Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Критика. Публицистика. Письма. Тома 11—15
Том одиннадцатый. Книга вторая. Критика. Публицистика (1847—1869)
Л., «Наука», 1990
Дамский альбом, составленный из отборных страниц русской поэзии. С десятью рисунками, гравированными в Лондоне. СПб., 1854. править
На днях редакция «Современника» получила следующее письмо:
"Вот уже лет пятнадцать, как я, нижеподписавшийся, почитаю себя человеком отсталым, принадлежащим к отживающему поколению (мне перевалило за пятьдесят лет), и с болью в сердце повторяю эти прекрасные четыре стиха, так понятные нам, старикам:
Как грустно полусонной тенью,
С изнеможением в кости,
Навстречу солнцу и движенью
За новым племенем брести!
Да, грустно! И было бы еще грустнее, если б на днях я не пришел к заключению, что, в сущности, не весело принадлежать и к этому новому племени, — и знаете ли почему? — потому, что новейшее время не только не произвело ни одного великого поэта, но даже гонит тех, которые у него есть, что оно стремится во что бы то ни стало, наперекор человеческой природе, стать во враждебные отношения к поэзии. Да, наперекор человеческой природе! потому что в душе каждого человека есть клапан, отворяющийся только поэзией, — и что же делает настоящее время? Оно рискует сократить восприимчивость души, лишая ее одной из вопиющих ее потребностей: клапан зарастет наглухо, и тогда не отворите его — явись хоть второй Пушкин! Я в пример могу привести моего близкого соседа, человека отменно умного и мягко-сердого, у которого, к сожалению, процесс зарастания уже совершился, так что едва ли бы и новый Гомер помог горю!.. Перестаньте же, господа, преследовать поэтов и поэзию. Обращайте больше внимание на то, что в настоящей русской поэзии есть истинно хорошего, и даже… мое требование вас удивит… не слишком накидывайтесь на посредственность. Не все люди развиты в одинаковой степени: поэтический клапан одного отворяется только образцовыми произведениями первой силы, тогда как другому достаточно каких-нибудь стансов Туманского, Трилунного, Бороздны, не говоря уже о Бенедиктове… вы сами, господа, вспомните свою молодость: разве не восхищались вы Бенедиктовым… пусть восторг ваш имел иногда ложную основу, но разве он оттого был менее благодатен и разве это помешало вам в лета более зрелые наслаждаться произведениями истинно гениальными?.. На этом основании я нахожу, что и посредственные стихи не должно гнать безусловно… Вспомните: двадцать, тридцать лет тому назад великий русский поэт был окружен целыми десятками маленьких поэтов, а ныне… где они?.. увы! нет ни больших, ни малых! И если нет больших, то малые непременно были бы, если б не вы, неумолимые гонители поэзии… если б не ты, Новый поэт! Милостивые государи! сознаюсь: я сам принадлежал к числу маленьких поэтов того счастливого времени… и сознаюсь, что они были, за исключением Баратынского, Языкова, Подоли некого, действительно маленькие, посредственные поэты (и я тоже), но всё-таки они оживляли литературу, они наполняли тогдашние альманахи, доставляли разнообразием имен своих приятную глазам пестроту… И, право, сердце мое сжимается сожалением:
Мне жаль, что нет теперь поэтов,
Какие были в оны дни. —
Нет Тимофеевых, Бернетов.
(Ах, отчего молчат они?)
С семьей забвенных старожилов
Скорблю на склоне дней моих,
Что лирой пренебрег Стромилов,
Что Печенегов приутих,
Что умер бедный Якубович,
Что дремлет Константин Петрович,
Что о других пропал и след,
Что нету госпожи Падерной,
У коей был талант примерной,
И Розена барона нет;
Что нет Туманских и Трилунных,
Не пишет больше Бороздна,
И нам от лир их сладкострунных
Осталась память лишь одна…
Нет старых поэтов, и нет новых, которые должны были явиться на смену им. Есть один Новый поэт… но он-то и виновник бедственного состояния современной поэзии… Нет! не один он (я спешу оговорить это как можно скорее, частию потому, что знаю близкие отношения Нового поэта к «Современнику», в котором желаю поместить мое письмо): виноваты все русские журналы, виновато пренебрежение журналов к поэзии, перешедшее в публику… Да! для меня всего удивительнее, что те же самые журналы, которые с ожесточением преследуют плохих и посредственных поэтов, в то же время проходят убийственным молчанием и те немногие хорошие произведения поэзии, которые иногда встречаются в нашей литературе. Полтора года ждал я, не промолвит ли хоть один журнал доброго словечка об «Анакреоне», стихотворении г. Майкова, которое, если не ошибаюсь, можно без преувеличения поставить рядом с удачнейшими антологиями Пушкина… ждал, разумеется, преимущественно от «Отечественных записок»[1] — и не дождался![2] «Отечественные записки», уделяющие в своей «Хронике», в своем обзоре журналов сколько-нибудь места каждой печатной прозаической строчке, даже иногда по два раза (вторично в своих ежегодных обзорах литературы), — эти «Отечественные записки» ничего не сказали о лучшем стихотворении, явившемся в русской литературе в "течение нескольких последних лет! Почему это? Неужели этот журнал вместе с некоторыми мудрецами порешил уже раз навсегда, что поэзия вздор и что лучше отдавать отчет любознательной публике о прозаических произведениях гг. Зряховых и Николаевичей, чем о стихотворениях г. Майкова… неужели? Это было бы весьма прискорбно… Или, может быть, молчание произошло оттого, что стихотворение г. Майкова ростом не вышло: в нем всею, помнится, шестнадцать строк… Должно быть, так, если взять в соображение, что на разбор поэмы г-жи Хвощинской[3] употреблено теми же «Отечествеными записками около печатного листа. Но хоть эта поэма и расхвалена „Отечественными записками“, я смею утверждать положительно, что в одном стихе названной пьесы г. Майкова больше поэзии, чем во всей тысячестишной поэме г-жи Хвощинской. Как бы то ни было, я убежден в одном, что это молчание не случайность, ибо такой же участи подвергся и недавно напечатанный „Алкивиад“ г. Майкова; тем же молчанием пройдены в этом журнале и несколько других более или менее заметных (если не замечательных) стихотворений, появившихся в последние годы. Обо всем говорилось в „Отечественных записках“ — об этих стихотворениях ни слова, ни худого, ни доброго. Как поразмыслишь об этом, и не рад, а невольно приходишь к прискорбному заключению, что этот серьезный и важный журнал (который некоторые называли даже мрачным) признает для себя унизительным снизойти до поэзии… но пусть бы он подумал о том, что сам же он на своей обертке ежемесячно напоминает своим читателям, что он журнал учено-литературный… а ведь литература не исключает поэзии, в литературе поэзия едва ли не первое дело, и если в настоящее время поэтических произведений мало или они малы, то из этого еще не следует, что их не нужно замечать… пусть бы вспомнил, что и сам он иногда, хоть, правда, редко-редко, печатает стихи… или это только холодная и неохотная дань отживающей, по мнению журнала, потребности?.. Нет, смею уверить, что эта потребность не отживает своего века и никогда не отживет, и „Отечественные записки“, устремляющие свой пытливый и мрачный взгляд на Зряхова с таким глубокомыслием и сосредоточенным вниманием, что не замечают в нашей литературе Майкова, едва ли не находятся в некотором заблуждении… По крайней мере я, на месте господ журналистов, именно в настоящее бедное поэзиею время поставил бы своим долгом обращать внимание читателей на каждое хорошее стихотворение, появляющееся где бы то ни было, — в журналах, в отдельных книгах, в сборниках, — с любовью останавливался бы даже на тех стихотворениях, которые, не будучи выдержаны в целом, обнаруживают в авторе не лишенное поэзии намерение или две-три черты удачного исполнения… и я бы предложил такому автору мои замечания, мой посильный совет… И если б этот совет и не принес ему пользы, то всё-таки был бы для него доказательством внимания, а внимание журнала, такого солидного, как „Отечественные записки“, я полагаю, должно иметь на поэтов действие поощрительное? И я думаю, что такого обращения с поэзиею, какое я предлагаю, требует не только польза, но и самая справедливость. Ибо, преследуя всё, что есть в поэзии ложного и посредственного, не ставите ли вы этим самих себя в обязанность замечать и то, что в ней прекрасно и истинно? Без этого вы рискуете прослыть преследователями не плохих стихов, а поэзии… Я высказал свое мнение, господа, и прошу вас подумать о нем…»
Нетрудно догадаться, что первая половина приведенного письма направлена против «Современника», точно так же как вторая — против «Отечественных записок». О первой, к нам относящейся половине мы скажем после; что же касается до второй, то, прочитав ее, невольно хочется воскликнуть: «О провинциальное добродушие! О золотая наивность!» — или что-нибудь в этом роде. Удивленный и опечаленный тем, что «Отечественные записки» не обратили внимания на немногие поэтические произведения последних лет, автор приведенного письма, при всей очевидной доброте своей, почти положительно обвинил их в том, будто они изгнали поэзию из области искусства, — обвинение, страшное для журнала, на котором рядом с титлом ученого стоит титло литературного! А дело, в сущности, очень просто, и мы спешим пояснить его, чтоб снять с «Отечественных записок» это несправедливое обвинение. Почти все стихотворения, о которых говорит автор письма, помещены в «Современнике». И в этом вся разгадка. Бранить… но совместно ли с достоинством такого солидного журнала бранить хорошее за то, что оно помещено в «Современнике»?.. Хвалить… но хвалить — тоже несовместно… не с достоинством, так с чем-нибудь другим. «Отечественные записки» во всем прошлом году рискнули похвалить в «Современнике» роман г. Григоровича «Рыбаки», да и то поспешили прибавить, что роман для журнала писан наскоро, а вот он скоро выйдет отдельно, вероятно, в исправленном виде, — так тогда-де его заодно и прочесть…[4] Явись эти стихотворения не в «Современнике» (а хоть в «Пантеоне», как «Деревенский случай»), — и о них, может быть, у «Отечественных записок» нашлось бы доброе слово; впрочем, не о всех: есть между ними такие, которые этот журнал всё-таки прошел бы молчанием, где бы они ни были напечатаны, да и то ему стоило бы некоторого благородного усилия. Вот и вся разгадка!..
Разъяснив это наивное недоумение, мы не должны сказать, что согласны с мнением автора письма касательно отношений современной нашей критики к современной поэзии (почему и дали этому письму место в нашем журнале); но никак не можем согласиться с сожалением его о том, что посредственные поэты выводятся. Кажется, нечего жалеть! Если они выводятся, значит, так тому и быть должно. В поэзии наша публика представляет нечто, особенное; требовательность ее в этом отношении превосходит требовательность других, даже более образованных европейских публик. В то время как в Германии и во Франции, за неимением сильных поэтических талантов, посредственные поэты издают целые тома бледных и вялых стихов (а если издают, то, стало быть, и находят читателей), у нас издание книги посредственных стихов — дело убыточное и даже бросающее на автора какую-то нелестную тень… И с некоторых пор подобные книги вовсе вывелись (произведения гг. Овчинникова, Анаевского и др. сюда нейдут: это явления особенные, которые всегда были и всегда будут). Этого не могла сделать одна критика. Критика преследует же дюжинные французские романы, но они всё-таки выходят. Причины этого лежат в самой публике, и мы положительно убеждены, что те же самые гг. Стромиловы, Трилунные, Якубовичи, Соколовские и легион других, которые писали гладенько и наполняли альманахи двадцатых и тридцатых годов, явись они теперь, не были бы и настолько замечены, как были замечены в свое время, а в их время писал Пушкин. Но что отношение нашей журналистики к поэзии слишком односторонне и обнаруживается почти с одной отрицательной стороны, это и справедливо и прискорбно. Тем более что русская современная поэзия не до такой же степени жалка, в самом деле, как вошло в обычай утверждать в журналах и повторять в литературных разговорах, — мы это давно думали и если не высказали ранее наших мыслей по этому предмету, так по той же причине, по которой мы часто бываем лишены удовольствия говорить с публикой о лучших произведениях современных прозаиков. Причину эту понимают наши читатели… Конечно, сильного деятеля-поэта, равного Пушкину или даже Лермонтову, наша литература теперь не имеет; но такие явления, как Пушкин и Лермонтов, всегда были и будут в мире поэзии явлениями редкими, исключительными. При этом еще напомним читателям, что поэтические таланты вообще являются реже, чем прозаические: это условие не одной нашей литературы, не одного нашего времени. Взяв всё это в соображение и пристально вглядевшись в дело, окажется, что обвинять современную нашу поэзию в бедности и ничтожности есть чистая неблагодарность со стороны критики, а может быть, отчасти и публики (заимствовавшей от критики несколько враждебный взгляд на свою поэзию). Наша поэзия дает нам немного; но то, что она дает нам, действительно стоит названия поэзия (балласта мы не хотим сами, как уже было замечено выше). Не говоря уже о г. Майкове, которого первостепенный поэтический талант, к счастью, пользуется известностью, у нас есть г. Фет, поэт с дарованием в высшей степени самобытным и симпатичным. Что-то сильное и свежее, чисто поэтическое, без всяких посторонних примесей, ярко пробивается во всем, что создает этот талант. Четыре стихотворения г. Фета, напечатанные в этой книжке «Современника», лучше всего могут сказать читателям, почему мы многого и ждем от этого поэта.[5] И таким талантом, как у г. Полонского, нельзя пренебрегать, потому что этот талант, несмотря на малую его производительность и частую невыдержанность в целом, всё-таки дарит нас иногда прекрасными стихотворениями, полными истины, простоты, грации, — словом, поэзии. Читателям «Современника» известно прекрасное дарование г. А. Жемчужникова, автора «Странной ночи» и «Сумасшедшего». Наконец, хотя г. Щербина и далеко не оправдал надежд, которые возбудил при своем появлении, в нем всё-таки нельзя отрицать некоторого поэтического таланта, и к тому, что он дал нам, и теперь еще прибавляет он иногда произведения, не лишенные достоинств. Назовем еще двух литераторов, посвящающих свои дарования поэзии: это г. Мин, переводчик Дантова «Ада», и г. Л*, переводчик двух стихотворений Байрона (одно помещено в «Современнике» 1853 г., № I, другое — в этой книжке «Современника») и автор превосходного стихотворения «Данте в Венеции» («Современник» 1853 г., № III). Мы назвали семь имен, из которых с каждым соединяется идея о большем или меньшем поэтическом даровании. Неужели это ничего не значит, когда дело идет о поэзии?
Остается сожаление, что поэты наши мало производят, но это обстоятельство, действительно прискорбное, может быть точно так же случайным, как и неслучайным, и — кто знает? — после долгого молчания поэты наши, быть может, вдруг блистательно выкупят свое бездействие.[6] Этого мы от души желаем на пользу и удовольствие читателей, на славу русской литературы!
Мы очень рады, что приведенное выше письмо дало нам случай сказать несколько слов о нашей современной поэзии, о нашем на нее воззрении. Не знаем, как смотрит публика на пренебрежение к поэзии, замеченное в наших журналах автором этого письма… Но если это пренебрежение действительно существует и если оно хоть сколько-нибудь перешло в публику, хуже этого ничего не могло случиться И если мы сами (относясь, по выражению автора письма, к поэзии исключительно с отрицательной стороны) сколько-нибудь содействовали такому влиянию, то спешим оговориться: мы были дурно поняты, мы преследовали ложь в поэзии, но никогда самую поэзию. Поэзия — лучшее украшение всякой литературы, поэзия — венец возможного человеку творчества, поэзия — источник самых высоких, прекрасных и чистых наслаждений, какие когда-либо испытывал и будет испытывать человек. Мы всегда давали и готовы давать ей первое место в нашем журнале, как ей принадлежат наши самые горячие и искренние литературные симпатии…
Однако ж мы совсем забыли о книге, которой заглавие выписали в начале нашей статейки; но мы сочли самым удобным сказать несколько слов о поэзии вообще по поводу книги, в которой встречаются имена всех или почти всех старых и новых русских поэтов (за исключением, впрочем, Ф. Тютчева и А. Фета, которых составитель, видно, не счел достойными украшать его сборник). Оставляя в стороне явно спекулятивную цель «Дамского альбома», заметим, что подобный сборник мог бы прекрасно разойтись и принести большое удовольствие любителям поэзии, если б был составлен с большим умением и лучшим выбором. При составлении подобного сборника дело не в том, чтоб надергать как можно более отрывков у Пушкина и Лермонтова, которых сочинения у каждого читателя есть, но в том, чтоб выбрать хорошее у поэтов второстепенных и третьестепенных, которых невозможно да и не стоит иметь в библиотеке; часто даже поэтам совершенно плохим и давно забытым удалось обмолвиться прекрасным стихотворением… и вот из таких-то пьес, с примесью, конечно, и образцовых произведений русской поэзии, сборник мог бы иметь и смысл и значение… До какой степени он мог бы быть интересен, мы отчасти уверились даже на «Дамском альбоме», встретив в нем два-три стихотворения поэтов забытых или вовсе никогда не бывших известными; вот одно из таких стихотворений, принадлежащее какому-то г. Н. Н.:
Розы
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду, как взор пленяли мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой.
Как я берег, как я лелеял младость
Моих цветов заветных, дорогих;
Казалось мне, в них расцветала радость,
Казалось мне, любовь дышала в них.
Но в мире мне явилась дева рая,
Прелестная, как ангел красоты;
Венка из роз искала молодая.
И я сорвал заветные цветы.
И мне в венке цветы еще казались
На радостном челе красивее, свежей:
Как хорошо, как мило соплетались
С душистого волной каштановых кудрей.
И заодно они цвели с девицей.
Среди подруг, средь плясок и пиров.
В венке из роз она была царицей.
Вокруг ее вилась и радость и любовь.
В ее очах — веселье, жизни пламень;
Ей счастье долгое сулил, казалось, рок.
И где ж она?.. В погосте белый камень,
На камне — роз моих завянувший венок.
Несмотря на устарелость некоторых слов и преувеличенный драматизм окончания, это стихотворение до сей поры прекрасно. Его тихий и сердечно-грустный тон невольно трогает, как прекрасная и печальная музыка.
Наткнулись мы в «Дамском альбоме» на два стихотворения г. Бенедиктова. Удивительный поэт г. Бенедиктов! Непостижимое сочетание дарования (не подверженного ни малейшему сомнению) с невероятным отсутствием вкуса… Как вы думаете, читатель: что такое любовь? Любовь — это «Кровавый разговор Слепой мечты с огне-мятежной кровью», — таково определение поэта. Нужно ли ему сказать, что любимая им красавица читала его стихи, он не скажет этого просто: он скажет, что она
Трепетала над тетрадью
Гармонических затей…
Вы смеетесь, — и нельзя не смеяться, — и чем более будет проходить времени, тем более будут стихи г. Бенедиктова смешить читателей (а еще не более десяти лет тому назад, вспомните, нужно было доказывать, что они смешны); но к этому смеху невольно примешивается грустное чувство: у г. Бенедиктова есть талант, несомненный и прекрасный; искры его блестят даже в этом стихотворении, из которого мы взяли определение любви…
Холодное признание
Нет, милая, не тем мой полон взор;
Он не горит безумною любовью, —
И что любовь? — Кровавый разговор
Слепой мечты с огнемятежной кровью.
Я пережил дней юношеских жар,
Я выплатил мучительные дани.
Ты видела мой бешеный разгар
Перед тобой, звезда моих желаний!
Ты видела… теперь иной судьбе
Я кланяюсь, иною жизнью молод, —
И пред тобой я чувствую в себе
Один святой, благоговейный холод.
Снег на сердце, но то не снег долин,
Почиющий под саваном тумана, —
Нет, это снег заоблачных вершин,
Льдяной венец потухшего волкана,
И весь тебе, как солнцу, он открыт,
Земля в тени, а он тебя встречает —
И весь огнем лучей твоих блестит.
Но от огня лучей твоих не тает.
И не прискорбно ли, что этот прекрасный талант пошел по ложному пути?..
Большое удовольствие доставило нам встреченное в альбоме стихотворение г. Баратынского «Послание», которое как-то прежде ускользало от нашего внимания при чтении Баратынского:
Послание
Притворной нежности не требуй от меня:
Я сердца моего, не скрою хлад печальной.
Ты права, в нем уж нет прекрасного огня
Моей любви первоначальной.
Напрасно я себе на память приводил
И милый образ твой, и прежние мечтанья:
Безжизненны мои воспоминанья,
Я клятвы дал, но дал их выше сил.
Я не пленен красавицей другою,
Мечты ревнивые от сердца удали;
Но годы долгие в разлуке протекли,
Но в бурях жизненных развлекся я душою.
Уж ты жила неверной тенью в ней;
Уже к тебе взывал я редко, принужденно,
И пламень мой, слабея постепенно,
Собою сам погас в душе моей.
Верь, жалок я один. Душа любви желает,
Но я любить не буду вновь;
Вновь не забудусь я: вполне упоевает
Нас только первая любовь.
Грущу я; но и грусть минует, знаменуя
Судьбины полную победу надо мной:
Кто знает? мнением сольюся я с толпой;
Подругу, без любви — кто знает? — изберу я.
На брак обдуманный я руку ей подам
И в храме стану рядом с нею, —
Невинной, преданной, быть может, лучшим снам, —
И назову ее моею.
И весть к тебе придет; но не завидуй нам:
Обмена тайных дум не будет между нами,
Душевным прихотям мы воли не дадим:
Мы не сердца под брачными венцами, —
Мы жребии свои соединим.
Прощай. Мы долго шли дорогою одною:
Путь новый я избрал, путь новый избери;
Печаль бесплодную рассудком усмири
И не вступай, молю, в напрасный суд со мною.
Невластны мы в самих себе
И в молодые наши леты
Даем поспешные обеты,
Смешные, может быть, всевидящей судьбе.
Это одно из лучших стихотворений Баратынского…
Таким образом, перебирая «Дамский альбом» от первой страницы его, вопрошающей:
Зрел ли ты, певец Тиисский,
Как в лугу весной бычка
Пляшут девушки Российски
Под свирелью пастушка? —
до последней, на которой напечатано следующее стихотворение:
Когда из мрака заблужденья
Горячим словом убежденья
Я душу падшую извлек.
И, вся полна глубокой муки,
Ты прокляла, ломая руки,
Тебя опутавший порок, —
Когда забывчивую совесть
Воспоминанием казня,
Ты мне передавала повесть
Всего, что было до меня, —
И вдруг, закрыв лицо руками,
Стыдом и ужасом полна,
Ты разрешилася слезами,
Возмущена, потрясена, —
Мне луч божественный участья
Весь темный путь твой осветил.
Я понял всё, дитя несчастья,
Я всё простил в позабыл!
Зачем же тайному сомненью
Ты ежечасно предана?
Толпы бессмысленному мненью
Ужель и ты покорена?
Не верь толпе пустой и лживой,
Забудь сомнения свои!
В душе болезненно-пугливой
Гнетущей мысли не таи!
Грустя напрасно и бесплодно,
Не пригревай змею в груди
И в дом мой смело и свободно
Хозяйкой полною войди! —
мы провели два часа в более или менее приятных воспоминаниях и размышлениях о русских поэтах и русской поэзии, что может повториться со всяким читателем, которому попадется в руки «Дамский альбом».
КОММЕНТАРИИ править
Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: С, 1854, № 1 (ценз. разр. — 31 дек. 1853 г.), отд. VI, с. 10—22, без подписи.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. ТХ.
Автограф не найден.
Авторство Некрасова предположительно установлено А. Н. Пыпиным на основании связи со статьей «Русские второстепенные поэты» (см.: Пыпин, с. 233), а также свидетельства Некрасова в автобиографической заметке 1877 г. о принадлежности ему стихотворения «Мне жаль, что нет теперь поэтов…» (ПСС, т. XII, с. 21—22), вошедшего в рецензию. Существенным аргументом в пользу авторства Некрасова следует считать и то обстоятельство, что в рецензии процитировано его стихотворение «Когда из мрака заблужденья…» (1845) в редакции, близкой к опубликованной в «Стихотворениях» 1856 г. и в последующих прижизненных изданиях. В «Дамском альбоме» воспроизведена редакция «Отечественных записок» (1846, № 4) (указано М. Я. Блинчевской). В частности, в «Дамском альбоме» строки 15—18 читаются так:
Я разделял твои мученья,
Я горячо тебя любил,
Но жалкой мыслью отчужденья.
Клянусь, на миг не оскорбил!.. (с. 257)
В комментируемой рецензии вместо этих стихов процитированы следующие:
Мне луч божественный участья
Весь темный путь твой осветил.
Я понял всё, дитя несчастья,
Я всё простил и позабыл!
С небольшим изменением в последней строке («Я всё простил и всё забыл») этот вариант строфы будет воспроизводиться во всех прижизненных изданиях стихотворений Некрасова. Вариант текста из рецензии на «Дамский альбом» не учтен в литературе о Некрасове и в данном издании (см.: наст. изд., т. I, с. 579—580). Косвенно в пользу авторства Некрасова свидетельствует также тот факт, что только это стихотворение в рецензии цитируется без упоминания имени автора, названного в альманахе (см.: ПСС, т. IX, с. 736). Альманах «Дамский альбом», задуманный как антология русской поэзии, издавался петербургским книгоиздателем К. Кругом в виде книжек карманного формата. Первый выпуск (номера выпусков на сборниках не проставлены) был издан в 1844 г. В предисловии к нему издатель оповещал: «…мы составили для наших прелестных соотечественниц полную русскую анфологию». В. Г. Белинский в рецензии на первый выпуск альбома, приводя обширную цитату из предисловия к нему, писал: «Выбор пьес — верх безвкусия: большая их часть никуда не годится. <…> „Дамский альбом“ только в типографском отношении выше серобумажных изданий в этом роде, а по содержанию, по достоинству выбора он относится к категории песенников, которые выходят у нас ежегодно с искаженными стихотворениями Пушкина, перемешанными с изделиями поэтов пятнадцатого класса» (т. VIII, с. 224—225). Столь же неразборчиво был составлен и второй выпуск, изданный в 1853 г. (ценз. разр. — 12 декабря 1852 г.; на титульном листе: 1854). В нем рядом с крупными поэтами были представлены поэты второстепенные и третьестепенные, что сближало его со сборником «Раут». Некрасов воспользовался выходом этой книги для продолжения разговора о состоянии русской поэзии, начатого в статье «Русские второстепенные поэты» (см.: наст. кн., с. 32—61). Рецензия отличается характерным для Некрасова-критика стилистически-композиционным приемом. В ней создан полушутливый-полуиронический образ «поэта-старожила» (так он назван в отклике на «Антона Ивановича Пошехнина» — см.: наст. кн.. с. 113—114). выражающего сожаление, что забыты многие из его собратьев — представителей запоздалого романтизма. Они перечислены в письме, якобы полученном редакцией «Современника», и во включен ном в него стихотворении «Мне жаль, что нет теперь поэтов…».
С. 100. Как грустно полусонной тенью ~ За новым племенем брести! — Процитированы заключительные строки стихотворения Ф. И. Тютчева «Как птичка раннею зарей…» (1836), приведенного в статье Некрасова «Русские второстепенные поэты» (см.: наст. кн., с. 56—57).
С. 101. …вы сами, господа, вспомните свою молодость: разве не восхищались вы Бенедиктовым… — К восхищавшимся в молодости В. Г. Бенедиктовым относился и сам Некрасов: этому поэту он подражал в своем первом сборнике «Мечты и звуки» (1840) (см.: наст. изд., т. I, с. 652—655).
С. 101. …я сам, принадлежал к числу маленьких поэтов того счастливого времени… — Автобиографическое признание: имеется в виду период работы над сборником «Мечты и звуки».
С. 101—102. Мне жаль, что нет теперь поэтов ~ Осталась память лишь одна… — Ср. строфу VIII неоконченной поэмы А. С. Пушкина «Езерский» (1832—4833):
Мне жаль, что сих родов боярских
Бледнеет блеск и никнет дух.
Мне жаль, что нет князей Пожарских,
Что о других пропал и слух…
Некрасов в своем стихотворении «отталкивался» от двух последних пушкинских строк (см. об этом: Эльзон М. Д. Об источнике стихотворения «Мне жаль, что нет теперь поэтов…» — Некр. сб., IX, с. 111—112). Первые четыре строки стихотворения Некрасова процитированы с незначительными разночтениями и дополнены новым четверостишием в принадлежащей, по-видимому, М. Л. Михайлову рецензии «Аксель. Повесть И. Тегнера, в русском переводе Д. Ознобишина. СПб., 1861» (С, 1861, № 8, отд. II, с. 309—317; см.: Боград Совр., с. 402, 512).
С. 101. Нет Тимофеевых, Бернетов. — А. В. Тимофеев (1812—1883) — поэт и беллетрист, его стихотворные «Фантазии» и песни в народном духе пользовались популярностью во второй половине 1830-х гг. «Е. Бернет» — псевдоним поэта А. К. Жуковского (1810—1864).
С. 102. Что лирой пренебрег Стромилов ~ Что умер бедный Якубович… — С. И. Стромилов (1813—1860; сообщено Б. Л. Бессоновым), А. Печенегов — третьестепенные поэты, печатавшиеся в «Библиотеке для чтения», «Сыне отечества». Л. А. Якубович (1805—1864) — поэт, сотрудник многих журналов и альманахов.
С. 102. Что дремлет Константин Петрович… — Константин Петрович — К. П. Масальский (1802—1861), поэт и беллетрист. А. Н. Пыпин писал по поводу этой строки: «Нам припоминается и цензурный вариант в 10-м стихе элегии: вместо „дремлет“ было — „запил“» (Пыпин, с. 234). В ПССт 1967, т. I, с. 499 на основании свидетельства Пыпина эта поправка внесена в текст стихотворения. Редколлегии настоящего издания представляется правомерным отметить этот вариант как возможный, само же стихотворение публикуется без изменений названной строки, как это было сделано и А. Н. Пыпиным.
С. 102. Что нету госпожи Падерной… — М. Падерная — автор стихотворений, публиковавшихся в «Сыне отечества» и «Библиотеке для чтения».
С. 102. И Розена барона нет ~ Не пишет больше Бороздна…-- Е. Ф. Розен (1800—1860) — поэт и драматург; В. И. Туманский (1800—1860) — поэт-лирик; «Трилунный» — псевдоним Д. Ю. Струйcкого (1806—1856) — поэта, композитора, музыкального критика; И. П. Бороздна (1803—1858) — поэт и беллетрист.
С. 102. Есть один Новый поэт… — О Новом поэте см.: наст. кн., С. 11, 74—77 и 307.
С. 102. Полтора года ждал я ~ доброго словечка об «Анакреоне», стихотворении г. Майкова… — Стихотворение А. Н. Майкова «Анакреон» («В день собранья винограда…») было опубликовано в «Современнике» (1852, № 3).
С. 102. …этот журнал ~ наполнялся в критическом отделе своем выходками на наш журнал… — С 1847 г., когда «Современник» начал издаваться под новой редакцией, редактор «Отечественных записок» А. А. Краевский стал видеть в нем опасного конкурента. На этой почве не раз возникала полемика, особенно острая в конце года — в период подписки. В частности, незадолго да появления комментируемой рецензии, в ноябрьской книжке «Отечественных записок» за 1853 г., Краевский пытался убедить читателей в «постоянной благосклонности» Ф. В. Булгарина к «Современнику», создавая впечатление о близости «Современника» направлению булгаринской «Северной пчелы» (см. об этом: Собр. соч. 1965—1967, т. VII, с. 461). Не осталась без полемического отклика и настоящая рецензия. Отождествляя «поэта-старожила» с автором рецензии на «Дамский альбом», анонимный критик «Отечественных записок» предлагал: «Если угодно, мы можем выписать еще из „Современника“ 1854 года <…> обозрение всех возможных стихотворцев, где рецензент вздыхает, зачем в наше время нет Якубовичей, Трилунных и г-жи Падерной…» (ОЗ. 1855, № 8. отд. IV, с. 106). См. также: наст. кн., с. 98, 332.
С. 103. Неужели этот журналов порешил ~ что лучше отдавать отчет любознательной публике о прозаических произведениях гг. Зряховых и Николаевичей… — Н. И. Зряхов (1782 или 1786 — конец 1840-х гг.) — автор «Битвы русских с кабардинцами, или Прекрасной магометанки, умирающей на гробе своего мужа» (1840; выдержала до 1861 г. 17 изданий), повести «Геройство и любовь, или Замок на берегах Дона» (1845), романа «Дагестанский пленник, или Неумолимый мститель» (1852) и др. (см. о нем: Лубочная книга. М., 1990, с. 13—14); И. Николаевич (псевдоним; наст. имя — И. Н. Меч) — автор рассказов и нравственно-исторических романов («Чигиринский лес», «Жид-островитянин» (оба — 1853) и др.). Некрасов иронизирует по поводу внимания «Отечественных записок» к произведениям незначительных писателей, хотя книги названных авторов встречались здесь насмешливыми отзывами (см., например: ОЗ, 1853, № 6, отд. V. с. 92, 103—104; № 12, отд. V, с. 86).
С. 103. …на разбор поэмы г-жи Хвощинской употреблено теми же «Отечественными записками» около печатного листа.-- Н. Д. Хвощинская (по мужу Зайончковская; псевдоним — В. Крестовский) (1824—1889) была постоянной сотрудницей «Отечественных записок». Рецензию на ее поэму «Деревенский случай» см.: ОЗ, 1853, № 6, отд. V, с. 108—116.
С. 103. Эта поэма — «Деревенский случай» ее читатели наши найдут отчет о ней в настоящей книжке «Современника». — Поэма Хвощинской впервые была опубликована в «Пантеоне» (1853, № 1—3), в том же году она вышла отдельным изданием в Петербурге. Рецензия на эту поэму (С, 1854, № 1) предположительно атрибутируется Некрасову (см.: наст. изд., т. XII).
С. 103. …недавно напечатанный «Алкивиад» г. Майкова…-- Стихотворение А. Н. Майкова «Алкивиад» впервые опубликовано в «Современнике» (1853, № 11, отд. I, с. 5—6).
С. 105. «Отечественные записки» ~ рискнули похвалить в «Современнике» роман г. Григоровича «Рыбаки»… — Роман Д. В. Григоровича «Рыбаки. Простонародная повесть. (Посв. К. Н. Ильиной)» опубликован в «Современнике» в № 3—5 и 9 за 1853 г.; отдельное издание вышло в Петербурге в том же году. Отклик «Отечественных записок» на роман: ОЗ, 1853, № 10, отд. V, с. 109—124.
С. 105. ..есть между ними такие, которые этот журнал всё-таки прошел бы молчанием, где бы они ни были напечатаны… — Имеются в виду стихи самого Некрасова.
С. 106. …гг. Стромиловы, Трилунные, Якубовичи, Соколовские… — О Стромилове, Трилунном, Якубовиче см. выше, с. 336; В. И. Соколовский (1808—1839) — поэт 1830-х гг.
С. 106. …мы часто бываем лишены удовольствия говорить с публикой о лучших произведениях современных прозаиков. Причину эту понимают наши читатели… — Речь идет о произведениях писателей, печатавшихся на страницах «Современника».
С. 106. Не говоря уже о г. Майкове ~ у нас есть г. Фет…-- Здесь и далее называются наиболее значительные поэты, сотрудничавшие в конце 1840-х и в 1850-е гг. в «Современнике» (А. Н. Майков — с 1847 г., А. А. Фет — с марта 1852 г., Я. П. Полонский — с ноября 1851 г.), за творчеством которых Некрасов внимательно следил. В начале 1850-х гг. после успеха «Греческих стихотворений» Н. Ф. Щербины (Одесса, 1850) Некрасов и его привлек к сотрудничеству в журнале (см. письма Некрасова к Щербине от 24 июля 1850 г. и 2 января 1851 г.). Позже связи этих поэтов с «Современником» становятся слабее и в конце концов сходят на нет. См. отзывы Некрасова: о поэзии Фета — «Литературные новости» (наст. изд., т. XII); о поэзии Полонского — «Стихотворения Я. П. Полонского» (наст. кн., с. 135—137; см. также: Теплинский М. В. Я. П. Полонский и «Отечественные записки» (письмо Полонского к Г. З. Елисееву). — Некр. сб., IX. с. 136—139); о поэзии Майкова — наст. кн., с. 242—244.
С. 107. …прекрасное дарование г. А. Жемчужникова, автора «Странной ночи» и «Сумасшедшего». — Эти драматические произведения А. М. Жемчужникова были опубликованы в «Современнике»: «Странная ночь. Комедия в одном действии, в стихах» (1850, № 2, отд. I, с. 249—282), «Сумасшедший. Комедия в одном действии, в стихах» (1852. № 11. отд. I, с. 29—60).
С. 107. …хотя г. Щербина и далеко не оправдал надежд ~ и к тому, что он дал нам, и теперь еще прибавляет он иногда произведения, не лишенные достоинств. — В начале 1850-х гг. Щербина опубликовал в «Современнике» ряд стихотворений: «Дополнение к „Греческим стихотворениям“» (1850, № 8, отд. I, с. 141—146); «Эпилог к „Греческим стихотворениям“», «Счастье» («Благодарю судьбу за бури и борьбы…») (1850, № 9, отд. I, с. 5—6, 43); «Свидание с морем» («Я не прошу покоя у судьбы…») (1851. № 1, отд. I, с. 115—116): «Музам» («Не счастья молю, не покоя.»), «Notturno» (1851. № 3. отд. I, с. 141—142).
С. 107. …г. Мин, переводчик Дантова «Ада»… — Д. Е. Мин (1818—1885) — врач, поэт и переводчик. Имеется в виду «Ад Данта. Перевод Д. Е. Мина», опубликованный в «Москвитянине» (1853, т. 2-6, № 6, 7, 10, 12, 14. 16, 19, 21-24); отд. изд.: М., 1855.
С. 107. …г. Л., переводчик двух стихотворений Байрона ~ и автор превосходного стихотворения «Данте в Венеции» («Современник» 1853 г., № III). — Речь идет о А. В. Дружинине.
С. 107. …г. Майков написал ~ очень много (и превосходных) стихотворений и пишет комедию. — Возможно, имеется в виду работа А. Н. Майкова над давним замыслом — лирической драмой «Три смерти», законченной в 1851 г. и опубликованной и «Библиотеке для чтения» (1857, № 10). В начале 1850-х гг. ее первоначальная редакция, распространявшаяся в списках, воспринималась как протест против тирании. П. А. Плетнев писал Я. К. Гроту 29 сентября 1851 г. по этому поводу: «Майков написал превосходное стихотворение „Выбор смерти“. <…> Это что-то небывалое в новейшей поэзии нашей» (Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. III. СПб., 1896, с. 559). Ср. отзывы современников о стихотворениях Майкова этого периода: Майков А. И. Избр. произведения. Л., 1977, с. 841—846. В декабре 1854 г. драма была разыграна в доме архитектора А. И. Штакеншнейдера (см.: Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки. М. —Л., 1934, с. 44). О какой комедии идет речь, установить не удалось.
С. 107. Кроме того, г. Фет совершил труд ~ он перевел «Оды» Горация (см. «Литературные новости» в этой книжке «Современника»).-- Оды Горация «К Лидии» (книга III, ода IX) и «К ключу Бандузию» (ода XIII) в переводе А. А. Фета были опубликованы в «Современнике» за 1854 г. (№ 1, отд. I. с. 77—78; № 4, отд. I. с. 144). «Литературные новости» — отклик на публикацию, о которой говорит Некрасов, см.: С, 1854, № 1, отд. V, с. 103—105.
С. 108—109. …вот одно из таких стихотворений, принадлежащее какому-то г. Н. Н. ~ На камне — роз моих завянувший венок. — Имеется в виду поэт И. П. Мятлев, автор стихотворения «Розы» (1835), впоследствии процитированного И. С. Тургеневым в стихотворении в прозе «Как хороши, как свежи были розы…» (1879) (Тургенев. Соч., т. XIII, с. 192—193). Стихотворение Мятлева приводится со следующим разночтением: «… как взор пленяли мой» вместо «…как взор прельщали мой» («Дамский альбом», с. 104—105).
С. 109. Наткнулись мы в «Дамском альбоме» на два стихотворения г. Бенедиктова. — Имеются в виду стихотворения В. Г. Бенедиктова «Холодное признание» (1837) и «Та ли это?» (1852).
С. 109. …"Кровавый разговор Слепой мечты с огнемятежной кровью"… — Цитата из стихотворения Бенедиктова «Холодное признание» («Дамский альбом», с. 68—69).
С. 109. Трепетала над тетрадью Гармонических затей…-- Цитата из стихотворения Бенедиктова «Та ли это?» («Дамский альбом», с. 233).
С. 109. …(а еще не более десяти лет тому назад, вспомните, нужно было доказывать, что они смешны)… — Имеется в виду статья В. Г. Белинского «Стихотворения Владимира Бенедиктова» (1842), сыгравшая решающую роль в изменении отношения читающей публики к Бенедиктову (т. VI, с. 493—496). Ср. также отзыв Тургенева об этой статье Белинского в «Воспоминаниях о Белинском» (1869) (Тургенев, Соч., т. XIV, с. 23—24).
С. 110. Большое удовольствие доставило нам ~ стихотворение г. Баратынского «Послание»… — Стихотворение Е. А. Баратынского «Признание» (1823), помещенное в «Дамском альбоме» (с. 129—130), ошибочно озаглавлено в нем «Послание».
С. 111. Зрел ли ты, певец Тиисский ~ Под свирелью пастушка? — Первая строфа стихотворения Г. Р. Державина «Русские девушки» (1799). опубликованного в «Дамском альбоме» (с. 3).
С. 111—112. Когда из мрака заблужденья ~ Хозяйкой полною войди! — О разночтении, касающемся строк 15—18 этого напечатанного в «Дамском альбоме» стихотворения Некрасова, см. выше, с. 335. Еще одно разночтение: «И в дом мой смело и свободно» вместо «И в дом мой гордо и свободно».
- ↑ Здесь мы должны оговориться, что нам весьма неприятно, что автор письма назвал именно «Отечественные записки», так как этот журнал в последние месяцы преимущественно наполнялся в критическом отделе своем выходками на наш журнал, но мы не нашли возможности выключить это место, так как на нем вертится весь смысл письма. Прим<ечание> ред<акции «Современника»>.
- ↑ К «Современнику» эти ожидания не могли относиться, потому что «Анакреон» напечатан в нем. Прим<ечание> авт<ора> письма.
- ↑ Эта поэма — «Деревенский случай», напечатанная в каком-то сборнике (кажется, в «Пантеоне»), недавно вышла отдельной книгой, и читатели наши найдут отчет о ней в настоящей книжке «Современника». Прим<ечание> ред<акции «Современника»>.
- ↑ И вышел роман отдельно, но исправлений в нем никаких не сделано, потому что роман писан с тою обыкновенного у г. Григоровича отчетливостию, после которой исправления, может быть, и возможны, по уже не самому автору или по крайней мере не тотчас, как он написан.
- ↑ При этом мы не можем отказать себе в удовольствии довести до сведения наших читателей, что с наступившего года г. Фет будет постоянным сотрудником нашего журнала.
- ↑ По крайней мере нам известно, что г. Майков написал в последнее время очень много (и превосходных) стихотворений и пишет комедию. Г. Фет также вручил нам запас стихотворений, которые все не уступают помещенным в этой книжке. Кроме того, г. Фет совершил труд, который, по нашему мнению, должен дать его имени прочную и завидную известность в русской литературе: он перевел «Оды» Горация (см. «Литературные новости» в этой книжке «Современника»).