1890.
правитьБерта.
Рене.
Доминикъ, старый слуга.
Доминикъ. Я былъ одинъ при немъ, когда
Онъ, бѣдный, здѣсь кончался, — да,
Одинъ… Ужъ около недѣли
Его оплакиваю я,
И такъ какъ, барышня моя,
Вы непремѣнно захотѣли
Узнать, какъ умеръ онъ, — скажу
Подробно все, хоть нахожу,
Что этимъ только ваше горе
Я растравляю. Богъ его
Прибралъ, извольте видѣть, вскорѣ —
Недѣль пять-шесть — послѣ того,
Какъ книжкой новою безмѣрно
Въ Парижѣ изумилъ онъ всѣхъ;
Вы и въ провинціи навѣрно
Читали про ея успѣхъ
Неслыханный… Но онъ на это
Хоть разъ бы улыбнулся… Нѣтъ!
На эти ворохи газетъ,
Гдѣ, какъ великаго поэта,
Его превозносили, — онъ,
Бывало, вскинетъ только взоромъ
И, весь въ раздумье погруженъ,
Къ тому дивану, на которомъ
Вы здѣсь сидите, — подойдетъ
И на подушки упадетъ
Въ изнеможеньи, и часами
Лежитъ съ закрытыми глазами,
Дыша такъ страшно тяжело;
Иль за огнемъ слѣдитъ, горящимъ
Въ каминѣ живо и свѣтло,
Иль притворится крѣпко спящимъ…
Разъ онъ сказалъ мнѣ: «Доминикъ,
Ты плачешь, кажется, старику?
Ну, полно!» И, пожавъ мнѣ руку,
Прибавилъ: «Не пришла пора
Еще для слезъ, — дождись утра!»
И въ ту-же ночь Богъ кончилъ муку…
Онъ умеръ тихо, какъ во снѣ…
Вотъ, барышня, все то, что мнѣ
Извѣстно Онъ хворалъ два года,
И докторами рѣшено,
Что то была болѣзнь изъ рода.
Болѣзней сердца. Я-жь одно
Могу сказать, — что смерть въ такіе,
Какъ эти, годы молодые —
Большая подлость.
Берта. Онъ угасъ
Христіаниномъ?
Доминикъ. Ахъ, у насъ
Въ Парижѣ, барышня, такъ много
Всѣ заняты, что гдѣ ужъ Бога
Тутъ вспоминать? Когда надъ нимъ,
Надъ бѣднымъ бариномъ моимъ,
Я смерть увидѣлъ, — для спасенья
Его души, я предложенье
Рѣшился сдѣлать — пригласить
Священника. Но онъ, казалось,
Не понялъ словъ моихъ…
Берта. Осталось
Мнѣ объ одномъ еще спросить.
Скажи мнѣ… тѣ, что приходили
Въ часы тяжелыхъ мукъ къ нему,
И о надеждѣ говорили
Больному другу своему, —
Скажи — теперь вѣдь ужъ нисколько
Скрывать не нужно — то друзья
Его лишь были? Правда?
Доминикъ. Только
Его друзей здѣсь видѣлъ я.
Берта. А между тѣмъ… Но предъ тобою
Я прямо мысль мою открою.
Ты знаешь, что со мною онъ
Уже давно былъ обрученъ.
Когда, гонимый жаждой славы,
Онъ промѣнялъ на здѣшній шумъ
Родныя тихія дубравы, —
Предметомъ чувствъ его и думъ
Была лишь я… и долго вмѣстѣ
Со мной жила душа его.
На родину, къ своей невѣстѣ
Писалъ онъ письма, ничего
Отъ милой сердцу не скрывая
И безраздѣльно посвящая
Съ любовью нѣжною ее
Въ существованіе свое.
И вдругъ все рушилось… Извѣстна
Причина лишь тебѣ, старикъ!
Мой взглядъ здѣсь женщину проникъ:
Иначе, чтобы такъ безчестно,
Такъ безсердечно поступить,
Онъ долженъ былъ совсѣмъ лишиться
Ума… Но нѣтъ, не можетъ быть!
Нѣтъ, не могла я ошибиться!
Меня забылъ, не правда-ль, онъ
Лишь потому, что увлеченъ
Былъ дикой страстью?.. Назови же
Мнѣ эту женщину!
Доминикъ. Чѣмъ ближе
Я былъ къ нему, тѣмъ чтилъ вѣрнѣй
Мнѣ довѣрявшіяся тайны…
Берта. (Въ сторону.)Онъ правъ!.. О, какъ необычайно
Страдаю я!.. Въ душѣ моей
И смерть его не истребила,
Какъ видно, ревности, — могила
Покоя мнѣ не принесла,
Того покоя, что звала
Я столько лѣтъ! (Вслухъ.)
Я не сказала
Еще тебѣ, зачѣмъ сюда
Пріѣхала; ужь навсегда
Себя забытой я считала,
Какъ вдругъ, недавно, отъ него
Пришло письмо съ однимъ лишь словомъ:
«Прости!» Существованьемъ новымъ
Всѣ струны сердца моего
Забились; этотъ почеркъ милый,
Какъ свѣтлый лучъ, въ душѣ унылой
Все озарилъ, — и я сюда,
Къ нему, спѣшила ужь, когда
Письмо другое, роковое,
Съ каемкой траурною, вновь
Надежды чувство золотое
Навѣкъ убило; но любовь
Меня влекла: на ложѣ смерти
Хотѣла я еще застать
Трупъ драгоцѣнный и сказать:
«Ты вспоминалъ о бѣдной Бертѣ;
Твою предсмертную мольбу
Она' исполнить поспѣшила
И, трупъ найдя, въ твоемъ гробу
Свое прощеніе сложила?»
Увы! здѣсь встрѣтило меня
Ужь опустѣлое жилище…
Но завтра, съ первымъ свѣтомъ дня,
Пойду къ нему я на кладбище…
Теперь ступай, мой другъ, пора
Тебѣ уснуть; я до утра
Хотѣла-бъ здѣсь уединиться,
Чтобъ думать, плакать и молиться;
А завтра рано мы съ тобой
Пойдемъ въ могилѣ дорогой.
Здѣсь умеръ онъ. Здѣсь духъ поэта
Творилъ. Здѣсь часто до разсвѣта,
Въ ненарушаемой тиши,
Онъ погружался въ міръ мечтаній…
О, вы, свидѣтели страданій
Его взволнованной души, —
Вы, зеркала, что отражали
Страдальца блѣдныя черты;
Вы, книгъ его страницы; ты,
Перо, съ котораго бѣжали
Высоковѣщія слова;
Ты, кресло старое, въ которомъ,
То съ тихой скорбью, то съ укоромъ
Къ груди склонялась голова, —
Скажите: добровольно-ль муки
Столь долгихъ, долгихъ лѣтъ разлуки
Онъ далъ на долю тѣмъ, кого
Любилъ когда-то? Иль его
Чужая, пагубная сила
Такъ безпощадно отдалила
Отъ родины? Скажите мнѣ:
Межъ тѣмъ какъ въ мертвой тишинѣ
Скорбь повѣряя только Богу,
Въ полночный часъ, не зная сна,
Я жадно, жадно изъ окна
Взоръ устремляла на дорогу, —
Скажите: правда, вѣдь и онъ,
Среди безмолвія ночнаго,
Облокотясь на свой балконъ
И въ звѣзды неба голубаго
Тревожно глядя, вспоминалъ,
Что отъ разсвѣта до разсвѣта
Я жду его, — и посылалъ
Мнѣ слово нѣжнаго привѣта?..
Ну, говорите-жь! Но, увы!
Сурово-безотвѣтны вы —
И будетъ вѣчно жить сомнѣнье
Въ моей душѣ… Но, милый мой,
Знай, если тамъ, въ землѣ сырой,
Тебя терзаетъ угрызенье
Мятежной совѣсти, — не я
Тому виной: душа моя
Тебѣ давно, давно простила, —
Я слишкомъ глубоко любила,
Чтобъ ненавидѣть; даже съ той
Я въ сердцѣ злобно не враждую,
Чья страсть съ такою быстротой
Жизнь загубила молодую!
Что тамъ? Шаги?.. Теперь? Сюда?..
И щелкнулъ ключъ?.. Здѣсь потайная
Есть, значитъ, дверь? Какимъ полна я
Непостижимымъ страхомъ!..
Да;
Я не ошиблась,. Входятъ… Боже!
Что дѣлать?.. Спрячусь поскорѣй!..
Рене. Ты умеръ… Умеръ… Для чего же
Я здѣсь?.. Порогъ твоихъ дверей,
О, милый, я имѣю-ль право
Переступить теперь, когда
Не съ тѣмъ лишь я пришла сюда,
Чтобъ плакать о тебѣ кроваво?…
Въ тотъ мигъ, когда твои глаза
Смерть такъ жестоко закрывала,
Я не пришла; моя слеза
На лобъ холодный не упала,
Рыдая, не прильнула я
Къ твоей рукѣ оледенѣлой…
И вотъ, походкою несмѣлой,
Какъ воръ, поступокъ мой тая,
Теперь, когда уже могила
Тебя взяла. — я поспѣшила
Опять сюда, чтобъ то унесть,
Что можетъ тронуть въ мнѣньи свѣта
Мою супружескую честь!..
О, милый, если видитъ это
Твоя душа, — какимъ должна
Кипѣть презрѣніемъ она!..
Но знай — не потому пришла я
Взять эти письма и портретъ,
И всѣ слѣды, что для себя я
Боюсь несчастія — о, нѣтъ!
Пусть случай вывелъ бы наружу
Слѣды преступныхъ чувствъ моихъ
И безпощадно бросилъ ихъ
Въ лицо обманутому мужу, —
Я не мѣшала бы тому…
Убилъ-бы онъ меня… Такъ что же?
Къ чему мнѣ жизнь моя? къ чему
Почтенье свѣта?.. Ты дороже,
Ты мнѣ священнѣе всего, —
И сильно такъ мое мученье,
Что извлекла-бъ я наслажденье
И изъ позора моего!..
Нѣтъ, твой покой смутить пришла я
Теперь, какъ мать; ты знаешь самъ,
Что если я твоимъ слезамъ,
Твоимъ моленьямъ не внимая,
Семью не бросила свою, —
И если здѣсь теперь стою,
Ища того тревожнымъ взоромъ,
Что можетъ мнѣ грозить позоромъ, —
То это только для него,
Ребенка чистаго — того,
Кто былъ любимъ тобой такъ нѣжно
И въ этотъ самый часъ, во снѣ,
Быть можетъ, грезитъ обо мнѣ
Невозмутимо-безмятежно…
Прости-жь меня!..
Берта. (Въ сторону.) Она! Она!
Въ моихъ рукахъ и врагъ, и мщенье!..
О, ненависть! ты мукъ полна, —
Но эти муки — наслажденье!
Рене. (Выходя изъ задумчивости.)Забылась я… Пора давно…
Что это? Здѣсь освѣщено?
А я не замѣчаю… Двери
Затворены-ль, по крайней мѣрѣ?..
Нѣтъ… Стало быть, его слуга
Недалеко… Мнѣ дорога
Минута каждая.
Когда-то
Все, что давала я ему,
Хранилось бережно и свято
Вотъ здѣсь… Но, Боже, почему
Я вся дрожу? Такой унылой,
Такою мертвой тишиной
Здѣсь полонъ воздухъ ледяной,
Что представляется могилой
Мнѣ эта комната… И грудь
Сдавило странное сомнѣнье,
Что можетъ слышать кто нибудь
Меня…
Берта. (Выходя и кладя руку на ящикъ.) И ваше опасенье
Не безъ причины: васъ ничто
Снасти не можетъ.
Рене. Боже! Кто,
Кто эта женщина?..
Берта. Такъ въ этомъ
Красивомъ ящичкѣ у васъ
Лежатъ записочки съ портретомъ?
Такъ, стало быть, въ полночный часъ,
Дорожкой, хорошо извѣстной,
Вы пробрались опять сюда,
Чтобъ не оставить и слѣда
Любви преступной и безчестной, —
Такъ, какъ спѣшитъ убійца вновь
Къ убитой жертвѣ возвратиться,
Чтобъ хорошенько убѣдиться,
Что тщательно онъ вытеръ кровь…
Вы, если я не ошибаюсь,
Спросили съ ужасомъ сейчасъ:
Кто я?.. О, я глазами въ васъ
Уже давно, давно впиваюсь…
Да, вы отъ ногъ до головы
Прекрасны… да… я это вижу…
Но еслибъ только знали вы,
Какъ страшно васъ я ненавижу!
Рене. Послушайте…
Берта. Молчите! Здѣсь,
Передо мною — не у мѣста
Всѣ ваши крики: я невѣста
Того, кто умеръ. Гнѣвъ мой весь
На васъ пусть упадетъ всецѣло;
Самъ Богъ приказываетъ мнѣ
Вамъ отмстить за злое дѣло; — '
Да, это вы, и вы однѣ
Любовью пагубной убили
Страдальца — друга моего,
И къ сердцу честному его
Измѣну гнусную привили!
Но преступленье перенесть
Въ себѣ не отыскалъ онъ силу
И поспѣшилъ укрыть въ могилу
Свою растоитанную честь!..
Ну, что-жь! Вѣдь очень натуральнымъ
Казаться это вамъ должно,
Не правда-ль! — Такъ ужь суждено
Намъ, барышнямъ провинціальнымъ —
Смиренно прозябать въ глуши
Съ наивной вѣрою души
Во все, въ чемъ горячо и свято
Намъ женихи клялись когда-то, —
И въ церкви набожно за нихъ
Жечь свѣчи передъ образами,. —
И ждать съ горячими слезами,
Напрасно, писемъ дорогихъ, —
Отъ глазъ чужихъ ревниво муку
Скрывать — и, наконецъ, себѣ
Усвоить тяжкую науку
Нѣмой покорности судьбѣ!
А между тѣмъ, въ чаду столицы,
Друзей оторванныхъ отъ насъ,
Встрѣчаете въ проклятый часъ
Вы, обольстительныя львицы,
И въ грязь топча и честь свою,
И добродѣтель, и семью,
Шутя, въ какой-нибудь кадрили,
Вы ихъ влюбляете въ себя…
Когда-жь, у вашихъ ногъ сгубя
Все то, во что они хранили
Святую вѣру, — загрязнясь
Позоромъ гнуснаго раздѣла, —
Съ негодованьемъ убѣдясь,
Что никогда открыто, смѣло
За милымъ не пойдете вы,
Что судъ общественной молвы
Для васъ важнѣй его страданій, —
Когда сквозь столько испытаній,
Сквозь столько мукъ пройдя, они
Умрутъ покинуты, одни, —
Тогда, въ отчаянномъ испугѣ,
Вы вспомните, что вы супруги
И матери, — и рѣки слезъ
Струите, бѣдныя, украдкой,
Надъ драгоцѣнною кроваткой
Съ ребенкомъ, полнымъ чистыхъ грезъ!
О, мой страдалецъ, ты, съ которымъ
Уйти отъ всѣхъ она сочла
Непозволительнымъ позоромъ
И видѣть гробъ твой предпочла, —
Ты будешь отомщенъ! Повсюду,
Ее преслѣдовать я буду,
Клеймо позорное она
Вездѣ, всегда носить должна —
Въ глазахъ обманутаго мужа,
Въ глазахъ ребенка своего!
Клянусь! я не умру, всего
Предъ міромъ всѣмъ не обнаружа!..
Что-жь! Будьте гнусны до конца:
Рыдайте, лгите, состраданья
Молите у меня, съ лица
Румянецъ весь негодованья,
Задѣтой гордости своей
Согнать старайтесь поскорѣй!..
Рене. Нѣтъ, вы ошиблись;. состраданья
У васъ молить не стану я;
Но не заносчивость моя
Меня удержитъ, — нѣтъ, сознанье,
Что кару страшную свою
Я заслужила. Я стою
И жду: кончайте, погубите;
Не помышляя о защитѣ,
Не подыму я головы,
Чтобъ дать отпоръ обидѣ чести;
Быть можетъ, я на вашемъ мѣстѣ
Такъ поступила-бъ, какъ и вы;
И если только — что краснѣло
Мое лицо отъ всѣхъ обидъ,
То это былъ не гнѣвъ, а стыдъ…
Вамъ разъяснить, однако, дѣло —
Моя обязанность. Того,
За гибель чью вы такъ ревниво
Хотите мстить, — несправедливо
Вы обвиняете. Его
Я защитить должна предъ вами:
Не могъ онъ пошло измѣнить
И вѣтрено играть словами?
И — въ сердцѣ вашемъ возбудить
Негодованье вновь рискуя, —
Съ открытой совѣстью скажу я, —
Что если онъ меня любилъ,
То и любимъ глубоко былъ!
Берта. О, вы поплатитесь жестоко
За эти дерзкія слова!..
Любимъ! да и къ тому-жь глубоко!..
Должно быть, ваша голова
Помрачена, когда хватило
У васъ безстыдства въ этомъ мнѣ,
Мнѣ признаваться!..
Рене. Я любила
Не такъ, какъ вы. Я въ глубинѣ
Моей души, какъ воръ, скрывала
Мою любовь, — она стояла
При свѣтѣ дня, во тьмѣ ночной,
Какъ страшный призракъ, предо мной!
О, не поймете вы, что значитъ
Любить, когда кроваво плачетъ
Душа отъ вѣчной лжи, — когда
Бѣжишь на тайное свиданье,
Какъ на позоръ, на злодѣянье,
Дрожа отъ страха и стыда,
И, возвратясь, опять съ испугомъ,
Краснѣя, смотришь на того,
Кто называется супругомъ,
И на ребенка своего!
Когда нельзя единой ночи
Провесть въ спокойной тишинѣ,'
Безъ страшной мысли, что во снѣ,
На мигъ сомкнувшемъ только очи,
Уста, бесѣдуя съ душой,
Проронятъ имя дорогое, —
Когда, за столько муки злой,
За истязаніе такое,
Дано — лишь изрѣдка, въ тоскѣ,
Рыдать, склонясь къ его рукѣ!..
Берта. Склонясь къ его рукѣ!.. Скажите,
Какая скромность!.. Можетъ быть,
Невинность дѣвичью хотите
Вы деликатно пощадить?
Оставьте! Страждущей душою
Давно все угадала я;
Давно проникла мысль моя
Въ свиданья ваши; предо мною
Они живутъ всегда, всегда,
Со всѣми муками своими,
Но и со всѣми огневыми
Ихъ наслажденьями!.. Сюда
Сегодня дверью потаенной
Вошли вы, — это былъ для васъ,
Не правда ль, путь обыкновенный?
Вы имъ всегда въ полночный часъ,
Конечно, къ милому являлись
И тихо, тихо приближались
Къ его столу, и за плечомъ
Читали жадными глазами
Стихи, что вдохновлялись вами,
И крѣпкій поцѣлуй потомъ
Такъ сладко выводилъ поэта
Изъ забытья… О, да, все это
Такъ ясно, ясно для меня!
Я точно слышу упоенье
Безумныхъ ласкъ, прикосновенье
Того блаженнаго огня,
Въ которомъ вы горѣли оба…
И зависть дикая, и злоба
Во мнѣ кипятъ, — и все сильнѣй
Желанье мстить въ душѣ' моей!
Рене. О, Боже мой! Едва-ль для мщенья
Изобрѣтете вы мученья
Страшнѣй живущихъ въ глубинѣ
Моей души несчастной!..
Мнѣ вы завидуете злобно,
Мнѣ ваше сердце мстить способно!
Такъ вотъ вамъ исповѣдь моя
О томъ, какъ услыхала я,
Что онъ скончался: — Это было
Въ вечерній часъ; въ кругу семьи
Сидѣла я; но сердце ныло,
И мысли черныя мои
Носились тамъ, гдѣ смерть стояла
Надъ драгоцѣнной головой…
Моя малютка предо мной
Свои молитвы лепетала;
Мой мужъ, съ газетой, подлѣ насъ
Полудремалъ… Прійти могло-ли
Кому на умъ, что въ этотъ часъ,
Въ такой тиши, рвалась отъ боли
Моя душа, — что въ ней гроза
Ломала все неумолимо,
И слезы страшныя незримо
Жгли и туманили глаза!..
Минуты шли… Изнемогая
Въ нечеловѣческой борьбѣ
И, какъ предъ смертію, къ себѣ
Всѣ силы жизни призывая,
Чтобъ скрыть смущенье, скорбь, испугъ, —
Спросила мужа я: «Мой другъ,
Какія новости въ газетѣ
Сегодня о больномъ поэтѣ?»
Разсѣянно, почти сквозь сонъ,
Опять взглянулъ въ газету онъ,
И, точно звонъ заупокойный
Въ ночномъ безмолвіи, спокойный
Упалъ на сердце мнѣ отвѣтъ:
«Сегодня умеръ твой поэтъ!»
Какимъ жестокимъ истязаньемъ
Мнѣ было вопль въ груди сдержать,.
Не помертвѣть, не зарыдать?..
Берта. О не такимъ еще страданьемъ
Должны-бъ вы были заплатить
За тяжкій грѣхъ! Его убить
Оно вѣдь вамъ не помѣшало;
И, между тѣмъ, какъ тамъ держало
Семейное приличье васъ, —
Здѣсь, тщетно плача, онъ угасъ
Безъ утѣшенья, одинокій…
Рене. О, вы безжалостно-жестоки!
Ну, что-жь, пускай! — пусть ваша месть
Растопчетъ жизнь мою и честь, —
Осуждены вы сами вѣчно
Терзаться съ нынѣшняго дня,
Понявъ, услышавъ отъ меня,
Какъ глубоко, какъ безконечно
Его любила я!..
Берта. А я…
Я не любила? — Вѣкъ разлуки,
Обманутой надежды муки —
Все вынесла любовь моя.
Межъ ней и вашею сравненья
Не можетъ быть: вы — преступленье,,
Я — долгъ… Про ваши жертвы мнѣ
Вы говорите, — но онѣ
Вѣдь умереть не помѣшали
Несчастному! Моя любовь
Его спасла-бъ. Межъ тѣмъ, какъ кровъ
Вы въ немъ и жгли, и отравляли
Своею дикой страстью, я
Ему протягивала руки,
Прощая все, и грудь моя
Челу, склоненному отъ муки,
Отъ бурь готовила пріютъ,
Весь полный мира и привѣта…
Но вы его держали тутъ.
Тутъ, въ зачумленномъ вихрѣ свѣта,
Въ водоворотѣ гнусномъ… Ахъ,
Когда-бъ не пламя страсти злое,
Не честолюбье роковое,
Теперь поэзія въ слезахъ.
То правда, не пришла-бъ съ цвѣтами
Къ его могилѣ, — міръ хваламъ!
Во слѣдъ ему-бъ не прозвучалъ, —
Безвѣстно, скромно-бъ онъ свершалъ
Свой путь, но былъ-бы живъ — поймите
Онъ былъ-бы живъ!.. О, Боже мой,
Какъ я страдаю!.. Что-жь, идите
Теперь, сударыня, домой…
Здѣсь нечего вамъ дѣлать… Мщеньемъ
Грозить я вамъ не стану: мнѣ
Въ немъ надобности нѣтъ — вполнѣ
Вы казнены моимъ презрѣньемъ!
Рене. Нѣтъ, это слишкомъ! Нѣтъ, я вновь
Вамъ повторю: Я любила
Не такъ, какъ вы: во мнѣ любовь
Такія струны шевелила,
Какихъ въ себѣ, конечно, вы
Не отыскали-бы… Увы!
Я помню, — часто, въ тѣ мгновенья,
Когда, желая отъ меня
Прогнать гнетущія сомнѣнья,
Онъ, голову свою склоня
Къ моимъ рукамъ и ихъ цѣлуя,
Шепталъ мнѣ нѣжно: «жизнь моя
Полна безмѣрнымъ счастьемъ» — я,
Душою любящею чуя
Ложь благородную его,
Ревнивый ропотъ своего
Больного сердца заглушала
И въ тихихъ грезахъ создавала
Для этой жизни дорогой
Другое счастье, путь другой —
Открытый, свѣтлый, безмятежный,
Съ подругой чистою и нѣжной,
Принадлежащею ему
Безъ раздѣленья одному,
Передъ лицомъ людей и Бога, —
Чтобъ каждый разъ, когда тоска
И ядовитая тревога
Проснутся въ немъ, — ея рука,
Какъ духъ спокойствія и свѣта,
Ложилась на чело поэта
Q разгоняла безъ слѣда
Всѣ тучи горькаго сомнѣнья
И безпредѣльной скорби… Да,
Въ порывѣ самоотреченья
Всѣмъ существомъ моимъ звала
Я въ жизнь его жену такую, —
И если-бъ она пришла,
Мою обязанность святую
Безропотно-бъ свершила я:
Страданье страшное глубоко
Въ разбитомъ сердцѣ затая,
Бѣжала-бъ отъ него далеко,
Чтобъ, въ безмятежной тишинѣ
Для новыхъ, чистыхъ ощущеній,
Воскресъ его высокій геній,
Навѣкъ забывши обо мнѣ!..
Вотъ я на что была способна!
Что-жь? Отыскать-ли вамъ въ себѣ
Такую силу, — вамъ, рабѣ
Слѣпаго долга?.. Вижу, — злобно,
Презрительно смѣетесь вы;
Мои слова звучатъ предъ вами
Уловкой хитрой головы,
Не сердца честными словами?..
Такъ слушайте-жь… Разъ… это былъ
Одинъ изъ дней его недуга
Души и тѣла… получилъ…
Онъ съ родины письмо отъ друга.
Другъ говорилъ ему о васъ,
Что вы забывшему простили,
Но сердце навсегда закрыли
Для ожиданья, — что погасъ
Надежды свѣтъ во мракѣ горя,
Что вы въ глубокій этотъ мракъ
Ушли, и въ жизнь глядите такъ,
Какъ съ береговъ на волны моря
Все смотрятъ вдовы рыбаковъ…
«Отдайте это мнѣ» — ревниво
Я попросила — и безъ словъ,
Но такъ болѣзненно-тоскливо,
Онъ мнѣ бумагу протянулъ,
И свѣтлый взоръ его сверкнулъ
Такой слезой, что поняла я
Все, все, — и изъ моей души
Съ рыданьемъ вырвалось: «Спѣши
Туда, гдѣ ждетъ тебя святая,
Боготворящая любовь, —
Гдѣ для тебя воскреснутъ вновь
Покой и свѣтъ… Еще есть время,
Сбрось ядовитой страсти бремя
Съ своей души, оставь меня!»
Но голову на грудь склоня
Съ неизъяснимою тоскою,
И улыбнувшись вдругъ такою
Улыбкою, которой я,
Пока не сгибнетъ жизнь моя,
Же позабуду, — «поздно… поздно…
Благодарю…» онъ прошепталъ, —
И этотъ шопотъ прозвучалъ
Въ моей душѣ зловѣще-грозно,
Какъ будто смертный приговоръ…
Что это? Боже мой! Вашъ взоръ,
Я вижу, омраченъ слезами…
Да, да, вы плачете… Что съ вами?!..
Берта. (Порывисто и въ сильномъ волненіи.)
Простите, о, простите мнѣ!
Забудьте низкія угрозы!..
Да, ваши рѣчи, ваши слезы
Не лгутъ… Въ какомъ-то дикомъ снѣ,
Бродя во тьмѣ безумья злато,
Не понимала я, что мы —
По скорби сестры. Вы изъ тьмы
Меня выводите — и снова
Душа въ священной тишинѣ…
Простите, — для того, чтобъ мнѣ
И онъ простилъ… Подайте руку…
Вѣдь я сама такую муку
Переживала!… Вы его
Любить умѣли такъ высоко,
Что не закроете жестоко
Прощенью сердца своего!…
Забудьте все, — и послѣ битвы
Двухъ братскихъ душъ, соединимъ
Двѣ наши скорби, подадимъ
Другъ другу руки для молитвы
О дорогомъ страдальцѣ! Пусть
Моя безропотная грусть
И ваши злыя угрызенья
Послужатъ жертвой искупленья
Передъ Творцемъ, судящимъ насъ,
Тому, кто страшно такъ угасъ,
Безвѣрьемъ гордымъ сокрушенный,
И, даже въ свой послѣдній часъ
Святой молитвой не спасенный!..
Рене. Благодарю васъ. Дай вамъ Богъ
Переносить свои страданья
Спокойнѣй, легче, отъ сознанья,
Что до могилы онъ не могъ
Васъ позабыть, — что до могилы
Вы были дороги и милы
Его душѣ, — какъ дорога
Безвѣрья полному разсудку
Молитва, что твердить малютку
Учила мать… Пока врага
Неумолимаго встрѣчала
Я предъ собою, — я молчала
Объ этой тайнѣ, но сестра
Пусть знаетъ все… Теперь пора,
Прощайте… разныя дороги
Страданьямъ нашимъ суждены:
Вамъ — скорбь средь мертвой тишины
Безъ сокрушительной тревоги,
Мнѣ — вѣчно скрытая гроза
И сверхъестественная сила
Жить такъ, чтобъ ни одна слеза
Душевныхъ мукъ не обличила!..
Но прежде, чѣмъ ударитъ часъ
Разлуки — и разлуки вѣчной, —
Не откажите мнѣ въ сердечной,
Послѣдней просьбѣ: съ вами разъ
Еще сойтись, чтобъ научиться
У васъ и вѣрить, и молиться…
Мнѣ сердце шепчетъ, что тогда
Свой долгъ тяжелый безъ труда
Я понесу, — что станетъ чище,
Свѣтлѣе въ бурной глубинѣ
Моей души… О, дайте-жь мнѣ
Минуту…
Берта. Завтра, на кладбищѣ!..