1855.
правитьПослѣ безплодной попытки, сдѣланной въ Мартѣ 1854 года почтеннымъ ветераномъ Дома Инвалидовъ[1], старые бонапартисты отказались отъ всѣхъ мечтаній, и стали равнодушно смотрѣть на странныя дѣйствія того, который, для полученія престола, воззвалъ къ воспоминанію о славномъ имени, а потомъ отрекся даже отъ законной ненависти того, кому былъ обязанъ короною. Но надежда легковѣрна и долговѣчна! Движеніе англійскихъ войскъ чрезъ Францію, отмѣненное изъ опасенія пробудить національную антипатію, затрудненія, возникшія отъ сердечнаго согласія въ Галлиполи, упорное намѣреніе правительства имѣть на Востокѣ большее число войскъ нежели сколько имѣютъ вѣрные союзники, Англичане, и наконецъ повтореніе Булонскаго лагеря, все это возродило надежды въ истыхъ бонапартистахъ.
— "Племянникъ затѣваетъ что нибудь, говорили въ Инвалидномъ Домѣ, и старые воркотуны выпрямляли свой станъ, согбенный лѣтами, и съ важностью поглаживали свои сѣдые усы. Но тотъ самый старикъ, который, отъ имени всѣхъ, являлся, въ Мартѣ, къ императору, грустно покачивалъ головою, «ничего не будетъ, друзья!» сказалъ онъ однажды, прочитавъ Монитеръ 14-го Іюля. «Чего вы можете надѣяться отъ человѣка, который разрушаетъ всѣ воспоминанія! Какъ вы думаете, какой фрегатъ выбралъ онъ для посѣщенія англійскаго флота? Тотъ, который носитъ имя Королевы Гортензіи! Какая горькая насмѣшка! Онъ отрекается отъ всего, издѣвается надо всѣмъ! это очевидно. Зачѣмъ онъ не переименовалъ этого несчастнаго фрегата? Надобно было бы назвать его Беллерофономъ… И почему же нѣтъ! По моему мнѣнію, это было бы разительнѣе».
— Но, быть можетъ, генералъ, возразилъ одинъ изъ инвалидовъ, этотъ забываетъ на время старинную вражду единственно для того, чтобъ отмстить за бѣдственную участь великой арміи.
"Бѣдственная участь! Но эта участь была слѣдствіемъ войны. Счастіе не повезло, вотъ и все! А припомните, зачѣмъ тотъ, великій-то учредилъ Булонскій лагерь? Надобно было отмстить за образованный міръ, положить предѣлъ самоуправству Англіи[2]. Съ тѣхъ поръ, какъ успѣхи образованности смягчили законы войны, христіанскія государства приняли за основу морскаго права, что нейтральныя державы могутъ производить торговлю съ воюющими сторонами, только не военными припасами; что товары, принадлежащіе подданнымъ воюющихъ государствъ, неприкосновенны на нейтральныхъ судахъ; что порты, объявленные въ блокадѣ одною изъ воюющихъ державъ, должны быть дѣйствительно блокированы, чтобы нейтральныя государства не имѣли съ ними сообщенія. Одна Англія не согласилась признать сихъ правилъ, безъ которыхъ не можетъ быть свободнаго плаванія по морямъ; она запретила не только военные припасы, но и лѣсъ, пеньку, желѣзо, хлѣбъ; она захватываетъ все, принадлежащее подданнымъ враждебной державы; она утверждаетъ, что аортъ уже блокированъ, коль скоро ею объявлено объ этомъ, если бъ даже она не имѣла предъ этимъ портомъ ни одной лодки. Другими словами: «Англія хочетъ господствовать на моряхъ». «Надобно, сказалъ лордъ Чатамъ, чтобъ ни одинъ выстрѣлъ на океанѣ не былъ производимъ безъ нашего вѣдома», а сынъ его (Питтъ) прибавилъ: Если бъ мы были справедливы хотя на одинъ денъ, то не прожили бы и года!! "Прекрасныя правила! Милое призваніе перваго министра! А между тѣмъ, весь міръ, за исключеніемъ Франціи и Соединенныхъ Штатовъ, преклонилъ голову предъ чудовищными притязаніями дерзкихъ пиратовъ! «Раскройте исторію Англіи, сказалъ президентъ Соединенныхъ Штатовъ, и вы найдете только разрушительныя войны, набѣги морскихъ разбойниковъ, коварные подкупы, низкія козни, попущеніе къ мятежамъ, нарушеніе договоровъ, тираннію, смертоубійство, жестокость, нетерипмость, присвоеніе чужаго, и все это для сохраненія монополіи всемірной торговли!» Имѣйте же дѣло съ правительствомъ, о которомъ отзываются, и по справедливости, подобнымъ образомъ! Послѣ поступка съ Мальтою въ 1803 году, когда нашъ императоръ былъ еще консуломъ, онъ убѣдился, на что способенъ коварный Альбіонъ.
"Плутовская штука съ островомъ Мальтою осталась необъяснимою, во положительно извѣстно, что когда наименѣе ожидали того, британское адмиралтейство наложило эмбарго на французскія и батавскія[3] суда, и отправило эскадры въ погоню за тѣми кораблями, которые, основываясь на договорахъ, плавали по морямъ. Тысяча двѣсти судовъ были захвачены съ ихъ экипажами и пассажирами, и разбой, который доставилъ слишкомъ двѣсти милліоновъ, былъ одною изъ побудительныхъ причинъ возобновленія войны. Консулъ протестовалъ противъ нарушенія народнаго права; е, ну отвѣчали: таковъ у Англіи обычай. Было отъ чего вознегодовать честнымъ людямъ. Франція рѣшилась отмстить за образованный міръ. Департаменты и города съ величайшимъ соревнованіемъ жертвовали суммы на корабли, на пушки, на лодки для флотиліи; порты Булонскій, Этамильскій, Амблетерскій были распространены и укрѣплены, какъ средоточія вооруженій; отъ Бреста до Флиссингена, всѣ гавани и устья рѣкъ превратились въ корабельныя верфи. Первый консулъ самъ осмотрѣлъ берега Ламанша, повсюду ускорялъ вооруженія, отдавалъ приказанія относительно закупки матеріяловъ, размѣщенія батарей, прорытія каналовъ, сбора судовъ, и наконецъ учредилъ тотъ грозный Булонскій лагерь, который заставилъ трепетать Англію.
"Англичане, въ свою очередь, приготовили огромныя средства къ оборонѣ. Устья рѣкъ и всѣ заливы были обставлены войскомъ и батареями; входъ въ Темзу былъ запертъ линіей блокшифовъ; въ южныхъ графствахъ сформировали лагерь въ шестьдесятъ тысячъ человѣкъ; приняты были мѣры къ поголовному вооруженію; подведены подкопы подъ дороги и мосты; приказано истреблять все по приближеніи французскихъ войскъ (какова предусмотрительность!). Тогда Англія имѣла для своей защиты 511 военныхъ судовъ, 680 канонирскихъ лодокъ, 123 тысячи матросовъ и морскихъ солдатъ, 180 тысячъ сухопутнаго войска я 280 тысячъ человѣкъ милиціи. И, не смотря на эту огромную силу, Джонъ Булль дрожалъ какъ въ лихорадкѣ! И, сказать правду, нельзя было не дрожать ему: менѣе нежели въ два года, первый консулъ, ставъ императоромъ, сформировалъ флотилію изъ 2,293 судовъ, вооруженныхъ пятью тысячами пушекъ, и выставилъ десантную армію въ 176 тысячъ человѣкъ, 14 тысячъ лошадей и 572 орудія, кромѣ чрезвычайныхъ запасовъ военныхъ и продовольственныхъ предметовъ, 14 милліоновъ патроновъ, четырехъ милліоновъ раціоновъ сухарей и проч. и проч. — «Если вамъ удастся овладѣть проливомъ въ теченіе шести часовъ, писалъ Наполеонъ Латушъ-Тревилю, конецъ существованію Англіи!» И онъ говорилъ правду. Если бъ неустрашимый Латушъ не умеръ скоропостижно, если бъ Вилльнёвъ былъ человѣкъ способный, испустила бы послѣдній вздохъ надменная нарушительница общаго спокойствія, и Франція въ нѣсколько часовъ отмстила бы за цѣлые вѣка униженія и безпримѣрныхъ коварствъ.
"Согласитесь, что цѣль была благородная. Франція находилась тогда на вершинѣ могущества, потому что, даже послѣ битвы при Трафалгарѣ, Пресбургскій миръ повергъ Англичавъ въ уныніе. Питтъ былъ пораженъ имъ въ самое сердце; онъ отчаялся въ успѣхѣ, уединился въ своей политической системѣ; трепеталъ за участь приготовленную имъ Англіи, и умирая воскликнувъ: «О несчастное мое отечество!»
"Спустя нѣсколько мѣсяцевъ, императоръ, дядя того, кто нынѣ братается съ Англичанами, обнародовалъ слѣдующій декретъ: «Принимая во вниманіе, что Англія не признаетъ народнаго права, которому подчиняются всѣ образованные народы, что слѣдуетъ противопоставить непріятелю оружіе, которымъ онъ дѣйствуетъ самъ, если онъ отвергаетъ всѣ понятія о справедливости и всѣ благородныя чувства, мы рѣшились примѣнить къ Англіи обычаи, утвержденные ею въ морскомъ законодательствѣ, и положить ихъ въ основу имперіи до тѣхъ моръ, пока Англія не согласится, что народное право на морѣ одно и то же, что и на сушѣ; что оно не можетъ простираться ни на частныя имущества, ни на частныя лица, не принадлежащія къ военному сословію, и что право блокады должно быть ограничиваемо крѣпостями, которыя дѣйствительно заняты достаточнымъ гарнизономъ… Британскіе Острова объявляются въ блокадѣ, и всякое съ ними сношеніе или переписка воспрещаются (21-го Ноября 1806).»
«Такова была воля нашего императора, и Булонскій лагерь, это страшилище Джона Булля, былъ учрежденъ для того, чтобъ пугнуть ихъ. А что сдѣлалъ племянникъ изъ этого лагеря? Онъ отправился отсюда на фрегатѣ, носящемъ имя Королевы Гортензіи, чтобъ отдать благодарственный визитъ сборищу Беллерофоновъ, которые, оглашая воздухъ притворными кликами, едва не задыхаются отъ смѣха! Посреди нашего Булонскаго лагеря возвышалось знамя справедливости противъ неправды и вѣроломства, а теперь что тамъ? Знамя, запятнанное чудовищнымъ союзомъ, украшенное, можетъ быть, полумѣсяцемъ, леопардами! Знамя, которое призываетъ Христіанъ на угнетеніе ихъ братій, которое распущено для прикрытія страданій старцевъ, женъ, дѣтей, гибнущихъ подъ ножемъ мусульманскимъ! Знамя, которое осѣняетъ собою хищническую добычу морскихъ разбойниковъ, грабителей частнаго имущества!… Французы, берегитесь! Это знамя — саванъ вашей чести! Англія хочетъ отмстить на нынѣшнемъ поколѣніи за страхъ, внушенный ей Булонскимъ лагеремъ; она хочетъ увлечь васъ въ свой позоръ, и тащитъ васъ на буксирѣ по пути неправды!»
Достопочтенный старшина инвалидовъ былъ въ сильномъ волненіи, и потому одинъ изъ сотоварищей хотѣлъ успокоить его. «Полноте, генералъ, сказалъ онъ примирительнымъ голосомъ, зачѣмъ отчаяваться? Всегда остается хотя малый лучъ надежды. Племянникъ сфинксъ вѣдь не сказалъ еще своего послѣдняго слова. Кто разгадаетъ его замыслы? Онъ, можетъ быть, пріучаетъ своихъ Французовъ ходить по палубамъ англійскихъ кораблей. Сегодня онъ требуетъ двѣнадцати кораблей для перевозки своихъ войскъ; завтра потребуетъ двадцати четырехъ, можетъ быть, пятидесяти, и когда удалитъ ихъ, кто знаетъ? шесть часовъ, которыхъ требовалъ дядя для овладѣнія проливомъ, явится, можетъ быть, на данной точкѣ, и тогда… покойной ночи, Альбіонъ!…»
Выслушавъ эту страшную программу будущихъ подвиговъ племянника-сфинкса, ветеранъ покачалъ головою….