В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
Том 6. Статьи и рецензии (1842—1843).
М., Издательство Академии Наук СССР, 1955
45. Дагерротип. Тетрадь вторая. СПб. 1842. В типографии А. Бородина. В 8-ю д. л. 39 стр. (Цена 25 коп. сер.).1
Вторая тетрадь «Дагерротипа», подобно первой, начинается «Дагерротипом»,2 которого содержание так же мистически таинственно и для непосвященных недоступно, как и название. «Все опыты вначале бывают слабы, но никогда не заслуживают насмешки, потому что неизвестно, какой они примут оборот». Этим оракульским изречением начинается первая статья во второй тетради «Дагерротипа», называющаяся «Дагерротип». Но нынче никого не запугаешь оракульскими изречениями, и потому мы не обинуясь скажем, что оракул говорит решительную неправду, утверждая, что над опытами, как ни слабы они, никогда не должно смеяться, из уважения к неизвестности оборота, какой они примут. Мы думаем, напротив, что будущее может приниматься в расчет только на основании настоящего, а если настоящее нелепо, то можно и должно над ним смеяться. Если начало дурно и ничего хорошего не обещает, почему же не смеяться над ним? Если продолжение или конец, сверх чаяния, будут хороши, почему же не похвалить их? Одно другому не мешает. Если, например, третья тетрадь «Дагерротипа» будет хороша, мы охотно похвалим ее; но как вторая плоха, подобно первой, мы пока будем продолжать смеяться над «Дагерротипом».
За первою статейкою «Дагерротипа», наполненною какими-то таинственными намеками о мистическом значении «Дагерротипа», следует «Мудрец Платон и ученик его Ктезипп», легенда Гёте, перевод г. Струговщикова. В этой легенде Ктезипп изображен таким, каким Ктезипп какой-нибудь мог быть в самом деле; но Платон решительно не похож на себя, так же, как этот перевод нимало не похож на другие переводы г. Струговщикова, и так же, как вся эта пьеска похожа скорее на детское сочинение г. Ф.(Ѳ)едорова, чем на произведение сколько-нибудь даровитого поэта.
«Семен Семенович Огурчиков» — что-то вроде повести без завязки и развязки, без начала и конца, без цели и плана, наконец, без всякого содержания, сочинение г. Полевого. Ни истины, ни правдоподобия, ни занимательности — ничего этого нет и тени в рассказе г. Полевого. Это какая-то карикатура на действительность, что-то вроде сатиры на русский европеизм. Г-н Полевой занимает самое приятное положение в современной русской литературе: он всё во всем, он везде и нигде, он редактор журнала, он драматург и, после г. Кукольника, глава театральной и сценической литературы, он пишет в свой журнал начала повестей, которым не суждено никогда кончиться, отрывки, из которых никогда ничего целого не выйдет. Умилительнее всего, что он пишет легко и скоро: это — благодетельные плоды долговременного упражнения в российской словесности, счастливые результаты навыка, похвальным трудолюбием приобретенного! Вследствие всего этого г. Полевой стал почетным лицом в современной русской литературе; новый журнал — и там должен быть его «отрывок» или по крайней мере его обещание что-нибудь написать, о чем-нибудь рассудить, какой-нибудь вопрос решить; новый альманах: без него как-то неловко — имя громкое; бенефициант нуждается в пьесе: всё к нему же, всё к г. Полевому, который, по выражению одного из друзей его, пишет полосами; нужна история — Петра, Колумба, Чингис-хана, России, Испании, Даурии: одно слово, и паровая машина записала или вступление, или отрывок, или один конец… Правда, всё это отзывается скоростью, всё это ни хорошо, ни худо, всё это постоянно носит на себе отпечаток посредственности; но всё это тем лучше гармонирует с характером современной русской литературы, и всё это тем завиднее и блестящее делает литературное положение г. Полевого… Имя его известно публике, а так как очарование имен у нас еще не исчезло, то статью прочтут, зная вперед, что она ни то, ни се; прочитав, будут говорить, что плоха, но об издании всегда отзовутся как о чем-то заслуживающем внимания: там-де статья г. Полевого… Одним словом, г. Полевой драгоценный человек для современной русской литературы: в этом верно с нами согласен и «Дагерротип»…
За «Огурчиковым» следуют две музыкальные статьи, одна в две с половиною, другая в полторы странички; под обеими красуется имя г. Ноткина, и в обеих ровно ничего нет, кроме букв, слов и знаков препинания. Но вот и «Астраханские письма», которые ужасно отзываются Астраханью и которые писаны, вероятно, для астраханских татар, которым мы охотно и предоставляем восхищаться ими и судить о них.
Вот и всё. Что такое это всё, к чему оно, зачем, для чего, — это тайна, которой мы не возьмемся решить. Кто это читает, кому это нужно — бог весть!
1. «Отеч. записки» 1842, т. XXIII, № 7 (ценз. разр. 30/VI), отд. VI, стр. 15—16. Без подписи.
2. Рецензию Белинского па первую тетрадь «Дагерротипа» см. в н. т., № 33.