Мать Мария (Скобцова; Кузьмина-Караваева, Е.Ю.) Встречи с Блоком: Воспоминания. Проза. Письма и записные книжки
М.: «Русский путь»: «Книжница»; Париж: YMCA-Press, 2012.
ДЕЛО Е.Ю. КУЗЬМИНОЙ-КАРАВАЕВОЙ НА СТРАНИЦАХ КУБАНСКОЙ И МОСКОВСКОЙ ПРЕССЫ
править1. «УТРО ЮГА»
править<РЕПОРТАЖ>
править2 марта в краевом военно-окружном суде началось слушанием дело бывш<его> тов<арища> анапского городского головы Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой, обвиняемой по ст<атье> приказа Краевого правительства за № 10 в том, что занимала ответственную должность народного комиссара при большевиках в г. Анапе.
Председательствует полк<овник> Кириченко.
Обвиняет пом<ощник> воен<ного> прокур<ора> Петров.
Защищают прис<яжный> пов<еренный> Коробьин и пом<ощник> прис<яжного> пов<еренного> Хинтибидзе.
Согласно обвинительному акту дело заключается в следующем:
21 октября председателем следственной комиссии в городе Анапе в присутствии понятых был произведен осмотр газеты «Известия Анапского совета раб<очих> деп<утатов>» с 29 марта 1918 г. за № 6, причем на стран<ице> 3 указанной газеты значилось: «в настоящее время Совет народных комиссаров еще окончательно не сформирован. В него входят: Кузьмина-Караваева в качестве комиссара народного образования и медицины».
На произведенном по этому делу предварительном расследовании оказалось: в марте месяце 1918 г. в г. Анапе, Куб<анской> обл<асти>, состоявшем на военном положении, власть была захвачена большевиками, причем Совет раб<очих>, крестьянских и солдатских депутатов постановил упразднить городскую Думу и Управу. Кузьмина-Караваева, незадолго до этого избранная товарищем городского головы и принадлежащая по своим политическим убеждениям к партии соц<иалистов>-революционеров, продолжала и после сего нести службу уже в качестве комиссара народного образования и медицины.
Играя весьма заметную роль в насаждении и развитии большевистского движения в Анапе, работая в полном контакте с представителями советской власти, Кузьмина-Караваева явилась одним из участников отобрания санаторий «Акц<ионерного> о<бщест>ва Анапа и Семигорье» и конфискации вина у общества Латипак.
По отобрании санаторий, Кузьмина-Караваева стала во главе заведования ими.
Когда же в начале апреля 1918 г. состоялось заседание совета народных комиссаров по вопросу о вине, принадлежащем Акц<ионерному> о<бщест>ву Латипак, Кузьмина-Караваева в этом заседании выступила с обвинением названного о<бщест>ва в том, что оно «как паук высасывает у всех кровь», и рекомендовала конфисковать все вино этого общества, о чем и состоялось постановление сов<ета> нар<одных> комиссаров и приведено в исполнение.
Изложенное в соответствующих частях находит себе подтверждение в показаниях свидетелей: доктора Будзинского, A.B. Келлера, Бжегалова и Данилова.
На предварительном расследовании Кузьмина-Караваева признала себя виновной в том, что занимала в гор. Анапе ответственную и руководящую должность комиссара народного образования и медицины и объяснила, что 4 февраля 1918 г. она была избрана товарищем гор<одского> головы и заведовала народным здравием и образованием. С переходом же власти в руки большевиков, подала в отставку, не считая для себя возможным сотрудничать с ними, но отставка не была принята, вследствие чего она и вошла в качестве народного комиссара в состав исполкома, являясь по существу «буфером» между интеллигенцией г. Анапы, с одной стороны, и советской властью — с другой. На заседаниях исполкома, когда начинались разговоры о конфискациях, отстаивала принцип хотя бы самой маленькой справедливости, многих спасала от арестов и обвинений.
По оглашении обвинительного акта производится допрос свидетелей.
Первым допрашивается главный свидетель д<окто>р Будзинский, известный общественный деятель и бывший анапский городской голова. Свидетель свои показания начинает с истории появления и развития большевизма в Анапе.
— На предварительном следствии я в коротких словах показал, что Кузьмина-Караваева была главной виновницей развития большевизма в Анапе, — говорит свидетель. Дальнейшие его показания сводятся к следующему:
Во время Февральской революции д<окто>р Будзинский, как городской голова, был с депутацией, хлопотавшей о постройке жел<езной> дороги в Анапу, в Петрограде.
Вернувшись в Анапу, свидетель увидел сплошную митинговщину. На митингах выступали неизвестные лица, кричавшие о необходимости разгона городских Думы и Управы, ответственных якобы не только за местные грехи, но и всего государства.
Вскоре образовался военно-революционный комитет, в формировании которого самое горячее участие принимала Кузьмина-Караваева.
Комитет начал свою работу не с удовлетворения общих местных нужд, а с разборов личных счетов и преследования отдельных лиц.
Вожаками в гражданском комитете свидетель считает (называет имена) Шпака, Мережко, Варвинского и подсудимую.
На митингах подвергалась критике деятельность, главным образом, Думы и Управы, а также и отдельных общественных деятелей, особенно, — свидетеля, как председателя правления «Акц<ионерного> о<бщест>ва курорт Анапа и Семигорье».
Травля дошла до того, что д<окто>р Будзинский покинул Анапу и выехал в ст<аницу> Натухаевскую, под защиту казаков.
На митингах не раз поднимался вопрос об отобрании в народную собственность санаторий Акц<ионерного> о<бщест>ва. Эта идея встретила сочувствие в Кузьминой-Караваевой, по свидетельству некоторых гласных, передававших лично об этом свидетелю, в заседании Думы защищавшей постановление митинга. И если постановление Думы о реквизиции санаторий не состоялось, то вследствие отсутствия кворума.
Так было до большевиков. Семя большевизма упало на подготовительную почву.
Во главе большевиков стоял латыш Протапов, по инициативе которого и при содействии Кузьминой-Караваевой и была, в конце концов, произведена реквизиция.
— Реквизиция была санкционирована революционным комитетом и гор<одской> Управой, действовавшими, как говорят хохлы, «в контахте», — замечает свидетель.
Образовался совдеп, в который вместе с большевиками вошли и «крайние левые эсеры», и «крайние левые эсдеки».
В реквизированной санатории было разграблено все имущество, которое открыто продавалось с клеймами общества даже в Екатеринодаре.
Далее свидетель переходит к характеристике личности подсудимой, которую знал еще в детстве.
— Она мне казалась девушкой экспансивной, ищущей. Будучи городским головой, я предложил ей работать в комиссиях, но это ее не удовлетворило.
Началась реквизиция, и в ней вскрылись все тайные желания.
Из допроса сторон выясняется, что подсудимая безвозмездно отдала казакам ст<аницы> Гостагаевской свое имение, состоящее из виноградника и пахотной земли в количестве 60 дес<ятин>.
— Почему отдала? — спрашивает прокурор.
— Это был красивый жест. Земля — народу и прочее, — отвечает свидетель.
Прокурор спрашивает: была ли известна подсудимая в Анапе по деятельности в области народного образования и медицины.
— Знаю, что деятельность ее по народному образованию ограничилась прибавками к жалованью учителей.
Санаторию же при ней превратили в трактир, которым правили сторожа и сиделки.
Убытки, понесенные Акц<ионерным> о<бщест>вом от реквизиции санатории, свидетель определяет в 800 тыс. руб.
Обвинитель ходатайствует перед судом о занесении в протокол дальнейших показаний д<окто>ра Будзинского, что вызванный по настоящему делу свидетель Варвинский состоял членом революционного трибунала, будучи его секретарем, а иногда и замещал председателя Инджебели, был членом исполкома, и что им подписан акт об уничтожении института мировых судей.
Защитник Хинтибидзе просит суд разъяснить свидетелю ст<атью> 940 Улож<ения> о нак<азаниях> угол<овных> и испр<авительных>, чтобы защита имела возможность в будущем, в случае наличия к тому законных оснований, привлечь свидетеля к уголовной ответственности за ложные показания.
Суд ходатайство прокурора удовлетворяет, а в ходатайстве защиты отказывает.
По существу показаний д<окто>ра Будзинского подсудимая дает объяснения, сводящиеся к следующему:
Еще до революции в санатории д<окто>ра Будзинского существовали такие порядки, которыми нельзя было не возмущаться.
По возвращении своем из Петрограда д<окто>р Будзинский, на митинге, предлагал сместить полицеймейстера Анапы Левитеса.
Это заинтересовало подсудимую. Но дело оказалось просто: у г. Левитеса имелись документы, изобличающие уголовную деятельность Будзинского.
Подсудимая знала также, не будучи еще гласной, о привлечении д<окто>ра Будзинского городским управлением к уголовной ответственности за присвоение городского имущества.
Подсудимая, живя в Анапе, искала общественной деятельности. По уходе тов<арища> гор<одского> головы Сумцова ей предложили выставить свою кандидатуру на эту должность, после чего она и была избрана.
В Управу к ней являлись представители митинга и военно-революционного комитета, передавшие постановление о реквизиции санатории в пользу города. Посовещавшись, Управа решила уклониться от участия в реквизиции.
В Думе постановлено потом было купить санаторию или вступить членом в Акционерное общество «Анапа и Семигорье».
Но сделка не состоялась, потому что Будзинский, как передали Управе, просил за санаторию 1 мил<лион> 200 тысяч рублей.
Работа в гор<одской> Думе была нестерпимо тяжелой — советская власть всячески мешала. Наконец, на заседании 3 марта Дума решила самоликвидироваться, причем Управа должна была сохранить полную самостоятельность в управлении городским хозяйством.
С этим не согласился военно-революционный комитет. Управа в лице личного состава была переименована в совет народных комиссаров, что заставило подсудимую подать в отставку, которая, однако, принята не была.
Таким образом, г-жа Кузьмина-Караваева механически вошла в состав народных комиссаров г. Анапы, по-прежнему ведая делами народного образования и здравия.
Комиссаром же реквизированной санатории состояло другое лицо.
Это было 12 марта; а 24 марта она, категорически отказавшись работать у советской власти, выехала из Анапы в Москву.
Защита ходатайствует об оглашении и приобщении к делу ряда документов, характеризующих «деятельность» д<окто>ра Будзинского и порядки в санатории Акц<ионерного> о<бщест>ва, но суд, по формальным основаниям, отказывает в ходатайстве.
Названные свидетели — акционеры общества «Латипак». Оба свидетеля удостоверяют косвенное участие подсудимой в реквизиции вина у общества в количестве 15 тыс. ведер.
Относительно показаний свидетелей Бжегалова и Келлера, подсудимая говорит:
— A.B. Келлер должен лучше меня знать, что он сказал. Мы с ним были делегатами на Всероссийском съезде виноделов. Отношения к «Латипак» было у всех отрицательное.
Оно — крупнейший в Анапе скупщик вина, эксплуатирующий мелких производителей, виноградарей и виноделов.
Что касается Егорова, то, по глубокому убеждению подсудимой, он ввел свидетелей в заблуждение.
Свидетель Соломонов — учитель и офицер — говорит:
— Когда большевики в феврале 1918 г. объявили мобилизацию, Кузьмина-Караваева, по просьбе учащих, собрала училищную комиссию, которая, по предложению подсудимой, вынесла постановление с ходатайством об освобождении учителей от мобилизации.
И учителя были освобождены.
Он же удостоверяет тот факт, что Кузьмина-Караваева всячески противодействовала реквизиции большевиками школьных помещений и имущества и производствам обысков. Во время комиссарствования подсудимой ни одного обыска, ни одной реквизиции у учителей и в школах не было.
В частности, свидетель рассказывает о том, что его хотели арестовать большевики за отказ мобилизоваться.
Кроме того, в школу свидетеля была подброшена пачка патронов, которую обнаружили. Собралась толпа, явились власти, и только благодаря вмешательству подсудимой «историю» удалось ликвидировать без неприятных последствий.
— Как только стало известно об аресте Кузьминой-Караваевой, — заканчивает показания свидетель, — учительское собрание постановило ходатайствовать перед начальником гарнизона об освобождении ее.
Г-жа Славинская — начальница гимназии — показывает, что, когда она однажды присутствовала на митинге, то была свидетельницей выступлений Кузьминой-Караваевой. Г-жа Кузьмина-Караваева оппонировала председателю исполкома от имени соц<иалистов>-револ<юционеров> в таких резких выражениях, что ее, свидетельницу, охватил страх за возможность расправы большевиков с подсудимой.
В качестве комиссара народного образования Кузьмина-Караваева способствовала получению гимназией казенного пособия.
Свидетельница, — одна из тех, которые во время выборов в гор<одскую> Управу настаивали на избрании товарищем головы Кузьминой-Караваевой как человека, могущего противостоять большевистскому напору.
Касаясь передачи подсудимой имения при стан<ице> Гостагаевской казакам и крестьянам, свидетельница говорит, что имение это жалованное деду подсудимой ген. Пиленко и, как жалованным, Кузьмина-Караваева не считала возможным владеть. Ее мыслью было, при передаче имения, обратить его на просветительную цель в виде устройства школы имени деда.
Свидетельница, близко знающая семью Пиленко (г-жа Кузьмина-Караваева — урожденная Пиленко) и подсудимую, отзывается о последней как о человеке с душевным характером, но умеющем владеть собой.
— Когда Кузьмина-Караваева уезжала в Москву на съезд партии соц<иалистов>-рев<олюционеров>, у меня зародилась мысль — не поехала ли она с целью убить или способствовать убийству Ленина.
Со слов партийной товарки подсудимой, г-жа Славинская показывает, что подсудимая давно и много работала в своей партии, была несколько раз арестовываема большевиками.
На вопрос защиты свидетельница так отзывается о личности подсудимой: человек больших способностей, таланта и разнообразного образования. Училась на Бестужевских курсах по философскому факультету, слушала лекции в духовной академии. Писательница-поэтесса, выпустившая в издании «Всходы» три тома своих произведений. Принадлежит к литературной школе А. Блока.
Затем свидетельница удостоверяет крайне недоброжелательное отношение Будзинского к подсудимой.
Защ<итник> Хинтибидзе:
— Вы не знаете, какую роль сыграл Будзинский в судьбе Кузьминой-Караваевой?
— В Анапе арест подсудимой приписывают проискам Будзинского, — отвечала свидетельница.
Военно-окружной суд, признав подсудимую виновной в занятии ответственной должности в составе советской власти, но приняв во внимание смягчающие вину обстоятельства, приговорил потомственную дворянку Е. Ю. Кузьмину-Караваеву, 27 лет, к двухнедельному аресту.
Свидетель Поляков рассказывает:
— При встрече на молу я как-то раз задал Кузьминой-Караваевой откровенный вопрос: почему вы работаете с большевиками? Она ответила: но нужно же хоть что-нибудь сохранить от разгрома! И прибавила — вы, мужчины, счастливее нас — вы можете бороться с винтовкой в руках.
Свидетель ездил в Москву и там, через знакомых, узнал о работе Кузьминой-Караваевой в пользу чехословацкого фронта.
Ему известно, что подсудимой было послано чехословакам 168 тыс. руб.
— Вы сейчас служите где-нибудь? — спрашивает защита.
— Я — агент Добровольческой армии.
— В чем заключается ваша служба?
— Об этом я говорить не могу…
Подсудимая дополняет показания свидетеля.
Она говорит о своей работе в партии.
По отъезде из Анапы в Москву она была делегирована на майский совет партии, затем работала при ЦК, участвовала в организации по охране золотого запаса.
Заведовала паспортным бюро при партии.
По делам отправки добровольцев на фронт Учредительного собрания посетила ряд городов: Нижний, Тамбов, Пензу, Хвалынск, Сызрань, Казань, Самару, была в это время несколько раз арестовываема.
Защита спрашивает:
— Не были ли вы знакомы с Каплан, стрелявшей в Ленина?
Подсудимая отвечает утвердительно, добавив, что Каплан проникла на митинг, с целью убить Ленина, с подложным документом члена коммунистической партии.
После показаний свидетеля — коменданта гор. Анапы полк. Ткачева, заявившего, что арест был произведен по доносу д<окто>ра Будзинского, судебное следствие объявляется законченным.
Русская общественность имеет много различных представителей, — говорит пом<ощник> воен<ного> прокурора подпор<учик> Петров.
Общественные деятели, вышедшие из народной среды, лучше других понимают нужды народа, а потому их убеждения всегда крепки. Правда, встречаются люди убежденные, с чистыми идеалами и из буржуазной среды, но это было раньше, при царском режиме.
Теперь наблюдается иное. Людей с чистыми идеалами стало меньше.
Прокурор оговаривается, что он не имеет в виду отнести подсудимую целиком к политическим деятелям второго разряда, но все же находит некоторые черты и штрихи, так сказать, неустойчивости убеждений в подсудимой.
По крайней мере, д<окто>р Будзинский так характеризовал ее: натура ищущая, но неустойчивая.
Из этого обвинитель делает логический вывод: в своих желаниях подсудимая могла отступить от своих принципов.
Для него вопрос — была ли она идейной эсеркой.
Молодая женщина избирается товарищем городского головы, становится во главе городской Управы тогда, когда дни последней были уже сочтены, что значило: служить тогда в Управе — идти рука об руку с большевиками.
Другие люди это так и понимали, например, Морев, покинувший при большевиках должность городского головы.
Для прокурора ясно, что Кузьмина-Караваева шла работать в контакте с большевиками.
— Я не обвиняю ее в большевизме, — говорит обвинитель, — но обвиняю в том, что она принесла вред за время своей комиссарской деятельности.
Дума не имела права реквизировать санаторий д<окто>ра Будзинского, но она толкала на этот путь военно-революционный комитет. Кузьмина-Караваева, стоя во главе городского управления, не приняла мер к защите законности.
Санаторий перешел в распоряжение города преступным путем. Подсудимая знала это, когда принимала «подарок» военно-революционного комитета.
И для кого был сделан подарок? В санатории, кроме красноармейцев, никого не принимали.
В совет народных комиссаров Кузьмина-Караваева вступила добровольно, сознательно, ибо никто ее к этому не принуждал.
Прокурор считает также доказанным косвенное участие подсудимой в реквизиции вина у общества «Латипак».
Поддерживая обвинение в целом, обвинитель находит в деле подсудимой некоторые смягчающие вину обстоятельства.
Кузьминой-Караваевой вменятся в вину то, что она занимала ответственную и руководящую роль в советской власти, выразившейся практически в реквизициях санатории и вина.
Но, по его мнению, ни один свидетель этого не подтвердил, как и не сказал, что ее избрали комиссаром.
Наоборот, все подтвердили, что она механически сделалась комиссаром народного образования и здравия.
Кузьмина-Караваева отказывалась от звания комиссара и лишь под влиянием настойчивых просьб учителей и др. временно согласилась находиться в составе советской власти, от которой вскоре же отказалась.
Что касается реквизиции санатория, то, как выражается защитник, в этом деле и сам д<окто>р Будзинский спутал все карты.
Все то, что сделала городская Дума, не подлежит рассмотрению суда, ибо постановления Думы — решения вполне закономерного учреждения, за которые Кузьмина-Караваева отвечать не может.
Кроме того, Дума старалась спасти санаторий от большевистского разгрома, она хотела купить его. Весь вопрос сводился лишь к невыгодным условиям сделки.
Что касается конфискации вина, то она произошла задолго до того, как Кузьмина-Караваева стала комиссаром.
Утверждение прокурора, что святые от революции были лишь при царском режиме, вызывает у защитника ряд иронических замечаний.
Защитник опровергает утверждение, что подсудимая осталась у власти из сочувствия большевикам, что она, подобно Мореву, должна была покинуть пост городского головы.
— Морев ушел тогда, когда ему грозила смертная казнь. В лице же подсудимой нашлась решительная женщина, которая поставила своей целью спасти народные ценности, блага культуры.
И этой цели она достигла, спасла учительство, школы, офицерство.
Она была ответственна за высокий пост не перед большевиками, а перед общечеловеческой культурой.
Великому Канту во время революции пришлось пережить и перечувствовать то же, что и заурядной женщине Кузьминой-Караваевой. Кенигсберг, в котором жил Кант, переходил из рук в руки. Но он остается в городе и просит назначить себя ректором университета, чтобы оберегать храм науки, защищать великие сокровища мысли и образования. То, что сделал большой Кант в большом Кенигсберге, <смог> сделать маленький человек для маленькой Анапы.
— Перед нами, — говорит г. Коробьин, — несомненно, убежденная женщина.
Будзинский представляет революцию вазой с розовой водицей.
Наслушавшись в Петрограде речей Родзянко, он думал, что революция потечет тихо-гладко. Но революция — не ваза с розовой водицей. Это — бурный поток.
У подсудимой убеждения с делом не расходятся.
Убежденная социалистка-революционерка, она отдает землю казакам. По Будзинскому, — это красивый жест.
— Что это значит? Говорит ли это низменная натура или желание человека во что бы то ни стало послать подсудимую на каторгу?
— Да! Красивый жест, но у подсудимой красивая и душа!
У Будзинского же другие «жесты». Он и сейчас ищет возможности получить с правительства в счет причиненных ему убытков в санатории, стремится взять за счет общенародного несчастья.
— Будзинский — главная пружина в этом деле. По его доносу арестована была Кузьмина-Караваева.
— Насколько хорош он как доктор, я не знаю, — заявляет г. Коробьин, — но одно ясно: охранное отделение потеряло в нем талантливого сотрудника.
— Перед нами, — продолжает защитник, — типичная русская интеллигентка, любящая народ, не представляющая личных интересов без интересов народных.
В совдепии с большевиками работают лучшие интеллигентные силы — писатели, художники, ученые, но они работают не в пользу большевиков, а работают на культурном поприще.
— Представьте, — заканчивает Ю. А. Коробьин, — что в Москву явится Добровольческая армия. Неужели она посадит на скамью подсудимых всю русскую интеллигенцию за то, что она работала у большевиков…
Речь другого защитника подсудимой касалась исключительно анализа обстоятельств дела и свидетельских показаний.
Оба защитника настаивали на полном оправдании подсудимой.
«ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО»
правитьВ своем кратком последнем слове подсудимая заявила, что ей приходится отвечать за чужие преступления, за чуждую ей идеологию.
Что касается показаний д<окто>ра Будзинского, то подсудимая считает виновной себя в том, что недостаточно формально обставила свои деловые отношения с ним.
Приговор суда, известный уже читателям, многочисленной публикой, дожидавшейся решения участи подсудимой до двух часов ночи, был встречен громкими аплодисментами.
2. «ПРИАЗОВСКИЙ КРАЙ» ОТ НАШЕГО КОРРЕСПОНДЕНТА
правитьВ Кубанском краевом военном суде слушалось дело Е. Ю. Кузьминой-Караваевой по обвинению ее в большевизме.
Дело по своему существу является довольно ординарным для нашего революционного времени, но незаурядная личность подсудимой не могла не привлечь к себе внимания общества, и переполненный зал судебного заседания представлял типичную обстановку сенсационного судебного процесса.
Елизавета Кузьмина-Караваева, урожденная Пиленко, — внучка известного на Кавказе общественного деятеля, бывшего начальника Черноморской губернии генерал-лейтенанта Пиленко, дочь крупных черноморских помещиков и виноделов, жена сына известного профессора Кузьмина-Караваева, была гор<одским> головой демократической Думы в Анапе и комиссаром по народному образованию и медицине. Е. Кузьмина-Караваева — поэтесса, писательница, эсерка, готовящаяся к покушению на Ленина, деятельный член тайного комитета с<оциалистов>-р<еволюционеров> в Москве, вербовавшего и снабжавшего паспортами офицеров, едущих на чехословацкий фронт летом 1918 г. и проч. и проч.
Обстоятельства дела просты.
Была в Анапе демократическая Дума; пришли большевики, Думу разогнали, а Управу (социалистическую) заставили механически войти в Совдеп, и председательница Думы, заведовавшая отделами народного просвещения и здравоохранения, превратилась в комиссара народного образования и медицины.
Это и привело Е. Ю. Кузьмину-Караваеву на скамью подсудимых. Обвинялась она в том, что служила сов<етской> власти на ответственном руководительском посту, реквизировала вина у фирмы «Латипак» и санаторий д<окто>ра Будзинского.
Показаниями почти всех свидетелей обвинение было опровергнуто.
Перед судом прошел ряд свидетелей — представителей анапской интеллигенции. Все они дали о подсудимой лучший отзыв как о защитнице интеллигенции, как о блестящей мужественной общественной деятельнице, являющейся на своем комиссарском посту буфером между большевиками и интеллигенцией. Среди свидетелей: и полковники, и агитаторы Добровольческой армии, и учителя, и начальница анапской гимназии, и офицерские жены.
Все свидетели в один голос подтвердили:
— Помогла нам, выручала, заступалась, спасала.
После показаний каждого свидетеля подсудимая давала свои объяснения, проникнутые необычайной скромностью и искренностью.
Небезынтересно отметить одно из таких объяснений подсудимой, где она говорила о своей антибольшевистской деятельности в Москве, в Казани и в Нижнем после своей отставки и отъезда из Анапы летом 1918.
Е. Ю. Кузьмина-Караваева, пробравшись в это время через Новороссийск в Совдепию, начала работать в Москве при Центральном комитете в паспортном отделе, снабжая паспортами ответственных деятелей с.-р. партии, переправлявшихся на чехословацкий фронт.
Далее, Е<лизавета> Ю<рьевна> переезжает на Волгу и принимает деятельное участие в организации спасения золотого запаса в Казани. Кроме того, подсудимая работает в подрывном отделе, подготовляя взрыв мостов.
Рассказ подсудимой похож был даже для нашего времени на необыкновенную сказку.
На вопрос одного из защитников, не была ли подсудимая знакома с Ка-план, стрелявшей в Ленина, Е. Ю. Кузьмина-Караваева просто ответила:
— Фанни Каплан проникла на митинг с паспортом, сработанным моей рукой.
В последнем слове подсудимая, между прочим, заметила:
— Я понимаю, что за комиссарство можно судить, но мне лично чрезвычайно тяжело и неприятно, что я обвиняюсь в идеологии, мне совершенно несвойственной и чуждой.
После получасового совещания суд вынес приговор: Е. Ю. Кузьмина-Караваева признана виновной при наличии смягчающих вину обстоятельств и приговорена к аресту на две недели.
Подсудимой грозила по предъявленному ей обвинительному акту смертная казнь.
3. «ОДЕССКИЙ ЛИСТОК» ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
правитьПришло известие, что в Екатеринодаре предана военно-полевому суду Елисавета Юрьевна Кузьмина-Караваева по обвинению в большевизме, и ей грозит смертная казнь. Нельзя прочесть это известие без тревоги. Кузьмина-Караваева — поэт, мыслитель, философ — первая из русских женщин окончила духовную академию и пророчилась в ректоры предполагавшейся женской духовной академии (ее книги: «Скифские черепки», «Руфь», «Юрали»).
Со времен Февральской революции она была городским головой г. Анапы и не покинула своего поста и при большевиках и только впоследствии, под угрозой расстрела, была принуждена бежать оттуда. Мы не знаем точно обвинения, предъявленного ей, но во всяком случае, все знающие Елисавету Юрьевну могут засвидетельствовать, что она не только не имела ничего общего с большевизмом, но была его ярой противницей.
Мы надеемся и уверены, что суд над Кузьминой-Караваевой кончится ее полным оправданием. Невозможно подумать, что даже в пылу гражданской войны сторона государственного порядка способна решиться на истребление русских духовных ценностей, особенно такого веса и подлинности, как Кузьмина-Караваева.
гр. Алексей Толстой,
Леонид Гроссман,
Габр. Гершенкройн,
Ham Инбер,
Вера Инбер,
Наталья Крандиевская,
Тэффи,
Амари,
Александр Биск,
4. «ИЗВЕСТИЯ»
правитьОДЕССА, 24 апр<еля>. «Одесские Новости» сообщают: Целый ряд преступлений тайного Центрального комитета эсеров в Москве в 1918 году не только против сов<етской> власти, но и против революции в России вообще, случайно раскрылся несколько времени тому назад в городе Екатеринодаре, в Добровольческом краевом военно-окружном суде.
В конце марта сего года слушалось дело бывш<его> город<ского> головы г. Анапы, потомственной дворянки Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой, жены сына известного профессора Кузьмина-Караваева. Она обвинялась в том, что занимала ответственную должность комиссара при большевиках. Ей грозила смертная казнь. Подсудимая дала следующие объяснения: 4 февр<аля> 1917 она была избрана тов<арищем> городского головы и заведовала Народным Здравием и Образованием. С приходом власти в руки большевиков она подала в отставку, не считая для себя возможным сотрудничество с ними, но отставка не была принята, вследствие чего она вошла в качестве комиссара в состав Исполкома и явилась по существу «буфером» между интеллигенцией г. Анапы и советской властью. Сама она эсерка. С приходом добровольцев, летом 1918 г., она оставила Анапу и пробралась в Москву через Новороссийск. В Москве она деятельно работала в тайном ЦК эсеров против сов<етской> власти и за учредиловскую армию. Главным образом, она работала в паспортном отделе, вербовала активных деятелей для учредиловской армии, снабжала фальшивыми паспортами ответственных эсеров, ехавших на чехословацкий фронт, и готовила покушения против видных советских деятелей. «Вы были знакомы с Каплан, стрелявшей в Ленина?» — задает ей на суде вопрос ее защитник. Кузьмина-Караваева отвечает, что Фанни Каплан проникла на митинг с паспортом, сработанным ее рукой. Дальше Кузьмина-Караваева сообщает, что из Москвы она уехала на Волгу, в Казань и в Нижний. В Казани она принимала деятельное участие в организации захвата чехословаками золотого запаса России и, кроме того, она работала в подрывном отделе, готовя взрывы мостов и т. д. Добровольческий военно-окружной суд, признав подсудимую виновной в занятии ответственной должности комиссара при большевиках в Анапе, но, приняв во внимание смягчающие вину обстоятельства, приговорил Кузьмину-Караваеву, вместо смертной казни, к двухнедельному аресту.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьавт. — автограф
Арх. о. С.Г. — основной архив матери Марии, на хранении у о. Сергия Гаккеля (Льюис, Великобритания)
Арх. С.В.М. — архив, собранный С. В. Медведевой, на хранении у Е. Д. Клепининой-Аржаковской (Париж)
Арх. YMCA-Press — архив издательства «YMCA-Press» (Париж)
б. д. — без даты
гл. — глава
изд. — издание
кн. — книга
маш. — машинописный, машинопись
наст. — настоящий
неопубл. — неопубликованное
опубл. — опубликован
переизд. — переиздание, переиздан
псевд. — псевдоним
ред. — редактор, редакция
рук. — рукопись
сб. — сборник
св. — святой
сокр. — сокращение
соч. — сочинение
ст. — статья
стих. — стихотворение
указ. — указанный
урожд. — урожденная
фам. — фамилия
ААМ — Архив Анапского музея
АДП — Архив Дома Плеханова РНБ (Санкт-Петербург)
БАР — Бахметьевский архив Колумбийского университета (Нью-Йорк) (Columbia University, Rare Book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive of Russian and East European History and Culture)
ВСЮР — Вооруженные силы на Юге России
ГАКК — Государственный архив Краснодарского края
ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации (Москва)
ГОПБ — Государственная общественно-политическая библиотека (Москва)
ГРМ — Государственный русский музей (Санкт-Петербург).
ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (Санкт-Петербург)
ОР РГБ — Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (Москва).
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства (Москва)
РГБ — Российская государственная библиотека (Москва)
РГИА — Российский государственный исторический архив (Санкт-Петербург)
РНБ — Российская национальная библиотека (Санкт-Петербург)
РСХД — Русское студенческое христианское движение
РХД — Русское христианское движение
РЦХИДНИ — Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (Москва)
ММ 1 и 2, 1992 — Мать Мария (Скобцова). Воспоминания, статьи, очерки: В 2 т. Париж: YMCA-Press, 1992.
ВК — «Вольная Кубань». Орган Кубанского краевого правительства (Екатеринодар), 1918—1920. Издание возобновлено в наше время.
ВР — «Воля России». Первоначально газета, затем ежемесячный журнал политики и культуры под ред. В. И. Лебедева, М. Л. Слонима, В. В. Сухомлина, выходивший с 1922 в Праге. С 1927 по 1932 издавался в Париже.
ГМ — «Голос минувшего на чужой стороне: Журнал истории и истории литературы». Выходил с 1926 по 1928 в Париже под ред. СП. Мелыунова, В. А. Мякотина и Т. И. Полнера.
Д — «Дни». Ежедневная берлинская газета. С сентября 1928 по июнь 1933 — еженедельник, издаваемый в Париже под ред. А. Ф. Керенского.
ЗК — Блок A.A. Записные книжки: 1901—1920. М.: Художественная литература, 1965.
К-К, 1991 — Кузьмина-Караваева Е. Ю. Избранное / сост. и примеч. Н. В. Осьмакова. М.: Советская Россия, 1991.
К-К, 1996 — Кузьмина-Караваева Е. Ю. Наше время еще не разгадано… / сост. и примеч. А. Н. Шустова. Томск: Водолей, 1996
К-К, ММ, 2001 — Кузьмина-Караваева Е. Мать Мария. Равнина русская: (Стихотворения и поэмы. Пьесы-мистерии. Художественная и автобиографическая проза. Письма) / сост. А. Н. Шустов. СПб.: Искусство — СПб., 2001.
ММ, 1947 — Мать Мария. Стихотворения. Поэмы. Мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. Paris: La Presse Franèaise et Étrangère, 1947.
MM, K-K, 2004 — Мать Мария (Кузьмина-Караваева Е.) Жатва духа: Религиозно-философские сочинения / сост. А. Н. Шустов. СПб.: Искусство — СПб., 2004.
ОЛ — «Одесский листок». Основатель В. В. Навроцкий, выходил в 1918—1920 в Одессе.
ПК — «Приазовский край». Ежедневная политическая, экономическая и литературная газета, основана С. Х. Арутюновым, выходила в Ростове-на-Дону в 1917—1919.
ПН — «Последние новости». Русская ежедневная газета, выходившая с 1920 по 1940 в Париже под ред. М. Л. Гольдштейна, с 1921 — П. Н. Милюкова. Издание прервано в связи с немецкой оккупацией.
Руфь — Кузьмина-Караваева Е. Ю. Руфь. Пг.: Тип. Акционерного общества типографского дела, 1916.
СЗ — «Современные записки». Ежемесячный общественно-политический и литературный журнал под ред. И. И. Бунакова-Фондаминского, Н. Д. Авксентьева, М. В. Вишняка, В. В. Руднева и А. И. Гуковского. Издавался с 1920 по 1940 в Париже. Издание прервано в связи с немецкой оккупацией.
СС — Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. М.; Л.: ГИХЛ, 1960—1963.
Стихи, 1937 — Мать Мария. Стихи. Берлин, 1937.
Стихи, 1949 — Мать Мария. Стихи. Париж, 1949.
УЮ — «Утро Юга». Ежедневная литературная и общественно-политическая газета, выходившая в 1918—1920 в Екатеринодаре.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2. ДЕЛО Е.Ю. КУЗЬМИНОЙ-КАРАВАЕВОЙ НА СТРАНИЦАХ КУБАНСКОЙ И МОСКОВСКОЙ ПРЕССЫ (март-апрель 1919)
правитьДело Е. Ю. Кузьминой-Караваевой получило широкий общественный резонанс и вызвало большое количество откликов в прессе, из которых в Приложении 2 приводятся материалы из газет «Утро Юга», «Приазовский край», «Одесский листок» и «Известия».
Эти заметки живо воспроизводят атмосферу сенсационного судебного процесса, о котором Е. Ю. Скобцова пишет в очерке «При первых большевиках (Как я была городским головой)». Вместе с тем они не могут рассматриваться как вполне достоверные источники. Так, по поводу заметки в «Известиях» мать Мария отмечает в очерке: «Там моя антибольшевистская работа приобрела размеры совершенно гипертрофические». Поскольку «Известия» перепечатывают сообщение из «Одесских новостей» (которые, в свою очередь, почти полностью повторяют отчет, опубликованный в «Приазовском крае»), это замечание относится к освещению информации и в белогвардейских источниках.
Впервые: Дело Е. Ю. Кузьминой-Караваевой // УЮ. 1919. 3 (16) марта. № 50 (78); 5 (18) марта. № 51 (79); 6 (19) марта. № 52 (80).
Отклики: Светлячок. Большевики справа и слева // УЮ. 1919. 16 (29) марта. № 61 (89); Варвинский H Письмо в редакцию // УЮ. 1919. 23 марта (5 апр.). № 67 (95).
Исследования: Богат Е. Мать Мария: мифы, версии, достоверности // Юность. 1986. № 4. С. 86-92; Веленгурин Н. Ф. Узница лагеря Равенсбрюк // Веленгурин Н. Ф. Пути и судьбы: Литературные очерки. Краснодар: Книжное изд-во, 1988. С. 199—251; Куценко И. Я. Кубанская «тайна» матери Марии. К 100-летию Е. Ю. Кузьминой-Караваевой // ВК. 1991. 7,12,13,14 нояб.; Шустов А. Н. Раскрывая тайну матери Марии // ВК. 1992. 5 нояб. № 173 (21454). С 4; 6 нояб. № 174 (21455). С. 4; Лемякина З. Н. Анапа. 1917—1920. По материалам документов и воспоминаний // Очерки по истории Анапы. Анапа: Анапский археологический музей, 2000. С. 205—238.
…свидетеля, как председателя правления «Акц<ионерного> о<6щест>ва курорт Анапа и Семигорье» — Акционерное общество «Курорты Анапы и Семигорья» было создано В. А. Будзинским, врачом и общественным деятелем, основателем анапского курорта. С помощью данного общества Будзинский приобрел серные источники для устройства лечебных ванн (ГАКК. Ф. Р-5. Оп. 1. № 176а).
…деду подсудимой ген. Пиленко… — Дмитрий Васильевич Пиленко (1830—1895), дед Е. Ю. Кузьминой-Караваевой (по линии отца), генерал-лейтенант, начальник Черноморского округа, видный кубанский общественный деятель и виноградарь. См. о нем: Пиленко СБ. Мои воспоминания о матери Марии // Елизавета Кузьмина-Караваева и Александр Блок / сост. Л. И. Бучина, А. Н. Шустов. СПб.: РНБ, 2000. С. 168.
Писательница-поэтесса, выпустившая в издании «Всходы» три тома своих произведений — Очевидно, имеются в виду три вышедшие книжки Е. Ю. Кузьминой-Караваевой: «Скифские черепки» (1912), «Юрали» (1915) и «Руфь» (1916).
Родзянко Михаил Владимирович (1859—1924) — политический и государственный деятель, председатель III и IV Государственной думы, в 1917 г. — Временного комитета Государственной думы. Сыграл свою роль в Февральской революции, склонив императора Николая II к отречению от престола.
Впервые: Р.Н. Дело Е. Ю. Кузьминой-Караваевой // ПК. 1919. 7 (20) марта. № 54.
Впервые: Письмо в редакцию // ОЛ. 1919.11 (24) марта. № 78.
Воспоминания: Тэффи H.A. Ностальгия: Рассказы. Воспоминания. Л.: Художественная литература, 1989. С. 354—356.
Исследования: Грехно В. Н. «Я вновь умру, и я воскресну вновь…»: К 100-летию со дня рождения матери Марии. Одесса: Весть, 1991. С. 65-71; Купченко В. П. Странствие Максимилиана Волошина: Документальное повествование. СПб.: Logos, 1996.
Существенную роль в благоприятном исходе событий сыграл протест интеллигенции на страницах одесской печати, где активную деятельность по спасению Е. Ю. Кузьминой-Караваевой предпринял поэт Максимилиан Волошин, хорошо знавший ее по Петербургу и Коктебелю. К ходатайству присоединились митрополит Одесский и Херсонский Платон, генерал добровольческого отряда и губернатор Одессы А. Н. Гришин-Алмазов, а также ближайший советник Гришина-Алмазова, известный общественный деятель В. В. Шульгин. Об участии последнего в деле Кузьминой-Караваевой свидетельствует письмо М. А. Волошина от 24 июня 1919 г., в котором он «вновь обращается» к Шульгину «по делу, аналогичному с делом Кузьминой-Караваевой, о которой я Вас просил в Одессе в марте месяце, и благоприятный исход которого, конечно, обязан Вашему слову» (ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. № 136).
М. Волошин составил письмо, которое было подписано многими видными литераторами, проживавшими в то время в Одессе.
Решение суда опубликовано в газете «Одесские новости» 29 марта 1919 г.
Этот эпизод описан в воспоминаниях H.A. Тэффи (Указ. соч.). Вскоре после суда писательница встретилась с Е. Ю. Кузьминой-Караваевой в Екатеринодаре, куда в первых числах апреля прибыла группа московских литераторов, сотрудников «Русского слова» (УЮ. 1919. 2 апр. № 73 (101). С. 4). Последние годы своей жизни Тэффи проживала в Русском доме, основанном матерью Марией в Нуази-ле-Гран под Парижем.
Гроссман Леонид Петрович (1888—1965) — русский и советский литературовед и писатель, автор биографий Пушкина и Достоевского. В 1911 г. окончил в Одессе университет, вел там преподавательскую деятельность.
Гершенкройн Габриэль Осипович (ок. 1890-?) — литературный критик, с 1914 г. живший в Одессе, позднее эмигрировал во Францию.
Ham Инбер (наст, имя Натан Осипович Инбер) — одесский журналист, сотрудничавший в «Одесских новостях», первый муж Веры Инбер. В 1918 г. эмигрировал, жил в Париже, писал в эмигрантской прессе.
Инбер Вера Михайловна (урожд. Шпенцер; 1890—1972) — русская и советская поэтесса. Родилась, училась и начинала литературную деятельность в Одессе. Ее мать была двоюродной сестрой Льва Троцкого, который жил и воспитывался в их семье во время своей учебы в Одессе в 1889—1895 гг.
Крандиевская Наталья Васильевна (1888—1963) — поэтесса, при ее жизни вышло три сборника ее стихов: «Стихотворения» (М., 1913), «Стихотворения» (Одесса, 1919) и «От лукавого» (Берлин, 1922). В 1915—1935 гг. была замужем за А. Н. Толстым. Автор воспоминаний о культурной жизни России 1910-20-х гг. и ряда книг для детей.
Тэффи (наст. имя и фам. Надежда Александровна Лохвицкая, по мужу Бучинская; 1872—1952) — русская писательница, поэтесса, мемуарист. Ее называли «королевой русского юмора». С 1920 г. в эмиграции, в Париже.
Амари (наст, имя и фам. Михаил Осипович Цетлин; 1882—1945) — русский поэт, беллетрист, редактор, меценат. После Февральской революции некоторое время жил в Одессе. В эмиграции стал основателем и первым редактором литературного журнала «Окна» (1923—1924), был редактором отдела поэзии в журнале «Современные записки». После переезда в 1940 г. в США был основателем и первым редактором «Нового журнала» (Нью-Йорк, с 1942 г. совместно с М. А. Алдановым).
Биск Александр Акимович (1883—1973) — поэт, переводчик, переводил поэзию Р.-М. Рильке. В 1919 г. уехал из Одессы в Болгарию, позже жил в Бельгии, с 1942 г. в США.
Кипен Александр Абрамович (1870—1938) — писатель, агроном, с 1820 г. профессор Одесского сельскохозяйственного института. Написал ряд научных работ по виноградарству. Писал и публиковал рассказы и повести.
Опубл.: Работа врагов революции // Известия (Москва). 1919. 27 апр. № 89 (641).
Заметка приводится со ссылкой на газету «Одесские новости» от 24 апреля 1919 г. (указано А. Н. Шустовым).