Как ни были добры ко мне все члены семейства моего хозяина, но его молодая дочь проявляла особую внимательность в заботах обо мне. По ее совету, я оставил тот костюм, в котором спустился к ним с поверхности земли, и облекся в одежду Вриль-я, за исключением крыльев, заменявших у них во время ходьбы весьма красивый плащ. Но так как многие из Вриль-я во время деревенских работ не носили крыльев, то мой наружный вид ничем особенным не выдавался среди них, и я мог ходить по всему городу, не обращая на себя внимания любопытных. За пределами приютившего меня дома, никто не подозревал, что я выходец с поверхности земли; меня просто считали гостем Аф-лина, из какого-нибудь отдаленного варварского племени.
Город казался чрезмерно великим по сравнению с окружающей его страной, которая, пожалуй, не превосходила размерами какого-нибудь большого Английского или Венгерского поместья. Но все это пространство, до самого подножия гор, было возделано самым тщательным образом, за исключением небольших участков, оставленных по их скатам и на пашнях для пастбищ прирученных, безвредных животных, которые, однако, не имели никакого применения в их хозяйствах. До того доходит их чувство сострадания к этим низшим существам, что ежегодно из общественной казны ассигнуется определенная сумма для перевозки части их в другие, более отдаленные поселения или колонии Вриль-я (конечно с согласия их обитателей), если вследствие чрезмерного размножения, отведенные им пастбища оказывались недостаточными. Но, сколько я знаю, они не размножаются в такой пропорции, как наши, разводимые на убой, животные; кроме того, подчиняясь какому-то особому закону, животные, бесполезные для человека, здесь постепенно покидают занятые им земли и даже вымирают.
Между разными государствами или штатами племени Вриль-я исстари укоренился обычай оставлять невозделанными нейтральные пространства по их границам. В описываемой мною общине, такой участок составляла скалистая гряда гор, ранее непроходимая для пешеходов, но через которую легко перелетали на крыльях или в воздушных лодках (я опишу их далее). В этих горах были, однако, пробиты дороги для проезда повозок, приводимых в движение врилем. Такие международные пути постоянно были освещены, и для покрытия расходов по их содержанию, существовал особый сбор, в котором принимали участие по раскладке все прочие отрасли племени Вриль-я. Благодаря этому, поддерживались постоянные коммерческие отношения между самыми отдаленными штатами. Богатство описываемой мною общины состояло главным образом в земледельческих продуктах, избыток которых они обменивали на предметы роскоши; важнейшие из них были уже упомянутые мною ученые птицы.
Их привозили сюда издалека, и они поражали красотою своих перьев и чудным пением; мне рассказывали, что много трудов было потрачено на их разведение и обучение, и что путем тщательного подбора, порода эта удивительно усовершенствовалась за последние годы. Я не встречал других домашних животных в этой общине, за исключением чрезвычайно забавных и резвых маленьких зверьков, похожих на лягушек, но с весьма выразительными головками; которых дети держали в своих садах. У них вовсе не существует таких домашних животных, как наши собаки или лошади; Зи, однако, сообщила мне, что подобные животные были когда-то и в этих местах, но что теперь их можно встретить только в отдаленных странах, населенных другими племенами. По словам ее, с открытием вриля, они постепенно исчезали в цивилизованном мире; потому что в них уже не было надобности.
Машины и крылья заменили лошадь для перевозки тяжестей; а собака, как сторож, или для охоты, потеряла всякое значение, потому что уже давно прошли те времена, когда праотцы Вриль-я нуждались в них для защиты от своих врагов или охотились с ними за мелкими животными, употреблявшимися в пищу; да кроме того, в этих гористых местах лошадь вряд ли могла служить для перевозки тяжестей или для прогулок верхом. Единственное животное, употреблявшееся для первой цели, видом похожее на крупную породу козы, мне приходилось встречать на их фермах. Уже самый характер окружающей местности должен был внушить, как мне кажется, необходимость применения крыльев и воздушных лодок. Несоразмерная величина пространства, занимаемого здесь городом по отношению к загородной территории, объясняется тем, что каждый из домов был окружен своим садом. Широкая главная улица, на которой жил мой хозяин Аф-лин, проходила мимо громадной площади, где находились коллегия ученых и другие общественные здания; грандиозный фонтан какой-то светящейся жидкости бил в ее центре.
Все эти общественные постройки отличались одним общим характером массивности и прочности; они напоминали мне архитектурные картины Мартина. Их верхние этажи окружали балконы или скорее поддерживаемые колоннами висячие сады, которые были наполнены цветущими растениями и населены прирученными птицами. От главной площади шли, разветвляясь, несколько ярко освещенных улиц, которые постепенно поднимались в гору по обеим сторонам ее. Во время прогулок по городу меня никогда не пускали одного; мне всегда сопутствовали Аф-Лин или его дочь.
Лавок в городе здесь немного; требования покупателей исполняют разного возраста дети, которые отличаются понятливостью и вниманием; но никогда не надоедают покупателю назойливым предложением товаров. Самого хозяина лавки в ней редко можно встретить, и, по-видимому, он мало принимает участия в продаже, хотя и занимается этим делом по влечению, будучи независим от него в средствах существования; многие из самых богатых членов общины держат такие лавки.
…Все роды занятий пользуются одинаковым уважением. Ан, у которого я купил пару сандалий, был родным братом Тура — правителя штата; и хотя его лавка не превышала размером сапожных магазинов на Брод-Уей или в Бонд-Стрит, он был вдвое богаче своего брата, жившего во дворце. Без сомнения, он владел каким-нибудь загородным поместьем.
Вообще члены этого общества, после деятельного детского возраста, не отличаются энергией. По своему темпераменту или убеждению, они признают покой за высшее блаженство жизни…
В обыденной жизни они редко употребляют крылья и предпочитают ходить пешком; но во время их увеселений, воздушных танцев, игр с детьми, а также при посещении своих ферм, которые большею частью расположены в гористых местах, они, конечно, пользуются ими; в молодые годы, при путешествиях в другие страны племени Ана, они предпочитают крылья всяким другим способам передвижения.
Привыкшие управлять крыльями могут лететь (хотя и медленнее птиц) со скоростью от двадцати пяти до тридцати миль в час, удерживаясь при этом на воздухе в продолжении пяти — шести часов подряд. Но вообще Ана, когда они достигают среднего возраста, не обнаруживают склонности к быстрым движениям, сопряженным с большими мускульными усилиями.
Между ними распространено убеждение, которое без сомнения встретит одобрение и со стороны наших врачей, что периодически возбуждаемая испарина, расширяя поры кожи, необходима для здоровья, и они обыкновенно пользуются паровыми ваннами, или так называемыми у нас Турецкими банями, за которыми следуют ароматические души. Они приписывают большое значение целебной силе некоторых ароматических эссенций. Между ними также существует обычай в определенные, но редкие периоды (четыре раза в год, когда здоровы) принимать ванны, насыщенные врилем.
Они считают, что эта жидкость, принимаемая в ограниченных размерах, является могучим средством для поддержания жизни; но всякое неосмотрительное пользование ею, особенно при нормальном состоянии здоровья, вызывает реакцию и ослабляет жизненную силу. Во всех своих болезнях они неизменно прибегают к этому средству, как вызывающему целительное действие самой природы.
По нашим понятиям, Вриль-я, пожалуй, самый изнеженный из всех народов; но все их наслаждения отличаются своим невинным характером. Они, так сказать, живут в атмосфере, проникнутой сладкими звуками и ароматами. В каждой комнате устроены особые механизмы, которые издают тихие мелодические звуки, точно шепот невидимых духов. Они так привыкают к этой постоянной музыке, что она не мешает им вести беседу или предаваться уединенным размышлениям. Они держатся мнения, что дышать воздухом, постоянно наполненным мелодическими звуками и ароматами, способствует смягчению и в то же время возвышению характера и мыслительной способности человека. Хотя они отличаются умеренностью и отрицают всякую животную пищу, кроме молока, и не употребляют никаких возбуждающих напитков, — они в то же время чрезвычайно разборчивы в пище и питье. Во всех их увеселениях даже и престарелые, обнаруживают почти детскую игривость. Счастье составляет для них конечную цель, — не в виде временного возбуждения, но как преобладающее состояние в течение всей жизни. Что для них также близко и счастье друг друга, — видно уже из той замечательной мягкости обращения, которая господствует между ними.
За все время моего пребывания у этого народа, я никогда не встретил между ними урода или калеки. Красота их сказывалась не только в правильности очертаний лица, но и в гладкости кожи, остававшейся без морщин до самого преклонного возраста, и того мягкого, соединенного с величием выражения, источником которого были сознание своей силы и отсутствие всякого страха, нравственного или физического. Это самое величавое спокойствие и навело на меня, — привыкшего к борьбе людских страстей, такое чувство ужаса и сознания своего ничтожества, при моей встрече с одним из них. Такое выражение художник может дать на картине полубогу, гению или ангелу.
Меня поразило, что цвет кожи не у всех Ана был такой, как у первого виденного мною представителя их расы: у некоторых она была светлее, и даже между ними встречались лица с голубыми глазами и золотистого цвета волосами, хотя в общем преобладал более смуглый тон, чем у жителей северной Европы.
Мне сообщили, что такая разница происходила от смешанных браков с другими, более отдаленными, племенами Вриль-я, которые, под влиянием климата, или вследствие расовой особенности, отличались более светлою кожею. Темно-красная кожа обнаруживала чистоту крови семьи Ана; но они не соединяли с этим обстоятельством никакого чувства племенной гордости, и, напротив, приписывали красоту существующей породы частым бракам с представителями других, родственных племен Вриль-я. Они даже поощряли такие браки, однако при непременном условии, чтобы это было родственное им племя. На другие племена, чуждые им по обычаям и учреждениям, неспособные к пользованию теми могучими силами, которые заключались во вриле и употреблению которых они научились только по прошествии многих веков, они смотрели, пожалуй, еще с большим презрением, чем гражданин Нью-Йорка смотрит на негра.
Я узнал от Зи, отличавшейся большею ученостью, чем кто-либо из знакомых мне здесь мужчин, что превосходство Вриль-я над другими племенами приписывалось влиянию той борьбы с природою, которую им пришлось выдержать в местах их первого поселения. «Везде, где в истории первого развития народа, — продолжала при этом рассуждать Зи, — замечается такой процесс, при котором жизнь превращается в одну борьбу и человек, должен применить все свои силы, чтобы удержаться, в этой борьбе с себе подобными, неизменно следует один и тот же результат: при неизбежной гибели большинства, природа выбирает для сохранения только самые сильные экземпляры. Поэтому из нашей расы, еще до открытия вриля остались только высшие организации. В наших древних книгах встречается легенда, когда-то пользовавшаяся верою, что мы были изгнаны из того самого мира, откуда ты, по-видимому, явился к нам, дабы усовершенствоваться и достигнуть высшего развития нашего племени в той жестокой борьбе, которую пришлось выдержать нашим праотцам. Когда срок нашего искуса и развития кончится, нам предопределено опять возвратиться на поверхность земли и заступить место низшей, живущей там расы».
Аф-Лин и его дочь часто наедине беседовали со мною о политическом и общественном положении того верхнего мира, обитатели которого, по предположению Зи (высказываемому, с чрезвычайным спокойствием), должны быть, рано или поздно, поголовно истреблены при нашествии Вриль-я. В рассказах своих, я всеми силами старался (избегая только положительной лжи, которая бы не скрылась от них) представить в самых блестящих красках, как наше развитие, так и могущество; и они постоянно находили в них поводы для сравнений между нашими наиболее развитыми национальностями и низшего разряда подземными расами, находившиеся, по их мнению, во мраке безнадежного варварства и неминуемо обреченными на постепенное вымирание. Но они твердо решились скрывать от своих сограждан всякое преждевременное указание путей к миру, освещаемому солнцем; они были сострадательны, и их пугала мысль истребления стольких миллионов живых существ; к тому же, сильно разукрашенные картины нашей жизни, которые я раскрывал перед ними, только возбуждали в них чувство соболезнования. Напрасно я с гордостью приводил имена наших великих людей, — поэтов, философов, ораторов, полководцев, и вызывал на указание равных им между народами Вриль-я. «Увы! — отвечала Зи, и ее величавое лицо смягчилось выражением ангельского сострадания, — такое выделение нескольких из среды большинства — самый фатальный признак расы, обреченной на вечное невежество. Разве ты не видишь, что первое условие счастья для смертных заключается в прекращении всеобщей борьбы и соревнования, только разрушающих тот покой жизни, без которого немыслимо достижение счастья, как нравственного, так и физического? Мы думаем наоборот, что чем более наша здешняя жизнь будет приближаться к высшему идеалу загробного существования бессмертных духов, чем более она будет походить на будущее блаженное бытие, тем легче мы перейдем в него впоследствии.
Разве в своем воображении мы можем себе представить жизнь богов, или бессмертных иначе, как чуждую всяких страстей, подобных любостяжанию и честолюбию.
Нам кажется, что эта жизнь, при полном развитии умственной и духовной деятельности, должна быть преисполнена ясного покоя; но какова бы ни была эта деятельность, она должна соответствовать склонности каждого, одним словом — это должна быть жизнь, проникнутая одним радостным чувством мира и благоволения, в среде которого должны исчезнуть все страсти — вражды и ненависти, борьбы и соперничества. Таков идеал общественной жизни, к достижению которого стремятся все нации Вриль-я и на котором основаны все наши теории государственного устройства. Ты видишь, как несовместима эта идея прогресса с понятиями, господствующими между твоим неразвитым народом, который в своем бурном движении, только стремится увековечить непрерывную борьбу страстей, с их постоянными спутниками — горем и заботою. Далеко за пределами Вриль-я, существует нация, самая могущественная из всех живущих в нашем мире, которая считает свое политическое устройство и свою систему управления образцом, достойным подражания для всех прочих. Они поставили за образец благополучия постоянное соперничество во всех вещах, так что среди них страсти не утихают ни на одно мгновение: они в постоянной борьбе из-за власти, богатства, известности, и просто ужасно слышать те поругания и клеветы, которыми осыпают друг друга даже самые лучшие из них, без малейшей совести и стыда…
Дело в том, — продолжала Зи, — что если разумная жизнь должна стремиться к подражанию ясного спокойствия бессмертных, то уж конечно ничего не может быть дальше от цели, чем подобная система, целиком воплощающая в себе всю ту борьбу и тревоги, которые отличают смертного человека».