Борис Садовской править
ДЕТИ ДЬЯВОЛА править
I править
Майор фон Гильденштубе служил начальником крепостного гарнизона в Ойхе, одной из немецких колоний на юге Африки.
Третий год уже проводил майор в глухом и диком местечке, где, подле громадных крепостных зданий, ютились на берегу реки убогие тростниковые шалаши туземцев-негров. В будущем майор пока не предвидел никакого повышения и никаких перемен. В деревушке не было ни дела, ни развлечений. Даже женщин нельзя было найти в этой проклятой глуши; имелись здесь, правда, негритянки, но от них, во-первых, отвратительно пахло, а потом, разве негры люди?
Сегодня майор особенно был не в духе.
В это утро ему минуло тридцать семь лет. Боже! Подумать только, что лучшие годы проходят зря в дебрях далекой Африки! Здесь он даже не может ничем ознаменовать день своего рождения, как то бывало в Берлине. Единственным собеседником его и гостем является здесь все тот же лейтенант Фурст, придурковатый и длинный малый с моноклем в левом глазу, а развлечение все состоит в том, чтобы, сидя на террасе, нить с этим лейтенантом коньяк. А когда в Берлине! Обед с товарищами-гвардейцами, вечерняя попойка к кафе, плясунья Матильда, гром музыки, веселящаяся толпа…
Фон Гильденштубе досадливо крякнул и, чокнувшись с долговязым лейтенантом, проглотил девятую рюмку коньяку.
— Скучно здесь, любезный Фурст, — заметил он, поводя выпученными на красном лице белесыми глазами. И обсосал лимон.
— Скучно, господин майор, — согласился и Фурст, блеснув моноклем.
— Что бы нам такое изобрести, а?..
— В прошлом году, ежели припомните, мы расстреляли негра за то, что он забрался без спроса в крепостной склад; все-таки было небольшое развлеченье.
— Да, помню, конечно, — оживился майор. — Еще фельдфебель Ганс говорил мне тогда, что изобрел особый динамитный патрон и предлагал лучше взорвать им преступника, чем даром тратить казенный порох. Уверял, что негритянскую башку разорвет мгновенно, как бомбу. Жаль тогда я не согласился, надо бы было испробовать.
— Хоть бы напал на нас кто-нибудь, что ли!
Офицеры зевнули и выпили еще по рюмке. Оба томились и изнывали от скуки.
II править
Фельдфебель Ганс вытянулся на пороге.
— Что случилось? — спросил лениво майор.
— Преступник пойман.
— Какой преступник? Что такое?.. — Майор запрокинулся в плетеном кресле, а лейтенант вскинул стекляшку в левый глаз и окинул фельдфебеля начальственным взором.
Образцовый служака, в сажень ростом, со вздернутыми усами, Ганс оставался невозмутимым.
— Какой-то негр забрел нынче за черту крепостных построек и пойман мною на месте, — доложил он, глядя спокойно в глаза начальнику.
— Не угодно ли будет господину майору решить, подлежит ли преступник военному суду?
— О да, конечно, конечно, будем судить. Пришли его сюда.
Фельдфебель звякнул шпорами налево кругом.
— Что за умница у меня этот Ганс, — вполголоса заметил фон Гильденштубе.
— Золотой человек, — поддакнул лейтенант Фурст.
Двое солдат с ружьями ввели молодого негра. Он одет был в холщовые клетчатые панталоны и держал в руках соломенную шляпу с продухом и большими полями. Черное скуластое лицо его побледнело и казалось оливковым, толстые губы слегка дрожали.
— Как ты попал в крепость и зачем? — сурово спросил майор.
— Я, господин, не здешний, — торопливо отвечал негр, вздрогнув, — я шел с заработков из Аксума проведать мою больную тетку в деревню Ойхе и случайно забрел в ваш лагерь. Прикажите отпустить меня, господин, я спешу, а то старушка, пожалуй, умрет без меня.
Фон Гильденштубе знаком отослал солдат и поглядел на преступника. Невинность его была очевидна. Однако в расчеты майора не входило отпустить пленника даром.
— По закону ты подлежишь смерти, — сказал он веско, — но я подумаю, нельзя ли будет смягчить твою участь. Расскажи нам что-нибудь забавное и тогда мы тебя отпустим.
Негр огляделся. Бутылки с коньяком и шампанским, монокль Фурста, белые майорские глаза и вся обстановка комендантской террасы, видимо, были ему не по душе. В серых глазах его мелькнул огонек.
— Что же мне рассказать? — упавшим голосом спросил он и переступил босыми, темными, как шоколад, ногами.
III править
От майора не укрылись свободные движения пленника. Поморщившись, он молвил резко, наливая себе и лейтенанту:
— Расскажи ты нам вот о чем: отчего это у всех у вас, у негров, дьявольские черные хари, курчавые башки и носы такие, точно по ним колотили молотком?
Лейтенант хихикнул.
Потупившись, пленник с минуту думал и вдруг тряхнул курчавой головой.
— Извольте, господа, я расскажу вам, как это случилось. Когда Господь создал первого человека и привел его в рай, дьявол захотел, подобно Богу, сделать своего Адама. Но у нечистого все выходило черно; черным оказался и человек, которого он создал. Это и был первый негр. Чтобы поправить дело, дьявол швырнул свое детище в Иордан, надеясь, что река его обмоет, но священные воды тотчас потекли вспять и едва омочили негру ступни и ладони. Оттого на этих местах кожа у нас светлее. Со злости дьявол ударил неудачника по лицу кулаком, что было силы, и приплюснул ему навеки нос. Бедняк заплакал и стал просить пощады; сатана сжалился и потрепал ласково негра по голове, и тотчас волосы под адской десницей скрутились и завились барашком.
— Ха-ха-ха, ловко!.. — захохотали пруссаки.
— Подождите, господа, еще не все. Видя, что с негром ничего не поделаешь, дьявол подарил его Богу, а сам вновь принялся за работу. Долго трудился он и на этот раз создал с успехом…
— Кого же?
— Немца.
— Довольно, — сказал майор после краткого молчанья. — По приговору военного суда ты, как бродяга, предаешься смертной казни. Ганс!
Через полчаса динамитный патрон, крепко забитый негру в рот, взорвался на глазах офицеров, разбрызнув коричневую голову на мелко-кровавые куски.
— Ты молодчина, Ганс, — сказал фон Гильденштубе. — Я о твоем изобретении сообщу генералу. Оно нам пригодится, быть может, в будущей войне нашей с русскими.
— Рад стараться, господин майор. Не будет ли каких приказании?
— Приказаний? Да!.. Всякого негра, захваченного в пределах крепости, приказываю подвергать такой же казни. Оно, действительно, и дешево и удобно. А пока можешь идти. Выпьем, Фурст.
Комментарии править
Впервые: Вершины. 1915. № 17.
Б. А. Садовской (наст. фам. Садовский, 1881—1952) — прозаик, поэт, критик, литературовед, мемуарист-мистификатор. Сын нижегородского инспектора Удельной конторы. Учился на историко-филологическом факультете Московского университета. Публиковался в ведущих символистских журналах, занимая при этом консервативно-монархические позиции. Страдал сухоткой спинного мозга вследствие перенесенного в молодости сифилиса и лечения препаратами ртути, с 1916 г. был частично парализован. С конца 1920-х гг. жил в квартире, расположенной в одной из келий Новодевичьего монастыря. Автор романов, многочисленных сб. стихов, новелл, критич. статей, малоприятная личность и весьма одаренный писатель, не чуждый фантастике.