Был знойный тяжкий день. Как лавой, обдавало
Палящей воздуха струёй,
И солнце с вышины докучливо сияло
Над истомлённою землёй.
Пустыней путник шёл. Он вмладе жертва горя;
Окрест его ни тени, ни ручья,
Лишь, как назло, вдали чернеет лес и моря
Синеются зыбучие края.
Томимый жаждою, он страждет, молит бога
Смочить гортань его хоть каплею воды;
«Но внемлет ли богач мольбе убогой?
На небе вечный пир, а на земле беды!» ―
Так путник возроптал в безумии своём…
Нежданный грядёт вразумления час!
Как девицы грудь перед близким свиданьем
Колеблется трепетным, скрытным дыханьем,
Хлябь моря блестящей волной поднялась.
Из мрачныя бездны встаёт великан:
Он солнце затмил ― и главой с небесами,
Пятой упираясь в седой Океан,
Из мощныя длани метать стал громами.
В глубь леса вонзилися молний лучи, ―
И дуб преклонился челом горделивым!
Казалося, ангелов гневных мечи
Смиряли сынов мирозданья кичливых.
Звучала земля, как хвалебный кимвал,
Как будто обитель любви, а не злобы;
Казалось, глаголу небес отвечал
Раскаянья стон из земныя утробы.
И путник, с смятенной, покорной душой,
Склонившись ко праху, лежал как убитый;
Лишь грудь подымалася тёплой мольбой,
Лишь чистой слезою блестели ланиты.
Свершив покаянье, он к небу воззрел,
Но там уж светлело! глагол вразумленья
Молчал, ― и по тучам свинцовым алел
Трехцветной дугою завет примиренья!
Как манной, земля напиталась дождём,
По воздуху веяло свежей прохладой, ―
И путник шёл снова далёким путем,
Как бы обновлённый небесной отрадой.