[100]
ГРУЗИНСКАЯ НОЧЬ.

Грузинская ночь, я твоимъ упиваюсь дыханьемъ!
Мнѣ такъ хорошо здѣсь подъ этимъ прохладнымъ навѣсомъ,
Подъ этимъ навѣсомъ уютной Нацваловой [1] сакли,
На мягкомъ коврѣ я лежу подъ косматою буркой;
Не слышу ни лая собакъ, ни ослинаго крику,
Ни дикаго пѣнья подъ жалобный говоръ чингури [2].
Заснулъ мой хозяинъ, потухла свѣтильня въ желѣзномъ
Висячемъ ковшѣ… Вотъ луна!—И я радъ, что сгорѣло
Кунжутное [3] масло въ моей деревенской лампадѣ,—
Иныя лампады зажглись, я иную гармонію слышу…
О, Боже! какой резонансъ! Чу! какая-то птица
Ночная, болотная птица поетъ въ отдаленьи…

[101]

И голосъ ея, точно флейты отрывистый, чистый,
Рыдающій звукъ, вѣчно та же и та же
Въ размѣръ повторенная нота, уныло и тихо
Звучитъ. Не она ли мнѣ спать не даетъ! Не она ли
Напѣла мнѣ на душу грусть! Я смыкаю рѣсницы…
А думы несутся одна за другой, безпрестанно,
Какъ волны потока, бѣгущаго съ горъ по ущелью.
Но волны потока затѣмъ ли бѣгутъ по ущелью,
Чтобъ только достигнуть предѣла и слиться съ волнами
Безбрежнаго моря? Нѣтъ, прежде чѣмъ моря достигнуть,
Онѣ на долину спѣшатъ, напоить виноградныя лозы
И нивы, надежду древнѣйшаго въ мірѣ народа…

А вы, мои думы! Вы, прежде чѣмъ въ вѣчность
Умчитесь, въ полетѣ своемъ захвативъ миріады
Міровъ, вы скажите, ужель суждено вамъ
Носиться безплодно надъ этою чудной страною,
Такъ страстно любимою солнцемъ и выжженной солнцемъ!


Примѣчанія править

  1. Нацвалъ—деревенскій староста.
  2. Чингури—струнный инструментъ.
  3. Кунжутъ—растеніе.