Карл Радек. Портреты и памфлеты. Том второй
Государственное издательство «Художественная литература», 1934
ДЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО
править«День школы» имеет задачей повернуть все общественное мнение Союза к школе, как к мощному рычагу социалистического строительства. Это требует не только того, чтобы широчайшие круги рабочих и колхозников поняли значение всеобщего обучения, значение политехнизма, но чтобы они поняли все своеобразие советской школы, советских методов воспитания. Без учета социалистического характера воспитания, т. е. того нового, что создала революция в области школы, советская общественность не может принести посильную помощь школе. Наша педагогическая литература гораздо богаче, чем представляют себе коммунисты не-педагоги. Она находится еще в большом процессе брожения, она вырабатывает детально свои методы, но всякий, кто с ней знакомится, чувствует, что марксисты-педагоги подготовляют мощную идейную базу для тех громаднейших побед, которые мы начинаем одерживать на фронте школы. Когда в ближайшие годы после проведения пятилетки мы сумеем бросить на школьное строительство миллионы тонн чугуна, соответствующее количество Кирпича, леса, мы сумеем подвести более крепкий производственный базис под воспитание, чем мы это делаем теперь. Для этой базы надо подготовить массовую надстройку общественного сознания. Но широкие круги рабочих и колхозников, к сожалению, не имеют доступа к серьезной педагогической книге, а наша популярная педагогическая Литература очень бедна, хорошего, массового педагогического журнала нет. Мы, родители-коммунисты, к сожалению не понимаем всего грандиозного значения тех процессов, которые происходят в детском мире.
Обыкновенно надо испытать личные затруднения с воспитанием собственного ребенка, чтобы начать более внимательно присматриваться к тому, что делается в советской школе, что делается в мире детей. Пишущий эти слова не лучше других родителей-коммунистов, но так как мне пришлось, благодаря вышеуказанным причинам, хоть немного присмотреться к тому, что происходит между школой, домом, заводом и детским миром, немного поговорить со сведущими товарищами, почитать новую педагогическую литературу, то пусть мне будет позволено поделиться с советской общественностью тем, что я понял в процессах, происходящих на этом большом поле сражения коммунизма с остатками капитализма.
Раньше все было очень просто или казалось простым. Родители командовали, а дети должны были слушаться. Чем послушнее был ребенок, тем он считался лучше. Ребенок воспитывался в убеждении, что он — ничто, а взрослые — все. Его учили повиноваться учителям, которые представлялись в качестве высшего авторитета. Даже в’тех случаях, когда ребенок принадлежал к угнетаемым классам или национальностям, родители его, относясь к учителю с недоверием, учили ребенка видеть в учителе пусть враждебную, но мощную силу, которой надо повиноваться. Авторитет учителей и родителей — вот что было основой воспитания, как его себе представляли взрослые.
Рычаг же воспитания был частный интерес — «будущее» ребенка. Правда, говорили об отечестве и всяких общих принципах, но на деле ребенок чувствовал, что он учится для того, чтобы суметь заработать свой кусок хлеба, или если речь шла о детях имущих, приготовиться к высоким постам.
Если из методов воспитания, которые применяет Дуров к своим зверюшкам, отбросить большую человеческую доброту Дурова, отказавшегося от применения грубого насилия по отношению к воспитываемым животным, если вспомнить, как Дуров за всякое удачное исполнение приказа немедленно дает моржам рыбку, то мы имеем символ старого воспитания.
Ну, и вот первое, что надо понять, это — что рухнул авторитет родителей и учителей. Это не значит, что данный ребенок не любит своего отца или мать, если они к нему внимательны, или что он не может привязаться к хорошему учителю. Понятно, что подобное утверждение было бы смешным. Но ребенок слушается отца или мать, данного учителя, если они хороши и внимательны. Мне приходилось разговаривать об этом вопросе со значительным количеством детей. Они защищали общий тезис, что дети вообще не должны слушаться родителей.
Отец Нины учит ее ругать других детей «жиденятами». Разве Нина должна слушаться своего отца? — спрашивают дети. Но ведь не все родители отсталые, есть родители-коммунисты, разве их не надо слушаться? — спрашивал я. Но отец Маруси — коммунист, а бьет ее маму и пьет. Девчонки рассказывают, что Марусе приходилось на него жаловаться не только в милицию, но и в районную контрольную комиссию (они знают все ходы и выходы, все учреждения, которые могут защитить их интересы!). Но ведь таких коммунистов, которые бьют жен, немного, они — исключение — ответил я. Да, но у многих коммунистических детей отец уходит утром на работу, приходит поздно вечером, мать тоже очень занята, мало занимается ребятишками. Родители не знают, чем ребенок дышит, что его волнует, часто отвечают нетерпеливо, и ребята не видят в них высшего авторитета. При более внимательном отношении ребенок родителей-коммунистов, пытающихся по отношению к нему быть действительно коммунистами, относится к ним с доверием, но и это доверие к ним не делает его беззаботным. Он не чувствует в родителях последнего верного прибежища. Дети знают, что теперь очень много случаев развода родителей, и семья в их глазах перестала быть твердой базой их будущего.
А учителя? Самые маленькие ребята знают, что высший авторитет в стране — коммунистическая партия. Мерило общественной стоимости человека для них в том, партиец он или нет, как он исполняет свои партийные обязанности. Они знают, что господствующий класс, это — рабочие класс, и не могут не знать всего этого, ибо дело идет не об абстрактных суждениях и оценках, а об общей структуре общества, которая выражается ежедневно в десятках фактов, действующих на ребенка.
Громадное большинство учителей — беспартийные, а про более старых учителей дети знают, что они учили и при царе. Многие учителя и сегодня, даже при лучшем желании, не могут скрыть от детей, что они не целиком включились в строительство социализма. «Они все говорят: революция, революция, а почему они не партийные?» — говорили мне дети. Я отвечал им, что мы не можем отказаться от старых учителей, что мы их перевоспитываем. Говорил им, что партия — организация передовых рабочих, не всех принимает, и не всякий учитель, который и хотел бы стать членом партии, может в нее попасть. «Значит партия его не считает передовым, так почему же его слова должны быть законом?» — говорят дети. На это нечего ответить ребенку. Нельзя от ребят требовать безоговорочного послушания учителям, как нельзя требовать от рабочего безоговорочного доверия к инженерам. То, что рабочий — взрослый, а ребенок — ребенок, ничуть не меняет положения. Ребенок тоже смотрит открытыми глазами и тоже своей маленькой головой продумывает то, что видит.
Требования, которые выдвигают некоторые учителя, чтобы дом, семья оказывали им полную поддержку, солидаризуясь с их решениями, невыполнимы. Есть прекрасные беспартийные учителя, заслуживающие полной поддержки. Но и есть учителя, которые принимают решения и часто совершают действия, которые нам, коммунистам, нельзя покрывать. Но даже если бы мы и попытались это сделать, дети все равно не слушались бы безоговорочно.
Так где же авторитет, без которого воспитание невозможно, и где же главный рычаг этого воспитания?
Мне пришлось за последние 3-4 месяца побывать в ряде наших школ, слышать оценку их из уст детей, присматриваться к положению, в разных группах, и все это убедило меня в одном — только там, где существуют хорошие пионеротряды, где существуют крепкие детские ученические организации, только там налицо основной рычаг, основная база, которая позволяет воздействовать на детей.
Мы всегда понимали значение пионеротряда, как орудия политического влияния на детей, но всей серьезности значения пионеротрядов и пионерской работы даже мы, коммунисты, не понимаем, как это доказывает очень слабое обслуживание пионерского движения комсомолом, партией и всеми нами — коммунистами. Но я сразу добавляю — центр вопроса не в агитации пионеротрядов, хотя хорошее объяснение детям того, что происходит на их глазах, имеет колоссальное значение. Жизнь наша полна еще противоречий, и самому ребенку трудно справиться со многими вопросами. Есть даже родители-коммунисты, которые жалуются на перегрузку детских мозгов политикой. Но попробуйте изолировать ребят от таких событий, как процесс вредителей. Среди детей, которых я знаю, помилование вредителей вызвало целую бурю негодования. Как же это: предали страну, хотели обречь на голод рабочих и крестьян и не были расстреляны? Ребенок — не диалектик. Только жизнь учит диалектике. Он хочет простых указаний, ибо он хочет точно знать, что правильно и что неправильно, а для суждения о решениях ВЦИК у него было только убеждение, что вредительство есть величайшее общественное преступление и что против вредительства общество должно защищаться. Ему трудно понять аргумент о колебании мелкобуржуазных слоев, из которых рекрутируется большинство спецов, аргумент о необходимости использования технического знания, оставленного прошлым, и десятки других практических аргументов, заставивших ВЦИК помиловать многих вредителей. Помощь пионеротряда, правильная его пропаганда здесь имеют неоценимое значение.
Ребенок сталкивается с еще более основными вопросами, на которые не может ответить, которые требуют помощи товарищей, способных показать ему всю сложность вопросов революции. Все ребята видят существующее еще при советской власти неравенство. И чем горячее ребенок принимает основные идеи коммунизма, тем острее он ощущает это неравенство. А объяснить ему, что материальное неравенство не может исчезнуть, пока, не исчезнут классы, что мы, победив буржуазию, еще окончательно не ликвидировали классы, объяснить ему неравенство, вытекающее из разделения труда на умственный и физический и т. д. и т. д. — все это требует хорошо руководимого пионеротряда, который ближе к комсомолу, ближе к партии, чем учительство.
Но как бы ни было огромно значение этого воспитания, не менее, а может, и более важным является факт, что пионерорганизация является детским коллективом, в котором дети ведут между собой споры, обсуждают вопросы, учатся подчиниться коллективу, вырабатывают дисциплину и действуют сообща. Дисциплинирующее значение пионерского отряда — один из решающих моментов нового воспитания. Детская общественность судит тех, кто ломает ее законы. Если эта детская общественность хорошо организована, если в ней есть твердое ядро убежденных пионеров, то общественный приговор имеет неслыханное значение для ребенка. Учителя, которые думают, что ребенок боится палки или школьного наказания, а не будет бояться приговора своих товарищей, — слепые люди. Физического наказания ребенок теперь вообще не боится, ибо он знает, что советская власть не допускает физического наказания, что оно является преступлением, наказуемым советской властью. Наказание со стороны учителей морально не авторитетно, ибо ребята вообще считают, что старшим легко выносить им, маленьким, приговоры, никакой справедливости они в этом не видят. Но если приговор выносят собственные товарищи и если товарищи авторитетны, то сила этого приговора громадна. Где дети не считаются с приговором своих товарищей, не зная отряда, можно быть уверенным, что он не имеет авторитетного ядра, что ребятишки, так же мало дисциплинированные, как провинившийся, приговорили своего товарища, пользуясь тем, что попался он, а не они. Не видя морального веса этого приговора, ребенок принимает его легко. Там же, где есть крепко сколоченное пионерское ядро, приговор его силен, там ребенка заставляют подчиняться, учат его понимать, что он не индивид, что он не «свободный атом», делающий, что хочет, могущий итти на конфликт с обществом, а что он — член общества, обязанный ему подчиняться. Школа, в которой пионердвижение в загоне, это — школа, в которой разваливается дисциплина, понижается успеваемость, растет одичание детей, учащаются драки. Школа без пионерского отряда и ученических организаций, душой которых должны быть пионеры, есть школа без стержня. Кто этого не понял, кто ищет изжития школьных неурядиц путем перевода детей из одного коллектива в другой, путем наказания за «хулиганские» выходки, являющиеся в большинстве случаев результатом неиспользования энергии детей школой, за неуспеваемость, кто вообще переносит центр тяжести в деле улучшения школы на одного ребенка, а не на коллектив, тот не только не может добиться цели, к которой стремится, но на деле приносит вред, сбивая себя и других с единственного пути, ведущего к хорошей коммунистической школе.
Не только учителя, но и мы, коммунисты, недооцениваем в этом смысле значения пионерработы и самоуправления детей при помощи ученических организаций. Мне приходилось видеть не только чудовищное непонимание этого вопроса со стороны руководителей школ, на словах признающих значение пионеротрядов, но на деле борющихся с болезнями доверенной им школы путем морального остракизма, направленного против определенных детей, но мне приходилось слышать доклады по обследованию школ целым отрядом коммунистов, которые все обследовали, только не ученические организации и не работу пионеротрядов.
Тут нужен крутой перелом, тут нужна большая работа партии, в первую очередь над нами, коммунистами, а затем над остальным населением, ибо тут дело идет о стержне всей нашей воспитательной системы.
А теперь вопрос: что такое хороший пионерский отряд? Девочка-пионерка, ребенок интеллигентный, очень развитая, бегает без пионерского галстука. — Почему ты без пионерского галстука? Ведь ты пионерка? — Какие мы пионеры? — Как это, какие? — А что мы делаем?-- отвечает мне ребенок. Я был глубоко поражен. Отвечаю, — делаете то, что делают все пионеры. — В прошлом году, — отвечает мне ребенок, — мы собрали мешки для уборки хлеба, а в этом году всего написали письмо немецким пионерам, ждем ответа и вырезаем из «Пионерской правды» статьи.
Я был ошеломлен: ребенок дал важнейший критерий работы пионеротряда. Ребенок не только хочет, чтобы ему объяснили события, не только хочет совместных игр, маршей, выступлений, он хочет делать общественно-полезное дело. И тут мы подходим к сердцевине всего вопроса о коммунистическом воспитании детей, и тут мы подходим к величайшей революции, проделанной коммунистической мыслью не только в теории, педагогики. Тут мы подходим к величайшему коренному росту социалистической общественности снизу.
Вся наша общественная атмосфера насыщена идеологией труда. Пятилетка! Что она представляет собой? Великую программу труда, к выполнению которой зовут партия и правительство через все громкоговорители, прессу, радио, кино, театры, путем уличной агитации… Для выполнения этой программы партия и правительство пускают в ход тысячи рычагов. Все, что есть дельного, мужественного в советских народных массах, — все это имеет величайшую веру в труд, веру, ставшую тем, что отличает передового человека от отсталого. Ребенок ежедневно, ежечасно слышит о том, что мы с большим трудом создаем новое общество, слышит о том, что тот, кто трудится, тот, кто помогает провести пятилетку, — человек, а кто не помогает в этом великом деле, тот — враг и паразит. И разве удивительно, что ребенок начинает применять к себе эти критерии, что он откликается на великий зов страны? Наше будущее зависит от того, насколько сильно откликнутся на пятилетку сердца десятков миллионов детей, ибо дело идет не о единовременном усилии, которое кончится через несколько лет, когда мы проведем до конца первую и вторую пятилетки. Дело коммунизма, это — дело создания радостно трудящегося общества. Можем ли мы сказать ребенку: «Ты — маленький, ты ничего не можешь делать. Ты учись, соревнуйся в грамоте, чтобы в будущем ты мог хорошо трудиться»? Нет не можем мы этого ему сказать, ибо это означало бы оттолкнуть маленькую ручку и горячее детское сердце, тянущееся к великой стройке новой жизни. Это было бы глубокой неправдой, потому что он, маленький, может помочь делу пятилетки. Есть тысячи общественно-полезных дел, которые может сделать детский коллектив, немного окрепший, и организовать это дело — означает тысячекратно усилить рычаг воспитания, соревнования в учебе, соревнования в дисциплине.
Партия в программе своей, как стальным резцом, врезала в нашу мысль великое учение Оуэна и Маркса о значении труда в воспитании, о необходимости политехнического воспитания детей, подготовки их с детства к общественному труду, и именно этот вопрос ребенка: «что мы делаем?», показывает, что партия гениально учла рычаги воспитания детей при коммунизме.
Первый политехнический съезд, споры в рядах коммунистов-педагогов о политехнизации показывают нам все трудности проведения в жизнь великих требований нашей партии, программы великих заветов Ленина, который так глубоко понимал вопросы воспитания, хотя и не был педагогом-специалистом, потому что был великим коммунистом, глубоко верящим в победу коммунизма, и поэтому стремился, глубоко продумать все рычаги коммунизма.
Политехнизация встречает затруднения, которые она будет преодолевать по мере роста нашей промышленности, роста совхозной и колхозной базы, по мере базирования воспитания на действительном труде. Но было бы преступлением считать, что до момента, когда мы сумеем создать, действительные школы-фабрики и школы-совхозы, надо удовлетворяться тем, что есть. Опыт того, что я видел, говорит мне, что, улучшая производственную базу и метода, политехнизации, надо учесть уже теперь самцм тщательным образом следующее: ребенок не должен просто учиться труду во имя того, что он будет в будущем что-то делать, Он должен уже теперь делать полезные вещи, ибо нет более сильного стимула для его политехнической учебы, чем общественно-полезный труд, хотя бы в маленьком масштабе. Пусть школы, пусть пионеротряды займутся этой организацией общественно-полезного труда: пусть ребенок видит, что и он создает новую жизнь, пусть он чувствует себя, не просто на содержании обществу, пусть он чувствует, что и он что-то создает, помогая этим обществу.
Тем, новым в мире наших детей, что можно просто нащупать рукой, является рост общественного сознания, понимания, что человек живет не для себя, а для общества, которое его создало. В этом все отличие мира наших детей, от детского мира капитализма. Общественный труд — рычаг воспитания детей. Детское общество, как молодое человеческое общество, — вот авторитет, помогающий преодолеть, антиобщественные явления среди детей. Я не утверждаю, что весь детский мир СССР представляет собой уже сложившееся новое социалистическое общество, остатки капитализма живы в нашей экономике, живы еще в сознании взрослых, и они не могут не существовать в быту, в психологии детей. Но новое — это не просто ростки. Точно так же, как в советской экономике социалистический сектор начинает побеждать, точно так же, как мы основываем фундамент социализма, растет снизу социалистическое детское общество.
Только поняв это, мы сумеем взяться с величайшим энтузиазмом, с величайшей верой за школьное дело, за стройку социалистической школы. Эта школа даст нам новое социалистическое поколение, которое сумеет завершить дело Октября.
Июнь 1932 г.