Демон (Дорошевич)/ДО
См. также одноимённые страницы.
— Тебя, болвана, не спросились!
— Ты душу изъ меня, негодяй ты этакій, вынуть хочешь? Душу? — кричалъ Иванъ Ивановичъ.
Петръ Сидоровъ, сапоги бутылками, стоялъ, — к-к-ка-налья! — отставивъ ногу и «довольно спокойно», говорилъ:
— Ругаться есть воля ваша, потому какъ вы губернаторы и человѣкъ военный. А только и я, какъ, стало-быть, предсѣдатель мѣстнаго отдѣла союза русскаго народа, дозволить не могу…
— Я «Анатэму» тебѣ запретилъ. Сдѣлалъ удовольствіе. Теперь ты до «Демона» добираешься, борода твоя…
— Да Бога-то, твое превосходительство, помнить надоть? Аль Его совсѣмъ изъ Рассеи выселить?
— Ты голоса не возвышай!
— И возвышу, потому я говорю по-Божьему. Черное слово поминать грѣхъ али нѣтъ? А тутъ чортъ, — прости меня, Господи, — цѣльный вечеръ передъ глазами торчитъ. И какія слова говоритъ! Андрееву въ лобъ не влетитъ. Вы поглядѣть извольте!
Петръ Сидоровъ помуслилъ палецъ и открылъ либретто.
— «И будешь ты царицей міра». Нешто возможно?
— Ну, это передѣлать можно. «И будешь ты губернаторшей міра», — пѣть будутъ.
— «Ты хочешь послушанья, а не любви. Любовь горда, горда, какъ знанье». На галеркѣ гимназисты сидятъ. А вы имъ этакія мысли во все горло внушаете? Да онъ, постреленокъ, пойдетъ завтра классному наставнику нагрубитъ. Почему? Въ театрахъ пѣли, чтобъ не слушаться. Вы этакимъ манеромъ, ваше превосходительство, юношество воспитываете? Вы что же? Бомбу на себя готовите?
— Гимназистамъ можно запретить посѣщеніе оперы.
— А ангела куда вы дѣнете? Ангела можно на посмѣшище выводить? Чтобъ ихъ демоны переспаривали.
— Ангела нѣтъ. Врешь! Есть «добрый геній»!
— Въ газетахъ пишутъ. «Г-жа Толстоногова — приличный ангелъ». А? «Приличный ангелъ»! Да, вѣдь, за этакія слова повѣсить мало!
— Газету можно закрыть!
— Ангела не закроете. Баба лѣтъ сорока. Ей бы по всему, что у ея видать, въ купеческомъ домѣ въ кормилицахъ быть. А она въ этакомъ видѣ ангела представляетъ. Черезъ это большой поворотъ въ религіи можетъ выйти.
— Надо сказать, чтобъ передали пѣвицѣ потоньше.
— Да, вѣдь, какъ тонка ни будь, все же женскую прелесть видать будетъ у подлой! Дальше взглянуть извольте. Дѣйствіе второе. Князь только-что угоднику помолился, а его татары и зарѣзали.
— Да, вѣдь, кавказскій князь! Что тебѣ? Революціонеровъ жалко?
— Не въ князѣ дѣло. А что жъ это? Помолился, и зарѣзали? Безполезность молитвы святымъ угодникамъ доказывается? А желаете вы, мы сейчасъ на представленіе всѣмъ отдѣломъ явимся? Патріотическую манифестацію сдѣлаемъ. «Не смѣть убивать князя! Потому онъ угоднику помолился!»
— Ну, ну!
— Опять на фамилью извольте вниманіе обратить. Куда гнутъ! «Синодалъ» — фамилія. Это какіе же такіе намеки? Синодальная молитва, стало-быть, до Бога не доходитъ, позвольте васъ спросить?
— Фамилія, дѣйствительно, опрометчивая. Мы его въ Гегечкори передѣлаемъ.
— Чтобъ Гегечкори Богу молился? Нешто возможно? Опять, послѣднее дѣйствіе. Гдѣ? Женскій монастырь! Обитель! И вдругъ — мужчина! Цѣлуются! Нѣтъ, ужъ какъ вамъ будетъ угодно. Этакой морали на обители допущать не можемъ. Пущай Тамара эта на курсы идетъ, — тамъ и цѣлуется. А обители на смѣхъ выставлять не дадимъ.
— Да, вѣдь, классическое произведеніе! Чортъ!
— А намъ наплевать.
— Да, вѣдь, кто написалъ?!
— И это намъ довольно извѣстно. Что г. Лермонтовъ Столыпинымъ родственникомъ приходился. Потому и написалъ. Ежели онъ министру сродственникомъ приходится, — такъ ему и этакія вещи писать возможно: «А Богъ? — На насъ не кинетъ взгляда: Онъ занятъ небомъ, не землей». Къ министрамъ-то прислуживаетесь, а про Бога забыли, ваше превосходительство? Оченно даже хорошая корреспонденція въ «Русское Знамя» можетъ выйти: «До чего дошло при Столыпинѣ прислуживанье гг. министрамъ».
— Да, вѣдь, на казенной сценѣ играютъ! Дуботолъ! Идолъ! Вѣдь, тамъ директора для этого!
— Это намъ все единственно. Намъ еще не извѣстно, какой эти самые директора вѣры. Тоже бываютъ и министры даже со всячинкой!
— Ты о министрахъ полегче!
— Ничего не полегче. Министры отъ насъ стерпѣть могутъ. Потому, ежели какіе кадюки или лѣвые листки, — тѣмъ нельзя. А намъ можно. Наши чувства правильныя. Мы отъ министровъ чего? Твердости! Ну, и должонъ слушать. А только я вамъ прямо говорю. Ежели, какъ мы, стало-быть, постановили, — «Демона» вы не снимете, — извините, ваше превосходительство. Въ «Земщинѣ» васъ процыганить придется.
— То-есть, какъ это?
— Оченно просто. Вотъ, молъ, и губернаторъ! Съ нѣмкой въ незаконной связи находится, и самъ въ хлысты перешелъ. Толстыхъ бабъ ангелами выставляетъ.
— Запрещу. Иди. Ска-а-тина!
— Прощенья просимъ. Премного благодарствуйте.
Черезъ два часа его превосходительство говорилъ очень худому человѣку, оперному антрепренеру:
Говорилъ сердито, но стараясь на него не смотрѣть.
— Ну, время ли теперь «Демона» пѣть? Ставьте «Аскольдову могилу». Чѣмъ не опера?
— Слушаю, ваше превосходительство.
— Удивляюсь я вамъ, господа! Откопаете вы всегда что-нибудь этакое… не современное!
На афишныхъ столбахъ висѣли анонсы:
— По непредвидѣннымъ обстоятельствамъ, вмѣсто объявленной оперы «Демонъ», дана будетъ извѣстная, знаменитая опера «Аскольдова могила».
А въ первомъ же актѣ…
Неизвѣстный, выйдя изъ лодки, оралъ, махая руками:
Люди ра-а-атные не смѣли
Брать все да-а-ромъ на торгу…
Въ партерѣ раздался звонъ шпоръ.
Ротмистръ расквартированнаго въ городѣ драгунскаго полка — Отлетаевъ, звеня шпорами и гремя шашкой, демонстративно вышелъ изъ театра.
— Оскорбленіе чести мундира.
Опера «Аскольдова могила» была снята съ репертуара:
— Въ виду того, что въ ней затрогивается военное сословіе,
Въ театрѣ открылся кинематографъ.
А мѣстная газета увѣдомила:
— Въ слѣдующемъ году нашъ оперный театръ будетъ сданъ интендантству и передѣланъ на вещевой складъ.