, откуда открывается вид на реку, заметно чрезвычайно большое движение: река покрыта множеством барок, число которых доходит до 4000».
- ↑ «Уличное движение доказывает цветущее состояние торговли и благосостояние жителей. Русские говорят об этом городе: Тверь городок — Москвы уголок».
- ↑ Теперь уж это дело кончено. В 131 No «Московских ведомостей» 1857 г. я прочел следующее известие из Твери от 14 октября: «На-днях жители города Твери присутствовали при освящении вновь устроенной обществом „Самолет“ пароходной гавани, и при нас были введены в несколько часов семь пароходов того общества, которые по спуске искусственно поднятой воды остались на суше, на нарочно устроенных платформах, на несколько аршин выше настоящего горизонта Волги. Это простое, но практически придуманное устройство дает возможность ежегодно после навигации осматривать подводные части пароходов, исправлять и красить их, что, как известно, для сохранения железных судов необходимо, и все это делается в несколько часов, без издержек, а что еще важнее — без ломки этих весьма легко построенных пароходов. Гавань, построенная обществом, возникла в глазах наших в несколько месяцев и в настоящее время окончена для помещения в ней семи пароходов; как слышно, она стоила обществу значительных издержек, но зато пароходы его, составляющие весь капитал общества, совершенно обеспечены от случайностей внезапного вскрытия реки зимою, как то случилось в декабре прошлого года, и от ежегодного весеннего разлива реки и ледохода, часто весьма опасных для зимующих судов. Этот док вырыт в горе близ устья Тьмаки и обнесен земляным валом вышиною более шести сажен, то есть выше самых весенних вод. Строители воспользовались весьма искусно небольшим притоком вод речки Тьмаки и наполняют ею гавань до необходимой высоты посредством весьма простой шлюзной системы. Гг. директоры общества выговорили себе право увеличить со временем гавань эту до таких размеров, чтобы в ней могло поместиться до сорока судов, и тогда не только извлекут из этого значительный доход для общества, но окажут благодеяние тем судохозяевам, которые до сего не знали, где и как спасаться от льда. Утешительно видеть, как наша Тверь ежедневно более и более принимает вид благоустроенного портового города, имея свои верфи, где строятся железные пароходы. Разукрашенные разноцветными флагами пароходы и щегольски одетые в форменную одежду капитаны и экипаж пароходов оживляли в продолжение целого дня местность около новой гавани; а рабочие, строившие гавань, вместе с матросами пировали чинно за сытным обедом и, за неизбежною чаркою, прославляли щедрость строителей, радуясь о благополучно оконченной навигации». (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Часть города за Волгой на левом берегу Тверцы. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Залиты были обе части города, лежащие за Волгой (Заволжье, Затверечье); часть, лежащая за Тьмакой (Затьмачье), была затоплена совершенно. Опасность угрожала даже Миллионной улице, если бы не насыпь, наскоро сделанная бывшими в то время в Твери ратниками. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Вышневолоцкой, Тихвинской и Мариинской. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ От Зубцова до Твери сгоняются в неделю. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Магазин землевладений и путешествий. Географический сборник, издаваемый Н. Фроловым, Москва 1852 г., т. I, стр. 392. Эта статья до сих пор представляет самое лучшее описание Волги и ее притоков. Некоторые значительные ошибки, встречаемые в описании верхних частей Волги, извиняются тем, что, как видно из самой статьи, автор там не был, а писал с чужих слов. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Слово «потеси» встречается в указе Петра I, октября 31 1720 г. «Всех купеческих людей товары и прочих людей припасы от гжатской пристани и из других городов в С.-Петербург, как на судах, так и на возах, не задерживать и остановки не чинить и до С.-Петербурга привального, отвального и прикольного и в мостах на реках и чрез канал (Тверецкий) пропускного и от свидетельства отписей и с потесей, с весел никаких поборов нигде не имать». (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Сведения получены чрез Статистический комитет из Тверской пал. госуд. имуществ. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Брать за тепло значит брать за то, что вошел в избу погреться. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Замечательно, что эти сети совсем не имеют ни грузил, ни поплавков. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ С. Т. Аксаков в книге своей: «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах» (Москва 1855 г., стр. 23) смешивает морду, вершу и нерот, между тем как в некоторых местностях Московской и Тверской губерний они различаются. Нерот имеет четвероугольное отверстие, а верша — круглое; в некоторых местах — наоборот (Подольский уезд), но не смешиваются. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Я видал хвостуши до сажени величиной. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Грамота воеводы кн. Пожарского с товарищами о постройке нового города на Беле-озере и проч.: «Акты Арх. экспед., т. II, стр. 260». (Прим А. Н. Островского.)
- ↑ Маленькая, в аршин, плетенная из ивовых сучьев верша, которая опускается с грузом в прорубь. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Деревни: Киселева, Глазкова, Новая, Городище, Рылово, Павловский перекат, Мельникова, Устье, село Пречистый Бор, дер. Чопорова, Щокотова, Глинки, Навогильцы, село Медное, дер. Мухина, Крупышево, Осилки, Буянцова, Горки, село Спас, дер. Бречково, Голенищево, село Семеновское. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ В 1847 г. на ярмарке в с. Медном привозу было на 880 р. сер., сбыту на 740 р. сер. Описание Тверс. губ. в сельскохозяйственном отношении В. Преображенского. СПБ. 1854 г., стр. 535. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Когда князь Андрей Александрович, выйдя из Новгорода, взял с собою старейших мужей новгородских. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Один из новгородцев. (Прим, А. Н. Островского.)
- ↑ Теперь существуют только два последние монастыря. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Теперь 27 каменных и 2 деревянных, из которых одна замечательна древностью и изяществом постройки. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Вероятно, нынешний скобяной (молоточной). (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Теперь лавок: 181 каменных, 193 деревянных. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Вероятно, 1602 г., при Борисе Годунове, когда «бысть мраз и хлеб побило, отчего бысть глад чрез три года и от того глада множество людей измроша, и ядяху тогда псину и мертвечину и ино скаредное». (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Время самозванцев. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Описание Тверской губернии в сельскохозяйственном отношении В. Преображенского. СПБ. 1854 г. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Уложен. о наказаниях, ст. 1142. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Из черного хлеба с кукольваном. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Товар новоторов: серебряные, медные и оловянные кресты, пуговицы, серьги, кольца, иглы, наперстки, ножницы, ножички, роговые гребни, ситцы, нанки, кумач, китайка, выбойка, коленкор, миткаль, кушаки, платки, плис, позументы, ленточки, шнурки, тесемки, бусы, бисер, пояса и прочее. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Об наречиях в Тверской губернии будет особая статья. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Так называются болота. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Эрратические явления. «Русский вестник», 1856 г., октябрь, кн. I. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Плесами здесь называются заливы Селигера или целые озера, соединенные с Селигером проливами, которые называют реками. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ В рукописи: новорожский.
- ↑ В рукописи: Полу.
- ↑ В рукописи — Д. В.
- ↑ Квартал за рекой Тьмакой. (Прим. А. Н. Островского.).
- ↑ Фраза не закончена.
- ↑ Плетенные из ивовых прутьев верши, только без горла. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Описание Тверской губернии в сельскохозяйственном отношении. СПБ. 1854 г., стр. 417. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Долбленная из одного дерева лодка. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ 17 сажен длины и 4 ширины. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ В рукописи: Франкфурта-на-Майне.
- ↑ И не столько медикаментами, сколько честностью и порядком. Медикаментов у них много и страшно дороги. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ Хаттенгейм, Иоганнисберг, Рюдесгейм. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ В Scala при нас открыли в 1-й раз новую занавесь. Все аплодировали, два раза вызывали автора, — потом, посудя довольно долго, еще вызвали единогласно. (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ В рукописи — рисунок А. Н. Островского.
- ↑ В гостинице на стене русская надпись: «Здесь ограбили двух [нрзбр.]». (Прим. А. Н. Островского.)
- ↑ «Честь».
- ↑ «Обманщик».
- ↑ «Истинный друг».
- ↑ Пропуск в рукописи.
- ↑ В рукописи — Н. В.
- ↑ В рукописи над этим словом написано Барканов.
- ↑ В рукописи над этим словом написано Цагарелли.
- ↑ Так в рукописи.
- ↑ Здесь — заключительная сцена.