Итальянская поэзия XIII—XIX вв. в русских переводах: Сборник
М.: Радуга, 1992.
Перевод Н. Курочкина
КАРЛО ПОРТА
правитьДа, вы маркиз, я знаю — вы маркиз,
Притом маркиз породы самой чистой,
Как ваш рысак, схвативший первый приз,
На скачке, прошлой осенью, рысистой…
Да, вы маркиз — вам самый черт не брат,
Не одного мы люди с вами сорта,
Вы знаете, что вы аристократ.
Я просто горожанин — Карло Порта…
Окружены вы блеском с юных лет,
Пустую жизнь вы тянете беспечно;
Я, каждый день, за горький труд, чуть свет,
Сажуся — не из прихоти, конечно!
Вы точно — не из избранных умов
(Вы сами в том сознаетесь невольно),
Но сколько перед вами подлецов
Готово льстить и ползать добровольно!
Моя судьба совсем не та… увы!
Поймите горечь искреннего стона,
Не тошно ль мне, когда осел, как вы,
На мой поклон — не отдает поклона?
ФАРИСЕЙКА
правитьДонна Фабия Фаброни, цвет миланского бонтона,
С Францисканцем Фра Джузеппе, у открытого балкона,
Дня два-три тому, в субботу… или нет, я вспомнил — в среду,
Сидя под вечер — такую томно с ним вела беседу:
"Да, вы правы, Фра Джузеппе, в вашем страхе и боязни,
Близко света преставленье — мир заслуживает казни.
Я сама ваш образ мыслей всей душою разделяю,
Ибо многое такое я на свете замечаю, —
Все такое, что, конечно, совершаться не могло бы,
Если б час не приближался исполненья божьей злобы.
Что вокруг себя мы видим? — зло, разврат и преступленье,
Буйство черни, грубость массы, либералов исступленье,
Вольнодумство и нечестье, козни, наглые обманы, —
Знатный род не представляет людям более охраны.
Знатный род — вы рассудите сами — это что такое?
Точно знатность — не основа благ общественного строя.
Или мертвых воскресенье в наше время не далеко
И мы видим исполненье вдохновенных слов Пророка;
Или… я уж и не знаю! сей сумбур холеры злейший —
Вожделенный плод, должно быть, философии новейшей…
Я сама, почтенный падре, нет тому еще недели,
Испытала степень злобы развращенных масс на деле.
Я говела, сообразно християнскому обряду,
И собор святого Цельза посещала три дня сряду.
Все, как следует, при этом я, по званью, соблюдала
И к собору ровно в полдень я в карете подъезжала.
Экипаж мой всем известен — весь в гербах, при двух лакеях,
А лакеи в самых новых, только сшитых им, ливреях.
Ну-с, два дня прошли прекрасно, я окончила говенье
И на третий приезжаю (это было Воскресенье);
Но, подъехав, замечаю, что на паперти у входа
Нищих множество столпилось, разночинцев, дряни, сброду,
Так чтоб выйти из кареты и пройти к дверям собора
Не нашлось, imaginez-vous, достодолжного простора.
Делать нечего — смешно же было даром возвращаться!
Я людям своим велела, подозвав их, протолкаться,
Но, приказывая это и не думая ни крошки
Об опасности, с каретной поскользнулась я подножки
И на паперть, чуть не навзничь, всей я тяжестью упала!
Кринолин мой… comprenez-vous, сколько было тут скандала?!
Поднялась я, не ушиблась, но подобные пассажи
Нам, особам, важным лицам — неприятней смерти даже.
Я стыдливостью, приличьем дорожу, как жизнью самой,
И такой ужасный случай, днем и гласно, с светской дамой!
Если в обморок я тут же без сознанья не упала,
То меня, конечно, в этом только вера подкрепляла.
Что ж вы думаете? случай этот, горький и ужасный,
Вызвал в черни состраданье, как должно бы быть? — напрасно!
Вы ошиблись бы, конечно, если б так предполагали;
Надо мной же все смеялись: шум поднялся, мне свистали!
Точно будто бы я ровней им была, простой мещанкой,
Или рыбною торговкой, иль заезжей комедьянткой…
Много выстрадала горя, падре, я в минуты эти,
Но Господь мне был защитой и уменье жить на свете:
Я толпе не показала ни страданья, ни смущенья,
Обвела всю чернь я взором, полным гордого презренья, —
И, при помощи лакеев, быстро в храма дверь проникла,
Где с молитвою такою пред распятием поникла:
«О! Господь, мной жарко чтимый, Ты своею благодатью
Дал возможность мне родиться между избранною знатью,
Хоть и мог бы (нет для Бога в мире вещи невозможной!)
Сотворить меня лакейкой, червем, гадиной ничтожной,
Приношу тебе за это я свое благодаренье!
Ты всещедро возвеличил на земле свое творенье.
Но хоть я ценю высоко сан свой, данный мне Тобою,
Я тщеславия не знаю и не хвасталась собою.
Что другим бы, слабым мыслью, только голову вскружило,
Мне, напротив, в деле веры побужденьем послужило,
Долг мой мне напоминая — подражать Христу в терпеньи
И врагов моих безумных в снисходительном прощеньи.
Сын Твой распятый, Ты знаешь, пресвятой Отец Небесный,
Изнывая от страданий, причиненных смертью крестной,
За разбойников молился; Он пример для всех скорбящих
И прощать велел безумцев, зло в неведеньи творящих;
Так и я, в минуту скорби, Сыну Божию подобно,
За толпу невежд молюся, оскорбляющую злобно.
Отпусти поступок дерзкий этим людям без сознанья
Моего смиренья ради, ради крестного страданья!
Их на путь наставь ко благу — силы дай для исправленья,
И в селениях небесных уготовь мое спасенье,
Чтобы я была достойна вечных благ и вечной славы
Ныне, присно и во веки, amen — Боже вечно правый!»
Я окончила моленье, и, чтоб деятельно веру
Закрепить поступком добрым, прочим дамам для примеру
Я решилась (сообразно дорогим моим идеям)
Отплатить за злое добрым в тот же час моим злодеям.
Для чего, на паперть выйдя, я в дверях остановилась —
И с такою речью, падре, я к той черни обратилась:
«Не смущайтесь, — им сказала я с доверчивою лаской
(Ласка служит этим людям самой лучшею острасткой),
Я хочу в нужде помочь вам… день сегодняшний мне дорог,
Сколько вас всего тут будет? —
— Будет ваше-ство нас с сорок.
Сорок? — много! неужели?., ну, а впрочем, что ж такое?
Вот две лиры: разделите дружно их между собою!»