Джеззар, паша Акрский
правитьМного было писано о Джеззаре, известном по своей жестокости, по неуважению Порты и по осаждению французами города Акры, в защищении которого он принимал весьма неважное участие. Сей тиран к радости и удовольствию дивана, умерший в мае месяце 1804-го года, занимает место в истории нашего времени. Следующее начертание жизни его взято из Дополнения к Путешествию Оливье по Востоку, недавно изданного на французском языке сим автором, и еще не переведенного на прочие европейские. Г. Оливье в предисловии к сочинению говорит: «Вступивши в провинции, принадлежавшие к начальству Джеззара, мы тотчас успели приметить, что окружающие нас произносили имя его с трепетом. Не проходило дня, чтобы нам не рассказали о новом варварском поступке, новом убийстве, новом злодеянии. Ни один тиран не пролил столько крови и с таким равнодушием, как Джеззар, паша акраский; ни один не умертвил, не изувечил более невинных, не заставил более проливать слез. Надеясь на свои богатства, сей коварный человек не боялся ни фирманов[1], ни капиджиев[2], ниже самой власти султанской, если она противилась его намерениям. Он угнетал богатых, ссужал поселян деньгами за непомерные проценты, и держал на откупе плоды полевые и прочие съестные припасы. Таким образом Джеззар беспрепятственно продолжал исполнять свои неистовства. Из сего видны и слабость султана, и развращенность дивана, и привязанность униженного народа к бедственной жизни.»
Ахмет, по прозванию Джеззар, родился в Боснии от бедных христиан. Еще в детстве обнаружились в нем дикие нравы. На семнадцатом году своего возраста он заколол одну девушку, которая не хотела отвечать на любовь его. Сей поступок заставил его бежать из отечества, наняться в матросы на одном небольшом судне, и ехать во внутренность Турецкой империи. Скоро товарищи стали гнушаться им, видя в таком молодом человеке нравы необузданные, гордость несносную, властолюбие чрезмерное. От ссоры доходило до драки, и Джеззар принужден был, оставив корабль, шататься сперва в Ромелии, потом в Натолии. Он терпел крайнюю нужду и едва не умер от голода. Столь бедное состояние заставило его продать себя одному купцу, торгующему невольниками, который с товаром своим отправлялся в Египет.
По прибытии в Каир, Джеззар переменил веру и обрезался; это однако ж не избавило его от рабства. Красивая наружность и крепкое сложение тела доставили ему счастье записаться в службу Али-бея. Тут отличился он военными дарованиями и слепым повиновением воле господина. Ему особливо поручаемы были исполнения дел кровопролитных; иногда заставляли его принести голову какого-нибудь бея, иногда удавить какого-нибудь кахефа, или сжечь какое-нибудь селение, и перерезать всех жителей. Каждой раз, когда возлагали на него подобные препоручения, неистовая радость сверкала в глазах его.
Совершив удачно и с холодною жестокостью несколько таких подвигов, он получил от своих товарищей и от самого господина наименование Джеззара, то есть убийцы или удушителя; носил его постоянно до самой смерти, и всегда гордился им. Имя Ахмета досталось ему в то время, когда он сделался магометанином.
Он скоро дослужился до кахефского чина, и мог бы, по чрезвычайной своей неустрашимости и по благосклонности Алия, со временем занять высшие достоинства, если б решился принести господину своему голову Салеба-бея, правителя Харкиегской провинции; но по неизъяснимой причине он не дерзнул исполнить сего препоручения. Али почитал Салеба своим совместником, и хотел от него как-нибудь избавиться, что скоро удалось ему сделать через подкупленных арабов, которые умертвили Салеба. Джеззар, спустя несколько дней, узнав о сем происшествии, и будучи уверен, что возбудить негодование тирана, или подпасть приговору смертной казни, было одно и то же, в 1772-м году рассудил тайно бежать из Каира, и отправился в Константинополь. В сем городе ему не посчастливилось ни в чем, потому что он не имел ни денег, ни кредита. Несколько месяцов проведши в бесполезных домогательствах, он наконец решился инде искать себе счастья, и сев на корабль, поплыл в Барут.
По прибытии в Сирию, Джеззар отправился в горы Кезруанские и предложил друзийскому эмиру, Юссефу, свои услуги. Сей князь, приняв его благосклонно, дал ему одобрительные письма к паше дамасскому, к которому Джеззар немедленно поехал и скоро был пожалован агою; причем получил под свое начальство человек более пятидесяти. Его честолюбие не удовлетворялось сим званием; несмотря на то, он решился принять его, надеясь найти средство отличить себя; случай к тому скоро представился.
Барут, один только приморский город, принадлежавший друзам, боялся нападения турков и арабов. Эмир Юссеф, желая поручить начальство над ним человеку деятельному и храброму, обратился с предложением к Джеззару, которой охотно согласился исполнить волю Юссефа. Но заняв Барут, он тотчас начал привлекать к себе солдат, а между тем отписал к Порте, что хочет ей передать вверенный ему город; еще до получения ответа из Константинополя он объявил, что кроме султана не признает никого властелином над собою.
В это самое время один арабский шейк, именем Дагер, возмутился противу Порты, овладел Галиллею и сделал Акру главным городом такой области, которая много лет с ряду противилась войскам всех соседственных пашей, и не боялась фирманов султанских. Раздраженный Юссеф прибег с просьбою к Дагеру, и заключил с ним союзный договор, которого главнейшая статья состояла в том, чтобы соединенными силами напасть на Барут, и отнять сей город у изменника Джеззара.
Немедленно по заключении сего договора, появились на берегах Сирии два российские фрегата, принадлежавшие ко флоту графа Орлова. Беспокойства, раздиравшие здешние области, были известны россиянам, которые хотели воспользоваться сим случаем. Дагер и Юссеф склонили русских напасть на Барут с моря, а сами обещались приступить к городу со стороны сухопутной, что и было исполнено. Джеззар защищался с такою неутомимою храбростью, показал такие военные дарования, что приобрел себе уважение от своих неприятелей, хотя и был принужден вступить с ними в переговоры. Дагер предложил ему свою дружбу и губернаторское место в Яффе, с условием, чтобы Джеззар защищал сей город против Порты и против всех его неприятелей. Джезззар охотно согласился на все, чего от него ни требовали.
Чрез упорное защищение города Барута он приобрел себе на Востоке великую славу; но этого было недовольно для его честолюбия. По рассчетам своей политики он легко догадался, что восьмидесяти-четырех-летний Дагер не мог долго противиться власти султана; зная также, что турецкая эскадра скоро должна была появиться на берегах Сирии, он оставил Яффу, объявил себя со стороны турков и отправился в Дамаск, где и решился дожидаться прибытия капитана-паши со флотом. Лишь только турецкий адмирал явился перед Сейдою, немедленно Джеззар предстал пред ним, донес ему о пожертвованиях своих для Порты, снискал себе его доверенность и отправился с ним к Акре, для осаждения сего города.
Дагер старался защищать Акру; но в ней господствовали беспокойства и несогласие, которые ускорили сдачу города. Старый Дагер искал спасения в бегстве, и пал мертв от выстрела неприятельского; таким образом прекратилась пагубная война, опустошавшая Сирию.
Уже давно друзы гордились своею независимостью. Прилежанием и неусыпными трудами они голые скалы сделали для себя полезными, для неприятелей непроходимыми, и не боялись внешнего нападения. Друзы многочисленностью своею и духом воинственным были страшнее, нежели мотуалисы, их соседи, жившие в долинах. По сим причинам весьма нужно было отнять у них Барут, город, которой был ключем к их горным обиталищам, местом складки ввозимых и вывозимых товаров, съестных припасов и земных произведений.
В то время губерния Сейдская весьма распространилась; она вмещала в себе города: Сейду, Соур, Акру, Каиффу, землю Саффет и плодоносные, обширные равнины Галилейские. По присоединении к ней от Юга Цезареи, а от Севера Барута, паша удобно мог противиться мужественным друзам, предприимчивым мотуалисам, непослушным наплузиянам и неукротимым арабам. Это обстоятельство не укрылось от прозорливости капитана паши Гасана; он видел, что сию губернию нужно поручить в управление человеку отважному, хитрому и предприимчивому. Джеззар имел все сии свойства; он при осаде обнаружил свое мужество и благоразумие, был явный враг Юссефа, не мог примириться с сыном Дагеровым, изменив отцу его; Порта видела в нем человека, ей искренно преданного. Капитан-паша исходатайствовал для Джеззара три бунчука, и таким образом из простого аги сделал его визирем и губернатором обширной провинции.
Джеззар, едва получив новое достоинство (в 1775-м году), тотчас начал помышлять о способах оставить Сейду и перенести резиденцию свою в Акру, исправно укрепленную Дагером. Сейда, открытая со всех сторон, не защищаемая ни стенами, ни батареями, не могла казаться местом безопасным для такого человека, которой тогда же решился утвердиться в своей губернии, хотя бы Порта и не хотела того. Честолюбие заставило его наружно помириться с эмиром Юссефом, которому он угождал, посылал богатые подарки, и даже обещал опять отдать Барут в его владение. Эмир, почитая искренними сии дружеские уверения, приехал в Акру и был сперва принят с отличными почестями и уважением; но скоро Джеззар под различными предлогами нашел средство вымучить у него большие суммы денег; а когда Юссеф хотел возвратиться домой, то насильно был удержан и не прежде получил позволение оставить Акру, как истощив все свои сокровища.
Кажется, что такой урок долженствовал бы научить эмира осторожности, и заставить его всегда удаляться от человека, который столь часто обнаруживал свое вероломство. Однако ж лукавый Джеззар, по прошествии нескольких лет, умел в другой раз заманить эмира в Акру, где ожидала его страшная участь. Его заставили выдать все свои деньги и потом под ложными предлогами измены, удавили в собственном его доме.
Неожиданная смерть Юссефа подала повод к несогласию между его наследниками; Джеззар старался питать сии беспокойства и снабдил деньгами честолюбивых искателей для составления партий между соседственными горными жителями. Мятежи более и более распространялись. Джеззар попеременно помогал то одной, то другой партии, и подкрепляя своею доверенностью, войсками и деньгами, в самом деле ослаблял их, сеял между ними дух недоверенности и уныния. Таким образом удалось ему покорить власти своей друзов и мотуалисов, и заставить их ежегодно платить тягостную подать.
Более двадцати лет он вел войну с несчастными горными жителями, сопутствуемую беспрестанными изменами, вероломством, грабежами и убийствами, которых обстоятельное описание заставило бы трепетать читателя. Джеззар редко отваживался подвергать войска свои неизвестности сражения, и редко сам предводительствовал ими. Посредством золота он всегда мог иметь шпионов и изменников, которые предварительно доносили ему об умыслах и намерениях неприятельских; противники его обыкновенно убегали, прежде нежели доходило до сражения.
Одна такая экспедиция, над которою начальствовал Селим, кайя Джеззаров, окончилась совершенным покорением друзов и мотуалисов. Джеззар столько был доволен сим завоеванием и приобретенными корыстями, что выпросил у Порты достоинство двух-бунчужного паши для Селима. Новой паша, как не трудно догадаться, был достоин своего покровителя; он не замедлил, тотчас по получении нового чина, найти себе друзей в Константинополе и составить заговор, которого была главная цель — выдать Джеззара Порте и, в награду за сию услугу, получить в управление Сирийскую губернию.
В 1789-м году, умысел сей обнаружился. Селим стоял под Сейдою с отрядом войска, вверенного ему от Джеззара, для укрощения новой партии возмутившихся друзов. Вместо нападения, Селим вступил с мятежниками в переговоры, задобрил свое войско, развернул знамена бунта, занял Сейду и, оставив там гарнизон, пошел к Акре, чтобы внезапно напасть на Джеззара.
В то самое время взбунтовалась толпа мамелюков, собственно принадлежавших Джеззару; они произвели беспокойства в Акре, наделали шуму во дворце, добирались до самого гарема, угрожали смертью своему господину, и не хотели иначе оставить город, как получив от губернатора четыреста мешков денег. Требуемая сумма была выдана мамелюкам, которые немедленно выступили из Акры для прогнания Селима.
Если б сей паша имел неустрашимость, храбрость и деятельность Джеззара, то Сирия досталась бы в руки другому тирану, которой заступил бы место прежнего так точно, как предшественники сего были подобные же ему тираны. Но Селим, управляемый жадностью к корысти, желая угодить своему войску, отдал ему город Соур на расхищение, и замедлил там многие дни, проведенные в распутстве. Потом он подступил к Акре и расположился перед воротами; решительность оставила его, когда пришло ему на мысль, что он должен иметь дело с таким человеком, которого дарования были ему известны, и перед которым он трепетал, быв его подчиненным. Наконец он ободрился, приказал осадить город и начал готовиться к приступу.
Джеззар восемь дней равнодушно смотрел со стены на приготовления неприятеля, смеялся над его неопытностью, и в восьмой день перед верными своими солдатами поклялся, что прежде восхождения солнца мятежник получит достойное наказание. В наступившую ночь он выходит из города с немногим числом отборных солдат и с двумя пушками, и с быстротою молнии нападает на спящие войска, которые, приведены будучи в крайнее замешательство, рассыпаются, бегут, и не слушают своего начальника, и через несколько минут оставляют в добычу счастливом Джеззару оружие, палатки и весь обоз. Победитель, не удовольствуясь добычею, погнался за убегающими, многих из них умертвил и по наступлении уже дня торжественно возвратился в город.
Селим, убежав к друзам, тщетно старался собрать рассыпанных солдат своих и составить войско. Его поведение не могло в солдатах поселить охоты вновь сражаться за него, ниже заставить горных жителей снабдить его съестными припасами. Тем более торжествовал его противник, которого одержанная победа почиталась чудом сверхъестественным, и с которым никто уже не осмеливался ссориться. Наконец Селим отправился в Константинополь, куда он был позван для отдания отчета в своем поведении.
Нельзя не упомянуть здесь об одном достопамятном происшествии, которое было очевидно причиною к изгнанию французских промышленников из Акры и Сейды. Селим, перед походом своим к Акре, отдал девятнадцать мешков золота на сбережение французскому, находившемуся в Сейде, вице-консулу, который охотно желал бы отклонить сие предложение, но не мог решиться оскорбить человека, управлявшего городом, имевшего многочисленное войско в своих повелениях и готовившегося подступить к Акре, городу почти не укрепленному солдатами. Селим наружно казался другом французов и поклялся защищать их торговлю; напротив того Джеззар, который все съестные потребности держал на откупе, и ссужал промышленников и поселян деньгами за непомерные проценты, не любил купцов, равномерно недовольных его алчным корыстолюбием; он беспрестанно грозился лишить их имения и жизни; притом же известно, что он много раз готов был выгнать французских купцов из своей провинции, и что одно опасение раздражить Порту удерживало его от сего поступка. По сей причине вице-консул, по рассчетам благоразумия и для выгод своей нации, принужден был взять деньги на сохранение, о чем Джеззар — если бы Селиму удалось победить его, как вообще надеялись — ни от кого не мог бы уведомиться. Однако ж судьба определила иначе.
Селим, перед отъездом в Константинополь, послал к вице-консулу нарочного с письмом, в котором только сказано было, чтобы он вручителю, не названному по имени, «отдал известную вещь, полученную им в палатке французского драгомана». Письмо сие досталось в руки Джеззара, который написанные в нем слова растолковал по-своему, то есть, будто французские купцы сделали с неприятелями заговор против его особы, и будто они обещались снабдить мятежников деньгами и амунициею.
С того времени Джеззар не говорил иначе о французах, как с презрением и ругательствами, угрожая всех их лишить жизни. Множество подслушивателей ходили по следам за невинными купцами, и выговоренные ими, ничего не значущие слова доносили тирану, прибавляя к ним ложные объяснения — подобно всем доносчикам, которые по найму клевещут на других перед своими покровителями, желающими умножить число виновных. Торговля была стеснена, цена товарам назначена произвольная, подати наложены самые тягостные, а к довершению несчастия, гнусным бездельникам позволено ругаться над людьми почтенными, по тому только, что они не нравились человеку, имеющему власть награждать и наказывать.
Один случай заставил Джеззара отложить на несколько времени исполнение своего мщения. Французский фрегат, начальствуемый г-м Параде, в 1790-м году остановился на рейде перед Акрою. Но лишь только фрегат ушел опять в море, Джеззар дал полную свободу своей ярости. В следствие указа султанского, он должен был возвратить назаретским монахам знатную денежную сумму, которую у них взял насильным образом. Изверг, вместо того, чтоб исполнить повеление своего государя, приказал удавить драгомана сиих монахов; спустя потом несколько дней, 6-го октября 1790-го года велел объявить французскому консулу, чтобы он выехал из провинции. Консул отправился в Яффу, куда скоро потом собрались все купцы, равномерно выгнанные из Акры. Паша перед отъездом их отобрал к себе ключи от амбаров и комнат, и позволил им взять с собою только некоторые необходимо нужные вещи. Он также приказал срубить дерево, стоявшее перед консульским домом с национальным флагом, разграбить христианскую церковь, и потом срыть ее до основания.
Сей человек, рожденный для несчастья Сирии, не скрывал жадности своей к кровопролитию и гнусного корыстолюбия с тех пор, когда сделался губернатором города Барута. Небесполезно было бы подробно описать все обстоятельства его жестокости, чтобы показать, до какой степени человек, одаренный необыкновенным характером и с пылкими страстями, может употреблять во зло власть, ему вверенную, или им себе присвоенную. Из того можно было бы увидеть, что человек, воспитанный в невежестве и образованный для рабства, терпеливо несет тяжкое иго, не стараясь свергнуть его с плеч своих, и что такой человек смотрит равнодушно на соседов, друзей и родственников своих, влекомых на мучительную казнь, не отваживаясь для их избавления подвергать опасности жизнь свою, несмотря на то, что она и без того находится всегда в опасности.
Я упомяну здесь только о некоторых происшествиях, обнаруживающих зверскую жестокость Джеззара; этого будет довольно для определения ему в истории места, им заслуженного. Потом слегка изображу главнейшие физические и моральные черты сего необыкновенного человека.
При осаждении Барута в один день захвачено в плен множество неприятелей; Джеззар велел привести их к себе, и живых обкласть кирпичами, оставляя головы и руки несчастных для того, чтобы солдатам можно было бранью и насмешками мучить их до последнего издыхания. Связанные руки их употребляемы были вместо конюшенных лошадей.
Один молодой невольник, любимый Джеззаром, по легкомыслию своему, сделал какой то неважной проступок, не заслуживавший внимания. Паша, которой по несчастью в то время был невесел, яростно закричал: «позовите сюда бездельника!» Мальчик является, и испугавшись дикого взора своего господина, с трепетом просит извинения. Тиран, помолчав несколько времени, произносит ужасной приговор: «заколите его сей час, перед моими глазами!» Окружавшие малелюки стояли подобно окаменелым; ни один из них не осмелился поднять руку на ребенка, любимого их повелителем. Вдруг раздался громовой голос: «Подлые трусы! для чего вы не повинуетесь? колите!» Никто не смел тронуться с места. Джеззар в бешенстве встает и подбегает к мальчику. Все мамелюки падают на колена. Тиран останавливается, принимает спокойный вид, бросает взор на жертву свою, вынимает кинжал — и вонзает его по самый ефес в грудь ребенка.
Иногда злодею приходило в голову, что какой-нибудь житель губернии имел деньги; он призывал его к себе и требовал известной суммы, большей или меньшей, смотря по его мнимому богатству. Если принуждаемый медлил или не мог заплатить требуемого количества, в таком случае Джеззар приказывал без пощады бить его палками по пятам и по брюху; ежели несчастный упорно стоял в том, что ничего не имеет, тогда тиран отрезывал ему нос и уши, выкалывал глаза, а часто осуждал на смерть мучительную. Не получив ничего от жителя, он призывал жену его, и требовал чтобы она объявила, где спрятаны деньги, в противном случае Джеззар приказывал давить в тисках несчастную до тех пор, пока она лишалась жизни в сих адских муках.
Джеззар, узнав, что неистовые мамелюки — во время случившегося возмущения, о котором упомянуто выше — ворвались в гарем его, растерялся от ревности и воспламенился такою яростью, которая совершенно походила на бешенство. Он приказал умертвить всех женщин; хотя большая часть из них спаслась бегством, однако ж осталось еще много для удовлетворения зверского мщения.
Каждая из несчастных осуждена была претерпеть особенный род казни. Некрасивые и старухи кучами накладены были на лодки, отвезены на открытое море и брошены в воду; другие зашиты были в кожаные мешки и утоплены в Акрском заливе. Иных заставляли терпеть жесточайшие муки, потом живых бросали в глубокий колодезь — могилу многих знатнейших чиновников — из которого выходил заразительный пар от гниющих трупов. Молодых и пригожих сам, Джеззар уродовал без милосердия.
В числе сих несчастных находилась одна женщина, красоты очаровательной, младшая всех прочих и более любимая своим повелителем. Джеззар определил ей умереть после всех, и назначил день для совершения казни. По наступлении срока, изверг с одним из своих наперсников пошел в отдаленнейшую комнату чертогов, приказав вести туда невинную жертву. Лишь только она явилась, тиран, подняв кинжал, закричал: «Несчастная! признайся в твоем преступлении! Не правда ли, что ты обманула меня?» Красавица, не могши держаться на ногах от ужаса, упала на руки Джеззарова наперсника и слабым голосом отвечала: «нет, господин! я не обманывала тебя.» — Вероломная! вскричал яростный тиран: ты должна быть наказана за свое злодейство! — и с последним словом отрубил ей обе поднятые вверх руки. Этого не довольно. Джеззар еще двумя у дарами отделил сосцы от груди ее. Наперсник тирана, пораженный сим зрелищем, вскрикивает от ужаса и опускает на землю умирающую жертву. Джеззар с зверскою радостью смотрит на лиющуюся кровь своей любезной, снова вынимает кинжал и многими ударами лишает ее жизни.
Сердце обливается кровью, при изображении столь неслыханной жестокости. Но печальной долг историка налагает на меня обязанность упомянуть еще об одном происшествии.
В 1791-м году Джеззар отправился в Мекку в качестве эмира-гаджи или начальника над путешествующими поклонниками. Чтобы увеличить важность набожного путешествия и чтобы загладить некоторые грехи, в которых он по прибытии в священный храм торжественно покаялся, изверг произнес обет — умертвить известное число христиан. Возвратясь в Акру, он тотчас начал помышлять об исполнении своего обещания; приказал в назначенной день наполнить двор свой людьми разного звания и возраста. Солдаты рассыпались по городу и с палками в руках сгоняли ко дворцу без изъятия всех попадавшихся на встречу; некоторые из них ходили по домам и увлекали с собою стариков и детей, которые в ужасе недоумевали, что хотят с ними делать на дворе тирана.
Джеззар явился на балконе; лице его было спокойно, но дикие взоры его устрашали тех, которые не привыкли к ним. Спустя минуту, он сходит вниз, будучи сопровождаем немногими солдатами, и не имея при себе никакого оружия; равнодушно подходит к народной толпе, приказывает разделить ее на разные части, осматривает каждую порознь, выбирает из каждого отделения по нескольку человек, говоря, что "на лбу у них написано, будто им недолго остается жить на свете, " и отводит выбранных на особливое место; прочим велено было удалиться. Число осужденных жертв простиралось до пятидесяти семи человек, матросов, промышленников, водоносов и купцов. Они были перевязаны, выведены за город и умерщвлены; тела их брошены на снедение собакам и хищным птицам.
Вот изображение человека, умершего почти семидесяти лет от роду. За истину сих происшествий ручаются многие французы и греки, которые лично знали Джеззара и имели с ним сношения.
Джеззар был роста высокого; имел сложение крепкое, стан правильной, физиономию умную и живую, взор дикий и глаза огненные. Он был отважен, дерзок, неутомим, вспыльчив, воздержен, непримирим и часто притворен. Будучи искусен во всех телесных упражнениях, он сохранил ловкость в оборотах до старости, умел управлять саблею и огнестрельным оружием, ездить на дромадере и укрощать диких лошадей. В самых трудных и опасных обстоятельствах он немедленно решался на то или на другое, и всегда с успехом оканчивал свои предприятия, как при нападении, так и при защищении; к чему более всего способствовали его храбрость, неустрашимость и поспешность.
Этот необыкновенной человек равно и в важных предприятиях и в мелочах не уступал хитрецам, самым искусным. Он был словоохотен; в продолжение разговора попеременно переходил от занимательных предметов до малозначущих подробностей, от важных материй до замысловатых шуток, и изъяснялся с такою ясностью, с такою определенностью, с такою точностью, которые доказывали, что все в голове его расположено было удивительным образом. Он почти в одно и то же время отдавал приказания, относящиеся до управления провинции, до крепостных и других строений, чертил план похода, располагал кораблестроением, садил цветы, выдумывал наряды для жен своих, и рисовал образчики для швей.
Он был весьма прост в нравах и часто обходился без чинов с акрскими жителями; казался сострадательным и сам раздавал больным лекарства, которые считал для них полезными. Иногда допускал к себе несчастных, дозволял им при себе садиться, утешал их, и собственными руками наделял их пищею; в его чертогах беспрестанно стояли на огне котлы с сарацинским пшеном для бедных; кроме того, он еженедельно раздавал деньги неимущим. Несмотря на такую щедрость, Джеззар умел осведомляться, у кого сколько денег. Никто еще не позволял себе наживаться столь несправедливым образом.
Сей тиран, подобно всем властолюбцам, не гнушался ласкательством; подобно всем невеждам, он не умел различать подлой лести от похвалы заслуженной. Ему всегда было приятно обонять запах такого курения, в котором никогда не было недостатка. Все искатели его милостей, узнав в нем сию слабость, употребили ее в свою пользу.
Этот Джеззар, насмехавшийся надо всем священным, не уважавший никаких законов; кроме собственных прихотей и своенравия, управляемый страстями, не обуздываемый ничем — кроме невозможности, этот человек был прилеплен к грубейшим предрассудкам суеверия, ко всем заблуждениям черни. Он в одно и то же время исполнял многие правила, предписываемые разными религиями, христианскою и магометанскою; призывал бесов, чародействовал и советовался со звездами. Он спрашивал мнения у монахов и дервишей, у пасторов и иманов, у колдунов и звездотолкователей, у врачей и шарлатанов, у всех вместе и у каждого порознь, о мелочах и о важных приключениях. Вероятно, что сей коварный человек таким образом поступал, с намерением действовать на умы народа невежественного и суеверного. Джеззар распустил о себе слухи, что он колдун, что, по знакомству с добрыми и злыми духами, может узнавать человеческие мысли, что с помощью сих духов может превратить в прах всех своих недоброжелателей и исполнить все свои намерения и предприятия. Не только жители Сирии и гор Ливанских уверены были в силе чародейств Джеззаровых, но даже в Дамаске, в Алеппо и в Багдаде, боялись его и не сомневались в чудесном его всемогуществе.
Таков был сей паша, который в наше уже время, по окончании войны революционной, владел южною и западною Сириею. Из описания его жизни видно, что натура произвела его на свет человеком необыкновенным. Может быть с помощью хорошего воспитания, под руководством мудрого наставника, он был бы великим человеком; но по стечению несчастных обстоятельств Джеззар сделался злодеем, тираном, новым Фаларидом.
Оливье Г. А. Джеззар, паша Акрский: (Из нем. журн.) / [Из Дополнения к Путешествию Г. А. Оливье по Востоку; Пер. М. Т. Каченовского] // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 20, N 6. — С. 134-161.