18 марта в Вильну приехал поэт К. Д. Бальмонт, лекция которого на тему «Поэзия, как волшебство» состоялась вчера в железнодорожном кружке.
Наш сотрудник беседовал с К. Д. Бальмонтом о современных течениях и настроениях в русской литературе. На вопрос: Каково ваше отношение к господствующему у нас символическому течению в поэзии, К. Д. Бальмонт, ответил следующее:
Символизм есть высшая форма творчества, он и высшее достояние искусства. Настоящий символизм имеет свое начало в испанском поэте 17-го столетия — Кальдероне. Но Кальдерон одновременно реалист, бытописатель и просто лирический драматург. Его драма «Жизнь есть сон» реалистическая. Символизм Кальдерона получил яркое выражение в его «Фаусте». Поэтический символизм — в более чистом виде появился впервые в начале 19-го века у английского поэта Вильяма Блека и у американского поэта — самого выдающегося символиста Эдгара По. Из русских поэтов символистов в настоящее время крупнейшим является Вячеслав Иванов. Он соединяет глубокие философские настроения с необыкновенной красотой формы. Блок, — продолжал Бальмонт, — не символист, он — инструменталист: превращает свои настроения в игру разных инструментов.
Из современных поэтов еще высоко ставлю и очень ценю Юрия Балтрушайтиса и Сергея Городецкого. Первый теперь готовит новый сборник стихов, который будет ценным вкладом в русскую поэзию, Сергей Городецкий переживает сейчас внутренний перелом, который еще не выразился определенно.
— Возрождается ли современная поэзия?
— Русская поэзия, — ответил К. Д. Бальмонт, — находится в периоде развития; футуристские брожения, которые связаны с некоторыми новыми именами, я считаю проявлениями внутренней работы, ищущей выхода, и, главным образом, — проявлением того кричащего, безвкусного, рекламного американизма, которым отмечена вся наша изломанная русская жизнь.
— Каково ваше отношение к современным беллетристам, к Борису Зайцеву и Сергееву-Ценскому?
— Зайцев, по-моему, писатель с тонкими настроениями. Сергеева-Ценскаго — мало знаю. Вообще не люблю беллетристики. Люблю лирику, драму и философию.
Когда речь зашла о корифеях русской литературы — Толстом и Достоевском, К. Д. Бальмонт высказал следующее о них:
— Достоевский единственный из русских писателей, кроме Пушкина и Фета, который оказал на меня самое большое влияние. Правда, за последнее время я отошел от него: мне, верующему в солнечную гармонию, — стали чужды его мрачные настроения. Не люблю Толстого, как романиста, и еще меньше люблю — как философа. Мне очень близки Гоголь и Тургенев.
На вопрос о современном состоянии русской критики К. Д. Бальмонт ответил:
— Критика всегда опаздывает в оценке поэтического творчества; этом смысле простой читатель более чуток, чем критик, который капризничает и не проявляет поэтому творчества. Настоящая критика — такая, которая опирается на точку зрения разбираемого автора. Она продолжает творчество автора; в противном случае, критика вырождается в полемику или же просто — тавтология.
К. Д. Бальмонт заинтересовался окрестностями Вильны, культурной жизнью города и в особенности VIII выставкой литовских художников.
Г-нъ. Беседа с К. Д. Бальмонтом // Северо-Западный Голос. 1914. № 2692, 20 марта.
Подготовка текста и примечания — Павел Лавринец, 2000—2001.
Публикация — Русские творческие ресурсы Балтии, 2001.