В. В. Розанов
правитьГр. Анри де-Кастри. Ислам и христианство в эпоху завоеваний и владычества арабов
правитьКак-то проезжая на Кавказ и огибая какую-то местность, я попал в пункт особенно большого движения… Не то был базар, не то особый их «неверный» праздник. Дело было лет 15 назад, и потому воспоминания мои смутны. Тут, между прочим, я впервые увидал ламаитов, людей совершенно невероятных по фигуре и костюму. Все пестрело, краснело, зеленело халатами, тюрбанами и черт знает чем. «Ну и широка ты, матушка Русь, — бормотал я в душе с гордостью, — чего-чего в тебе нет. И всякого зверюшки. И всякого человека». Вдруг я увидал человека с особенно громадной кривой саблей, изогнутой почти как обруч. И рожища — страх один. Одет великолепно и видно, что знатен.
— Это еще что такое? — спросил я соседа по толпе, человека примерно тутошнего.
— Это… — И он назвал слово, сейчас забытое, и растолковал его: выходило, что это нечто вроде нашего «епархиального архиерея» или «благочинного»: лицо выше муллы, и гораздо выше, по той же категории и порядка. Ум мой смутился, душа была подавлена… Как, «духовное лицо», «религиозные обязанности», «ближе к Богу» — и вот ради всего этого и как выражение всего этого сабля с оглоблю и готовность «снести вам голову». "Господи, Господи, — шептал я бессильно, — это какое-то светопреставление, это шиворот-навыворот решительно всему, что мы думаем о «религии» и «духовном лице».
Никогда этого не забуду…
Но я думаю, если всмотреться в суть дела, — до такой же ровно степени не похожи на нас, «крепких христиан», — и евреи, с их заветами всемирного торга и всемирной предприимчивости; с их молитвами под покрывалом, с их раскачиваниями во время молитвы. Откуда rezume: «Господи, сколько людей, не похожих на нас»; а мы-то ведь вообще думаем, что все люди суть только умаленные или увеличенные христиане и что вообще в «христианине» дан образ человека, от которого бывают лишь отступления…
Нет. Есть нечто совершенно не похожее на христианина, на христианство… Есть — совершенно иного чекана, как бы иного сотворения, и притом от самого создания мира.
— Неужели же у Бога может быть две мысли о человеке?
Странно. Но так.
Два мира, мусульманский и еврейский, должны бы составить почти специальную задачу изучения для русских. Мечом стальным мы покорили их. Мечом духовным почти не прикоснулись к ним. Мы лишь «миссионерствовали» там и здесь; мысленно миссионерствовали даже, когда писали ученые трактаты. У нас всегда стоял в душе молчаливый вопрос: «Отчего вы — не мы?» Отчего вы другие? Зачем другие? Что у Бога одна мысль о человеке — это была априория, предшествовавшая всем нашим рассуждениям.
Евреев в России около 8 миллионов, — почти все, главная их масса. «Эх, куда забрели…» Мусульман — около 15 миллионов. Наш Кавказ и Средняя Азия, сливающиеся с коренной Россией без всякого разграничения, так сказать, без всякого «забора», — окрашены в преобладающий мусульманский цвет… Кривые сабли, кинжалище за поясом, таинственный «намаз», молитва, сидя на корточках, муэдзин на минарете. И неистовая вражда к фраку, цилиндру, галстуку, «школьному учителю земского типа» и «ухаживанию за женой ближнего своего»; семь заповедей Европы.
Хорошо. Так все-таки это надо понять. Конечно, мы православные и останемся православными, но на некий «ночной час» испросим отпуска у всего «своего» — и осторожно глазком погрузимся во все эти «бесовщины», к этим «худым людям», чтобы им «ни дна ни покрышки»… Все-таки наука. А наука, что делать, «некрещеная»…
Вот, я думаю, общее предисловие и предпосылка ко всем «мусульманским изучениям» и ко всем «еврейским изучениям»… Их надо изучать, страдая и засыпая «к своему» и как бы не учившись никогда ни в гимназии, ни в университете…
— Здравствуйте, господа.
— Да ты кто?
— Человек неведомый. Спал сто лет. Открыл глаза. И хочу посмотреть, что у вас такое и кто вы такие?
Без этого и иначе все будем и в мусульманских черточках и змейках, и в финикийско-ханаанском «квадратном письме» прозревать «старославянскую церковную вязь»… И все будет путаться. Никак не услышишь таинственной и совершенно новой «музыки Востока». А она есть. На своих инструментах. Со своими нотами. Совсем с особой душой…
Только что появившаяся брошюра «Ислам и христианство в эпоху завоеваний и владычества арабов» графа Анри де-Кастри, в переводе Умат-Гирея Мецхала, есть извлечение двух глав из обширного сочинения графа де-Кастри «LTslam, impressions et etudes», которое вышло уже четырьмя изданиями в подлиннике. Брошюра эта дает несколько благоуханно-изящных страниц, какие умеют писать только французы на своем законченном языке, — доказывающих тему о терпимости мусульманства ко всем религиям, а следовательно, и о способности народов, исповедующих эту веру, к высшей культуре. Тема — «миссионерская», самолюбивая и суетная, которой поверит, кому хочется поверить, и не поверит, кому не хочется ей верить; тема одинаково справедливая и несправедливая… О фанатизме и пылкости ислама говорят его всемирные завоевания; а с другой стороны, набирая в свой гарем жен из всех вер, какой-нибудь паша не отнимал веры ни у одной из своих жен и не теснил ее за веру, не склонял даже ее изменить вере. Значит, вопрос этот решается и так и этак. Эти общие трюизмы, общие положения растаивают в важности своей и в истине своей перед серьезным исследованием. Странички эти будут прочитаны только в обществе, «едва касающемся перстами» мусульманского вопроса. На русском языке есть фундаментальные книги, исламу посвященные: прежде всего, конечно, «Коран. Законодательная книга махаммеданского вероучения». Перевод и приложения к переводу Гордия Саблукова (Казань, 2-е издание. 1894 г., 2 тома); «Исламизм», П. Цветкова, в трех томах (Асхабад, 1912—1913 гг.); том 1-й — «Мухаммед и Коран», том 2-й — «Вера Ислама», том 3-й — «Ислам и его секты»; ряд обширных исследований Н. П. Остроумова под общим заглавием «Исламоведение» (Ташкент, 1912 г.); и наконец, хочется назвать превосходный труд, напечатанный в «Записках Императорской Академии Наук» в 1897 г., «Музыка и песни уральских мусульман, с очерком их быта», записанные на местных языках с точным переводом на русский С. Г. Рыбакова, истинная сокровищница бытовой поэзии, бытовой прелести и мелочей. Сюда прибавим и обширный труд покойного Влад. Павл. Череванского «Мир ислама и его пробуждение» (СПб., 1901 г., два тома). Пора бы составить «Библиографию мусульманства» на русском языке, — труд, ждущий кропотливых исследователей.
Впервые опубликовано: Новое время. 1915. 5 окт. № 14215.