Дипломатия (Горький)

Дипломатия
автор Максим Горький
Опубл.: 1896. Источник: az.lib.ru • Картинка с натуры/

Максим Горький

править

Дипломатия

править
Картинка с натуры

Сапожник Федька Скроботов был в унынии. Квартирный хозяин поставил ему вчера строгий ультиматум — или давай деньги, или уезжай с квартиры. Жена и мать Федьки по сему поводу с утра неистово пилили его, попрекая пьянством, ленью и всеми другими пороками, коренившимися в Федьке, по их словам, со дня его рождения. Наконец, они, дружно предав его анафеме, замолкли, мать ушла куда-то, жена села к окну и стала шить, а Федька ковырял шилом старый башмак и, чувствуя, что ему хочется есть, — никак не мог решиться попросить у жены обедать. А в желудке давно уже сосало, и голодная слюна наполняла рот. Наконец, он решился…

— Ка-акие я малосольные огурцы видел в лавке!

Гробовое молчание со стороны супруги.

— А что, у нас нет огурцов? — дипломатично продолжал Федька.

— Ты покупал? — сухо, не поднимая головы от работы, спросила жена.

«Нет, он не покупал. Хотел купить, но не успел, ибо проиграл деньги в три листика. Однако в следующий раз он обязательно купит огурцов и даже сразу тысячу…»

Он подумал это про себя, а жене доложил:

— Не успел я намедни… Нужно было дратвы, вару…

— Молчи уже, варвар… — укоризненно бросила ему супруга.

Федька засмеялся, изобразив на лице нечто вроде удовольствия.

— Какие эти самые женщины умные… когда они разозлятся. Даже удивительно! Ей миролюбно скажешь — вар! А она тебе сейчас на это слово запалит — варвар! Каждое твоё слово помножит и к щеке твоей приложит!

Обыкновенно от балагурства Федьки его супруга «поджимала животик», но в данном случае она только плотно сжала губы и, помолчав, тоном сухим и колким спросила:

— Как будешь с хозяином-то?

Федька вздрогнул и поёжился, но решил не терять присутствия духа, надеясь храбростью ускорить обед. Он многозначительно поднял кверху палец и таинственно заговорил:

— Не извольте тужить — мы сумеем прожить! Мы, хорошие слуги, проживём и без потуги… пусть только на нас не рычат, яко звери, наши любимые супруги!

Победа! Жена улыбнулась!

— Сколько это у тебя их, супруг-то?

— Одна! Да и та, должно быть, больна, я выпью немножко вина, а она делается пьяна и колотит меня колодками по башке… чего делать не должна!

Федька пересолил. Супруга снова нахмурилась и кратко заявила:

— Убить даже тебя, болтуна, и то мало!

Обед опять отодвинулся далеко куда-то. Федька угнетённо вздохнул.

— Насчёт хозяина ты не беспокойся! Я его сегодня вечером укрощу… как только в голове нужных слов наищу…

— Что у тебя слова-то ползают в голове? — оппонировала супруга.

Опять неудача!

— Видишь ты, ему я, этому самому хозяину, ужо такую подпущу дипломатию, что он, не токма, что денег с меня просить — благодарить меня будет, да! — вдохновенно начал врать Федька. — А пока что, собрала бы ты по…поесть чего-нибудь!

— Иди за щепками, надо щи разогреть… — сверх ожидания сказала жена.

Федька живо вскочил и бросился в сарай за щепами.

Задняя стена сарая выходила частью в сад домохозяина, а частью на соседний двор, и на нём, как раз у стены, слышался говор. Любопытный Федька прильнул к щели, желая знать, кто и о чём говорит. Говорили, стоя у забора, трое мальчиков; один из них был сын учителя, жившего рядом, двое других — его товарищи. Федька знал их всех. Они смотрели в сад домохозяина Федьки на яблоки, ещё незрелые, но уже крупные, зарумянившиеся, отягощавшие ветки и дразнившие вкус…

— Полеземте, — предлагал сын учителя товарищам, кивая головой на яблоки.

Те подозрительно огляделись вокруг, не решаясь. У Федьки блеснула в голове идея.

— Мальчики! — вполголоса позвал он.

Мальчики шарахнулись было в сторону, но сын учителя остановил их.

— Это — сапожник, — успокоительно сказал он.

— Это, действительно, — я! Я знаю лаз, — ах, как удобно! Айдате вместе? И напорем мы этих самых яблоков — пуды! Идёт?

Мальчики оживлённо заговорили друг с другом, быстро составив что-то вроде военного совета. Нервозный сын учителя горячо убеждал товарищей в безопасности набега, а Федька слушал и трепетал от ожидания. Решили, наконец.

— Вот и превосходно! Я сейчас же там буду!

Действительно, через минуту он сидел за сараем верхом на заборе и, глядя, как по саду, крадучись, в тени веток, двигались фигуры мальчиков, руководил их действиями, громким шёпотом командуя:

— Левее берите… к малиту! Он теперь вкусный, малит-то!

Потом он спрыгнул в сад, видя, что мальчики подобрались к «малиту», подошёл к ним и, спросив: «идёт работа?» — взял учителева сына за плечи. Тот обернулся и вопросительно посмотрел на него. Федька сделал строгое лицо.

— Теперича, господа, у нас пойдёт серьёзный разговор. Вы двое бегите, а вы, Николай Николаевич, пожалуйте со мной.

Товарищи Николая Николаевича, бледного от охватившего его испуга, поняли, в чём дело, и моментально скрылись. А их товарищ попытался вырваться из рук сапожника, но понял, что это ему не удастся, и глухо прошептал:

— Отпусти, Фёдор, я тебе завтра двадцать копеек дам!

— Я ещё не обедал, а вы меня уже завтраком кормите! Не-ет, это удочка плохая! А за воровство положено наказание — тюрьма. Пожалуйте — идти!

Федька говорил громко и был строг, как Катон. Он вёл своего пленника по дорожке сада и чувствовал, как дрожит его плечо, как холодеет рука. Лицо пленника было бледно, губы беззвучно шептали что-то, он инстинктивно упирался ногами в землю, Федька подталкивал его вперёд и чувствовал, что ему жалко мальчика. Ему хотелось отпустить его, но — дипломатия! Федька очень много надежд возлагал на свой план для того, чтобы не попытаться довести его до конца.

— Извольте идти! — уговаривал он пленника очень любезно и доброжелательно. — Ничего не поделаешь… отпустить я вас не могу, а должен представить домохозяину… вот он! Здрассте, Платон Михайлыч! В то время, как вы ругаете меня разными тяжёлыми словами и гоните вон с квартиры, — я-с оберегаю ваше имущество и добро! Изволите видеть? Поймал вора-с! С поличным в руках имею честь передать его вам! Получите!

Домохозяин, сырой и толстый человек, страдавший одышкой, взял пленника за подбородок, поднял кверху его голову и грозно захрипел:

— А!.. Давно уж я… добирался…

— Вы добирались, а я подобрался — хап! И готово! Я тоже давно слежу за ними… мне ваше, Платон Михайлыч, добро дорого! Я, бывало, ночи не сплю — всё слежу. Сад моего хозяина тр-рогать не смей! Я — вот он! И я уж услежу…

— Я больше не буду… отпустите меня! — молил пленник со слезами на глазах.

— Нет… я тебя к отцу, и пусть он тебя выпорет… ага?! — хрипел Платон Михайлович, страшно вращая глазами.

— Я готов изувечить человека ради вашего спокоя! И вот — извольте видеть — поймал! — убедительно говорил Федька, вертясь ужом вокруг массивной фигуры своего хозяина.

— Спасибо! Ты и вперёд… смотри!

— Всегда согласен! — с готовностью воскликнул дипломат.

— Хотя ты тоже… ворище!

Федька выразительно пожал плечами и сказал:

— Ах, зачем опять такие тяжёлые слова!..

Их пленник горько плакал, ожидая решения своей участи. Он уже не просил отпустить его и не пытался осветить предательскую роль Федьки в этом деле.

— Я, кажется, вот показываю вам себя при всём солнышке! Зачем бы это мне гоняться за грабителями вашего сада? Иной бы на моём месте, после вашего вчерашнего разговора, ещё сам же подучил — идите, ребята, охолащивайте сад!

Тут Федька кинул косой взгляд в сторону своего пленника и, убедившись, что тот совершенно не в состоянии понимать что-либо, свободно вздохнул.

Было жарко и душно. С жирного лица Платона Михайловича обильно тёк пот, и ему надоело всё это. Он даже зевнул от истомы. Федька дипломатично замолчал, ожидая дальнейшего.

— Вот что, — сказал ему домохозяин, свирепо отдуваясь, — отведи ты этого… воришку к отцу… знаешь?

— Знаю! — кивнул головой Федька.

— И расскажи там всё…

— Понял! Это я — в момент! Извольте путешествовать за мной, молодой злодей!

Когда Федька вышел со своим спутником за ворота, он дёрнул молодого злодея за рукав, подмигнул ему и расхохотался.

— Идите вы, Коля, теперь, куда вам хочется! Настрахались? Ничего не поделаешь… дипломатия, вот в чём гвоздь. Ну, идите!

Коля не верил своему предателю. Он посмотрел на него заплаканными глазами и снова понурил голову.

— Иди-и-те, говорю! — убедительно протянул Федька и даже толкнул его в плечо.

Тогда, медленными шагами, мальчик, оглядываясь на сапожника, пошёл по панели. Федька, улыбаясь, смотрел ему вслед. Вдруг мальчик быстро наклонился, выпрямился, взмахнул рукой, и мимо головы Федьки со свистом пролетел камень. Федька дрогнул и сделал движение вперёд, но мальчик был уже далеко.

— Злой… Обиделся… — вслух сказал Федька и пошёл на свой двор.

— Ну, что? — спросил его домохозяин.

— Отвёл, и всё как следует. Сейчас его ухватили за вихры и повели пороть! — убеждённо врал Федька.

— Так и надо, — сказал домохозяин.

— А то как же? Непременно пороть! А кстати, Платон Михайлович, как вы решили с чемоданчиком-то?

— Дорого просишь…

— Нет! Но ежели желаете — полтора рубля, и зачесть это за квартиру. А остальные два с полтиной, будьте столь великодушны, подождите… Приставлю я вскорости одному приказчику головки, и получите всё до копеечки! Желаете?

— Ну… — буркнул домохозяин, — чёрт с тобой!

— Стеснения мне и угрозы выгоном вон из квартиры не будет? Превеликолепно! Ведь я, ежели говорить по совести, какой квартирант вам? Редкость! Тих и… оберегаю ваше добро, не смыкая глаз, могу сказать! Ей-богу! Хоть бы вот теперь — сколько я время потерял, ловя воров в саду и прочее такое?!

— Ну… отстань уж! За это спасибо… а всё-таки деньги за квартиру надо платить в срок…

— Да господи! Ежели бы я…

Но домовладелец, грузно покачиваясь, уже шёл в сад… Федька, улыбаясь вслед ему, подмигивал жене, смотревшей на него из окошка и тоже улыбавшейся…

Через полчаса Федька сидел за столом и, жадно глотая вчерашние щи, оживлённо и пылко говорил:

— Ум, почтенная наша мамаша и дорогая супруга, ум-с, — вот что есть главное в жизни! Дипломатию надо уметь делать с людьми. Человек на тебя с оглоблей лезет, а ты его норови дипломатией опутать… Ведь вот сегодня утром какая была моя жизнь? Хозяин меня съесть готов, супруга меня кусает, маменька жуёт… оставалось мне повеситься или сбежать! Полчаса действия моего ума, и все стали очень даже ласковы! Каково-с?

— А ты ешь, ешь, — поощряла его мать.

— Я могу и есть и говорить… И даже мне это выгоднее! Я говорю, вы меня слушаете… и не видите, что я давно уже с говядиной черпаю, а вы всё ещё пустые щи буздыряете!

И все трое за столом разразились весёлым хохотом.

Комментарии
Дипломатия

править

Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1896, номер 206, 28 июля, в разделе «Фельетон».

В собрания сочинений не включалось.

Печатается по тексту газеты «Нижегородский листок».