Сначала высоко ходил разведчик. Небо было голубое, глубокое, с него на землю лился жар знойного южного дня. В таком небе не увидишь ничего. Разведчик покружил и ушел. Через полчаса пришли бомбардировщики. Они ринулись на нашу колонну, которая, пыля и громыхая гусеницами, шла по дороге к линии фронта. Один за другим шли в пике «Юнкерсы». Отвратительный вой сменялся фырканьем заглушаемого мотора, потом пела бомба и ухал разрыв. Столбы земли поднимались вокруг дороги, немцы никак не могли попасть в наши машины. Им мешала торопливость, нервозность: зенитки открыли огонь.
Пикировщиков сопровождали «Мессершмитты». Они ходили кругом и высматривали где же спрятались зенитки? Наконец, нашли одну, притаившуюся в густом кустарнике. «Мессершмитт» сразу же пошел к «Юнкерсам» и привел одного из них к зенитке. Вот она, — показал он бомбардировщику, и тот, развернувшись, зашел на пикирование.
У орудия был расчет. Он не ушел от зенитки, когда завыл пикировщик. Бойцы лишь пригнулись, словно стараясь уменьшить свое тело. Бомба разорвалась в десяти метрах от орудия. Земля засыпала котелки с борщом, — их только-что привезли артиллеристам. Упал, раненый в плечо, наводчик Сковородин. Упал с разбитыми ногами другой наводчик Бучин. Лежали, оглушенные взрывом, другие номера. И, когда пикировщик пошел на второй заход, у орудия оставались двое — Живолуп и Татибеков.
Что ж, двое, так двое, Правда, полным расчетом стрелять легче, но ведь товарищи ранены. Значит, надо стрелять вдвоем.
И трубочный Живолуп стал наводчиком, а заряжающий Татибеков заменил всех остальных.
Они оторвались от зенитки лишь на то мгновенье, когда «Юнкерс» мчался прямо на них. Татибеков лег за орудийную лапу, а Живолуп — в маленькую канавку, которую перед этим стал рыть.
— Как ударит — вскакивай! — крикнул Живолуп. Ему было жарко — и от солнца, и от завывания «Юнкерса», и от того, что рядом лежали окровавленные товарищи. Он, правда, много раз сражался с воздушными налетчиками, но все же ему стало жарко.
Он успел взглянуть на товарища. Амангоже Татибекову, прижавшемуся к металлической лапе, тоже было горячо.
В этот миг бомба ударила впереди, метрах в двадцати. И в то же мгновенье вскочили Живолуп и Татибеков. Они даже не стряхнули с себя землю. Прошло лишь несколько секунд после взрыва бомбы, и раздался первый выстрел зенитки. Ни секунды передышки не взяли себе молодые артиллеристы. Они работали так быстро, словно было их не двое, а полный расчет. В то мгновенье, когда «Юнкерс» стал выходить из пике, они уже отправили в него 5 снарядов. Это походило на работу фокусников. «Юнкерс» отвалил в сторону и пошел на запад.
Через несколько часов в десяти километрах от места боя был взят экипаж «Юнкерса». Самолет беспомощно лежал в высокой кукурузе. Он был поврежден осколком зенитного снаряда.
Это было месяц назад.
А вчера я опять встретился с двумя отважными зенитчиками Мишей Живолупом и Амангожей Татибековьгм. Состав их расчета изменился, но они остались у своего орудия, во второй батарее части майора Шевелева. Татибеков так и работает заряжающим, а Живолуп стал наводчиком. Но теперь им приходилось сражаться не с самолетами, а с танками.
Немцы прорвались к городу со стороны аэродрома, который прикрывали наши старые знакомцы. Ствол их орудия склонился вниз, стал параллельно земле, и они начали прямой наводкой бить по врагу. Множество солдат легло под их огнем, смолкли и остановились танки…
Когда кончился бой, мы разговорились. Зенитчик обычно не знает, сбил он самолет или промазал. Миша Живолуп очень горько переживает эту неизвестность.
— Бьешь по нему, бьешь, а он уйдет, — жаловался Живолуп, — живой или раненый? Бис его знает! Ушел как будто живой, а смотришь — и сел, подбитый, где-нибудь в сторонке. Нам ведь не сообщают, что, мол, ты, Живолуп, подбил самолет. Раз было так. Налетел 21 самолет, мы по ним как ударили, так их всех дымом и окутало. А ушли все. Значит, стреляли мы безрезультатно. Потом сообщили — девять штук упали… Вот и считай, — сколько из них я сбил? А все спрашивают: товарищ Живолуп, сколько вы всего самолетов сбили? Прямо, зло берет. Вот и не знаю — сбил тогда, когда вдвоем стреляли, или не сбил?
Мы поспешили рассказать о том, как был найден подбитый «Юнкерс» и как был взят в плен его экипаж. Живолуп сразу оживился, улыбка осветила его лицо.
— Да, ну? Сбили, значит…
И сразу повеселев, смешивая русские и украинские слова, он продолжал рассказывать о своей жизни, об учебе и войнах, о зенитке.
Татибеков стоял у орудия и, внимательно слушая, кивал головой. Он бы. совершенно согласен с тем, что говорил, что думал и что делал в жизни и на войне его боевой товарищ Михаил Живолуп.
спец. корреспондент «Известий».
ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 22 августа.
