Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2015.
ДВА КОНВЕРТА
правитьВот они: оба лежат передо мной на письменном столе.
Описать наружность этих двух конвертов и будет задачей настоящего фельетона.
Один неуклюже склеен неопытной рукой из потасканного, видавшего виды листа какой-то расчетной ведомости, разлинованной вдоль и поперек, причем из одного плохо заклеенного угла выглядывают даже печатные слова в клетках:
|
|
|
|
|
| Руб. |
|
В левом нижнем углу конверт усыпан цифрами с красными и синими карандашными отметками, а в правом углу, более чистом, написан адрес:
«Аркадию Тимоф. Сдельно. Павел Тычинин, Яков Шмыгарев, молотобойцы (эти шесть слов за ненадобностью зачеркнуты) еевичу Аверченко, Мало-Офицерская. Особо за сверхурочн. (все 3 слова зачеркнуты) 27, кв. 5».
Этот конверт, заключавший в себе письмо на такой же разлинованной, испещренной посторонними словами бумаге — я получил от одного приятеля из Симферополя.
И рядом с ним лежит другой конверт: он узок, он изящно удлинен. Цвет серо-голубой. Бумага очень плотная, шероховатая, вся покрытая какими-то пригорочками, вроде ватманской, и на ней так хорошо легли темно-зеленые чернила. Края заклеенного клапана не обрезаны. Письмо запечатано небольшой сургучной печатью темно-золотого цвета, хотя это и излишне: конверт так замечательно заклеен, что никакой черт внутрь не проберется.
В левом углу торчит кончик нитки: если дернуть за этот кончик — край конверта разрежется без помощи ножа — все предусмотрено.
Я уже, как дикарь, прищурив один глаз, другим заглядываю внутрь конверта… Ого! Внутри конверт оклеен еще одной бумагой — светло-коричневого цвета, и по этому фону — причудливые цветы: красные, фиолетовые и золотые.
— Ага! — догадываюсь я. — Это затем, чтобы сквозь конверт нельзя было прочитать содержания. Вот почему коричневую бумагу и печатали еще тремя красками.
И это несмотря на то, что бумага на конверте толщиной с телячью шкуру.
Как прекрасно, как обдуманно, как солидно и роскошно!
Этот, второй конверт — получен мною из Парижа от другого приятеля.
Человек, писавший письмо, быстро набросал несколько строк, сунул в плотный конверт, заклеил, запечатал небрежно темно-золотым сургучом и отправил мне, вовсе не думая, что я, как африканский дикаренок, буду заглядывать прищуренным глазом внутрь, и гладить конверт пальцами, и принюхиваться к нему…
Да… Первый конверт из Симферополя, второй — из Парижа.
Тысяча мыслей. Тысяча параллелей.
У нас-то, в Крыму, еще пока на бумаге пишут, хоть и вырванной из расчетной ведомости, а в советском раю, я думаю, письмо пишется на капустном листе и вместо конверта заворачивается в лопух.
Рабочие Павел Тычинин, Яков Шмыгарев, молотобойцы! Вашим именем вся Россия превращена в затхлый свиной хлев. Разве так нужно было для вашего счастья, Павел Тычинин и Яков Шмыгарев, молотобойцы? Это разве было конечной целью стремления ваших пролетарских представителей?
Правда, ваши имена сейчас зачеркнуты на моем адресе, но еще так недавно вы были первыми людьми в России, и все делалось якобы по мановению вашей молотобойской руки.
Вот перед вами два конверта: один — представитель буржуазной Франции, другой — свободной пролетарской России…
Неужели вашему сердцу ближе эта кривая, косо склеенная, покрытая пятнами клейстера и зачеркнутыми словами, бумага?
КОММЕНТАРИИ
правитьВпервые: Юг России, 1920, 31 июля (13 августа), № 103 (296). Печатается впервые по тексту газеты.
Аркадию Тимоф… Мало-Офицерская… 27, кв. 5. — Трудно сказать, указывает ли писатель свой подлинный адpec по состоянию на август 1920 г. или мистифицирует. В известных на сегодня документах присутствует другой адрес: Нахимовский проспект, 30, кв. 12. Если Аверченко действительно жил и на Мало-Офицерской, 27 (дом не сохранился), то это нынешняя ул. Воронина в Ленинском муниципальном округе Севастополя.