Я услышалъ звуки голоса, весьма мягкаго и музыкальнаго; и хотя слова были для меня совершенно непонятны, но страхъ мой прошелъ. Я открылъ лицо и поднялъ глаза. Незнакомецъ (мнѣ еще трудно было признать въ немъ человѣка) окинулъ меня взглядомъ, читавшимъ казалось въ самомъ моемъ сердцѣ. Потомъ онъ положилъ мнѣ на голову свою лѣвую руку и слегка прикоснулся своимъ посохомъ къ моему плечу. Дѣйствіе этого прикосновенія было магическое. Чувства покоя, радости и довѣрія къ стоявшему предо мною существу смѣнили мой первый ужасъ. Я поднялся и заговорилъ на моемъ языкѣ. Онъ видимо слушалъ меня со вниманіемъ, хотя съ нѣкоторымъ удивленіемъ на лицѣ; потомъ онъ покачалъ головою, какъ-бы давая знать, что не понимаетъ меня. Затѣмъ онъ взялъ меня за руку и, не говоря ни слова, повелъ къ строенію. Входъ въ него былъ открытъ: дверей не существовало. Мы вошли въ громадный залъ, освѣщенный тѣмъ таинственнымъ свѣтомъ, какъ и вся окружающая мѣстность, но разливавшимъ при этомъ самый тонкій ароматъ. Полъ состоялъ изъ большихъ мозаичныхъ плитъ, сдѣланныхъ изъ драгоцѣнныхъ металловъ, и былъ мѣстами покрытъ особыми плетеными коврами. Повсюду разносились тихіе звуки музыки какого то невидимаго инструмента, составлявшей какъ-бы одно цѣлое съ этимъ мѣстомъ, подобно тому какъ журчаніе ручья неразрывно связано съ гористымъ пейзажемъ, или пѣніе птицъ — съ тѣнистою рощею.
Фигура, въ такой же одеждѣ какъ мой путеводитель, но изъ болѣе простого матеріала, стояла неподвижно у порога. Мой спутникъ дважды прикоснулся къ ней своимъ посохомъ, и она стала быстро и неслышно двигаться, точно скользя по полу. Разглядѣвъ ее внимательнѣе, я убѣдился, что это не живое существо, а механическій автоматъ. Черезъ двѣ минуты послѣ того какъ послѣдній исчезъ въ полузавѣшенную занавѣсью дверь на другомъ концѣ зала, въ ней показалась фигура мальчика лѣтъ двѣнадцати, очень похожаго на моего спутника: очевидно это были отецъ и сынъ. Увидѣвъ меня, ребенокъ испустилъ крикъ и поднялъ съ угрожающимъ жестомъ бывшій у него въ рукахъ посохъ, какъ и у его отца; но тотчасъ-же опустилъ его по знаку послѣдняго. Они обмѣнялись нѣсколькими словами, все время не спуская съ меня глазъ. Ребенокъ прикасался къ моему платью и съ видимымъ любопытствомъ гладилъ меня по лицу, издавая при этомъ звукъ, похожій на нашъ смѣхъ, но гораздо мягче. Въ это время потолокъ залы въ одномъ мѣстѣ открылся, и чрезъ отверстіе опустилась платформа, построенная на томъ же принципѣ, какъ и наши элеваторы въ гостиницахъ и складахъ, для подъема въ разные этажи.
Незнакомецъ вмѣстѣ съ ребенкомъ всталъ на платформу и знакомъ пригласилъ меня слѣдовать за нимъ; мы быстро поднялись и остановились въ серединѣ корридора, съ дверями по обѣимъ его сторонамъ.
Черезъ одну изъ такихъ дверей меня ввели въ комнату, убранную съ восточною роскошью; стѣны ея были отдѣланы мозаикой изъ драгоцѣнныхъ металловъ и камней; по стѣнамъ были разставлены мягкіе диваны; отверстія въ наружной стѣнѣ, доходившія до полу, но безъ стеколъ, выходили на просторные балконы, откуда открывался видъ на освѣщенный окрестный ландшафтъ. Въ клѣткахъ, привѣшенныхъ къ потолку, сидѣли птицы неизвѣстнаго мнѣ вида, съ ярко окрашенными перьями; при нашемъ входѣ послышался цѣлый хоръ ихъ пѣсенъ, при чемъ они пѣли въ тонъ и съ соблюденіемъ извѣстнаго ритма. Самый тонкій ароматъ распространялся въ воздухѣ изъ золотыхъ изящнаго рисунка курильницъ. Нѣсколько автоматовъ, подобныхъ уже видѣнному мною, стояли неподвижно по стѣнамъ. Незнакомецъ посадилъ меня около себя на диванѣ и опять заговорилъ со мной; я отвѣчалъ ему, но безуспѣшно: мы не понимали другъ друга.
Только теперь я сильно почувствовалъ послѣдствіе удара, полученнаго при паденіи осколка камня. Меня охватила страшная слабость, вмѣстѣ съ мучительною болью въ головѣ и шеѣ. Откинувшись на диванъ, я всѣми силами старался подавить стонъ; при этомъ ребенокъ, до тѣхъ поръ смотрѣвшій на меня съ какимъ то подозрѣніемъ, опустился около меня на колѣни, чтобы поддержать; взявъ мою руку между своими, онъ приблизился губами къ моему лбу и слегка подулъ на него. Страданія мои почти моментально прекратились; на меня стала находить какая то сладкая успокаивающая дремота, и я крѣпко заснулъ.
Не знаю, сколько времени я находился въ этомъ состояніи, но когда я проснулся, я чувствовалъ себя совершенно бодрымъ. Открывъ глаза, я увидѣлъ цѣлую группу молчаливыхъ фигуръ, сидѣвшихъ вокругъ меня съ спокойною и серьезною важностью жителей востока и походившихъ на моего перваго незнакомца: тѣ-же сложенныя на груди крылья, тотъ же покрой одежды и тѣ-же похожія на сфинкса лица, съ черными глубокомысленными глазами и мѣдно-красною кожею; но всѣ они, хотя того же близкаго человѣку типа, однако неизмѣримо выше его по сложенію и величію осанки, — возбуждали во мнѣ такое же необъяснимое чувство ужаса, какъ и мой первый спутникъ. Въ лицахъ ихъ было кроткое и спокойное выраженіе и даже доброта. Отъ чего-же мнѣ казалось, что именно въ этомъ выраженіи непоколебимаго спокойствія и благосклонной доброты скрывалась тайна того ужаса, который внушали мнѣ эти лица. Въ нихъ отсутствовали тѣ линіи и тѣни, которыя горе, страсти и печали кладутъ на лицахъ людей, и они скорѣе походили на изваянія боговъ и напоминали то выраженіе мира и покоя, которое христіане видятъ на челѣ своихъ умершихъ.
Кто-то положилъ мнѣ руку на плечо; это былъ ребенокъ. Въ глазахъ его было выраженіе жалости и состраданія, напоминавшее то, съ которымъ смотрятъ на раненую птичку или помятую бабочку. Я отпрянулъ отъ этого прикосновенія и отвернулся отъ этого взгляда. У меня было неясное представленіе, что этотъ ребенокъ ни сколько не задумался бы убить меня, подобно тому какъ человѣкъ убиваетъ птицу или бабочку. Ребенокъ, видимо огорченный моимъ отвращеніемъ, оставилъ меня и отошелъ къ одному изъ оконъ. Другіе въ полголоса продолжали свой разговоръ, и, судя по ихъ взглядамъ, я догадывался, что разговоръ шелъ обо мнѣ. Одинъ изъ нихъ съ особенною настойчивостью что-то предлагалъ относительно меня моему первому путеводителю, и послѣдній, судя по его жестамъ, уже готовъ былъ согласиться съ нимъ, когда ребенокъ. быстро отошелъ отъ окна и, ставъ между мною и другими фигурами, какъ бы защищая меня, заговорилъ съ особымъ жаромъ и возбужденіемъ; я инстинктивно догадался, что этотъ ребенокъ, возбуждавшій ранѣе во мнѣ такой ужасъ, явился теперь моимъ защитникомъ. Онъ еще не кончилъ, когда въ комнату вошелъ другой незнакомецъ. Онъ казался старше прочихъ, хотя еще не былъ преклонныхъ лѣтъ; въ лицѣ его, болѣе оживленномъ чѣмъ у другихъ, хотя отличавшемся такими-же правильными чертами, мнѣ казалось, я могъ уловить нѣчто болѣе близкое къ человѣку. Онъ спокойно выслушалъ сперва моего перваго спутника, потомъ двухъ другихъ и наконецъ ребенка; потомъ онъ обратился ко мнѣ и старался передать мнѣ свой вопросъ знаками. Мнѣ показалось, что я его понялъ, и я не ошибся въ этомъ предположеніи. Онъ, какъ мнѣ казалось, спрашивалъ: — какимъ образомъ я попалъ сюда. Я протянулъ руку и указалъ по направленію дороги, которая вела отъ расщелины въ скалѣ; тутъ меня осѣнила новая мысль. Я вынулъ изъ кармана свою записную книжку и набросалъ на одномъ изъ ея листковъ грубый рисунокъ уступа въ скалѣ, веревки и висящаго на ней человѣка; потомъ скалистую пещеру съ расщелиной, изъ которой высовывалась голова чудовища, и наконецъ безжизненное тѣло моего друга. Я подалъ этотъ гіероглифическій отвѣтъ моему судьѣ; онъ внимательно посмотрѣлъ на рисунокъ, потомъ передалъ его своему сосѣду, и такъ онъ обошелъ всю группу. Послѣ того мой первый спутникъ произнесъ нѣсколько словъ, и ребенокъ, который также приблизился и посмотрѣлъ на рисунокъ, кивнулъ головой, выражая тѣмъ, что понялъ его значеніе; затѣмъ онъ вернулся опять къ окну, расправилъ привязанныя къ нему крылья, взмахнулъ ими нѣсколько разъ и понесся въ пространство. Я вскочилъ въ изумленіи и бросился къ окну. Ребенокъ уже парилъ въ воздухѣ, поддерживаемый своими крыльями; онъ не махалъ ими какъ птица, но они были распростерты надъ его головой и по-видимому несли его къ цѣли, безъ всякихъ усилій съ его стороны. Полетъ его по быстротѣ равнялся орлиному, и я замѣтилъ, что онъ направился къ той самой скалѣ, гдѣ я спустился и которая чернѣла своею массою въ этой свѣтящейся атмосферѣ. Чрезъ нѣсколько минутъ онъ вернулся, влетѣвъ чрезъ то же отверстіе окна въ комнату и бросилъ на полъ веревку съ крюкомъ, которую я оставилъ при спускѣ изъ расщелины. Присутствующіе обмѣнялись нѣсколькими словами; одинъ изъ группы прикоснулся къ автомату, который двинулся съ мѣста и исчезъ изъ комнаты; послѣ того незнакомецъ, обращавшійся ко мнѣ съ вопросомъ, взялъ меня за руку и повелъ въ корридоръ. Тамъ уже ожидала насъ платформа элеватора, и мы спустились на ней въ прежній залъ. Мой новый спутникъ, все еще не оставляя моей руки, вывелъ меня на улицу (если ее можно такъ назвать), которая тянулась на большое разстояніе, съ постройками по обѣимъ сторонамъ, раздѣленными садами съ ярко окрашенными деревьями и чудными цвѣтами. Среди этихъ садовъ, отдѣленныхъ другъ отъ друга низкими стѣнами, а также по дорогѣ, я видѣлъ множество двигающихся живыхъ существъ; подобныхъ тѣмъ, съ которыми я только что встрѣтился. Нѣкоторые изъ прохожихъ, замѣтивъ меня, подходили къ моему спутнику и видимо обращались къ нему съ разспросами обо мнѣ. Вскорѣ около насъ собралась цѣлая толпа, разсматривавшая меня съ такимъ же интересомъ, какъ рѣдкое, невиданное до того животное. Но даже при всемъ своемъ любопытствѣ они сохраняли свою сдержанную, серьезную манеру, и послѣ нѣсколькихъ словъ, сказанныхъ моимъ спутникомъ, которому видимо не нравились такія остановки, они оставили насъ съ легкимъ наклоненіемъ головы, и съ невозмутимымъ спокойствіемъ продолжали свой путь. Пройдя нѣкоторое разстояніе по улицѣ, мы остановились у одного зданія, отличавшагося отъ другихъ, видѣнныхъ на пути; оно охватывало съ трехъ сторонъ громадный дворъ, до угламъ котораго стояли высокія пирамидальныя башни; посреди двора былъ колоссальный круглый фонтанъ, выбрасывающій сверкавшую искрами струю какой то жидкости, которая показалась мнѣ огнемъ. Мы вошли въ зданіе черезъ открытую дверь; она вела въ громадную залу, гдѣ мы увидѣли группы дѣтей, занятыхъ работою, какъ на большомъ заводѣ. Въ углубленіи стѣны помѣщалась огромная машина въ полномъ дѣйствіи, съ разными колесами и цилиндрами, и вообще напоминающая наши паровые двигатели, съ тою разницею, что вся она была украшена драгоцѣнными камнями и металлами и отъ нея распространялся какой то блѣдный, синеватый и колеблющійся свѣтъ. Многія изъ дѣтей были заняты какою то непонятною мнѣ работою у разныхъ машинъ, другіе что-то дѣлали за столами. Но спутникъ мой не далъ мнѣ времени ознакомиться съ ихъ занятіями. Не слышно было ни одного дѣтскаго голоса, ни одно юное лицо не повернулось къ намъ. Всѣ они работали въ молчаніи и не обращали на насъ никакого вниманія.
По выходѣ изъ зала мой путеводитель провелъ меня чрезъ галлерею, стѣны которой были росписаны картинами съ примѣсью золота къ краскамъ, что производило неособенно изящное впечатлѣніе и напоминало картины Луи Кранаха. Сюжеты картинъ, покрывавшихъ стѣны галлереи, должны были, какъ мнѣ казалось, иллюстрировать исторію того народа, среди котораго я находился. Изображенныя на нихъ фигуры большею частью походили на видѣнныя мною существа, хотя нѣсколько отличались по одеждѣ и не у всѣхъ были крылья. Я видѣлъ также изображенія совершенно неизвѣстныхъ мнѣ животныхъ и птицъ. На сколько позволяло судить мое ограниченное знакомство съ искусствомъ, всѣ эти картины отличались правильностью рисунка и яркостью колорита, при хорошемъ пониманіи перспективы; но въ расположеніи деталей они далеко не соотвѣтствовали правиламъ композиціи, усвоеннымъ нашими художниками: въ картинахъ не хватало центра, около котораго группировались бы фигуры; такъ что получалось какое то неясное, сбивчивое впечатлѣніе, — точно отрывки изъ бреда художника.
Мы вошли теперь въ средней величины комнату, гдѣ сидѣли за накрытымъ столомъ члены семейства моего путеводителя, какъ я узналъ впослѣдствіи. Это были: его жена, дочь и два сына. Я тотчасъ-же замѣтилъ разницу между двумя полами; хотя женщины были выше ростомъ и болѣе крупнаго сложенія, чѣмъ мужчины, и въ ихъ лицахъ, пожалуй отличавшихся и болѣе правильнымъ очертаніемъ, не хватало той мягкости и нѣжности выраженія, которыя составляютъ главную прелесть въ лицѣ нашей женщины на поверхности земли. Жена моего хозяина не носила крыльевъ; у дочери же они были длиннѣе, чѣмъ у мужчинъ.
Мой хозяинъ произнесъ нѣсколько словъ; послѣ чего всѣ поднялись съ своихъ мѣстъ и съ тою особою мягкостью въ выраженіи и манерѣ, которую я уже замѣтилъ ранѣе и которая составляетъ отличительную черту этого внушительнаго по виду племени, — по своему привѣтствовали меня. Каждый изъ нихъ прикасался правой рукой къ моей головѣ и одновременно съ этимъ издавалъ шипящій звукъ — С-си, что соотвѣтствовало нашему «здравствуй».
Хозяйка дома посадила меня около себя и наложила на стоявшую передо мною золотую тарелку какого-то явства съ одного изъ блюдъ.
Пока я ѣлъ (и хотя кушанья эти были совершенно чужды мнѣ, я былъ пораженъ тонкостью ихъ вкуса), хозяева мои тихо разговаривали между собою, и сколько я могъ замѣтить, съ необыкновенною деликатностью избѣгали всякаго движенія или жеста, по которому я могъ-бы догадаться, что говорилось обо мнѣ. Между тѣмъ они въ первый разъ видѣли человѣка моей расы, и конечно я представлялъ для нихъ крайне любопытное и ненормальное явленіе. Но грубость была совершенно неизвѣстна этому народу, и съ малыхъ лѣтъ они уже научались презирать всякое рѣзкое выраженіе своихъ чувствъ. По окончаніи обѣда, мой хозяинъ опять взялъ меня за руку и, возвратившись со мною въ галлереи, прикоснулся рукою къ металлической доскѣ, покрытой какими то неизвѣстными знаками, и которая, я догадывался, по назначенію своему соотвѣтствовала нашему телеграфу. Опять спустилась платформа элеватора; но этотъ разъ мы поднялись на значительно большую высоту, чѣмъ въ другомъ домѣ, и очутились въ небольшой комнатѣ, по обстановкѣ своей отчасти напоминавшей то, къ чему мы привыкли въ надземномъ мірѣ. По стѣнамъ ея тянулись полки съ книгами; но большая часть изъ нихъ самаго мелкаго формата, какъ наши изданія duodecimo по виду они также походили на наши книги, но были переплетены въ тонкія металлическія дощечки. Въ комнатѣ стояли также какія то непонятные мнѣ механизмы, повидимому модели, которыя можно найти въ кабинетѣ ученаго механика. Механическіе автоматы, которыми этотъ народъ замѣняетъ нашу прислугу, стояли неподвижно, какъ фантомы, въ каждомъ углу. Въ особой нишѣ въ стѣнѣ помѣщался низенькій диванъ съ подушками, служившій постелью. Окно, съ отдернутой занавѣсью изъ какой то волокнистой ткани, выходило на широкій балконъ. Мой хозяинъ вышелъ туда и я послѣдовалъ за нимъ. Мы были въ верхнемъ этажѣ одной изъ пирамидальныхъ башенъ; подо мною открылась картина, дикая, таинственная красота которой просто не поддается описанію: — величественныя массы скалистыхъ горъ, составлявшія ея фонъ, промежуточныя долины, покрытыя этою фантастическою растительностью самыхъ разнообразныхъ цвѣтовъ, вода, сверкавшая мѣстами какъ розоватое пламя, мягкій успокаивающій свѣтъ, который разливали повсюду миріады фонарей — все это вмѣстѣ составляло одно цѣлое, впечатлѣніе котораго я не могу передать. никакими словами. Но въ этомъ чудномъ, неподражаемомъ ландшафтѣ было въ то-же время что то мрачное и наводившее ужасъ.
Но вниманіе мое было скоро отвлечено отъ этого подземнаго ландшафта. Снизу, вѣроятно съ улицы, до меня донеслись звуки веселой музыки; вслѣдъ затѣмъ въ пространствѣ поднялась крылатая фигура; какъ бы въ догоню за ней пронеслась другая; за ними непрерывною вереницею слѣдовало множество новыхъ фигуръ; и наконецъ я увидѣлъ цѣлый сонмъ крылатыхъ геніевъ, парящихъ въ воздухѣ, чудныя волнообразныя движенія которыхъ невозможно было описать. Они, казалось, были заняты какой то игрой; то раздѣлялись на отдѣльныя группы, то разсыпались въ пространствѣ, то группа налетала на группу, подымаясь вмѣстѣ и опускаясь, соединяясь въ самыхъ причудливыхъ комбинаціяхъ и разлетаясь опять; все это происходило подъ звуки чудной музыки, доносившейся снизу, и напоминало фантастическій танецъ сказочныхъ пери.
Почти съ ужасомъ я обратился къ моему товарищу и невольно прикоснулся рукою къ сложеннымъ на его груди крыльямъ; при этомъ я почувствовалъ легкій ударъ, какъ бы отъ электрической машины, и въ страхѣ отпрянулъ отъ него. Хозяинъ мой улыбнулся и, чтобы удовлетворить моему любопытству, медленно распустилъ свои крылья. Тутъ я замѣтилъ, что находившаяся подъ ними одежда надулась, какъ пузырь, наполненный воздухомъ; руки его при этомъ какъ бы проскальзывали въ крылья. Черезъ мгновенье онъ уже поднялся въ свѣтящійся воздухъ и парилъ въ вышинѣ съ распростертыми крыльями, подобно орлу, купающемуся въ лучахъ солнца. Потомъ, съ быстротою того же орла, онъ низринулся въ одну изъ группъ, пролетѣлъ черезъ нее и опять поднялся въ вышину. Послѣ того три изъ крылатыхъ фигуръ, въ одной изъ которыхъ я казалось узналъ дочь моего хозяина, отдѣлились отъ прочихъ и полетѣли за нимъ, подобно играющимъ между собою птицамъ. Ослѣпленный блескомъ лучезарнаго воздуха и ошеломленный видомъ летающихъ фигуръ, я уже не могъ слѣдитъ за ихъ дальнѣйшими движеніями; вскорѣ послѣ того хозяинъ мой отдѣлился отъ толпы другихъ и приблизился ко мнѣ.
Все видѣнное мною было до того невѣроятно, что мысли мои стали путаться. Хотя я не былъ склоненъ къ суевѣрію и до сихъ поръ не допускалъ возможности общенія человѣка съ демонами, но меня охватилъ тотъ ужасъ и волненіе, которое вѣроятно испытывалъ средневѣковый пилигримъ, увѣрившій себя, что онъ видѣлъ шабашъ вѣдьмъ и злыхъ духовъ. Мнѣ смутно помнится, что съ помощью безсвязныхъ словъ и жестовъ въ формѣ заклинаній я пытался оттолкнуть отъ себя моего добраго и снисходительнаго хозяина; что онъ дѣлалъ попытки успокоить меня; что, наконецъ догадавшись о причинѣ моего страха, вызваннаго разницею въ наружной формѣ между нами и особенно въ способѣ движенія посредствомъ крыльевъ, — онъ съ кроткою улыбкою на лицѣ старался успокоить меня и, сбросивъ свои крылья на полъ, показывалъ, что это былъ лишь простой механизмъ. При этомъ ужасъ мой только увеличился: крайнее чувство страха доводитъ насъ иногда до отчаянной храбрости, и я въ полномъ самозабвеніи, какъ дикій звѣрь, бросился на него и хотѣлъ схватить его за горло. Но моментально, какъ-бы пораженный электрическимъ ударомъ, я упалъ на землю, и въ послѣдней картинѣ, которая пронеслась передъ моимъ потухающимъ сознаніемъ, — я видѣлъ склонившимся около себя моего хозяина, съ рукою, положенною мнѣ на лобъ, и чудное, спокойное лицо его дочери, устремившей на меня свои большіе, глубокіе, полные невѣдомой мысли глаза.