Февраля 6, Димитрій Донской, трагедія въ 5 актахъ, въ стихахъ, соч. г-на Озерова. Никогда и никому неприходила мысль спрашивать: откуда взято содержаніе трагедіи Димитрій? Всѣмъ извѣстно безсмертное имя Донскаго Героя, всѣмъ извѣстенъ великій подвигъ его на Куликовомъ полѣ, подъятый для освобожденія Отечества отъ ига Татарскаго. Слѣдовательно трагедія взята изъ исторіи? Казалось бы такъ, еслибъ исторія сохранила для насъ память о любви Димитрія и Ксеніи; но Великій Князь Московскій еще на пятьнадцатомъ году своего возраста, за долго до сраженія съ Мамаемъ, сочетался со дщерію Князя Суздальскаго и Нижегородскаго, Евдокіею Димитріевною, которая пережила своего супруга. И такъ любовь Великаго Князя и Княжны Ксеніи, любовь, на которой основана вся трагедія, есть ни что иное какъ, стихотворный вымыселъ, совершенно противуположный историческому свидѣтельству Сочинители трагедій обыкновенно или сами изобрѣтаютъ главное дѣйствіе, придумывая къ нему по своему произволу лица, характеры и всѣ обстоятельства, или же главное дѣйствіе, главныя лица и главные характеры заимствуютъ изъ исторіи. Въ послѣднемъ случаѣ стихотворецъ по необходимости, перемѣняетъ нѣкоторыя обстоятельства главнаго дѣйствія, чтобы дать ему драматической ходъ и правильность; но при всемъ томъ онъ никакъ не долженъ терять изъ виду историческаго правдоподобія, и какъ вѣрный подражатель натуры непремѣнно обязанъ въ строжайшей точности соблюсти нравы и обычай того времени, къ которому относятся дѣйствующія лица его трагедіи. Съ обычаями времени Димитрія Донскаго едва ли совмѣстны любовныя приключенія, болѣе приличныя рыцарскому духу странъ южныхъ. Обычаи Русскихъ, занятые y Византійскихъ Грековъ и потомъ у Татаръ, >не дозволяли Князьямъ думать о любовныхъ изъясненіяхъ, ни Княжнамъ заводить соблазнительныя знакомства. Тогдашнія дѣвицы сидѣли до замужства въ уединенныхъ теремахъ своихъ, дожидаясь той минуты, въ которую не собственной выборъ, но власть родительская назначитъ имъ суженаго. Французскіе стихотворцы ввели въ обыкновеніе даже Греческихъ героевъ представлять влюбленными, вопреки образцамъ и правиламъ древнихъ. Что пользы въ трагической любви, когда не ведетъ она къ жалости и ужасу, къ симъ главнымъ страстямъ, которыя возбуждать должна истинная трагедія? Для чего составлять трагедію изъ любовныхъ похожденій, когда они несовмѣстны съ обычаями лицъ историческихъ? Но ропотъ критики долженъ умолкнуть передъ краснорѣчивыми, удивительными стихами, находящимися въ трагедіи господина Озерова, а особливо гдѣ бояринъ Moсковской разсказываетъ объ единоборствѣ Темира съ Пересвѣтомъ и Челубея съ неизвѣстнымъ воиномъ:
Незапно сонмъ бойцовъ Татарскихъ показался.
Предъ исполинами войскъ нашихъ духъ смѣшался.
Какъ вихри бурные рожденны среди горъ,
Чрезъ степь пространную летятъ въ дремучій боръ,
И слабыя древа порывами ломаютъ,
И сосны твердыя вверхъ корнемъ исторгаютъ:
Такъ два богатыря Темиръ и Челубей,
Стремятся къ намъ въ полки чрезъ тысячи мечей.
Предъ ними страхъ бѣжитъ, и съ ними смерть летаетъ
И мертвая гряда ихъ бѣга слѣдъ являетъ.
Таковы были богатыри Татарскіе; читателю предоставляется судить о тѣхъ, которые ихъ низложили. Искусное перо иногда не описываетъ всѣхъ предметовъ, когда читатель самъ можетъ догадываться. Ничего нѣтъ вѣрнѣе картины низложенія огромнаго Челубея; кисть живописца не изобразила бы ее съ большею точностію:
Татаринъ наконецъ бросаетъ щитъ тяжелый;
И отступивъ назадъ и въ двѣ руки принявъ
Булатный длинный мечь, мечтаетъ, что напавъ
Съ разбѣга скораго, безъ хитрости воинской
Онъ раздвоитъ врага подъ силой исполинской.
Стремится къ воину; сей зритъ грозу, и ждетъ;
Ударъ уже надъ нимъ, ужь на главу падетъ;
Но воинъ отступилъ, мечь въ воздухъ ударяетъ,
И тягостью своей Ордынецъ упадаетъ:
Тутъ смертію къ землѣ на вѣки онъ приникъ.