Два брата (Станюкович)/II/XIII
| ← XII | Два брата — Часть вторая, XIII | XIV → |
| Дата создания: 1879-1880, опубл.: В журнале «Дело», 1880, №№ 1, 2, 4-10. Источник: Станюкович К.М. Собр.соч. в 10 томах. Том 2. - М.: Правда, 1977. Lib.ru |
XIII
Николай, против ожидания, не застал дома приятеля, которого хотел звать в секунданты. Он с утра ушел и обещал быть дома не ранее шести часов вечера. Николай оставил ему записку, в которой просил непременно, по очень важному делу, заехать к нему, а сам направился в редакцию, где работал приятель, в надежде застать его там около часу.
Погода, как нарочно, была превосходная. Стоял славный, яркий, морозный день… Николай доехал до Поцелуева моста и пошел пешком… Опять грустные мысли проносились в его голове… Опять тоскливо сжималось сердце у молодого человека… Как нарочно, навстречу ему попались похороны. Он даже полюбопытствовал узнать, кого хоронят. Оказалось, что хоронят какого-то молодого человека. «И его, может быть, так же повезут!..» А кругом кипела жизнь… улицы оживлялись… Николай теперь с особенным интересом заглядывал в лица проходивших. Они сегодня казались ему особенно добрыми, хорошими…
— Николай Иванович! — почти в упор раздался чей-то звонкий, приятный, знакомый голос.
Он повернул голову. Из подъезда дома министра внутренних дел проходила к карете Нина Сергеевна.
— Вы точно влюблены или получили неприятное известие, — сказала она, протягивая из-под белого пушистого меха бархатной накидки мягкую, теплую руку, оголенную почти до локтя. — В какие страны?
— На Литейную.
— Нам по дороге. Садитесь, я вас подвезу!
Николай согласился и сел вслед за нею в маленькую карету. Встреча с этой красивой, изящной женщиной обрадовала его… Он уже снова приободрился.
— Что с вами? Вы в самом деле как-то печально шли, — с участием продолжала она, обдавая его мягким, нежным взглядом. — Какое у вас горе?
— Никакого… так задумался.
— Не весело же вы задумались!
Она продолжала болтать; попеняла, что Николай не заходит, сказала, что непременно придет послушать, как он будет в суде сражаться с Присухиным. Присухин ей говорил.
Николай взглядывал на эту блестящую красавицу, и ему было необыкновенно приятно… Хотелось побыть с ней подольше, поговорить, узнать наконец, что это за женщина… А Нина Сергеевна, как нарочно, глядела на него так ласково. «Ведь, может быть… он никогда ее не увидит. Она и не знает, что он завтра дерется».
— Знаете ли, Николай Иванович, с вами весело встречаться! А вы вот как будто не хотите? Отчего?
— Некогда было, Нина Сергеевна…
— Все это вздор… Когда захочешь кого видеть, всегда найдешь время.
— Да и к чему?.. — прибавил тихо Николай.
— К чему? — усмехнулась Нина.
— Пожалуй… того и гляди опять, как тогда в деревне… — улыбнулся Вязников.
— О, какой вы самолюбивый… До сих пор помните… Ну, что ж? Положим, даже и влюбитесь…
— А потом?
— А потом найдете, что это было глупо! — рассмеялась Нина.
— Вы все смеетесь!
— Делать-то мне больше нечего!..
— Странная вы, Нина Сергеевна! В деревне вы были не та…
— Будто? Ах, да… вы помните… тогда вы говорили, что я любила какого-то рыцаря? — насмешливо протянула она.
— А разве нет?.. Ответьте-ка серьезно.
— Положим. Вы угадали.
— А теперь?
— Теперь? Ну, так и быть, скажу. Теперь — нет!..
— И хандрите?
— И хандрю.
— И даже от скуки делами занимаетесь?.. К министру ездите?..
— Хочу основать новый дамский кружок… Хлопотала об уставе. Хотите в секретари?
— Вы это как — серьезно или опять шутите?
— А вы как думаете? Недостает еще, чтобы Присухина в вице-президенты. Нет, нет… я еще до этого не дошла. Подождите; как старухой сделаюсь, тогда разве… Я по другому делу была. Кстати: помогите мне. Напишите мне прошение. Видите ли, одна мать просила меня похлопотать за своего сына… Неспокойная натура… Искал бурь и нашел тихую пристань.
— В доме предварительного заключения?..
— Кажется!.. Не знаю, впрочем, где именно!.. Так я обещала похлопотать, чтоб его пока выпустили на поруки. Вот и езжу к великим мира сего.
— И успешно?
— Надеюсь… — улыбнулась Нина Сергеевна. — А вы помогите мне написать докладную записку…
— Как фамилия этого неспокойного?
— Фамилия? (Нина Сергеевна остановилась.) Да вы фамилии не проставляйте. Сама перепишу прошение и тогда… я забыла фамилию…
«О, неправда. Ты помнишь!» — подумал Николай.
— Так вы напишете? Чем скорей, тем лучше… Если можно, завтра к двенадцати часам приходите ко мне.
«Завтра! — вспомнил вдруг Николай. — Завтра!»
— Хорошо, Нина Сергеевна. Я приду завтра, если…
— Без «если». Непременно. Я не люблю этих «если»!.. Да или нет? Я люблю решительные ответы на всякие вопросы, — загадочно произнесла Нина Сергеевна.
— На всякие? — поддразнил Николай.
Он испытывал какое-то раздражающее удовольствие от этой беседы, полной прелести намеков, недосказанных слов, полупризнаний. Эта загадочная Нина Сергеевна была такая изящная, ослепительно красивая, благоухающая… Ему припомнились неясные рассказы об ее замужестве, о гибели какого-то юноши… Наконец сцена в саду с Прокофьевым, ее внезапный отъезд — все это придавало ей какую-то заманчивую прелесть.
— А если вам не ответят?
— Тогда я рассержусь! — проговорила Нина.
— И очень?
— Хотите испытать? — улыбнулась Нина, и в ее темных глазах блеснула искорка.
— Я не боюсь, но только… Однако ж мне пора… Вот и Литейная…
— Подождите. Куда спешить? Проедем еще… Проводите меня, мне недалеко… Надо заехать еще к одному сильному мира…
— И все по просьбе бедной старушки?.. Я бы с удовольствием вас проводил, но мне нельзя… ей-богу… Необходимо увидать одного приятеля.
Он высунулся из окна кареты и приказал кучеру остановиться у подъезда редакции.
— Вы решительно не хотите!..
— Не могу!.. Прощайте, Нина Сергеевна! — проговорил он с особенным чувством, когда карета подъезжала к крыльцу.
Нина удивленно взглянула на него.
— Вы прощаетесь будто навек.
— Кто знает!
— Умирать собираетесь?
— Пока собираюсь отыскать секунданта, — смеясь, проговорил Николай.
— Вы завтра деретесь на дуэли! — воскликнула она с таким сердечным участием в голосе, что Николай был тронут. — И не сказали раньше ни слова? — продолжала она, придерживая руку Николая в своей руке. — А еще мы считаемся друзьями!.. С кем? Из-за чего? Страничка любви, ревности?..
— По правде сказать, я и сам не знаю из-за чего!
— И все-таки делаете эту глупость? Разве нельзя объясниться?..
— Не всегда захочешь объясняться, Нина Сергеевна! — проговорил Николай, вспыхивая.
— О, какой же вы самолюбивый!
Нина остановила на Николае пристальный, ласковый взгляд. Ей было жаль этого красивого, славного Николая. Жить бы ему только, и вдруг глупый случай! Странная улыбка вдруг скользнула в ее глазах.
— Вы свободны вечером? — спросила она.
— А что?
— Проведем вечер вместе! Хотите?
Николай взглянул на Нину.
«В самом деле, отчего ж ему не провести вечер у Нины Сергеевны?»
— С удовольствием! — ответил он.
— Все веселей будет, чем скучать одному и думать о завтрашнем дне! Вы мне расскажите о вашей дуэли, — о, я уверена, что все кончится благополучно! — а я, если хотите, расскажу вам историю одной скучающей женщины… Будете?
— Это так интересно, что непременно буду.
— Так до вечера? — сказал она, пожимая его руку.
— До вечера! — ответил Николай и захлопнул дверцы кареты. — Я вам и записку привезу.
Нина дружески кивнула головой, и карета тронулась.
— Странная женщина! — промолвил Николай, поднимаясь по лестнице.
В редакции он не нашел приятеля, написал ему записку и поехал домой, рассчитывая теперь же написать письма и список своих долгов, чтобы быть вечером свободным и провести его у Нины Сергеевны. «То-то удивится она, когда я объявлю ей о своей женитьбе!..» Во всяком случае, он проведет интересный вечер.
«Может быть, последний в жизни!» — мелькнуло в голове, и снова беспокойные, мрачные мысли овладели нашим молодым человеком, когда он остался один.
Когда он приехал домой и увидал записку Лаврентьева, сердце его радостно забилось. Надежда закрадывалась в его душу. Лаврентьев, быть может, узнал о свадьбе, был у Леночки или у Васи, кто-нибудь из них ему сказал, и… он придет объясниться. О, как бы ему хотелось, чтобы это было так! Да, разумеется, будет так. Зачем же Лаврентьев опять заходил? Он ведь, в сущности, не такой же идиот, этот Отелло!..
В беспокойстве, переходя от уныния к надежде, ждал теперь Николай Григория Николаевича.
Опять резкий звонок колокольчика. Опять Николай вздрогнул, и сердце его замерло в страхе от ожидания. Он старался овладеть собой и скрыть волнение перед «диким человеком».
«Дикий человек» вошел, как утром, не постучавшись в двери. Николай старался по лицу Григория Николаевича узнать решение, но на лице Лаврентьева он ничего не прочел. Николай сделал несколько шагов навстречу, поклонился и, сам не зная к чему, проговорил:
— Секундант мой еще не был у господина Непорожнева. Я жду его каждую минуту…
— Не надо секундантов! Я пришел повиниться перед вами, Николай Иваныч! Я давеча погорячился, набрехал черт знает чего… ну да… А вы не захотели успокоить человека… Теперь примите мою повинную! — проговорил Лаврентьев угрюмо, с некоторым усилием.
Николай тотчас же весело протянул руку. Лаврентьев не совсем охотно подал свою, но Николай под впечатлением радостного чувства не заметил этого.
— Я охотно готов забыть. Мне было очень обидно, Григорий Николаевич, что вы могли поверить слухам. Конечно, я, может быть, совершенно невинно мог причинить вам боль…
— Не станем больше об этом говорить! — перебил Лаврентьев. — Я сам понимаю свою дурость.
Он на минуту остановился, взглянул на Николая и проговорил прерывающимся голосом:
— Я узнал все. Желаю вам… Берегите Елену Ивановну, Николай Иванович! Она очень хорошая… Прощайте.
Николай вышел проводить Лаврентьева в переднюю. Григорий Николаевич надел своего волка, взял в руки чемодан и кивнул головой.
— Вы сейчас уезжаете? — осведомился Николай.
— Прямо на чугунку. Прошу передать мое почтение Елене Ивановне!
Через час Жучок проводил своего друга. Лаврентьев прикидывался спокойным и даже сделал несколько одобрительных замечаний насчет Вязникова. Тем не менее, когда поезд тихо двинулся, доктор в раздумье покачал головой и прошептал:
— Неизлечимая болезнь! Редкий случай привязанности!