ГРОДНЕНСКІЙ СЕЙМЪ 1793 ГОДА*
правитьIII.
править17го февраля произошелъ размѣнъ ратификацій между дворами Петербургскимъ и Берлинскимъ по январскому договору о раздѣлѣ Польши. Недѣли двѣ спустя, Сиверсъ получилъ изъ Петербурга копію съ этого договора и декларацію, которую онъ 29го марта (9го апрѣля) долженъ былъ, вмѣстѣ со своимъ прусскимъ товарищемъ Бухгольцемъ, представить польскому правительству. Этой деклараціи предшествовало дѣйствительное занятіе областей присоединяемыхъ къ Россіи. Послѣднее поручено было генералъ-аншефу Кречетникову, которому предписано окончить занятіе къ 27му марта, и въ этотъ день обнародовать манифестъ къ жителямъ Вновь присоединенныхъ провинцій, приглашая ихъ принести присягу на вѣрность россійской императрицѣ.[1] Подобный же манифестъ и въ тотъ же день генералъ Моллендорфъ долженъ былъ обнародовать въ провинціяхъ отходившихъ къ Пруссіи.
Слѣдовательно, время разчитано такимъ образомъ чтобы на третій день послѣ обнародованія манифестовъ подана была упомянутая выше русско-прусская декларація. Вотъ ея содержаніе:
Тарговицкая конфедерація, долженствовавшая возстановить порядокъ и спокойствіе въ республикѣ, только съ помощію войскъ ея императорскаго величества могла проложить дорогу къ водворенію своей законной власти. Виновники революціи 3го мая и ихъ приверженцы уступили только силѣ оружія, но послѣ того они предались тайнымъ кознямъ. Потерпѣвъ неудачу у сосѣднихъ кабинетовъ, они начали возбуждать народъ противъ Русскихъ, внушать къ нимъ ненависть и даже угрожать имъ Сицилійскою вечерней. Императрица въ теченіе 30 лѣтъ привыкла бороться съ постоянными неустройствами республики и уповаетъ на средства ввѣренныя ей Провидѣніемь чтобъ обуздывать злонамѣренныхъ; она продолжала бы и теперь употреблять безкорыстныя усилія противъ всѣхъ этихъ козней, еслибы не встрѣтились обстоятельства возвѣщающія о болѣе великихъ опасностяхъ. Непонятное заблужденіе націи (французской), нѣкогда столь цвѣтущей, теперь униженной, раздираемой и находящейся на краю пропасти, это заблужденіе, вмѣсто того чтобы послужить предметомъ ужаса для безпокойныхъ (польскихъ) умовъ, напротивъ, показалось имъ предметомъ достойнымъ подражанія. Они усиливаются водворить въ республикѣ тѣ же адскія ученія которыя безбожная, нечестивая и безумная секта изобрѣла дли разрушенія всѣхъ началъ религіозныхъ, гражданскихъ и политическихъ. Въ столицѣ и во многихъ провинціяхъ Польши уже образовались клубы, которые вступили въ братство съ парижскими якобинцами; они распространяютъ свой ядъ втайнѣ и производятъ броженіе въ умахъ. Столь опасный очагъ естественно возбудилъ вниманіе сосѣднихъ державъ; онѣ сообща обсудили средства задушить зло въ самомъ зародышѣ и предохранить отъ заразы собственныя границы. Ея величество императрица всероссійская и его величество король прусскій, по соглашенію съ его величествомъ императоромъ римскимъ, признали самою дѣйствительною мѣрой: заключить Польскую республику въ болѣе тѣсныя границы чтобъ облегчить ей возможность имѣть мудрое и хорошо устроенное правительство, которое было бы въ состояніи обуздать безпорядки и партіи, столь часто нарушавшія спокойствіе республики и ея сосѣдей. Итакъ русская императрица и прусскій король берутъ въ свое владѣніе часть польскихъ провинцій, и приглашаютъ польскую націю созвать сеймъ чтобы принять мѣры необходимыя для обезпеченія республикѣ прочнаго мира.[2]
Вмѣстѣ съ этою деклараціей вице-канцлеръ препроводилъ Сиверсу слѣдующія наставленія: «Вы сами рѣшите, по согласію съ Бухгольцемъ, подавать ли ее въ одномъ экземплярѣ съ общею подписью, или раздѣльно, но съ тѣмъ чтобы содержаніе ея было одинаково и подача одновременна. Также предоставляется на ваше усмотрѣніе; подать ли ее прямо генеральной конфедераціи, или посредствомъ министерства, то-есть канцлеровъ короннаго и литовскаго; такъ же, если найдете полезнымъ, предупредите довѣренныя лица (изъ членовъ конфедераціи) чтобъ они помогли успокоить первые взрывы. Хотя это событіе давно ожидаемое, однако первое впечатлѣніе будетъ сильно и живо.
Крайнія мѣры не страшны; но одна изъ нихъ монетъ произвести непріятное замедленіе: это внезапное распущеніе конфедераціи, сопровождаемое какими-либо формальностями и разъѣздомъ ея членовъ. Вы воспрепятствуете тому всѣми вашими средствами; предупредите что подобная мѣра не можетъ быть допущена пока не исполнено требованіе заключающееся въ концѣ деклараціи и относящееся къ созванію сейма. Заставивъ ихъ остаться, вы потомъ, вмѣстѣ съ Бухгольцемъ, постарайтесь убѣдить ихъ чтобъ они добровольно уступили закону необходимости. Вы по очереди представите имъ надежды, опасенія и дѣйствительность, А именно: вопервыхъ, вы будете обѣщать правительство твердое и независимое, устроенное по ихъ вкусу и выбору, выгодную торговлю съ сосѣдями, а также поддержку на случай покушеній извнѣ. Вовторыхъ, вы погрозите имъ продолженіемъ смутъ, секвестрами, конфискаціями, разореніемъ ихъ имуществъ и, можетъ-бытъ, совершеннымъ уничтоженіемъ Польши, то-есть раздѣломъ ея между сосѣдями. Втретьихъ, Обѣщайте должности и старостей, которыя могутъ льстить ихъ самолюбію или возбуждать ихъ жадность, сопровождая эти обѣщанія нѣкоторыми подарками. Первою и ближайшею вашей цѣлью будетъ изданіе универсаловъ въ формѣ употребляемой для созванія сейма чрезвычайнаго. Начало его должно быть назначено на первыя числа мая. На сеймикахъ предсеймовыхъ вы употребите все свое вліяніе чтобы выборы пали на людей къ намъ расположенныхъ. Разумѣется, ни универсаловъ, нивыборовъ не должно быть въ провинціяхъ къ намъ отходящихъ. Изъ смѣшанныхъ подданныхъ выбирать по преимуществу тѣхъ у которыхъ окажутся значительныя имѣнія въ нашихъ предѣлахъ.» Инструкція нѣсколько разъ повторяетъ чтобы Сиверсъ во всемъ дѣйствовалъ согласію съ Бухгольцемъ и съ командующими генералами.
По полученіи этихъ наставленій, русскій посолъ принялъ всѣ мѣры чтобы предупредить какой-нибудь неожиданный взрывъ со стороны Поляковъ. Гродно и его окрестности оберегались сильными военными отрядами, которые имѣли приказаніе никого не пропускать изъ города безъ особаго паспорта. Кромѣ войскъ Кречетникова, запавшихъ, важнѣйшіе пункты во вновь присоединенныхъ провинція", князь Репнинъ придвинулъ къ сѣвернымъ границамъ. Литвы находившіеся въ его распоряженіи полки, чтобы по первому требованію Сиверса направить ихъ куда онъ укажетъ. Подобныя же военныя мѣры приняты были Пруссаками относительно Великой Польши. Имѣя въ виду приготовить нѣсколько умы къ предстоявшему удару, Сиверсъ, согласно съ петербургскими инструкціями, за нѣсколько дней до подачи деклараціи, сообщилъ о ней тѣмъ вождямъ Тарговицы на приверженность которыхъ онъ разчитывалъ, а именно: двумъ братьямъ Косваковскимъ, воеводѣ виленскому князю Радивилу и Валевскому; послѣдній только что прибылъ въ Гродно чтобы занять мѣсто вице-маршала въ коронномъ отдѣлѣ конфедераціи.
Въ назначенный день, то-есть 29го марта (9го апрѣля), Сиверсъ и Бухгольцъ подали одну общую декларацію, съ приложеніемъ отъ каждато изъ нихъ особой поты. Несмотря на то что главные члены Тарговицы были предупреждены, впечатлѣніе оказалось довольно сильное. Въ собраніи поднялся шумъ; многіе голоса кричали что ни за что не подпишутъ ни договора о раздѣлѣ, ни универсаловъ о созваніи сейма, потому что, приступая къ Тарговицкой конфедераціи, они присягали никогда не соглашаться на новый раздѣлъ. Къ русскому послу отправлены депутатами оба вице-маршала, Валевскій и Коссаковскій (родственникъ епископа, за отсутствіемъ Забѣлло, временно заступавшій его мѣсто въ литовскомъ отдѣлѣ). Они объявили что генеральная конфедерація какъ прежде, такъ и теперь, основываетъ свою единственную надежду на великодушіе ея императорскаго величества; просили позволенія послать нарочнаго въ Петербургъ къ своему маршалу, графу Потоцкому, и убѣждали не торопить ихъ отвѣтомъ до прибытія короля и министровъ, за которыми пошлютъ курьеровъ. Депутаты эти имѣли приказъ явиться только къ русскому послу, но никакъ не къ прусскому. Сиверсъ отвѣчалъ увѣреніями въ великодушіи императрицы и совѣтовалъ конфедераціи сохранять осторожность во всемъ что она будетъ постановлять и обнародывать. Потомъ посолъ взялъ карту и провелъ по ней черту новой границы между Польшей и Россіей. Затѣмъ онъ распространился о счастьи которое ожидаетъ новыхъ подданныхъ ея величества; о будущемъ процвѣтаніи ихъ торговли, при лучшихъ сообщеніяхъ между Балтійскимъ и Чернымъ морями, чѣмъ равно воспользуются и жители Рѣчи Посполитой; о быстрой юстиціи, о службѣ и карьерѣ для мелкихъ и крупныхъ дворянъ. А въ ожиданіи всѣхъ этихъ благъ онъ предлагалъ имъ заняться универсалами, сеймиками, приготовленіемъ матеріаловъ для сейма и для пересмотра конституціи. Депутаты просили показать имъ на картѣ новыя границы съ Пруссіей. Сиверсъ исполнилъ ихъ желаніе. На ихъ лицахъ выразилось сильное волненіе, особенно казался пораженнымъ Валевскій, прежнее воеводство котораго (Сѣрадзское) отходило къ ненавистнымъ Пруссакамъ.
Вскорѣ по уходѣ депутатовъ явился къ Сиверсу епископъ Коссаковскій, и просилъ передать свою благодарность ея величеству за пожаловаиную ему часть краковскихъ доходовъ. Но главною цѣлью его посѣщенія былъ, конечно, вопросъ о сеймѣ. Онъ утверждалъ то же что говорили и прочіе его товарищи: конфедерація не кожетъ издать универсаловъ о созваніи сейма, потому что связана торжественною присягой не допускать ни малѣйшаго ущерба въ границахъ республики. Умный, ловкій епископъ предложилъ обойти это затрудненіе слѣдующимъ образомъ. Въ основномъ актѣ Тарговицкой конфедераціи заявлено рѣшеніе возстановитъ въ Рѣчи Посполитой тотъ порядокъ, который былъ ниспровергнутъ конституціей Зго мая. Прежде всего нужно возстановить постоянный совѣтъ (Rada Nieustaj^ca), назначивъ въ него людей самыхъ вѣрныхъ и преданныхъ; этотъ совѣтъ вмѣстѣ съ королемъ издастъ универсалы; новый сеймъ свяжется въ новую конфедерацію, а Тарговицкая будетъ распущена. Послѣ многихъ разсужденій объ этомъ предметѣ, Сиверсъ сказалъ епископу что онъ подумаетъ. Поразмысливъ хорошенько и взвѣсивъ всѣ обстоятельства, онъ не могъ придумать ничего болѣе удобнаго; принялъ планъ Коссаковокаго и сообщилъ о немъ своему двору.
Въ тотъ же день когда подана была декларація, Сиверсъ отправилъ копію съ нея и манифестъ 27го марта въ Бѣлостокъ къ королю; тѣ же документы онъ препроводилъ и въ Варшаву къ великому канцлеру. Для русскаго посланника, какъ писалъ онъ Станиславу-Августу, было очень праскорбно сознаться что печальныя предчувствія его величества о судьбѣ Польши оправдались; тѣмъ не менѣе единственное рѣшеніе которое оставалось королю, это безусловная преданность волѣ императрицы. Сиверсъ изъявляетъ надежду что король отдохнетъ день или два въ Бѣлостокѣ и поспѣшитъ пріѣхать въ Гродно; онъ прибавлялъ что самъ хотѣлъ предпринять путешествіе въ Бѣлостокъ чтобы лично сообщить королю о случившемся; но воспользовался присутствіемъ въ Гроднѣ кавалера Литльпажа, и поручилъ ему отвезти документы.
Получивъ это письмо, Станиславъ-Августъ, вмѣсто того чтобъ ускорить путешествіе, напротивъ, началъ спѣшить еще медленнѣе. Все сопротивленіе его новому раздѣлу Польши имѣло совершенно пассивный характеръ; онъ писалъ Сиверсу жалобныя письма, оттягивалъ свой пріѣздъ и, по удачному сравненію Блума, напоминалъ жертвенное животное, влекомое къ алтарю на закланіе и безпрерывно упиравшееся. Но у русскаго посла былъ магнитъ который неотразимо притягивалъ къ себѣ короля: это обѣщанныя ему субсидіи. За королемъ слѣдовала большая свита, и онъ почти не имѣлъ средствъ содержать ее; а между тѣмъ тотчасъ по изготовленіи универсаловъ ему обѣщали дать 10.000 дукатовъ, и потомъ въ продолженіе сейма уплатить вдвое противъ того, если онъ будетъ вести себя хорошо, то-есть слушаться во всемъ русскаго посла. Всѣ эти суммы могли только удовлетворять текущимъ расходамъ, и надъ бѣднымъ королемъ продолжали тяготѣть его долги. Единственнымъ выходомъ изъ такого положенія, то-есть возможностью пользоваться новымъ кредитомъ и дѣлать новые долги, представлялась ему коммиссія погашенія, которую русскій посолъ обѣщалъ устроить съ дозволенія императрицы.
Около того времени Сиверсъ простудился и подучилъ сильный насморкъ п]а лихорадочномъ состояніи; такимъ образомъ онъ не могъ лично отправиться въ Бѣлостокъ для свиданія съ королемъ, о чемъ заранѣе, было условлено между ними. А между тѣмъ король не двигался далѣе; на приглашеніе подписать декретъ о возстановленіи постояннаго совѣта и универсалы о созваніи сеймиковъ, Станиславъ-Августъ отвѣчалъ что это можетъ сдѣлать только генеральная конфедерація, которая теперь совмѣщаетъ въ себѣ все правительство. Въ Бѣлостокѣ, конечно, уже получили свѣдѣніе о томъ что русскій посолъ встрѣтилъ неожиданное сопротивленіе со стороны самой генеральной конфедераціи, въ лицѣ только что выбраннаго по его указанію вице-маршала Валевскаго. Послѣдній обманулъ возлагаемыя на него надежды: послѣ деклараціи 29го марта онъ вдругъ явился Жаркимъ патріотомъ, "въ засѣданіяхъ конфедераціи горячо протестовалъ противъ новаго раздѣла Польши. Хотя его поддерживали немногіе изъ товарищей, и гораздо многочисленнѣйшій литовскій отдѣлъ, руководимый епископомъ Коссаковскамь, готовъ былъ дать благопріятный отвѣтъ на русско-прусскую декларацію, но отвѣтъ этотъ не могъ состояться безъ согласія съ короннымъ отдѣломъ и безъ подписи его вице-маршала.
Тщетно Сиверсъ нѣсколько разъ призывалъ Валевскаго и пытался его уговорить. Вице-маршалъ не только не уступалъ, но и подалъ лично отъ себя письменную протестацію. Тогда Сиверсъ прибѣгъ къ мѣрамъ устрашенія и объявилъ слѣдующее: 1) онъ хотѣлъ уже для облегченія жителей удалить изъ окрестностей Гродна русскія войска, но теперь оставляетъ ихъ до тѣхъ поръ пока будутъ выданы универсалы о сеймѣ; 2) онъ посовѣтовалъ Игельштрому не производить уплаты воеводствамъ за провіантъ, также до того времени пока не появятся универсалы; 3) онъ велитъ задерживать суда идущія внизъ по Вислѣ и Нѣману чтобы русская армія не нуждалась въ припасахъ, если безполезныя замедленія принудятъ держать ее въ Польшѣ долгое время, и 4) онъ отдастъ приказъ обезоружить польскія войска, находящіяся въ русскомъ кордонѣ. Мѣры эти произвели надлежащее дѣйствіе. Конфедерація, вмѣсто пассивнаго ожиданія короля, рѣшила послать къ нему депутатовъ съ просьбой поспѣшить въ Гродно и не оставить ее свойми совѣтами. Депутація состояла изъ четырехъ лицъ: вопервыхъ, епископъ Коссаковскій, вполнѣ намъ преданный, потомъ подскарбій Дзѣконскій, другъ короля и человѣкъ двусмысленный въ дѣлѣ политики (portant le manteau sur les deux épaulés, какъ выразился о немъ Gu* версь), два остальные члена депутаціи, князь Четвертинскій и Пясковекій, принадлежали къ нашимъ противникамъ. Русскій посолъ отправилъ къ королю курьера съ письмомъ, въ которомъ предупреждалъ его о депутаціи, рекомендовалъ Воссаковскаго какъ человѣка лучше другихъ понимающаго обстоятельства, и совѣтовалъ не обращать вниманія на слова трехъ остальныхъ депутатовъ. Все это, конечно, сопровождалось убѣжденіями ускорить свой пріѣздъ въ Гродно, а въ перспективѣ показывался вопросъ о погашеніи королевскихъ Долговъ.
Между тѣмъ Вазовскій не уступалъ, и прислалъ Сиверсу французскій переводъ своей протестами. Тотъ назначилъ ему свиданіе, въ присутствіи Анквича, Іозефовича и Забѣлло. Разговоръ продолжался цѣлые полтора часа; но ни постой войскъ, обременяющій жителей, на задержка пдатеакей за съѣстные припасы, ни остановка судовъ на Нѣманѣ и Вислѣ — ничто не тронуло Валевскаго. Когда же посолъ объявилъ что наканунѣ вечеромъ онъ послалъ курьера къ генералу Кречетникову съ приглашеніемъ секвестровать имѣнія Валевскаго, какъ нарушителя общественнаго спокойствія, глаза послѣдняго налились слезами. Окончательнымъ ударомъ для него было сообщеніе о томъ что Пруссаки приготовляются занять воеводства Краковское и Сендомирское, если польскія войска не перестанутъ завязывать дѣло съ ихъ пикетами; въ этихъ воеводствахъ у Валевскаго были земли. Онъ попросилъ сроку два или три дня, то-есть до прибытія короля и министровъ. Сиверсь возразилъ что ни король, ни министры не имѣютъ съ нимъ ничего общаго въ этомъ дѣлѣ, и затѣмъ спросилъ допуститъ ли онъ голосованіе. Валевскій отвѣчалъ отрицательно. А подпишетъ ли онъ, какъ вицемаршалъ, если это сдѣлаютъ противъ его воли? И снова отрицаніе. Тогда посолъ прекратилъ разговоръ, давъ сроку Валевскому подумать до слѣдующаго дня.
Переговоривъ послѣ того съ нѣкоторыми преданными лицами, Сиверсь отправилъ къ Валевскому свои два вопроса на бумагѣ, требуя на нихъ письменнаго отвѣта. Такъ какъ отвѣтъ опять былъ отрицательный, и примѣру Валевскаго послѣдовалъ Ржевускій, который тоже выступилъ съ протестаціей, то Сиверсь поспѣшилъ подать конфедераціи грозную ноту отъ 9то (20го) апрѣля: онъ предупреждалъ что впредь имѣнія тѣхъ членовъ которые позволятъ себѣ выдавать протесты будутъ подвергаемы секвестру, и требовалъ чтобы маршальскій жезлъ былъ отнятъ у Валевскаго и переданъ его предшественнику (то-есть Пулавскому). Въ то же время русскій посолъ подалъ другую ноту, съ требованіемъ секвестровать имѣнія эмигрантовъ чтобъ отнять у нихъ средства поддерживать интриги и составлять заговоры въ Лейпцигѣ, Вѣнѣ и Парижѣ.
Въ этотъ день на засѣданіи конфедераціи происходили сильные споры по вопросу о возстановленіи постояннаго совѣта, которому особенно противился Валевскій. Ноты поданныя русскимъ посланникомъ усилили раздоръ еще болѣе. Тогда весь литовскій отдѣлъ и пять членовъ короннаго съ прежнимъ вице-маршаломъ Пулавскимъ вышли, оставивъ Валевскаго съ одиннадцатью противными членами, и отправились въ монастырь эксъ-іезуитовъ, гдѣ открыли отдѣльное засѣданіе.[3] На засѣданіи слѣдующаго дня состоялся приговоръ о возстановленіи постояннаго совѣта и о замѣнѣ его отсутствовавшихъ и умершихъ членовъ новыми. Валевскій удалился изъ Гродна; въ послѣдствіи онъ, однако, принесъ присягу на русское подданство, и тогда Сиверсъ велѣлъ снять секвестръ съ его имѣній.
Между тѣмъ король все еще медлилъ въ Бѣлостокѣ Четыре депутата, отряженные къ нему генеральные конфедераціей, воротились съ отвѣтомъ что онъ пріѣдетъ 21го апрѣля. Вслѣдъ за ними явились коронный конюшій Кицкій и секретарь Фризе съ порученіемъ осмотрѣть все ли готово въ гродненскомъ замкѣ для принятія его величества. Фризе при этомъ вручилъ Сиверсу королевское посланіе.1 Станиславъ-Августъ писалъ, что хотя онъ и обѣщалъ прибыть въ Гродно 21го числа, но чѣмъ болѣе обдумываетъ этотъ вопросъ, тѣмъ болѣе колеблется; въ заключеніе король проситъ увѣдомить, не находитъ ли русскій посолъ за лучшее чтобъ онъ оставался пока въ Бѣлостокѣ, такъ какъ это обстоятельство нисколько не помѣшаетъ возстановленію постояннаго совѣта. Сиверсъ отвѣчалъ на это длиннымъ письмомъ (его (17го) апрѣля), въ которомъ употребилъ всѣ средства побудить короля къ неотлагательному прибытію въ Гродно. Онъ соглашался даже чтобы король пріѣхалъ только для открытія засѣданій постояннаго совѣта и для подписи универсаловъ; послѣ, чего онъ опять можетъ удалиться въ Бѣлостокъ и оставаться тамъ до созванія сейма.
Кицкій и Фризе, съ своей стороны, придумывали разные способы чтобы дать королю благовидный предлогъ для дальнѣйшей отсрочки. Они объявили что въ замкѣ нужно еще многое привести въ порядокъ для принятія его величества, что его спальня только наканунѣ выкрашена, что дороги все еще дурны отъ весенней распутицы, и т. п. Наконецъ послу сообщили что изъ 20.000 дукатовъ, полученныхъ королемъ на путешествіе въ Гродно, у него оставалась только одна тысяча. «Тѣмъ лучше, отвѣчалъ Саверсъ, это сдѣлаетъ его уступчивѣй.»
Всѣ эта проволочка а множество мелкихъ непріятностей причиняемыхъ русскому послу замѣтно начали выводить его изъ терпѣнія. Вотъ что пмоалъ онъ своей младшей дочери 7го (18го) апрѣля: «Въ самомъ дѣлѣ, моя милая, ты справедливо думаешь что Гродно для меня еще хуже чѣмъ Варшава. У этихъ Поляковъ существуетъ невѣроятная смѣсь пороковъ и добродѣтелей. Одна прячутся, а другіе нагло выступаютъ впередъ, и именно съ послѣдними мнѣ приходится имѣть дѣло.» Говоря о своемъ нездоровьѣ, онъ прибавляетъ: "Обѣщаю щадить себя для васъ; во какъ скоро приходится мнѣ бороться противъ укоренившихся здѣсь золъ, особенно противъ слабаго, несчастнаго короля, то я легко разгорячаюсь. Не далѣе какъ сегодня вечеромъ имѣлъ я продолжительный разговоръ съ однимъ епископомъ и тремя членами конфедераціи. Они усильно просили объ одномъ предметѣ, и чтобы тронуть меня, сказали: "Вы сами отецъ, «можете ли вы намъ отказать?» "Да, отвѣчалъ я, — я отецъ, "но добрыхъ, умныхъ дѣтей, и дѣлаю то чего они желаютъ; "во вы, вы исполнены интригъ и козней, и думаете что нѣтъ "другой дороги для достиженія цѣди. Чтобъ исправить васъ «я долженъ быть непреклоненъ. Можетъ-быть я кажусь вамъ „жестокъ, но я только справедливъ.“ Всѣ эти дни они мнѣ сильно досаждали.»
Наконецъ, истощивъ всѣ предлоги для замедленія своего путешествія, 10го (21го) апрѣля, въ воскресенье, отслушавъ обѣдню, король выѣхалъ со своимъ дворомъ изъ Бѣлостока. На слѣдующій день, между 2 и 3 часами пополудни, онъ достигъ Гродно. Командующій расположенными здѣсь русскими войсками генералъ-поручикъ Дунинъ, съ генераломъ Раутенфельдомъ и офицерами своего штаба, встрѣтилъ короля на лѣвомъ берегу Нѣмана; полки, стоявшіе въ парадѣ отдали королю всѣ военныя почести; артиллерія произвела 51 залпъ. Король переправился черезъ Нѣманъ и прибылъ въ замокъ, гдѣ его ожидали генеральная конфедерація, министры, сенаторы и многія дамы. Магистратъ и еврейская синагога встрѣтили короля еще за городомъ. Русскій посолъ не участвовалъ въ этой встрѣчѣ, потому что страдалъ лихорадкой и кашлемъ.
Не всѣ министры послѣдовали на королемъ въ Гродно. Канцлеръ Малаховскій, дотолѣ вѣрный сторонникъ Россіи, отказался отъ участія въ послѣднемъ актѣ драмы и сложилъ свое достоинство подъ предлогомъ болѣзни. Точно также отказался отъ своей должности и надзорный маршалъ Рачинскій. Это обстоятельство причиняло не мало заботъ русскому посланнику. Тщетно онъ уговаривалъ ихъ остаться при своихъ должностяхъ и посылалъ къ нимъ общаго ихъ друга Бокампа. Переговоры не привели почти ни къ чему. Малаховскій совершенно уклонился отъ дальнѣйшей политической дѣятельности; а Рачинскій, который въ самомъ дѣлѣ былъ серіозно боленъ подагрой, согласился присутствовать въ Гроднѣ чтобы помогать Сиверсу своими совѣтами. Когда рѣшенъ былъ вопросъ объ отставкѣ этихъ министровъ, Сиверсъ послалъ курьера въ Варшаву къ Ожаровскому и Мошинскому съ приглашеніемъ немедленно прибыть въ Гродно. Рачинскій, Ожаровскій и Мотинскій должны были составить его тайный совѣтъ по дѣламъ короны, а епископъ Коссаковскій и вице-маршалъ Забѣлло по дѣламъ Литвы.
Послѣ удаленія Браницкаго и Щенскаго-Потоцкаго со сцены дѣйствія, въ Гроднѣ оставался еще третій основатель Тарговицы; это безпокойный Северинъ Ржевускій. Онъ не переставалъ метать громы и молнію противъ новаго раздѣла Польши и, въ качествѣ польнаго гетмана, разсылалъ начальникамъ польскихъ отрядовъ и гарнизоновъ приказы готовиться къ отчаянной оборонѣ противъ Пруссаковъ. Игельштромъ часто извѣщалъ Сиверса о, безпокойствахъ которыя причиняли ему эти приказы. Очевидно Ржевускій, по примѣру двухъ упомянутыхъ товарищей, хотѣлъ устранить отъ себя нареканія по поводу новаго раздѣла; но отступленіе свое старался произвести съ шумомъ и со славой горячаго патріота. А между тѣмъ Сиверсъ долженъ былъ щадить его, потому что императрица взяла подъ свое особое покровительство начальниковъ Тарговицкой конфедераціи.[4] Относительно Ржевускаго она предписываетъ самый снисходительный образъ дѣйствія. «Если Ржевускій, говорится въ рескриптѣ 22го марта, не считаетъ удобнымъ сохранить свое мѣсто въ конфедераціи при настоящихъ обстоятельствахъ, вы не только облегчите ему средства удалиться, но я сочту удовольствіемъ утѣшить его всѣмъ что не противорѣчить принятой мною системѣ.» Однако горячность Ржевускаго увлекла его въ открытую оппозицію союзнымъ дворамъ и грозила надѣлать имъ не мало затрудненій. Вслѣдъ за Валевскимъ онъ, какъ извѣстно, тоже выступилъ съ протестомъ, который предложилъ ввести въ акты конфедераціи и потомъ напечаталъ. Тамъ говорилось что прежде онъ благословлялъ имя русской императрицы и въ ея покровительствѣ видѣлъ надежную защиту Польши противъ всякаго врага; но декларація Это апрѣля повергла его въ отчаяніе; онъ торжественно протестуетъ противъ нея, согласно съ присягой, въ силу которой каждый членъ конфедераціи не можетъ согласиться ни на какое уменьшеніе границъ Рѣчи Посполитой. Въ упомянутой выше нотѣ 20го апрѣля Сиверсъ погрозилъ наложить секвестръ и на имѣніе Ржевускаго. Но императрица и послѣ того осталась вѣрна своей политикѣ щадить вождей Тарговицы и продолжала предписывать своему послу величайшую умѣренность. Она поручаетъ оставить Ржевускому полную свободу дѣйствія и не мѣшать, «если онъ постарается умыть руки въ предстоящемъ событіи всѣми средствами которыя представляютъ ему обычаи и законы его страны». Дѣло кончилось тѣмъ что Ржевускій рѣшился уѣхать изъ Гродна; но, по просьбѣ Игельштрома, все еще опасавшагося новыхъ хлопотъ съ этимъ оригиналомъ, Сиверсъ пригласилъ его не поселяться въ Варшавѣ, а также не появляться на предстоящемъ сеймѣ. Изъ посольскаго донесенія отъ ІОго мая видимъ что онъ все еще проживалъ въ Гроднѣ, и что онъ былъ внѣ себя отъ досады при извѣстіи о сдачѣ Каменца. Коменданту этой крѣпости, Злотницкому, Ржевускій послалъ приказъ защищаться до послѣдней крайности, а Злотницкій сдалъ ее Русскимъ безъ выстрѣла.
16го (27го) апрѣля послѣдовала наконецъ отвѣтная нота на русско-прусскую декларацію. Оба вице-маршала, Пулавскій и Забѣлло, именемъ генеральной конфедераціи объявляли что она не имѣетъ средствъ противиться рѣшенію двухъ союзныхъ державъ. Связанная торжественною присягой хранить цѣлость Рѣчи Посполитой, она устраняетъ себя отъ всякаго участія въ раздѣлѣ Польши и призываетъ членовъ постояннаго совѣта, который еще не отдалъ отчета въ своемъ прежнемъ управленіи; она назначаетъ новыхъ членовъ на мѣсто умершихъ или законнымъ образомъ исключенныхъ изъ совѣта. Этому учрежденію возвращается все его полномочіе, чтобъ удовлетворить настоятельнымъ нуждамъ Рѣчи Посполитой.[5] Хотя давно ожидаемый отвѣтъ конфедераціи появился и не совсѣмъ въ томъ видѣ въ какомъ онъ былъ продиктованъ русскимъ посломъ, однако, по его собственному выраженію (въ письмѣ къ Зубову отъ 16го апрѣля), «надобно было нѣсколько уступить ихъ справедливой скорби».
Такимъ образомъ возстановлено было учрежденіе созданное въ 1775 г., навлекшее на себя общую ненависть Поляковъ и устраненное не задолго до революціи 3го мая. При выборѣ новыхъ членовъ постояннаго совѣта, Сиверсь, какъ онъ выражается въ своей депешѣ, «слѣдовалъ строго правилу не назначать никого изъ лицъ окружающихъ короля».[6]
Первымъ актомъ постояннаго совѣта было изданіе универсала о созваніи сеймиковъ предсеймовыхъ, въ этомъ универсалѣ предполагаются извѣстными настоящія обстоятельства Рѣчи Посполитой; въ такихъ критическихъ обстоятельствахъ постоянный совѣтъ, возобновленный въ силу конституціи 1775 года, не нашелъ ничего лучшаго какъ предложить королю созваніе чрезвычайнаго сейма; поэтому шляхетство приглашается къ 27му мая (нов. ст.) собраться по воеводствамъ и повѣтамъ на сеймики для выбора сеймовыхъ пословъ и для снабженія ихъ надлежащими инструкціями. Днемъ открытія сейма назначается 17е іюня, а мѣстомъ для него городъ Гродно.[7]
Судьбѣ угодно было чтобы день подписи универсаловъ пришелся въ годовщину Зго мая; такое совпаденіе вызвало у короля обильныя слёзы. Эти слезы, замѣчаетъ Сиверсъ, «служатъ очевиднымъ доказательствомъ что онъ еще не избавился отъ своихъ заблужденій и что мнѣ предстоитъ еще много труда излѣчить его отъ нихъ». 23го апрѣля (4гО мая) вице-канцлеръ литовскій Хребтовичъ началъ прикладывать печати къ универсаламъ. За нимъ была очередь канцлера короннаго. Послѣ отставки Малаховскаго, Сиверсъ предлагалъ коронную печать четыремъ лицамъ, въ томъ числѣ своему пріятелю графу Мошинскому; но всѣ они отказались; тогда онъ отдалъ ее воеводѣ калишскому князю Сулковскому; хотя всѣ имѣнія его, обремененныя долгами, находились по новому раздѣлу въ предѣлахъ Пруссіи, но онъ былъ извѣстенъ своею преданностію Россіи. Этотъ человѣкъ не выдавался ни положеніемъ своимъ, ни способностями; но изданіе универсаловъ не позволяло откладывать назначеніе канцлера; а между тѣмъ подъ рукою не оказалось никого болѣе пригоднаго.
Въ одномъ изъ послѣдующихъ своихъ донесеній русскій посолъ передаетъ интересный разговоръ съ королемъ по поводу его желанія отречься отъ короны.
"Въ прошлое воскресенье, пишетъ онъ, я обѣдалъ у короля за небольшимъ круглымъ столомъ въ девять приборовъ. Послѣ обѣда онъ позвалъ меня въ кабинетъ, и здѣсь, поговоривъ о многихъ незначительныхъ предметахъ, перешелъ къ своему несносному бремени, то-есть къ долгамъ, а потомъ къ оцѣнкѣ своего положенія въ глазахъ польскаго народа, Европы и потомства. Въ заключеніе онъ изъявилъ рѣшительное желаніе имѣть настолько свободы чтобъ отречься отъ короны. Онъ говорилъ горячо, довольно откровенно, часто со слезами на глазахъ; желалъ только погашенія своихъ долговъ, жестоко его тяготившихъ, и небольшой пожизненной пенсіи. По его словамъ, нашлось бы довольно людей которые охотно примутъ корону изъ рукъ вашего императорскаго величества. Наконецъ онъ просилъ меня написать о томъ вашему величеству, или позволить чтобъ онъ самъ написалъ. Я увѣрялъ его что наше величество не желаете его отреченія, о чемъ довольно ясно дали ему понять въ вашемъ первомъ столь благосклонномъ письмѣ. Онъ сказалъ что вполнѣ это цѣнитъ, и что если не возьметъ короны великій князь Константинъ, который одинъ только могъ бы осчастливить Польшу, то нашлись бы другіе которые охотно примутъ этотъ подарокъ. Онъ тотчасъ назвалъ графа Потоцкаго съ видомъ презрѣнія и ненависти; я отвѣчалъ отрицательно; потомъ упомянулъ принца Виртембергскаго, далѣе графа Артуа, прибавивъ что они не сдѣлаютъ Польшу счастливою.
" — А саксонскій курфирстъ, спросилъ я съ нѣкоторымъ лукавствомъ, — развѣ онъ не приметъ короны при настоящемъ положеніи Польши?
" — Нѣтъ, было его отвѣтомъ, — онъ принялъ бы ее съ готовностью.
" — Но у него нѣтъ сына.
" — О! у него есть дочь, которую онъ любитъ и которая будетъ очень богата.
" — Я полагаю, отвѣчалъ я съ серіознымь выраженіемъ лица, — что этотъ государь не пріобрѣлъ расположенія ея императорскаго величества.
"Онъ казался озадаченнымъ, немного помолчалъ, и потомъ повторилъ что ему остается только одно — отреченіе, еслибы не несчастные долги! Я отвѣчалъ что, безъ сомнѣнія, ихъ можно погасить при помощи большихъ жертвъ и лишеній съ его стороны.
" — Вы возьмете у меня мои столовыя имѣнія?
" — Да, государь, вы пожертвуете ими; вѣдь они приносятъ вамъ только половину своего, дохода.
" — Что же вы мнѣ оставите?
" — Пять милліоновъ, можетъ-быть и шесть; изъ нихъ половина пойдетъ на уплату вашихъ долговъ. Могли ли бы вы, ваше величество, жить въ уединеніи на полтора милліона?
"Лицо его мгновенно прояснилось.
" — Да это 80.000 червонцевъ! Такъ много не нужно даже въ Римѣ или въ Неаполѣ. Ахъ! прибавилъ онъ по-нѣмецки, съ видимымъ волненіемъ простирая ко мнѣ руки: — еслибы вы могли это сдѣлать, мой любезный посланникъ! Отправимся въ Италію. Тамъ будемъ мы счастливы, и все забудемъ.
"Онъ былъ-очень взволнованъ, я также немного, ибо это все-таки король. Онъ всталъ и, казалось, хотѣлъ меня обнять. Но я охладилъ нѣсколько его порывъ, напомнивъ начало нашего разговора. Онъ повторилъ свою просьбу чтобъ я написалъ. Я отвѣчалъ что еслибъ и сдѣлалъ это, то понапрасну.
"Изъ всего этого разговора я вывелъ то заключеніе что между нимъ и курфирстомъ саксонскимъ произошло какое-нибудь соглашеніе, при посредствѣ «мигрантовъ которымъ тотъ покровительствуетъ; что ему обѣщано кое-что на остальное время жизни, если онъ отречется, и если курфирсту будетъ обезпечена польская корона.»
IV.
правитьНаступило время самой хлопотливой работы: это сеймики предсеймовые. Руководить польскими сеймиками было не легкою задачей для русскаго посланника. Какая система выработалась въ такихъ случаяхъ, показываетъ намъ письмо Игельштрома, писанное около того времени къ Сиверсу. «Во время Радомской конфедераціи (1767 года), говоритъ онъ, я имѣлъ порученіе отъ князя Репнина руководить сеймиками въ Краковскомъ воеводствѣ, и постараюсь изобразить вамъ тотъ образъ дѣйствія котораго держался. Маршаломъ конфедераціи (Краковской) былъ графъ Велеподьскій, принадлежавшій вполнѣ русской партіи; но князь думалъ что этого недостаточно, и возложилъ дѣло сеймиковъ на меня и на графа Понинскаго. Мы были такъ тѣсно связаны другъ съ другомъ что наши дѣйствія и наши слова находились въ строгомъ соотвѣтствіи. Онъ за свои труды получилъ подарокъ въ 500 дукатовъ, о чемъ я не долженъ былъ знать, однако зналъ очень хорошо. Я получилъ 1.000 дукатовъ; но обязанъ былъ дать о нихъ точный отчетъ, и имѣлъ на случай нужды позволеніе, даже приказъ, покупать голоса по указанію графа Понинскаго. Голоса эти принадлежали не вельможамъ, а мелкой шляхтѣ, которая составляетъ большинство, слѣдовательно даетъ перевѣсъ на сеймикахъ, и она торгуетъ своими голосами. Ихъ покупаютъ за 10, 15 и самые дорогіе за 30 дукатовъ. Всѣ мои расходы на сеймикахъ въ Протовицахъ и Освѣцимѣ простирались, если не ошибаюсь, до 200 или 300 дукатовъ, не считая личныхъ издержекъ. Мнѣ также былъ данъ тайный приказъ имѣть тщательный надзоръ за Велепольскимъ и Понинскимъ, хотя они считались въ числѣ нашихъ, во для того чтобы не измѣнили въ то самое время когда уже поздно было бы поставить кого-нибудь другаго на ихъ мѣсто. Мнѣ также поручено было заботиться о слѣдующихъ пунктахъ: 1. Чтобы на сеймъ избраны были тѣ лица имена которыхъ находились въ спискахъ сообщенныхъ мнѣ посланникомъ. 2. Чтобъ инструкціи ихъ были тѣ же самыя какія составлены посланникомъ и разосланы имъ на сеймики. 3. Чтобы въ маршалы сеймика выбирался маршалъ конфедераціи. 4. Инструкція посламъ, прежде ея подписи, должна быть мнѣ прочитана. 5. При открытіи сеймика обыкновенно читаются разныя посланія (отъ короля, отъ нунція и епископа, отъ воеводы, отъ гетмана и пр.); но князь Репнинъ предписалъ мнѣ чтобы читались только его письма и королевскія; а всѣ другія присуждались бы къ вѣчному забвенію посредствомъ nie maez zgody. Оба уполномоченные вашего превосходительства (то-есть маршалъ конфедераціи и русскій офицеръ) должны взять подъ надзоръ мѣстный гродскій судъ и строго наблюдать чтобы никакая протестація не была записана въ судѣ безъ ихъ вѣдѣнія и согласія. Вотъ, по моему мнѣнію, матеріалъ для инструкцій, которыя вашему превосходительству угодно будетъ сообщить уполномоченнымъ, съ прибавленіемъ, чтобы въ случаѣ нужды пускали въ ходъ силу убѣжденія и щедрую раздачу дукатовъ, то-есть чтобы дѣйствовали при помощи страха, преданности или корыстолюбія. Денеакныя суммы штабъ-офицерамъ для необходимыхъ издержекъ ваше превосходительство назначите сами; но менѣе 200 дукатовъ нельзя имъ давать на самые малые сеймики. Доля маршаловъ и президентовъ должна быть опредѣлена или по степени вліянія которымъ они пользуются, или по степени ихъ жадности, впрочемъ не менѣе 500 дукатовъ. Если есть такіе которые разчитываютъ на полученіе староствъ или должностей, то они могутъ обойтись и безъ русскихъ денегъ.»
Сиверсъ дѣйствительно усвоилъ себѣ ту же систему. Но для успѣха дѣла прежде всего нужно было золото; а въ донесеніяхъ его мы продолжаемъ встрѣчать постоянныя жалобы на недостатокъ денегъ. Въ письмѣ къ Зубову отъ 29го апрѣля (Юго мая) онъ говоритъ что «предсѣдательствующіе на сеймикахъ должны давать ѣсть и пить избирателямъ. Прошло то время когда склоняли на свою сторону вельможъ и другія значительныя лица надеждою на старостъ а и прочія бенефиціи. Времена такъ измѣнились что четыре лица отказались принять мѣсто великаго канцлера и только пятый пожелалъ его взять; но онъ ничѣмъ не владѣетъ въ Польшѣ, и слѣдовательно не будетъ имѣть никакого вліянія на выборы пословъ. Я покупать голоса послѣ выборовъ стоило бы гораздо дороже. Прусскій посланникъ подъ великимъ секретомъ сообщаетъ мнѣ половину расходовъ.»
Несмотря на эти задержки со стороны Петербурга, приготовленія къ сейму шли безостановочно. Въ устройствѣ коронныхъ сеймиковъ Сиверсу помогали Рачинскій, Ожаровскій и Мошинскій, а относительно литовскихъ — епископъ Коссаковскій со своими братьями, воевода виленскій Радзвилъ, подскарбій Огинскій и епископъ виленскій Масальскій. Кромѣ раздачи денегъ, рѣшено было чтобы въ коронныхъ областяхъ каждаго президента сеймика поддерживалъ русскій штабъ-офицеръ съ небольшимъ отрядомъ войска; а для Литовскаго великаго княжества эта мѣра найдена излишнею. Главный надзоръ за коронными сеймиками принялъ на себя, считавшійся опытнымъ въ подобномъ дѣлѣ, Игельштромъ. Хотя подкупы и были самымъ дѣйствительнымъ средствомъ для достиженія цѣли на выборахъ, однако русскій посланникъ счелъ нужнымь подкрѣпить ихъ и другими мѣрами. По его внушенію, генеральная конфедерація выдала еще два постановленія. Вопервыхъ, кто не отрекся отъ конституціоннаго сейма, не присталъ къ Тарговицкой конфедераціи, сдѣлался членомъ городскаго сословія, участвовалъ въ депутаціи приносившей, благодарность за конституцію 3го мая, тотъ лишается права быть избирателемъ или избираемымъ. Вторымъ постановленіемъ лишеніе этого права распространялось на тѣхъ которые, послѣ своего приступа къ Тарговицкой конфедераціи, осмѣлились занести протестъ противъ какихъ-либо ея рѣшеній. Ни основаніи такихъ постановленій хожни было исключить изъ сейма почти всякаго подозрительнаго посла.
Сиверсъ надѣялся что сдача Каменца (21го апрѣля) произведетъ на умы такое впечатлѣніе которое облегчитъ намъ успѣхъ на выборахъ. Но изъ дальнѣйшихъ его донесеній видно что впечатлѣніе это не было сильно. Поляки необыкновенно мало обращали вниманія на серіозныя событія, и ловили всякій ничтожный поводъ чтобы предаваться несбыточнымъ надоѣдамъ. Вотъ что доносили Сиверсу азъ Варшавы: «Тревожныя извѣстія волнуютъ здѣсь умы. Три дня ходятъ слухи что императоръ займетъ воеводства Краковское, Сендомірское и даже Люблинское. Эти слухи, кажется, основаны на томъ что въ Вѣнѣ Кобенцель удаленъ изъ министерства, и дипломатическая часть снова перешла къ старому Кауницу и его помощнику (Тугуту). Кромѣ того, вчера проскакалъ курьеръ отъ Бухгольца къ королю Прусскому, и это также встревожило здѣсь умы.»
Со стороны польскихъ войскъ оставшихся въ русскомъ кордонѣ также не обошлось безъ нѣкоторыхъ попытокъ сопротивленія. Въ Несвижѣ осьмой полкъ пѣхоты, вслѣдствіе какого-то двусмысленнаго приказа отъ гетмана Коссаковскаго, отказался дать присягу и былъ обезоруженъ генераломъ Кноррингомъ. Въ то же время два отряда польской кавалеріи (Сухоржевскаго и Лазинскаго) переправились за Днѣпръ въ Молдавію. И вотъ, по донесенію Сиверса, «глаза Поляковъ устремлены теперь на эти два отряда. Они льстятъ себя возможностью войны Турціи противъ Россіи.[8] Разчитываютъ также на зависть Вѣнскаго двора и на молчаніе которое хранитъ его повѣренный Декаше, прибывшій сюда дня два назадъ.» «Все занимаетъ этотъ легкомысленный и непостоянный народъ, до такой степени что приписываютъ важность вчерашнему визиту Декаше у короля въ дорожномъ платьѣ: а у него просто украденъ былъ дорогою чемоданъ.»
Нѣсколько позднѣе (въ депешѣ 16го — 27го мая) онъ говоритъ: «Можно исписать не одинъ листъ ложными вѣстями которыя распространяются по цѣлой Польшѣ и Литвѣ для того чтобы ввести въ заблужденіе добрыхъ людей и помѣшать имъ отправиться на сеймики, или для того чтобы тамъ сдѣланы были глупости. Самый нелѣпый изъ всѣхъ слуховъ тотъ, будто третьяго дня австрійскія войска должны были вступить въ Краковское воеводство, и тамъ эксмаршалъ Малаховскій, подъ покровительствомъ императора, завяжетъ новую конфедерацію. Не менѣе нелѣпъ слухъ о союзѣ между Портой, Франціей, императоромъ, Англіей и Швеціей, чтобы сообща дѣйствовать въ пользу Польши.»
Станиславъ-Августъ держалъ себя какъ и всегда, то-есть не обнаруживалъ никакихъ энергическихъ попытокъ къ сопротивленію, а по возможности продолжалъ пассивную оппозицію.) Онъ имѣлъ еще большое вліяніе на мазовецкую шляхту, и Сиверсъ объявилъ что возлагаетъ на него отвѣтственность за успѣхъ выборовъ въ Мазовіи. Король умолялъ было не принуждать его къ участію въ этомъ дѣлѣ; но по настоянію посланника велѣлъ написать отъ своего имени къ тѣмъ лицамъ которые предполагались для занятія предсѣдательскаго мѣста на выборахъ. Когда отъ короля добились всего что было нужно, ему позволили отправиться въ Бѣлостокъ на мѣсяцъ, то-есть до открытія сейма. Туда же должна была пріѣхать сестра его, пани Краковская. Для сношеній своихъ съ посланникомъ, король оставилъ въ Гроднѣ секретаря Фризе. Условлено было каждый вечеръ посылать изъ Гродна эстафету, съ тѣмъ чтобы къ утру она поспѣвала въ Бѣлостокъ. Сиверсъ хотѣлъ назначить въ королевскую свиту подполковника Штакельберга, того самого который провожалъ короля на пути изъ Варшавы. Но^Станиславъ-Августъ.упросилъ отмѣнить это назначеніе, такъ какъ оно давало ему видъ находящагося подъ стражей. Чтобы не оставить, однако, короля безъ надзора, Сиверсъ вызвалъ изъ Варшавы въ Гродно совѣтника посольства Обера, подъ предлогомъ принять отъ него присягу. При проѣздѣ чрезъ Бѣлостокъ Оберъ долженъ былъ остановиться здѣсь на одинъ день, а на обратномъ пути два дня, именно въ то время когда туда придутъ извѣстія о сеймикахъ. Кромѣ того и самъ посланникъ собирался навѣстить короля въ Бѣлостокѣ.
Главными дѣятелями при выборѣ пословъ должны были
Digitized by Google
явиться члены Т арговицкой конфедераціи. Они были отправлены Сиверсомъ на сеймики, такъ что въ теченіе трехъ недѣль, по словамъ посланника, «генеральная конфедерація испытывала родъ летаргіи за отсутствіемъ большаго числа членовъ1». Руководство въ дѣлѣ выборовъ распредѣлено слѣдующимъ образомъ: Оакаровскому поручены воеводства Сендомірское и Краковское; въ помощники ему даны графъ Залускій для Сендомірскаго и графъ Анквичъ для Краковскаго; генералу Міовчинскому ввѣрено воеводство Люблинское, Оссолинскому и Шиддовскому — Подллхія, а вице-маршалу конфедераціи Пулавскому — Волынь и Холмъ. Выборы въ Мазовіи, Равѣ и Плоцкѣ оставлены на личномъ попеченіи Игельштрома, а вся Литва предоставлена епископу Коссаковскому и его помощникамъ. Лица отправленныя руководить сеймиками, конечно, снабжены были русскими и прусскими деньгами. "Надобно было, доноситъ Сиверсъ, не только дать имъ на столъ и напитки, потребные во время выборовъ, но также оплачивать путевыя издеракки, помѣщеніе, кормить ихъ, снабжать акипажами и дать еще на обратный путъ, съ какою-нибудь наградой въ родѣ мѣста, ордена или денегъ. Признаюсь откровенно, всѣ эти непріятныя хлопоты не увеличиваютъ моего уваженія къ Полякамъ.** О количествѣ расходовъ даютъ понятіе слѣдующія цифры. Игельштромъ на коронные сеймики получилъ болѣе 10.000 дукатовъ; онъ далъ Міончинскому 3.000; сверхъ того послѣдній получилъ еще 1.000 на выборы въ Краковѣ и Сендомірѣ. Пулавскому, кромѣ 1.000 дукатовъ мѣсячной пенсіи, выдано 2.000 на волынскіе выборы и 500 на ходмокіе; епископу Коссаковскому на литовскіе выборы 4.000 дукатовъ. Второстепенные дѣятели, конечно, получили гораздо менѣе; напримѣръ, одному изъ помощниковъ Пулавскаго, майору Лобаракевскому, дано 300 дукатовъ. Однако Сиверсъ, въ донесеніи своемъ на имя Зубова (ІЗго мая), говоритъ, будто никогда еще выборы сеймовыхъ пословъ не обходились такъ дешево: Литва приблизительно отбитъ только по 200 дукатовъ на посла, а Польша по 500.
Наконецъ насталъ торжественный день 16го (27го) мая, "день всеобщей лихорадки въ Польшѣ**, то-есть посольскіе выборы. Въ Гроднѣ Сиверсъ приказалъ удалить войска и пушки съ площади прилегающей къ костелу, въ которомъ должно было происходить избирательное засѣданіе сеймика.
Digitized by Go le
Гродненскій сеймъ 1793 года. 27
Эта мѣра произвела благопріятное впечатлѣніе., выборы (гродненскіе), пишетъ онъ, совершились очень прилично, они пали на вице-маршала конфедераціи Забѣлло и старосту Жинева.* Спустя нѣсколько дней, когда сдѣлались извѣстны результаты и другихъ выборовъ, русскій посланникъ въ донесеніи (22го мая) говоритъ что успѣхъ сеймиковъ превзошелъ его ожиданія, и хвалитъ усердіе лицъ которымъ было поручено это дѣло. «На литовскихъ сеймикахъ не было никакого русскаго отряда, ни даже русскаго штабъ-офицера; но для Польши нельзя было обойтись безъ этой мѣры предосторожности. Холмскій сеймикъ рѣшилъ отправить ко мнѣ депутацію съ просьбой о принятіи въ русское подданство. Меня увѣряютъ что на многихъ литовскихъ сеймикахъ былъ объ этомъ вопросъ.»
Количество всѣхъ пословъ выбранныхъ на сеймъ простиралось до 140. Значительная часть этихъ выборовъ пала на совѣтниковъ Тарговицкой конфедераціи и на маршаловъ мѣстныхъ конфедерацій, примыкавшихъ къ Тарговицѣ. *
Для примѣра того какъ отбывались сеймики и производились выборы на послѣдній сеймъ Рѣчи Посполитой, приведемъ описаніе Люблинскаго сеймика. Описаніе это заимствуемъ изъ современной варшавской газеты, слѣдовательно не будемъ забывать его нѣсколько офиціальнаго характера, такъ какъ польскія періодическія изданія въ то время выходили подъ строгимъ наблюденіемъ русской дипломатіи.
Урядники и обыватели Люблинскаго воеводства, въ значительномъ числѣ съѣхавшіеся на сеймикъ, въ опредѣленный часъ собрались у маршала Люблинской конфедераціи, ясновельможнаго пана Міончинскаго; а отъ него перешли въ ратушу. Здѣсь маршалъ, вмѣстѣ съ нѣсколькими совѣтниками конфедераціи, открылъ засѣданіе конфедерацкаго суда, и оставивъ тутъ выбранныхъ имъ совѣтниковъ, со всѣмъ собраніемъ урядниковъ и обывателей отправился въ костелъ отцевъ доминикановъ, гдѣ обыкновенно совершались сеймовые обряды воеводства. Земскій судья, Андрей Кожмянъ, какъ старшій изъ присутствующихъ урядниковъ, открылъ сеймикъ; въ рѣчи своей онъ обратился къ Міончинскому и просилъ его, какъ маршала конфедераціи, взять въ свои руки президентскій
- Списокъ выбрыщыхъ лицъ см. въ Krajow, у Zagr. 909
стр. и далѣе, и въ прш* "копіи къ депешѣ CuBèpca, отъ 22го мая (2го іюня).
Digitized by Google
28 Русскій Вѣстникъ.
Жезлъ. Тотъ не замедлилъ исполнить эту просьбу и затѣмъ началъ распоряжаться выборами съ помощью совѣтниковъ конфедераціи. Требуемые шесть пословъ немедленно и единогласно выбраны (конечно, имена ихъ назначены были уже заранѣе); первымъ въ ихъ числѣ оказался самъ Міончинскій; а изъ остальныхъ трое были членами той же конфедераціи. Когда прочли посольскую инструкцію, маршалъ закончилъ сеймикъ и пригласилъ къ себѣ на обѣдъ всѣхъ присутствующихъ, числомъ болѣе 500 человѣкъ. Первые тосты провозглашены за Русскую императрицу и за Польскаго короля. На другой день давался роскошный пиръ у начальника русскаго отряда генерала Милашевича. Столы были накрыты въ саду подъ наметами, украшены цвѣтами и зеленью, уставлены пирамидами изъ сахарныхъ печеній, фруктовъ и пр. Сюда собралось до 200 шляхетскихъ, обывателей. Снова пили здоровье императрицы и короля при громѣ пушекъ и звукахъ военной музыки. Отличное вино въ изобиліи было предложено пирующимъ и вызывало въ нихъ неподдѣльную веселость.[9]
Какъ обращикъ инструкцій которыми снабжались сеймовые послы отъ своихъ избирателей, приведемъ одну изъ нихъ, составленную для пословъ Троцкаго воеводства.[10]
Эта инструкція начинается реторическимъ разсужденіемъ о бѣдственномъ положеніи отчизны, которая «сдѣлалась жертвою иноземныхъ замысловъ, раздирающихъ ее на части и отдѣляющихъ брата отъ брата, сыновъ отъ лона материнскаго». Для довершенія своихъ замысловъ сосѣднія державы съ великою поспѣшностію заставляютъ созвать чрезвычайный сеймъ. Не входя въ объясненіе этихъ обстоятельствъ чтобы не умножать своей горести, обыватели надѣются что потомство отдастъ имъ справедливость и пойметъ истинныя причины приведшія отечество къ упадку. Далѣе слѣдуетъ самая инструкція, раздѣленная на 10 пунктовъ. Въ первомъ пунктѣ говорится что раздѣлы Польши необходимо должны затрогивать интересы другихъ государствъ, и что Рѣчь Посполитая напрасно упустила случай аппеллировать къ европейскимъ державамъ во время перваго раздѣла; ея молчаніе было принято въ Европѣ за знакъ добровольнаго согласія. Поэтому посламъ поручается хлопотать объ отправленіи полномочнаго лица къ великодушному народу Англійскому, а также о снабженіи надлежащими инструкціями резидентовъ польскихъ при другихъ европейскихъ дворахъ. Если же приговоръ Европы будетъ не въ пользу Поляковъ, то они смирятся предъ божественнымъ предопредѣленіемъ. Далѣе слѣдуютъ порученія: стараться о лучшемъ устроеніи правительства, о сохраненіи старой республиканской формы; о сокращеніи войска и числа министровъ, согласно съ уменьшеніемъ предѣловъ и доходовъ Рѣчи Посполитой; ходатайствовать предъ Русскою императрицей о вознагражденіи убытковъ причиненныхъ ея войсками и о выводѣ этихъ войскъ; также просить императрицу и короля Прусскаго о возвращеніи казенныхъ кассъ въ провинціяхъ ими забранныхъ; хлопотать о возстановленіи прежнихъ трибуналовъ и судейскихъ привилегій; о пересмотрѣ постановленій (sancita) генеральной конфедераціи и утвержденіи тѣхъ изъ нихъ, которыя должны быть обращены въ постоянный законъ. Если иностранныя державы заставятъ просто возобновить конституцію 1775 года, то послы пусть стараются по крайней мѣрѣ лишить постоянный совѣтъ исполнительной власти и права толковать законы. Наконецъ, избиратели поручаютъ посламъ никоимъ образомъ не соглашаться чтобы долги короля были отнесены на счетъ государственной казны. Итакъ, инструкція, какъ мы видимъ, была составлена подъ полнымъ вліяніемъ русской партіи, то-есть партіи Коссаковскихъ, и въ сущности заранѣе соглашалась на главныя требованія русской дипломатіи. Она позволяетъ себѣ только тихія жалобы и скромную аппелляцію къ потомству и къ иностраннымъ державамъ.
10го мая внезапная смерть похитила Михаила Никитича Кречетникова, которому поручено было устройство вновь пріобрѣтенныхъ отъ Польши провинцій. За нѣсколько дней до смерти онъ былъ пожалованъ за свои труды графомъ; но курьеръ съ указомъ не нашелъ уже его въ живыхъ. Онъ былъ старый сослуживецъ и пріятель Сиверса, и послѣдній въ своихъ письмахъ къ разнымъ особамъ выражаетъ глубокое сожалѣніе объ этой потерѣ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ его сильно интересуетъ вопросъ кто будетъ преемникомъ Кречетникова. Старшій послѣ него по командѣ генералъ Дерфельденъ принялъ на время начальство въ западномъ краѣ. Извѣщая посланника о состояніи дѣлъ въ томъ краѣ, онъ прибавляетъ что всѣ, кто знаетъ Сиверса, желаютъ его видѣть преемникомъ Кречетникова. Кромѣ того ходили слухи о назначеніи туда Игельштрома, или князя Репнина, или Тутолмина. Самъ Репнинъ въ письмѣ къ своему пріятелю Сиверсу указываетъ на эти слухи, но не считаетъ ихъ серіозными, и выражаетъ надежду что Сиверсу, по окончаніи его порученія въ Польшѣ, будетъ ввѣрено устроеніе западнаго края. Въ одномъ донесеніи императрицѣ, отъ 14го мая, Яковъ Еѳимовичъ прямо говоритъ что предложилъ бы себя на мѣсто Кречетникова, еслибъ имѣлъ тѣ же лѣта и тѣ же силы которыми владѣлъ въ эпоху своего тверскаго намѣстничества. Онъ повторяетъ слухи объ Игельштромѣ, Репнинѣ и Тутолминѣ, и прибавляетъ: «Но, ради Бога, никого въ родѣ Пассека[11], Потемкина или Каховскаго. А для одного изъ праздныхъ мѣстъ соблаговолите вспомнить о достойномъ губернаторѣ несносной Финляндіи, если ваше величество не приберегаете его для завоеванія всей этой страны.» Этотъ достойный губернаторъ былъ не кто иной какъ зять Сиверса, то-есть мужъ его старшей дочери, генералъ Гюнцель. Въ письмѣ къ Зубову, отъ того же числа, Сиверсъ еще откровеннѣе высказываетъ свое задушевное желаніе: занять мѣсто князя Репнина, то-есть получить въ управленіе родныя себѣ балтійскія провинціи. По поводу вопроса о преемникѣ Кречетникова, онъ говоритъ: «Если это князь Репнинъ, я сожалѣю о Ливоніи, которую вы бы утѣшили, графъ, сохранивъ ее для меня; первый генералъ-губернаторъ тверской не былъ бы тѣмъ недоволенъ. Если это Игельштромъ, то не посылайте мнѣ ребенка за генералъ-аншефа; лучше еще другаго генералъ-поручика, такъ чтобъ отдѣльные корпуса были сосредоточены въ моемъ распоряженіи.»[12] До всѣ эти предположенія разрѣшились тѣмъ что преемникомъ Кречетникову былъ назначенъ олонецкій и архангельскій генералъ-губернаторъ Тутолминъ.
Въ одно время съ приготовленіями къ сейму русскій посланникъ трудился еще надъ другою задачей: пересмотрѣть и исправить главныя статьи польскаго государственнаго устройства, такъ чтобы предстоящему сейму оставалось только прочесть ихъ и утвердить. Основою для этой работы должна была послужить конституція 1775 года. Въ майскихъ донесеніяхъ своему двору Сиверсъ представляетъ проекты отдѣльныхъ частей, по мѣрѣ ихъ изготовленія. Сначала были изготовлены pacta conventa и основные законы. По замѣчанію посла, почти вся черновая работа надъ пересмотромъ польской конституціи принадлежитъ двумъ графамъ, Рачинокому и Мотовскому. Онъ обращался за совѣтами и къ епископу Коссаковскому; но тотъ отказался дѣлать свои замѣтки, потому что желалъ бытъ не второстепеннымъ, а главнымъ лицомъ въ этомъ дѣлѣ. Проекты отдѣльныхъ статей конституціи сообщались королю; его живое къ нимъ участіе и замѣчанія, которыя онъ дѣлалъ, заставляли догадываться что намѣреніе отречься отъ престола было далеко неискренно. И Когда работа дошла до организаціи сеймовъ, посланникъ предложилъ на рѣшеніе императрицы слѣдующіе вопросы. Срокъ между сеймами, вмѣсто двухъ лѣтъ, не увеличить ли до четырехъ? Мѣстомъ сейма должны ли быть непремѣнно Варшава и Гродно? Съ одной стороны онъ приводитъ соображенія въ пользу Гродна: надобно вознаградить Литву, такъ какъ столицею государства Варшава; притомъ въ Варшавѣ сеймъ болѣе подверженъ вліянію двора и партій, а Литва всегда была предана Россіи и ею легче руководить. Но съ другой стороны, Гродно ближе къ провинціямъ отошедшимъ къ Россіи, и гродненскій сеймъ, пожалуй, будетъ напоминать жителямъ этихъ провинцій объ ихъ прежнемъ соединеніи съ Польшей. Впрочемъ чрезвычайные сеймы, по мнѣнію Сиверса, должны быть созываемы постоянно въ Гроднѣ. Въ сеймовыя засѣданія предполагалось ввести существенную перемѣну: отправлять ихъ при закрытыхъ дверяхъ, чѣмъ предупреждались безпорядки и смуты производимые арбитрами (то-есть публикой). Самая важная реформа относилась къ сейму избирательному. Вмѣсто собранія въ полѣ подъ открытымъ небомъ, и вмѣсто общаго права шляхты участвовать въ избраніи королей, — права, конечно, воображаемаго, потому что мелкая шляхта была при этомъ только орудіемъ въ рукахъ аристократическихъ фамилій, — предполагалось созывать сеймъ изъ представителей, но въ количествѣ втрое большемъ противъ обыкновеннаго сейма. Для русскаго посланника, безспорно, будетъ легче руководить такимъ собраніемъ чѣмъ безпорядочною толпой которую до сихъ поръ представляли избирательные сеймы.
Потомъ слѣдовали проекты о сеймикахъ, о постоянномъ совѣтѣ, судебныхъ учрежденіяхъ, о количествѣ войска, общественномъ воспитаніи, о финансовой части и средствахъ погасить долги короля, и пр. Мы только слегка касаемся работы надъ новою польскою конституціей, такъ какъ дальнѣйшія событія помѣшали ея осуществленію. Но я ли васъ знаменательны слѣдующія слова Сиверса въ одномъ изъ его донесеній по поводу этихъ работъ: «Я смотрю въ будущее. Потомокъ моей повелительницы будетъ нѣкогда государемъ и осчастливитъ ту страну въ которой говорятъ по-польски, не домогаясь другой ея части, гдѣ уже забудутъ этотъ языкъ.» Мы не знаемъ, были ли эти слова (относившіяся, конечно, къ великому князю Константину) выраженіемъ личнаго усердія Сиверса, который думалъ въ данномъ случаѣ идти навстрѣчу желаніямъ императрицы, или они почерпнуты изъ интимныхъ разговоровъ съ ней въ Петербургъ? Со стороны Екатерины мы видимъ только заботу о томъ чтобы на будущее время обезпечить наше преобладаніе въ Польшѣ и устранить отъ нея вліяніе прочихъ сосѣднихъ державъ. Эта сторона ея политики выясняется нѣсколько изъ дальнѣйшихъ инструкцій русскому посланнику.
Вотъ что говорится въ рескриптѣ къ нему отъ 24го мая: «Усмотрѣвъ съ удовольствіемъ изъ вашихъ донесеній что дѣло вамъ довѣренное достигло той поры когда намъ остается утвердить и запечатлѣть торжественнымъ между нами и республикою Польской договоромъ, мы повелѣваемъ составитъ проектъ таковаго трактата и препроводить его къ вамъ съ надлежащимъ полномочіемъ. Въ опредѣленіи статей его сообразовались мы съ тѣми кои поставлены въ трактатѣ 1773 года по случаю присоединенія Бѣлоруссіи. Вновь вносимыя нынѣ постановленія не могутъ не понравиться Полякамъ: мы отдаемъ на ихъ волю учредить и основать по ихъ усмотрѣнію образъ внутренняго управленія, а также политическихъ и торговыхъ отношеній къ сосѣднимъ державамъ. На собирающемся сеймѣ не нужно будетъ заниматься никакимъ другимъ дѣломъ кромѣ поспѣшнаго окончанія извѣстныхъ нашего и Берлинскаго дворовъ притязаній. Поэтому, какъ скоро сеймъ соберется, требуйте чтобы немедленно назначена была обыкновенная делегація для вступленія съ вами въ переговоры. На оныхъ старайтесь удержать сполна всѣ статьи, въ нашемъ проектѣ предписанныя, и по благополучномъ совершеніи негоціаціи, вамъ порученной, допустите къ такой же и прусскаго министра, подавая и отъ него заимствуя всякое пособіе къ скорѣйшему и полезнѣйшему окончанію общихъ вашихъ дѣлъ. А когда достигнете, то сеймъ или вовсе распустить и созвать новый, или отсрочать на нѣкоторое время, дабы при вторичномъ собраніи онаго головы, нѣсколько успокоенныя отъ хлопотъ и огорченій, каковыя они естественнымъ образомъ должны претерпѣть по причинѣ потерь и жертвъ, отъ нихъ вынужденныхъ, успѣли осмотрѣться въ ихъ новомъ положеніи.»
Далѣе предписывается послу чтобъ онъ относительно сейма и делегаціи держался примѣра 1773 года, а Также и въ случаѣ какихъ-либо затрудненій съ прусскимъ министромъ. Содержаніе этой инструкціи предполагается сообщить Берлинскому двору для того чтобъ онъ послалъ своему министру соотвѣтственныя предписанія, а между тѣмъ Сиверсъ долженъ былъ, подъ видомъ дружеской откровенности, извѣстить о ней своего прусскаго товарища.
Въ слѣдующемъ рескриптѣ (отъ 26го мая) императрица уже прямо указываетъ мотивы по которымъ она рѣшила чтобы договоръ республики съ двумя державами объ уступкѣ провинцій былъ веденъ отдѣльно отъ вопроса о новой конституціи и о будущихъ отношеніяхъ Польши къ сосѣдямъ. «Эти мотивы, говоритъ рескриптъ, вы могли понять отчасти уже изъ полученныхъ вами при отъѣздѣ инструкцій. Но съ тѣхъ поръ я съ разныхъ сторонъ слышала опасенія Поляковъ что слабость и ничтожество, въ которыя впадетъ Польша вслѣдствіе новаго раздѣла, не позволятъ уже ей существовать въ качествѣ независимаго государства. Отсюда почти единодушное желаніе послѣдовать судьбѣ тѣхъ которые вступаютъ подъ мое владѣніе. Но я не могу слушать ихъ голоса, не возбудивъ ревности сосѣднихъ державъ и не навлекши на себя Множество затрудненій. Тѣсный союзъ между двумя націями нельзя заключить, не подчинивъ одну другой.» «Берлинскій дворъ хотѣлъ бы или раздѣлить мои виды относительно Поляковъ, или открыть себѣ новые авантажи; ни то, ни другое не входитъ, конечно, въ мои планы. Я стараюсь устранить Пруссаковъ и поставить ихъ внѣ игры, какъ скоро они устроятъ и опредѣлятъ условія ихъ пріобрѣтеній.» Далѣе Сиверсу предоставляется на выборъ: продолжить тотъ же сеймъ, или распустить его послѣ формальной Уступки провинцій и потомъ созвать опять для утвержденія новой конституціи. При этомъ второмъ собраніи русскій посолъ долженъ такъ расположить умы чтобы договоръ о союзѣ съ Россіей былъ добровольно предложенъ самими Польками, и въ томъ именно видѣ въ какомъ онъ одобренъ императрицей. Промежутокъ между распущеніемъ и новымъ собраніемъ сейма полагается въ 6—8 недѣль, а ихъ тушено воспользоваться для устройства «нашихъ» дѣлъ съ республикой, пока ваша сосѣдка Пруссія будетъ занята на Рейнѣ, Для текущихъ занятій въ этотъ промежутокъ должны служить постоянный совѣтъ и еще какое-нибудь другое правительственное учрежденіе. О намѣреніи короля отречься отъ престола, рескриптъ замѣчаетъ: «Минуту онъ выбралъ для того самую неудобную. Надобно чтобъ онъ удержалъ бразды правленія до тѣхъ поръ пока государство выйдетъ изъ настоящаго кризиса. Вы ему сообщите что только подъ этихъ условіемъ я позабочусь устроить его судьбу такъ чтобъ онъ былъ счастливъ въ удаленіи о которомъ мечтаетъ.»
Однихъ изъ вопросовъ наиболѣе занимавшихъ русскаго посланника былъ вопросъ о томъ что дѣлать съ излишкомъ польскаго войска. Часть этого войска, находившаяся въ провинціяхъ отошедшихъ къ Россіи, дала присягу на русское подданство и пошла на пополненіе нашихъ подковъ. Но такъ какъ Польская республика въ новомъ своемъ видѣ, по соображеніямъ посла, не можетъ содержать болѣе 16.000 арміи, то оставалось еще пристроить излишекъ болѣе чѣмъ въ 20*000 человѣкъ, Сиверсъ предлагаетъ императрицѣ весь этотъ излишекъ принять въ русскую службу, а республику вознаградить переводомъ на себя части ея голландскаго долга. Съ одной стороны надобно было предупредить Австрійцевъ и Пруссаковъ, которые воспользуются случаемъ завербовать къ себѣ эти лишнія войска; а съ другой, немедленное ихъ распущеніе угрожало бы спокойствію и безопасности населенія. Императрица на первое время согласилась съ мнѣніемъ Сиверса, и поручила ему потребовать отъ сейма чтобы по этому предмету назначена была особая коммиссія, съ преданными Россіи лицами во главѣ. Но окончательное свое рѣшеніе она предполагала сообщить послѣ; а пока русскій посолъ долженъ былъ удержать польскія войска на прежней ногѣ и не допускать чтобъ ихъ завербовали Пруссаки или Австрійцы.
Приведенные нами рескрипты, опредѣлявшіе общими мѣстами направленіе русской политики, очевидно не удовлетворяли нашего посланника. Въ донесеніяхъ его, адресованныхъ на имя графа Зубова, мы встрѣчаемъ цѣлый рядъ жалобъ на недостатокъ болѣе подробныхъ и точныхъ инструкцій въ виду наступающаго сейма. На готовые уже проекты главныхъ статей, польской конституціи онъ совсѣмъ почти не получалъ отвѣта. Въ то же время онъ предлагалъ на разрѣшеніе Петербургскаго двора еще нѣсколько важныхъ затрудненій. Кромѣ неизвѣстности что дѣлать съ польскимъ войскомъ, возникъ еще вопросъ что дѣлать съ Пруссаками, которые переступили демаркаціонную линію, установленную договоромъ о раздѣлѣ, и захватили нѣсколько лишнихъ пунктовъ, такъ что ихъ новыя границы подходили почти къ самой Варшавѣ. Далѣе представлялся вопросъ о ленной зависимости Курляндіи, которую, по мнѣнію Сиверса, за извѣстную сумму мокко было бы перевести съ Польши на Россію. Наконецъ посланникъ опрашивалъ какою именно нотой онъ долженъ открыть предстоящій сеймъ. Но на всѣ эти вопросы получались пока общія, неопредѣленныя наставленія. Рядомъ съ жалобами на недостатокъ ясныхъ инструкцій идутъ попрежнему сѣтованія на неисправную доставку денегъ. Онъ при всякомъ удобномъ случаѣ указываетъ на счастливое положеніе своего прусскаго товарища, который въ изобиліи снабженъ отъ его двора и деньгами, и инструкціями. Сиверсъ признается (въ депешѣ отъ 22го мая), что еслибы не половина доставляемая Бухгольцемъ для общихъ расходовъ, то онъ не имѣлъ бы чѣмъ существовать и чѣмъ снаряжать сторонниковъ Россіи на сеймъ. Кромѣ денегъ, посланникъ долженъ былъ прибѣгать и къ Другимъ приманкамъ я ли этихъ сторонниковъ, то-есть къ обѣщаніямъ орденовъ, должностей, имѣній и т. п. Но онъ боится рисковать такими обѣщаніями, не имѣя на то необходимыхъ полномочій. Онъ боится что придворная партія замѣтитъ его затруднительное положеніе и потеряетъ къ нему всякое довѣріе.
Какъ на источникъ своихъ затрудненій Сиверсъ намекаетъ на интриги непріязненной ему при дворѣ партіи, которая, помимо посла, вступила въ непосредственныя сношенія съ вождями Литовской конфедераціи, то-есть съ Коссаковскими. Это обстоятельство, мокетъ-быть, имѣло свою долю вліянія. Но настоящія причины сдержанности и нѣкотораго колебанія въ инструкціяхъ императрицы надобно искать во внѣшнихъ отношеніяхъ того времени. На Рейнѣ все еще длилась борьба Австро-Пруссаковъ съ Французами, не принимая рѣшительнаго оборота ни въ ту, ни въ другую сторону. Существовало опасеніе что Австрійцы, убѣдясь въ трудности выполнить свой планъ обмѣна Бельгіи на Баварію, потребуютъ себѣ доли въ новомъ раздѣлѣ Польша, тогда какъ ни Россія, ни Пруссія не желали допустить ихъ къ участію въ этомъ раздѣлѣ. Прусскій король, также какъ и германскій императоръ, долженъ былъ сосредоточивать свои главнѣй силы на Рейнѣ, и Екатерина, тщательно наблюдавшая за ходомъ борьбы, выжидала наиболѣе удобной минуты для того чтобы рѣшительнѣе выступить со своими видами на Польшу.
Между тѣмъ антипатіи возникшія между Сиверсомъ и вождями русской партіи въ Литвѣ, Коссаковскими, продолжали увеличиваться. Епископъ Ливонскій богатыми подарками и дестью-сумѣлъ пріобрѣсти расположеніе Зубова и его наперсника Альтести. Какой-то подаренный имъ дорогой алмазъ возбудилъ тогда большіе толки въ Петербургѣ. Приказанія императрицы совѣтоваться въ важныхъ дѣлахъ съ епископомъ до того волновали Сиверса что одно время онъ едва не послалъ просьбу объ увольненіи, и въ заграничныхъ газетахъ пущенъ былъ слухъ что онъ будетъ замѣненъ Марковымъ. Игельштромъ, какъ мы знаемъ, въ этомъ случаѣ держался стороны сильнѣйшей, то-есть Зубова и Коссаковскихъ. Интересны его сужденія о послѣднихъ въ письмѣ къ Сиверсу, который спрашивалъ о причинахъ внезапнаго отъѣзда генерала Коссаковскаго изъ Гродна въ Варшаву. Игельштромъ отвѣчаетъ что подлинныя причины ему неизвѣстны; но что, можетъ-быть, генералу нечего дѣлать въ Гроднѣ, и онъ пожелалъ удалиться съ глазъ посланника, пока послѣдній не сдѣлается къ нему благосклоннѣе; а предлогомъ къ отъѣзду послужило переформированіе полковъ.
«Позвольте мнѣ, продолжаетъ Игельштромъ, говорить съ вами откровенно, какъ съ другомъ. Въ вашемъ послѣднемъ письмѣ я нахожу о Коссаковскихъ выраженія которыя меня удивляютъ. Эти господа окончили всѣ сеймики (въ Литвѣ) безъ войскъ, безъ денегъ и безъ надзора. Какъ же имъ не пользоваться вашимъ довѣріемъ? Они устранили Валевскаго, они усердно дѣлаютъ все что вы хотите. Но что они и друзья ихъ желаютъ устроиться на счетъ республики, такъ это очень естественно, и имъ позавидуютъ только тѣ которые уже сдѣлали то же самое. Король и вся его фамилія дѣлали то же во время своего управленія при всѣхъ конфедераціяхъ. Напримѣръ, они ограбили графа Брюля. Братъ короля, оберъ-каммергеръ, взялъ у Брюля староство Ципское съ 30.000 дукатовъ ежегоднаго дохода; остальныя его староства захвачены той же фамиліей. При первомъ раздѣлѣ Польши они взяли четыре староства, изъ которыхъ каждое приносить по крайней мѣрѣ 12.000 дукатовъ въ годъ. Теперь король хочетъ чтобъ уплатили его 30.000.000 долгу, и при всемъ томъ онъ дѣйствуетъ противъ насъ, тогда какъ Коссаковскіе всегда будутъ съ вами. Все это собственно до меня не касается; но я поступаю какъ вашъ другъ, и увѣренъ что вы нѣкогда будете мнѣ за то благодарны.»
Итакъ вотъ главный источникъ возникшей антипатіи. Коссаковскіе поспѣшили воспользоваться обстоятельствами чтобы всѣми способами обогащать себя, своихъ многочисленныхъ родственниковъ и кліентовъ на счетъ казенныхъ и частныхъ имуществъ; а Сиверсъ счелъ своимъ долговъ положитъ предѣлы ихъ грабежу. Но борьба съ Коссаковскими была не легка. Игельштромъ мѣтко указалъ на ихъ заслуги. Они слишкомъ доказали свою преданность и усердіе къ Россіи чтобъ императрица пожертвовала ими для Сиверса. Они обезпечивали на нами содѣйствіе почти всѣхъ сеймовыхъ пословъ отъ великаго княжества Литовскаго. Мы видѣли что, по слухамъ, даже многіе избирательные сеймики въ Литвѣ заявили о своей готовности перейти въ русское подданство. Не знаемъ на сколько эти извѣстія были справедливы и насколько было искренности въ подобныхъ заявленіяхъ. Императрица избѣгала до времени всякихъ поводовъ возбуждать зависть сосѣднихъ державъ, а также раздоръ между Поляками и Литовцами на предстоящемъ сеймѣ. Она велѣла только поблагодарить Ходмцевъ за ихъ преданность, и поручила посланнику не давать пока хода подобнымъ заявленіямъ.
Какъ велико было значеніе Коссаковскихъ въ то время, и до какой степени простиралась ихъ изворотливость, яснѣе всего обнаружилось въ вопросѣ о распущееіи Тарговицкой конфедераціи.
Сиверсь представлялъ императрицѣ что неудобно было бы продолжать существованіе этой конфедераціи рядомъ съ сеймомъ: Таргевица не пользовалась расположеніемъ Поляковъ, и сохраненіе ея могло вредно вліять на состояніе умовъ во, время сейма. Екатерина соглашалась съ этимъ мнѣніемъ, и поручила только наблюдать чтобы будущій сеймъ не причинялъ конфедераціи никакого униженія: «ибо мы собственную нашу честь поставляемъ въ предохраненіе отъ водкахъ обидъ и притѣсненій, людей намъ столь явно усердствующихъ», говорилось въ рескриптѣ 24го мая. Но предъ самыхъ открытіемъ сейма, когда посланникъ готовился уже распустить конфедерацію, онъ получалъ упомянутый нами выше рескриптъ 26го мая. Въ этомъ рескриптѣ говорилось что въ промежутокъ между двумя сессіями для текущихъ дѣдъ могутъ служить постоянный совѣтъ и еще другое правители огненное учрежденіе (autorité). Это неопредѣленное выраженіе Сиверсъ истолковалъ такъ что подъ другимъ учрежденіемъ тутъ разумѣется именно Тарговицкая конфедераціи, и пріостановился съ ея распущеніемъ. Чтобъ оградить себя отъ упрековъ на случай будущихъ затрудненій, онъ не преминулъ въ своихъ депешахъ снова указать на обстоятельства которыя могутъ вредно подѣйствовать на расположеніе умовъ, и тутъ на первомъ мѣстѣ поставилъ сохраненіе Тарговицкой конфедераціи, а за тѣмъ привелъ неопредѣленное положеніе вопроса о польскомъ войскѣ, также связаннаго съ нимъ вопроса о долгахъ республики и неуплату, квитанцій по забраннымъ у жителей припасамъ для русскаго войска.
Въ отвѣтъ на эти представленія, въ рескриптѣ 15го іюня, императрица снова соглашается съ мнѣніемъ посланника о неудобствахъ сохранять Тарговицу рядомъ съ сеймомъ, и говоритъ что онъ невѣрно понялъ ея рескриптъ отъ 26го мая: водъ словомъ другое учрежденіе разумѣлась не Тарговицкая конфедерація, а другія власти установленныя конституціей 1775 года. Императрица поручаетъ немедленно распустить генеральную конфедерацію и всѣ связанныя съ нею частныя конфедераціи. Казалось бы, послѣ такого яснаго, положительнаго рѣшенія не могло уже быть вопроса о продолженіи Тарговицы, и Сиверсъ поспѣшитъ привести въ исполненіе тотъ приговоръ котораго онъ самъ такъ усердно добивался. Однако этого не случилось. Посланникъ взялъ на свой страхъ отложить исполненіе приговора на неопредѣленное время, и дозволилъ конфедераціи существовать рядомъ съ сеймомъ. Онъ только сократилъ кругъ ея дѣятельности, и оставилъ за ней значеніе высшаго судебнаго мѣста въ республикѣ. Въ тѣхъ донесеніяхъ его, которыми мы пользовались, не встрѣчаемъ прянаго объясненія причинъ такому обороту дѣла, и можемъ только о нихъ догадываться.
Въ вопросѣ о сохраненіи или распущеніи Тарговицы, конечно, никто не былъ такъ заинтересованъ какъ братья Коссаковскіе. Въ ихъ распоряженіи находился ея литовскій отдѣлъ, а посредствомъ него ихъ власть распространялась на цѣлую Литву. Мы знаемъ какимъ образомъ они воспользовались стою властію. Съ распущеніемъ Тарговицы, конечно, прекращалась и возможность производить дальнѣйшія экономическія операціи. Но еще опаснѣе представлялось имъ то обстоятельство что, какъ только конфедерація будетъ распущена, тотчасъ обнаружится вся ея непопулярность въ польскомъ обществѣ, посыпятся иски и аппелляціи отъ людей ею обиженныхъ и ограбленныхъ, и сеймъ, уступая напору общественнаго чувства, по всей вѣроятности начнетъ Пересу ждать ея декреты и пересматривать ея судебныя рѣшенія. Тогда родственникамъ и друзьямъ Коссаковскихь придется, пожалуй, или со стыдомъ возвращать назадъ имѣнія, староства, должности и т. п., или по крайней мѣрѣ подвергаться большимъ безпокойствамъ. Въ виду такихъ обстоятельствъ Коссаковскіе, безъ сомнѣнія, пустили въ ходъ всѣ пружины чтобы выиграть время и продлить существованіе генеральной конфедераціи. У посланника явилась мысль что Тарговицу надобно пока сохранить: на случай какого-нибудь неожиданнаго сопротивленія со стороны сейма или его внезапнаго разрыва, у насъ подъ рукой, думалъ онъ, будетъ авторитетъ, который мы снова можемъ выдвинуть на сцену чтобы дѣйствовать его именемъ и такимъ образомъ соблюсти тѣнь законности. Конечно, эта мысль была подсказана посланнику самимъ епископомъ Коссаковскимъ, и подсказана весьма кстати: когда пришелъ въ Гродно рескриптъ 15го іюня, сеймъ уже былъ открытъ, сеймовая оппозиція уже успѣла заявитъ себя, и Сиверсъ убѣдился что руководить имъ будетъ не такъ легко какъ онъ думалъ. Епископъ, вѣроятно, не упустилъ внушить и то что вліяніе его на литовскихъ пословъ обусловливается прежде всего его положеніемъ въ генеральной конфедераціи, и что безъ этого условія онъ не ручается за ихъ повиновеніе. Какъ бы то ни было, посланникъ уступилъ этимъ внушеніямъ; въ виду начавшихся затрудненій съ сеймомъ, для него было важно обезпечить за собой содѣйствіе такого вліятельнаго лица и такого искуснаго дипломата какимъ былъ епископъ Ливонскій. Притомъ фамилія Коссаковскихъ была сильна покровительствомъ Зубова. Самая неопредѣленность упомянутаго выраженія въ рескриптѣ 26го мая, можетъ-быть, скрывала за собой нѣкоторое колебаніе въ данномъ вопросѣ. По крайней мѣрѣ мы не видимъ потомъ чтобъ императрица выражала какое-либо неудовольствіе за неисполненіе ея порученія сообщеннаго въ рескриптѣ 15го іюня.[13]
Что касается до предположенія Екатерины отсрочить сеймовыя засѣданія послѣ утвержденія договора объ уступкѣ земель, посланникъ высказался противъ этой отсрочки. По его словахъ, польскіе послы предпочтутъ продленіе сейма, потому что большая ихъ часть на время сессіи получаетъ содержаніе отъ русскаго посланника; Литовцы также охотнѣе пробудутъ въ Гроднѣ нѣсколько лишнихъ недѣль чѣмъ поѣдутъ домой съ тѣмъ чтобъ опять возвратиться. Притомъ вмѣстѣ съ договоромъ объ уступкѣ надобно было спѣшить договоромъ о союзѣ и торговлѣ, а также изданіемъ новой конституціи, прежде нежели Пруссаки и Австрійцы примутъ свои мѣры противъ русскаго преобладанія въ Польшѣ.
V.
правитьСъ приближеніемъ сейма городъ принималъ все болѣе и болѣе оживленный видъ: послы мало-по-малу съѣзжались сюда со всѣхъ концовъ Польши и Литвы. Сиверсу, при его болѣзняхъ и лѣтахъ, очень не легко было справляться со множествомъ разнаго рода вопросовъ и въ то же время заботиться о помѣщеніи, содержаніи и угощеніи значительнаго количества сеймовыхъ посломъ. Такъ какъ нельзя было принимать ихъ всѣхъ за-разъ, то онъ завелъ очередные обѣды на 60 человѣкъ. «Эти обѣды — пишетъ онъ дочери — меня обременяютъ. Подумай! На каждые два дня во одному обѣду въ 60 приборовъ и съ пьяницами, которыхъ я даже не знаю.» Въ другомъ письмѣ Яковъ Ефимовичъ, какъ любитель всего изящнаго, съ удовольствіемъ сообщаетъ что онъ бывъ въ одномъ собраніи, гдѣ нѣкая графиня Камеди превосходно пѣла италіянскія аріи; что состоящій ври посольствѣ графъ Морелла также поетъ очень пріятно и играетъ на гитарѣ и иногда они поютъ вмѣстѣ.
Дней за пять до открытія сейма, въ Гродно прибылъ изъ Бѣлостока король со своею сестрой, пани Краковской, и съ двумя племянницами (Мнишекъ и Тышкевичъ). Около того же времени иностранные министры также покинули Варшаву и собрались въ Гродно, именно папскій нунцій (Салуцціо), повѣренные англійскій (Гарднеръ), шведскій (Толь) и голландскій (Кригсгеймъ).
Русскому послу предстояло еще рѣшить важный вопросъ о томъ кто будетъ руководить засѣданіями сейма, то-есть кого выбрать въ сеймовые маршалы? Предположенія свои на этотъ счетъ онъ изложилъ въ депешѣ отъ 22го мая (2го іюня): «Для Литвы я думаю выбрать вице-маршала настоящей конфедераціи литовской Забѣлло, генералъ-поручика и великаго ловчаго, который отличился усердіемъ и преданностью къ Россіи. Для Польши еще не рѣшилъ; ожидаю возвращенія графа Ожаровскаго изъ Краковскаго воеводства. Еслибъ я его убѣдилъ принять маршальскій жезлъ, то былъ бы увѣренъ въ успѣхѣ, благодаря его талантамъ и усердію. Но этотъ жезлъ сдѣлался гибеленъ для князя Понинскаго, и судьба его ихъ устрашаетъ.[14] Если не удастся побѣдить его щекотливость, то первымъ послѣ него стоитъ у меня въ спискѣ графъ Бѣлинскій, великій коронный нотарій, человѣкъ испытанныхъ талантовъ и усердія, но, расточивъ свое имѣніе, онъ не пользуется общественнымъ уваженіемъ. Второй за нимъ слѣдуетъ графъ Анквичъ, бывшій посломъ въ Даніи во время революціи, человѣкъ разорившійся; но я ручаюсь за его преданность, если кто-нибудь не заплатитъ ему болѣе меня. Третьимъ стоитъ графъ Міончинскій, точно также разорившійся, но всегда вѣрный своимъ добрымъ принципамъ относительно Россіи. Послѣднимъ и послѣ Ожаровскаго наиболѣе надежнымъ былъ бы вице-маршалъ конфедераціи Пулавскій; но ему не достаетъ таланта чтобы руководить сборищемъ во 140 человѣкъ.» Итакъ, по истинѣ неутѣшительный выборъ предстоялъ нашему посланнику, когда пришлось обезпечить за нами важный постъ сеймоваго маршала: списокъ его занимаютъ картежные игроки и шулера въ родѣ Бѣлинскаго и Міончинскаго, или такіе продажные люди какъ Анквичъ, или такое ничтожество какъ Пулавскій (младшій членъ той семьи которая отличилась во времена Барской конфедераціи).[15]
Окончательное свое рѣшеніе по этому вопросу Сиверсъ сообщаетъ въ депешѣ отъ 4го (15го) іюня. «Послѣ моихъ разговоровъ съ Ожаровскимъ о маршальскомъ жезлѣ, который онъ цѣнитъ слишкомъ дорого, а рѣшилъ въ пользу Бѣлинскаго, посла отъ Варшавы. Онъ краснорѣчивъ, уменъ, проницателенъ, постоянно былъ преданъ Россіи, ненавидитъ короля и дворъ, бѣденъ и разстроенъ въ своихъ дѣлахъ; надобно будетъ его кормить. Я обѣщалъ ему мѣсто маршала постояннаго совѣта. Еслибы конфедерація уничтожилась, то Забѣлло былъ бы сеймовымъ маршаломъ отъ Литвы; на этотъ случай я заставилъ выбрать его въ послы отъ Гродна. Но такъ какъ конфедерація остается и притомъ можетъ возникнуть соперничество между двумя президентами, то я рѣшилъ что будетъ только одинъ сеймовый маршалъ, чему уже бывали примѣры. На случай болѣзни Бѣлинскаго, его жезлъ возьметъ Анквичъ, посолъ отъ Краковскаго воеводства. Уладивъ это дѣло, перейду къ другому важному пункту, къ назначенію литовскаго канцлера, безъ котораго сеймъ не могъ бы дѣйствовать. За смертью Сапѣги, я рѣшилъ чтобы конфедерація представила королю на его мѣсто вице-канцлера Хребтовича, который теперь въ Карлсбадѣ. Вы знаете гдѣ находятся его земли, и слѣдовательно мы можемъ бытъ въ немъ увѣрены. Онъ всегда слылъ за преданнаго Россіи, и уступилъ потоку революціи однимъ изъ послѣднихъ. Ни мѣсто вице-канцлера я назначаю графа Платера, каштеляна Троцкаго; онъ извѣстенъ за друга короля; но его земли въ русскихъ владѣніяхъ; епископъ (Коссаковскій) также за него ручается. Польнымъ литовскимъ гетманомъ думаю сдѣлать Забѣлло, а Гелгуда литовскимъ маршаломъ.»
Въ это время Сиверсъ болѣе и болѣе начинаетъ чувствовать трудность своей задачи, но утѣшаетъ себя тѣмъ что тяжелое для него время сейма продолжится не долго, всего двѣ, три недѣли.[16] Въ полномъ успѣхѣ, повидимому, не было сомнѣнія: выборы въ Польшѣ совершились согласно съ желаніями русскаго правительства; а литовскіе послы большею частію были кліенты Коссаковскихъ; преданность послѣднихъ простиралась до того что они неоднократно предлагали, вмѣсто раздѣла, присоединеніе всей Польши къ Русской имперіи. Слѣдовательно, огромное большинство сейма принадлежало къ русской партіи и обезпечивало за нами исходъ дѣла. Прусское правительство, наоборотъ, могло насчитать только небольшую горсть своихъ приверженцевъ, то-есть людей состоявшихъ у него на жалованьи. Положеніе этихъ людей было весьма щекотливое при общемъ раздраженіи Поляковъ противъ Пруссіи, какъ вѣроломной союзницы и главной виновницы новаго раздѣла. Число сенаторовъ явившихся на сеймъ было такъ незначительно что собраніе ихъ едва ли могло быть названо сенаторскою избой; оно простиралось только до 12 или 13 человѣкъ, включая сюда и наличныхъ министровъ.[17] Донося объ этомъ непріятномъ обстоятельствѣ, Сиверсъ прибавляетъ что надобно съ нимъ помириться, и что оно обнаруживаетъ намѣреніе двора не слишкомъ мѣшаться въ дѣло.
Разчитывая на скорое окончаніе сейма, Яковъ Еѳимовичъ, очевидно, не звалъ еще что выборы не вездѣ произведены были такъ удачно какъ онъ думалъ. Несмотря на всѣ мѣры принятыя русскими агентами и Тарговицкою конфедераціей, въ число пословъ все-таки успѣли проникнуть нѣсколько смѣлыхъ патріотовъ, рѣшившихся на самую упорную оппозицію. Наиболѣе рьяные изъ нихъ оказались выбранными въ тѣхъ воеводствахъ въ которыхъ вліяніе короля почиталось наиболѣе сильнымъ, то-есть въ Мазовіи, Плоцкѣ и Ранѣ (Карскій, Микорскій, Шиддовскій, Краснодембскій, Раковскій, Цѣмневскій и др.). А между тѣмъ русскій посланникъ въ депешахъ своихъ съ особенною похвалой отозвался объ успѣхѣ Игельштрома, который руководилъ выборами именно въ этихъ воеводствахъ.
Наканунѣ 6го (17го) іюня Сиверсъ созвалъ на совѣтъ вождей русской партіи; у него сошлись: епископъ Коссаковскій, Рачинскій, Мошинскій, Ожаровскій, Бѣлинскій, Платеръ и Анквичъ, и тутъ условлено было все относящееся къ ходу перваго дня сейма, а главнымъ образомъ выборъ Бѣлинскаго въ сеймовые маршалы. На слѣдующее утро, въ понедѣльникъ, въ королевскомъ замкѣ собрались сенаторы и послы, и вмѣстѣ съ королемъ отправились въ аймковую капеллу. Здѣсь она отслушала обѣдню, совершенную Іосифомъ Коссаковскимъ, епископомъ инфлантскимъ. Послѣ обѣдни родственникъ его и вмѣстѣ коадъюторъ Янъ Непомуценъ Коссаковскій, извѣстный проповѣдникъ своего времени, Лазалъ проповѣдь, примѣненную къ обстоятельствамъ дня. Главная мысль ея была слѣдующая: «Богъ, будучи высочайшею благостію, сотворилъ человѣка для того чтобъ онъ былъ вѣчно счастливъ; а тѣ горести и несчастія, на которыя надѣется свѣтъ, суть дѣло самого человѣка.» По окончаніи проповѣди король воротился въ свои покой; а послы отправились въ Посольскую избу, находившуюся тутъ же, въ королевскомъ замкѣ. Мѣста предназначенныя для арбитровъ были уже наполнены. Русскій посланникъ рѣшилъ немедленно настоять на удаленіи арбитровъ изъ залы сеймовыхъ засѣданій и, чтобы подать примѣръ, не присутствовалъ теперь въ ихъ числѣ.
Графъ Анквичъ, какъ посолъ краковскій, первый по старшинству, взялъ маршальскій жезлъ и обратился къ собранію съ рѣчью. Онъ началъ общими фразами о бѣдствіяхъ постигшихъ отчизну, указалъ на пустыя мѣста гдѣ прежде засѣдали послы обширныхъ провинцій (занятыхъ теперь сосѣдями); намекнулъ на внутреннія распри какъ на источникъ бѣдствій для республики; съ уваженіемъ отозвался о генеральной конфедерація, которая связала воедино всѣ воеводства, земли и повѣты, и въ заключеніе пригласилъ рыцарское сословіе выбрать сеймоваго маршала; причемъ арбитровъ попросилъ удалиться изъ палаты, по обычаю, на время этого выбора.
По выходѣ арбитровъ приступили къ подачѣ голосовъ, и маршаломъ сейма единодушно былъ выбранъ Бѣлинскій. Но когда прочли форму присяги которую онъ долженъ былъ произнести, поднялся шумъ. Присяга эта была записана въ канцеляріи генеральной конфедераціи. Тутъ, между прочимъ, было сказано что маршалъ обязанъ повиновеніемъ Рѣчи Посполитой Сконфедерованнной, и кромѣ того долженъ наблюдать чтобы засѣданія сейма производились при закрытыхъ дверяхъ, то-есть безъ арбитровъ. Оба эти пункта произвели весьма дурное впечатлѣніе: въ первомъ тотчасъ увидѣли покушеніе Тарговицы подчинить себѣ самый сеймъ; а второй показался непріятною новостью, вслѣдствіе которой публика, по выраженію Сиверса, «теряла средство своего развлеченія и вліянія». Когда шумъ немного утихъ, впустили арбитровъ. Графъ Анквичъ, обративъ свою рѣчь къ новому маршалу, напомнилъ ему что онъ третій въ ряду своей фамиліи который беретъ на себя руководить сеймомъ въ самое смутное для отечества время. Потомъ онъ пригласилъ Бѣлинскаго произнести присягу на исполненіе своихъ обязанностей и принять изъ его рукъ маршальскій жезлъ. Но тогда вновь поднялся шумъ изъ-за формы присяги и быстро перешелъ въ величайшій безпорядокъ. Бѣлинскій два раза становился на колѣна, но крики заглушали его голосъ; многіе послы, чтобы не допустить до исполненія обряда, соскочили со своихъ мѣстъ, отбросили скамейку и вырвали распятіе, предъ которымъ должна быть произнесена присяга. Анквичъ поднялъ жезлъ вверхъ, и успѣвъ возстановить нѣкоторый порядокъ, пригласилъ арбитровъ снова удалиться изъ палаты. Но и послѣ того споры не прекратились. Болѣе четырехъ часовъ продолжались эти шумныя сцены, а Анквичъ наконецъ закрылъ засѣданіе до одиннадцати часовъ слѣдующаго утра.
Въ тотъ же день у Сиверса обѣдали до сорока пословъ. Послѣ обѣда онъ созвалъ опять на конференцію тѣхъ же совѣтниковъ, съ прибавленіемъ канцлера Судковскаго. Они были того мнѣнія что источникъ безпорядковъ заключался въ ненависти которую питали къ Тарговицкой конфедераціи многіе коронные послы, особенно мазовецкіе; говорили также о вредномъ вліяніи двора. Каждый изъ совѣтниковъ взялъ на себя сказать вліятельнымъ членамъ Посольской избы чтобъ они обратили своихъ товарищей на истинный путь. Сиверсь позвалъ королевскаго секретаря и поручилъ ему передать, что если король не возстановитъ порядка на сеймѣ, то послѣдствія для него будутъ очень непріятныя.
Но и второе засѣданіе было не болѣе удачно чѣмъ первое. Анквичъ опять попросилъ арбитровъ удалиться; потомъ онъ донесъ палатѣ что, по ошибкѣ канцеляріи, въ формѣ присяги написано было о повиновеніи маршала Рѣчи Посполитой Сконфведерованной вмѣсто: сеймующимъ сословіямъ Рѣчи Посполитой Сконфедерованной, и что ошибка эта уже исправлена. Такимъ образамъ одинъ пунктъ спора былъ устраненъ; но второе условіе, объ исключеніи арбитровъ, снова подняло бурю. Опять нѣсколько часовъ продолжались безплодныя пререканія, а опять рѣшеніе вопроса отложено до слѣдующаго утра. Русскій посолъ ясно могъ видѣть что затѣяна какая-то интрига, какой-то заговоръ, и не безъ участія короля; цѣлію этой интриги, конечно, было разорвете сейма. Заговорщикамъ нужно было выиграть только еще одинъ день, и тогда ихъ цѣль могла быть достигнута: такъ какъ, по сеймовымъ обычаямъ, если въ теченіе трехъ дней сенаторская и посольская изба не соединятся, то сеймъ считается несостоявшимся. Усилія Коссаковскихъ и другихъ вождей Таргевицкой конфедераціи оставались безъ успѣха. Впрочемъ и самое усердіе ихъ въ этомъ дѣлѣ подвержено нѣкоторому сомнѣнію, такъ какъ въ случаѣ резервація сейма конфедерація снова выступала на сцену еще съ большею силой чѣмъ прежде.
Яковъ Еѳимовичъ снова призвалъ своихъ друзей на кояг ференцію. Они присовѣтовали ему на слѣдующее утро отрядить къ каждому изъ шести пословъ, наиболѣе производившихъ шуму по одному русскому офицеру, чтобы «дѣлать имъ компанію въ ихъ квартирахъ, пока присяга будетъ произнесена». Сиверсъ такъ и поступилъ. Пятеро изъ этихъ крикуновъ были найдены дома и задержаны; а шестой (Карскій) ушелъ и спасся въ королевскую переднюю, гдѣ его оставили въ покоѣ. Кромѣ того, чтобы поддержать свои угрозы и внушать уваженіе толпѣ, посланникъ приказалъ полку кавалеріи сѣсть на коней и стать въ полуверстѣ отъ города, а баталіону егерей расположиться на площади, по близости замка. Предъ началомъ засѣданія онъ отправился къ королю, сопровождаемый двумя генералами и двумя великими маршалами, короннымъ и литовскимъ. Посланникъ изъявилъ сожалѣніе о томъ что уже два дня потеряны самымъ неприличнымъ образомъ, и прибавилъ что строго будетъ преслѣдовать дальнѣйшій безпорядокъ, ибо не позволитъ чтобы собраніе было распущено не исполнивъ своего назначенія. Король по обыкновенію началъ увѣрять въ своей невинности. Отъ него Сиверсъ съ литовскимъ маршаломъ перешелъ въ заду сената; тамъ никого еще не было. Потомъ онъ подошелъ къ дверямъ посольской палаты; здѣсь находилось небольшое количество пословъ. Сиверсъ поручилъ маршалу наблюсти чтобъ арбитровъ не допускали, и чтобы никто изъ пословъ не уходилъ изъ засѣданія; для чего велѣлъ поставить къ дверямъ стражу.
Принятыя мѣры подѣйствовали. Третье засѣданіе было также довольно шумное; однако сеймовый маршалъ произнесъ наконецъ присягу. Онъ изъявилъ свою благодарность палатѣ за честь оказанную ему не по заслугамъ, поблагодарилъ также и Анквича, изъ рукъ котораго принялъ маршальскій жезлъ. Затѣмъ онъ приступилъ къ отправленію своихъ обязанностей назначеніемъ сеймоваго секретаря, идолжность эту поручилъ пану Езерковскому, который немедленно произнесъ присягу. Далѣе, слѣдуя порядку сеймовыхъ обычаевъ, Бѣлинскій выбралъ трехъ депутатовъ въ сенатъ, чтобы донести королю объ избраніи маршала посольской избы и испросить дозволеніе на соединеніе обѣихъ палатъ. Отъ Малой Польши былъ назначенъ Теофилъ Залускій, отъ Великой — Станишевскій, а отъ Литвы князь Любецкій. Депутаты отправились въ сенаторскую избу, гдѣ нашли короля возсѣдающаго на тронѣ и окруженнаго сенаторами. Залускій, какъ старшій между депутатами, держалъ рѣчь; ему отвѣчалъ коронный канцлеръ Сулковскій; послѣ чего депутаты допущены были къ цѣлованію королевской руки. Воротясь въ посольскую избу, они, посредствомъ того же Задускаго, отдали отчетъ въ своемъ порученіи. По обычаю сеймовому, надобно было ждать депутатовъ отъ сената, которые принесли бы королевское приглашеніе соединиться съ сенаторскою избой. Но число наличныхъ сенаторовъ было такъ ничтожно, что назначеніе особой депутаціи оказалось неудобно. Маршалъ сеймовый замѣтилъ что необходимость дорожить временемъ и желаніе скорѣйшаго соединенія палатъ заставляютъ его обойтись безъ этой церемоніи. Онъ велѣлъ сеймовому секретарю читать списокъ пословъ по порядку воеводствъ, и въ этомъ порядкѣ они отправились въ сенаторскую избу. Здѣсь, по указанію великаго маршала литовскаго, послы заняли свои мѣста. Бѣлинскій обратился къ королю съ словомъ; онъ упомянулъ о пропасти въ которую повергнулъ Рѣчь Посполитую бывшій революціонный сеймъ, и указалъ на обязанность настоящаго сейма обсудить мѣры къ облегченію бѣдствій отечества. На эту рѣчь опять отвѣчалъ коронный канцлеръ. Затѣмъ всѣ послы допущены были къ цѣлованію королевской руки, и засѣданіе закрыто до слѣдующаго дня, т.-е. до четверга.
Въ четвергъ также не обошлось безъ нѣкотораго повторенія предыдущихъ замѣшательствъ. Такъ какъ засѣданіе происходило въ сенаторской избѣ, то здѣсь исполнительная власть принадлежала одному изъ маршаловъ Рѣчи Посполитой, именно тому въ области котораго отбывался сеймъ; въ данномъ случаѣ, слѣдовательно, эта власть находилась въ рукахъ великаго маршала литовскаго, Лудовика Тышкевича, женатаго на одной изъ племянницъ короля. Маршалъ сеймовый, по силѣ своей присяги, не могъ открыть засѣданіе въ присутствіи арбитровъ; но удаленіе ихъ должно было совершиться по распоряженію маршала литовскаго. Когда часть пословъ потребовала выполненія маршальской присяги, Тышкевичъ, очевидно принимавшій участіе въ глухой интригѣ противъ сейма, заявилъ что присяга сеймоваго маршала ему не была сообщена, а что самъ онъ присягалъ поступать по законамъ, законы же не даютъ ему права, исключать арбитровъ. Король въ этой распрѣ держалъ себя пассивно и не принималъ ни той, ни другой стороны. Наконецъ сеймовый маршалъ объявилъ что открываетъ засѣданіе и проситъ арбитровъ удалиться. Послѣдніе вышли. Тогда Бѣлинскій донесъ собранію о полученіи двухъ нотъ за подписью посланниковъ русскаго и прусскаго. Обѣ ноты были одинаковы по формѣ и по содержанію; въ нихъ предъявлялось требованіе чтобы сеймъ назначилъ делегацію, уполномоченную вести переговоры и заключить трактаты съ двумя сосѣдними державами на основахъ деклараціи 9го апрѣля (29го марта).
Когда прочтены были ноты, король возвысилъ свой голосъ и заявилъ что онъ присоединился къ Тарговицкой конфедераціи на основаніи ея акта, въ которомъ главнымъ пунктомъ поставлена была цѣлость Рѣчи Посполитой, и что онъ никоимъ образомъ не отступится отъ этого пункта. Въ заключеніе онъ предложилъ сеймующимъ сословіямъ дать отвѣтъ на эти ноты въ умѣренныхъ выраженіяхъ, но съ просьбою къ двумъ дворамъ чтобъ они возвратили республикѣ вновь забранныя у нея земли, такъ какъ польскій народъ не подалъ никакого повода къ этому забору. Затѣмъ король назначилъ въ конституціонную делегацію (которая редактировала сеймовыя постановленія или конституціи) трехъ сенаторовъ, а маршалъ сеймовый шесть пословъ.[18]
На слѣдующій день, то-есть въ пятницу, опять возобновились споры по поводу арбитровъ. Тышкевичъ предъявилъ полученную имъ изъ конфедератской канцеляріи копію съ присяги сеймоваго маршала и попросилъ арбитровъ удалиться. Послы мазовецкіе, съ Карскимъ во главѣ, и тутъ нашли возможность не согласиться: они возразили что бумага которую получилъ Тышкевичъ была только копіей и не снабжена печатью, слѣдовательно она не имѣетъ силы. Присутствовавшіе члены конфедераціи, по приглашенію Тышкевича, засвидѣтельствовали подлинность документа. Но мазовецкіе послы продолжаютъ стоять на своемъ; между тѣмъ большинство сейма требуетъ удаленія арбитровъ. Во время этого спора Тышкевичъ снова переходитъ на сторону оппозиціи и замѣчаетъ что, если говорить правду, то и самъ онъ не видитъ законной причины удалить публику. Со стороны оппозиціонныхъ пословъ послышались рукоплесканія, а по ихъ примѣру громко захлопали арбитры. Тогда на послѣднихъ посыпались сильные упреки со стороны большинства. Ожаровскій особенно горячо возсталъ противъ такого неуваженія къ королю, сенату и рыцарскому сословію. Арбитры наконецъ удалились. Маршалъ сеймовый открылъ засѣданіе, Забѣлло, посолъ волковыскій, предлагаетъ цѣлованіемъ руки выразить королю общую благодарность за его вчерашнюю рѣчь въ пользу цѣлости Рѣчи Посполитой. Послѣдовало допущеніе всѣхъ пословъ къ рукѣ его величества; церемонія эта отняла, конечно, не мало времени. Затѣмъ приступили къ обсужденію русской и прусской ноты. Нѣкоторые послы развиваютъ мысль короля, то-есть совѣтуютъ воспротивиться раздѣлу и обратиться къ великодушію русской императрицы. Епископъ Ко.ссаковскій заявляетъ свое всегдашнее мнѣніе что спасеніе отечества онъ видитъ только въ тѣсномъ союзѣ съ Петербургскимъ дворомъ, а если въ книгѣ судебъ предназначено Польшѣ быть исключенною изъ списка государствъ, то безполезнымъ усиліямъ онъ предпочитаетъ мужественное перенесеніе несчастія. Голынскій, черниговскій посолъ, изъявляетъ опасеніе чтобы настоящій сеймъ не уподобился сейму 1775 года, на которомъ утвержденъ первый раздѣлъ съ завѣреніемъ что втораго никогда не будетъ. Янковскій, сендомірскій посолъ, подаетъ проектъ такого отвѣта на ноты двухъ посланниковъ, въ которомъ говорится объ отправленіи уполномоченныхъ ко дворамъ Петербургскому, Берлинскому и Вѣнскому, съ тѣмъ чтобы при первыхъ двухъ просить о выводѣ войскъ изъ польскихъ провинцій, а при третьемъ ходатайствовать о помощи на основаніи трактатовъ гарантированныхъ всѣми тремя дворами. Галензовскій, люблинскій, предлагаетъ подобный же проектъ, съ прибавленіемъ чтобы деклараціи обѣихъ державъ и отвѣтъ на нихъ генеральной конфедераціи были сообщены присутствовавшимъ въ Польшѣ иностраннымъ посламъ. Все собраніе выражаетъ согласіе съ его предложеніемъ. Но посреди этихъ проектовъ, и конечно для того чтобъ отвлечь отъ нихъ вниманіе, Теофилъ Залускій напоминаетъ что вмѣстѣ съ внѣшними дѣлами надобно обратить вниманіе и на внутреннія. Какъ лицо которому конфедерація поручила финансовую часть, онъ доноситъ сейму о бѣдственномъ состояніи государственной казны; послѣ занятія провинцій сосѣдями доходы такъ уменьшились что войско не получаетъ жалованья; другіе необходимые расходы также пріостановлены; поэтому онъ проситъ прежде всего заняться согласованіемъ расходовъ съ приходами. Карскій отвѣчаетъ на это что не допуститъ никакихъ другихъ предметовъ на обсужденіе, пока ноты не сообщены иностраннымъ министрамъ, что «надобно умереть или спасти отечество, и если нужно погибнуть, то лучше погибнуть съ честью, а не со срамомъ».
Въ субботу Тышкевичъ представилъ копію съ присяги сеймоваго маршала, снабженную всѣми формальностями, и на основаніи ея попросилъ арбитровъ удалиться, что и было исполнено. Приступили къ чтенію отвѣтовъ которые канцлеръ отъ имени сейма долженъ былъ сообщить посламъ русскому и прусскому. Первый отвѣтъ составленъ былъ въ общихъ, неясныхъ выраженіяхъ, въ напоминаніи трактатовъ, въ обращеніяхъ къ справедливости и великодушію Русской императрицы, и оканчивался просьбой въ точности опредѣлить цѣль требуемой делегаціи. Въ отвѣтѣ Бухгольцу прямо говорилось что сеймъ не видитъ никакого повода къ занятію польскихъ провинцій прусскими войсками и ожидаетъ что послѣднія наконецъ очистятъ край. Въ понедѣльникъ 13го (24го) іюня была прочитана отвѣтная нота обоихъ посланниковъ. Они снова требовали немедленнаго назначенія делегаціи, снабженной достаточными полномочіями. Начались оживленныя пренія. Одни послы хотятъ умолять Екатерину о великодушіи; другіе возбуждаютъ надежду на иностранныя державы, которыя не позволятъ нарушить равновѣсіе въ пользу двухъ дворовъ. Въ порывѣ краснорѣчія, лидскій посолъ Александровичъ восклицаетъ: "Государь! веди насъ, и мы за тобой послѣдуемъ.* Въ отвѣтъ на это воззваніе, король обѣщаетъ сопротивляться всякому отчужденію провинцій, и приглашаетъ сословія вооружиться мужествомъ. Нѣкоторые поддерживаютъ проектъ Янковскаго и надежду на помощь Вѣнскаго двора. Но многіе другіе, особенно Анквичъ, противятся этому проекту. Бѣлинскій не допускаетъ его на голоса, и пытается склонить сеймъ къ назначенію делегаціи. Черезъ день послѣ того проектъ Янковскаго, однако, подвергся голосованію и получилъ большинство. Такимъ образомъ рѣшено обратиться къ иностраннымъ державамъ, преимущественно къ Англіи и Австріи, съ просьбой о вмѣшательствѣ въ пользу возвращенія провинцій занятыхъ русскими и прусскими войсками.
На засѣданіяхъ 25го и 26го іюня (нов. ст.) было произнесено много рѣчей за и противъ делегаціи. Епископъ Коссаковскій, чтобы помирить обѣ стороны, предложилъ среднюю мѣру: вмѣсто одной делегаціи назначить двѣ, такъ чтобы первая договаривалась съ русскимъ посланникомъ, а вторая съ прусскимъ; но ни той, ни другой не давать полномочія для заключенія трактата. Сеймовый маршалъ пригласилъ палату обратить особое вниманіе на это предложеніе, и 26го числа подвергъ его голосованію. Но вопросъ онъ поставилъ такимъ образомъ: Нужно ли делегацію снабдить инструкціями для договора съ Россіей и Пруссіей, или только съ одною первою? Король подалъ свое мнѣніе въ пользу послѣдняго рѣшенія, и когда собрали голоса, то оно получило 107 противъ 24. Но пока не были опредѣлены ни число делегатовъ, ни снабженіе ихъ полномочіями.
Неожиданное сопротивленіе встрѣченное союзными кабинетами со стороны короля и его торжественныя заявленія что онъ не отступитъ отъ главнаго условія на которомъ присоединился къ Тарговицкой конфедераціи, не замедлили возбудить общее вниманіе въ дипломатическомъ мірѣ. Но едва ли кто вѣрилъ въ серіозность подобныхъ заявленій. Всѣмъ уже такъ хорошо были извѣстны его безхарактерность и привычка играть комедію. Тотчасъ заподозрили что поведеніе его обусловливается внушеніями иностранной державы, и не трудно было догадаться что этою державой была Австрія, которая не могла равнодушно смотрѣть на увеличеніе Пруссіи. Въ своихъ депешахъ Сиверсъ не разъ указываетъ на частыя свиданія короля съ австрійскимъ повѣреннымъ Декаше. У короля даже завелись деньги, — замѣчено въ письмѣ къ Зубову отъ 13 (24) іюня, — и онъ не торопитъ болѣе вопросомъ о своихъ долгахъ, съ которымъ прежде ни одного дня не давалъ ему покою.
Вообще Сиверсъ, послѣ не разъ высказанныхъ надеждъ что дѣло такъ хорошо подготовленное будетъ скоро окончено, очутился въ положеніи весьма непріятномъ и затруднительномъ. «Эти дни, говоритъ онъ въ письмѣ къ дочери, была отвратительная погода; прибавь къ тому обѣды, дѣла, ложь, интриги, коварство — если все это продлится, то я потеряю всякое терпѣніе.» «Сеймъ заставляетъ меня много работать. Я уже не сплю послѣ обѣда. Ко мнѣ ежедневно приходятъ восемь лицъ съ извѣстіями о томъ что происходило на сеймѣ и для того чтобъ условиться о ходѣ слѣдующаго засѣданія. Не бойся, моя милая, чтобъ я пожелалъ остаться посреди этого легкомысленнаго народа. Они четыре дня кружили около мелочныхъ формальностей и только на пятый, испуганные моею нотой, заговорили о раздѣлѣ.»
При всѣхъ своихъ затрудненіяхъ, русскій посланникъ все еще не получалъ болѣе опредѣленныхъ и точныхъ инструкцій. Къ довершенію непріятностей, самые усердные его помощники, графы Рачинокій и Мошинскій, уѣхали на время въ Варшаву, гдѣ несостоятельность банкировъ грозила разстройствомъ ихъ собственныхъ дѣлъ. Не мало заботъ причиняли ему также предложенія литовскихъ вождей. Епископъ Коссаковскій продолжалъ увѣрять его что вся Литва и даже часть Польши готовы совсѣмъ присоединиться къ Россіи, разумѣется съ условіемъ чтобъ имъ сохранены были ихъ старыя привилегіи, то-есть привилегіи польской шляхты и католическаго духовенства. Партія Коссаковскихъ начинала даже слишкомъ рѣзко выставлять на сеймѣ свою приверженность къ Россіи. Тѣмъ непріятнѣе становилось положеніе прусскаго посланника въ виду горячихъ декламацій противъ Пруссіи. Послѣ засѣданія 15го (26го) мая, въ которомъ только 24 голоса оказалось противъ договора съ одною Россіей, Бухгольцъ вышелъ изъ себя и началъ выражать подозрѣніе что въ этомъ рѣшеніи участвовало тайное вліяніе русскаго посланника. А между тѣмъ Яковъ Ееимовичъ доноситъ, что еслибъ онъ дозволилъ, то будто и остальные 24 голоса соединились бы съ большинствомъ, то-есть произошло бы единогласіе. Онъ по возможности старался успокоить своего прусскаго товарища, и обѣщалъ въ слѣдующемъ засѣданіи снова подать общую ноту.
Какимъ образомъ составлялись въ русскомъ посольствѣ отчеты о сеймовыхъ засѣданіяхъ, показываютъ слѣдующія слова изъ депеши Сиверса вице-канцлеру отъ 13го (24го) іюня: «Посылаю вамъ журналы шести первыхъ засѣданій, редактированные Оберомъ по донесеніямъ многихъ лицъ, которыя не знаютъ другъ друга.» Эти лица были, конечно, подкупленные сеймовые послы. Затѣмъ посланникъ прибавляетъ: «Вы видите что умы волнуются, и я предпочелъ бы лучше дать имъ время чѣмъ употреблять еще большее насиліе. Сегодня будутъ обсуждать мою и Бухгольцову реплику, назначатъ делегацію, и поручатъ къ завтрашнему дню приготовить проектъ инструкцій и полномочій. Завтра все это опять приговорятъ ad deliberandum (то-есть къ обсужденію), а послѣ завтра рѣшатъ. По всей вѣроятности 28го числа (hob. ст.) делегація начнетъ свои дѣйствія.» Мы уже видѣли что эти разчеты, составленные въ тѣсномъ кружкѣ польскихъ совѣтниковъ, на дѣлѣ не оправдались: 26го числа сеймъ хотя и рѣшилъ вопросъ о начатіи переговоровъ съ Россіей, но при этомъ не снабдилъ делегацію никакими полномочіями. Увидимъ далѣе, что русскій посланникъ, разъ вступивъ на путь принудительныхъ мѣръ, долженъ будетъ все болѣе и болѣе удаляться отъ умѣреннаго тона и отъ своихъ мягкихъ пріемовъ.
Прежде нежели послѣдуемъ за его дальнѣйшею борьбой съ сеймовою оппозиціей, приведемъ еще одинъ эпизодъ изъ первыхъ дней того же сейма. Огинскій разказываетъ въ своихъ мемуарахъ что онъ хотѣлъ внести на обсужденіе палаты какой-то патріотическій проектъ относительно новой организаціи правительства. Этотъ проектъ онъ вручилъ сеймовому секретарю, въ надеждѣ что, по обычаю, его напечатаютъ и раздадутъ всѣмъ членамъ, а по прошествіи трехъ дней прочтутъ въ полномъ засѣданіи и подвергнутъ обсужденію. Но черезъ два дня, въ часъ пополуночи, нашъ подскарбій получаетъ отъ русскаго посланника записку слѣдующаго содержанія:
«Графъ, я сейчасъ узналъ, что вы рѣшались предложитъ сейму проектъ, о которомъ хвѣ ничего не было извѣстно, и который никакой другой дѣли не можетъ имѣть какъ только помѣшать обсужденію болѣе важныхъ предметовъ. Объявляю вашему сіятельству: если вы не сообщите немедленно сеймовому маршалу о томъ что берете назадъ вашъ проектъ, то я черезъ часъ велю наложить запрещеніе на ваши имѣнія.»
Гродно 19 іюля 1793.
Огинскій въ ту же минуту увѣдомилъ Бѣлинскаго объ этой запискѣ, и прибавилъ, что онъ не можетъ взять назадъ проекта, но что сеймовый маршалъ пусть поступитъ съ нимъ такъ, какъ предписываютъ ему его обязанности (то-есть пусть отложитъ его въ сторону). На слѣдующее утро литовскій подскарбій явился къ Сиверсу и, не говоря ни слова о полученной ночью запискѣ, попросилъ позволенія удалиться на нѣкоторое время въ свои помѣстья, близь Варшавы, такъ какъ здоровье его нуждалось въ особыхъ попеченіяхъ. Посланникъ не затруднился исполнить его просьбу, и только взялъ съ него обѣщаніе воротиться въ Гродно, какъ скоро здоровье ему это позволитъ. Огинскій немедленно уѣхалъ, конечно, весьма довольный возможностью хотя на время выйти изъ своей неловкой роди польскаго патріота и въ то же время слуги русскаго правительства.[19] Впрочемъ онъ недолго пользовался этою возможностью, и вскорѣ, по требованію посланника, снова явился на сеймъ.
- ↑ См. манифестъ 27го марта 1798 года о присоединеніи польскихъ областей къ Россіи. П. С. З., № 17.108; потомъ указъ сенату 23го апрѣля объ учрежденіи трехъ новыхъ губерній: Минской, Изяславской и Брацлавской, № 17.112, и указъ синоду 13го апрѣля объ учрежденіи православной епархіи во вновь пріобрѣтенныхъ областяхъ, № 17.113. Манифестъ 27го карта начинается указаніемъ на долгія, безплодныя старанія императрицы сохранить во владѣніяхъ Рѣчи Посполитой тишину и вольности, въ особенности на ея соболѣзнованіе о притѣсненіяхъ которымъ подвергаются земли и города населенные жителями намъ единоплеменными и единовѣрными. Сверхъ того, Поляки вошли въ сношенія съ безбожными французскими бунтовщиками и хотятъ имъ подражать. Въ силу стихъ причинъ ея императорское величество, чтобы вознаградить себя за многіе убытки и предохранить безопасность Россійской имперіи, а равно и самихъ польскихъ областей, соизволяетъ на вѣчныя времена присоединить къ своей державѣ земли заключающіяся въ нижеописанной чертѣ (слѣдуетъ обозначеніе новой границы). Всѣмъ жителямъ подтверждаются полная свобода ихъ вѣроисповѣданія и безопасное владѣніе ихъ имуществомъ. Всѣ и каждый, начиная съ внятнѣйшаго дворянства, должны привести присягу въ вѣрности. Если кто, владѣющій недвижимымъ имѣніемъ, не захочетъ присягать, тому дозволяется продать свое имѣніе и выѣхать заграницу въ трехмѣсячный срокъ. Еврейскія общества оставляются при всѣхъ тѣхъ свободахъ, которыми пользуются.
- ↑ Ferrand. III. 344. D’Angeberg, 306. Korresp. Krajowy y nicznу, 581.
- ↑ Огинскій разказываетъ иначе: по его словамъ, Валевскій въ это засѣданіе положилъ свой маршальскій Жезлъ и покинулъ залу, торжественно протестуя противъ всякаго плана который грозитъ независимости и цѣлости Польши (2я кн., 4л гл.). Блумъ повторяетъ то же съ приведеніемъ патетической рѣчи Валевскаго (III, 191). Мы держимся донесеній Сиверса.
- ↑ Еще въ февралѣ Ржевускій отправилъ письмо въ Петербургѣ въ собственныя руки императрицы: онъ возражалъ противъ слуховъ о раздѣлѣ, описывалъ затруднительное положеніе свое и графа Потоцкаго, и высказывалъ недовѣріе чтобы на то была воля ея величества. «Читано съ насмѣшкой и велѣно Зубову скорѣе заготовить отвѣтъ», замѣтилъ въ своихъ запискахъ Храповицкій.
- ↑ Korresp. Krajowy у Zagraniczny, 705.
- ↑ Вотъ списокъ членовъ, представленный Сиверсомъ. Старые: епископы плоцкій Шембекъ и Жмудскій Гелройцъ, каштеляны Зибертъ, Вернадскій, Липокій, Шидловскій, Повелъ, Соболевскій, старосты Осняловскій, Шидловскій, пинскій хорунжій Курженецкій, шамбелянъ Янковскій, Дзерибицкій, полковникъ Конарскій, подкоморій ленчицкій Стоковскій, генералъ-майоръ Валевскій и вольный литовскій писарь Гелгудъ. Вновь назначенные: воевода виленсхій князь Михаилъ Радивилъ, коронный подскарбій Еоссовскій, коронный секретарь Грановскій, хорунжій кременецкій Свѣтославскій, Модзелевскій, Храповицкій, генералъ-поручикъ Забѣлло, подкоморій Юндзилъ, староста мерецкій Іозефовичъ, Швейковскій, Мануцци, Ксаверій Валевскій, эксъ-каштелянъ Теофилъ Залускій, эксъ-подстолій Валицкій, шамбелянъ Влодекъ. Маршаломъ совѣта назначенъ Анквичъ, а секретаремъ Тенгоборскій.
- ↑ Korreep. Krajowy y Zagraniczny, 746.
- ↑ Движеніе это кончилось, разумѣется, пустыми результатами. Бригада Сухоржевскаго была обезоружена въ Молдавіи, и солдаты принуждены были наниматься въ работы у крестьянъ для своего пропитанія; многіе изъ нихъ воротились потомъ назадъ съ просьбою принять ихъ въ русское подданство. А часть бригады Лазинскаго, увлеченная примѣромъ Сухоржевскаго, по приказу своего командира воротилась на прежнія квартиры (Korresp. Krajow, y Zagr. 872).
- ↑ Korrespondent Krajow. у Zagran. 951. Крохѣ этого офиціальнаго описанія, мы находимъ еще нѣсколько чертъ относящихся къ тому же сеймику въ мемуарахъ Каетана Кожмяна. По его словамъ, лучшіе обыватели и урядники воеводства старались уклониться отъ присутствія на выборахъ. За отсутствіемъ воеводы, подкохорія и хоруяжаго, очередь открыть сеймикъ пала на его отца, земскаго судью Андрея Кожмяна. Послѣдній также хотѣлъ устранить себя и послалъ сына къ Міончинскому съ объясненіями о своей болѣзни. Но конфедерацій маршалъ, несмотря на старое знакомство съ Кожмянохъ, не принялъ никакихъ объясненій, и отвѣтилъ что судья непремѣнно долженъ пріѣхать, иначе онъ навлечетъ на себя преслѣдованіе; впрочемъ, предложилъ попытать счастія у генерала Милашевича. На квартирѣ генерала Кожмянъ-сынь нашелъ нѣсколькихъ совѣтниковъ конфедераціи и другихъ обывателей, предлагавшихъ себя кандидатами въ сеймовые послы и слѣдовательно весьма заинтересованныхъ въ благополучномъ отбытіи сеймика. Когда они узнали о цѣли его пріѣзда, то въ одинъ голосъ закричали: «Нѣтъ, его болѣзнь притворная!» и спѣшили предупредить о томъ генерала. Милашевичъ зналъ лично Кожмяна, и былъ человѣкъ мягкій, привѣтливый. Онъ выразилъ ему свое сожалѣніе; но объявилъ что почти ничего не можетъ сдѣлать для его отца, имѣя строгіе приказы отъ своего главнокомандующаго (то-есть Игельштрома), и что, побуждаемый Міончинскимъ и совѣтниками конфедераціи, онъ принужденъ послать эскадронъ драгунъ на экзекуцію въ имѣніе земскаго судьи. Мемуары прибавляютъ что генералъ предложилъ молодому человѣку поспѣшить поскорѣе къ отцу и предупредить чтобы тотъ скрылся на время изъ своего имѣнія. Причемъ Милашевичъ выразилъ крайнее негодованіе противъ Тарговичанъ и будто бы оказалъ: «во мнѣ течетъ польская кровь, и мнѣ больно видѣть столько ослѣпленія и подлости.» Земскій судья, впрочемъ, не воспользовался снисходительностію генерала.
- ↑ Рукописный документъ изъ библіотеки Красинскихъ въ Варшавѣ.
- ↑ Блумъ, III. 248: „nur kein Paper (?), noch ein Potemkin, oder ein Kachowski.“ Мы думаемъ что имя неразобранное Блумомъ и отмѣченное имъ знакомъ вопроса, есть Пассекъ, извѣстный генералъ-губернаторъ бѣлорусскій.
- ↑ И въ этомъ письмѣ есть та же прибавка о зятѣ, показывающая (вопреки увѣреніямъ Блума) что Сиверсъ не былъ чуждъ заискиваній у Зубова въ пользу свою и своихъ родственниковъ. "Для моего зятя соблаговолите какое-нибудь губернаторское мѣсто на югѣ; онъ не пойдетъ ни на сѣверъ, ни въ глубь; я ручаюсь вамъ за его достоинства. (Архивъ мин. иностр. дѣлъ.)
- ↑ Наши соображеніе въ этомъ случаѣ подтверждаются слѣдующими данными. Въ послѣдствіи Сиверсъ самъ сознавался что онъ сдѣлалъ ошибку, уступивъ внушеніямъ Коссаковскихъ и позволивъ конфедераціи такъ долго существовать рядомъ съ сеймомъ (Blum, 434). По поводу бурныхъ сценъ возникшихъ при открытіи сейма, Сиверсъ въ письмѣ къ императрицѣ прямо говоритъ что Коссаковскіе напередъ предвидѣли возможный разрывъ сейма и новое оживленіе конфедераціи (Blum, 276). Можетъ быть и самая оппозиція, заявившая себя при началѣ сейма, во обошлась безъ тайнаго участія епископа, желавшаго нагляднымъ образомъ показать что конфедерація еще можетъ понадобиться.
- ↑ Адама Поповскій, великій коронный подскарбій и маршалъ на сеймѣ 1775—1775 гг., на которомъ утвержденъ былъ первый раздѣлъ Польши. Четырехлѣтній сеймъ арестовалъ его, подвергъ суду и лишилъ всѣхъ его достоинствъ.
- ↑ Объ одномъ изъ приведенныхъ лицъ, именно о Міончинскомъ, кромѣ мемуаровъ Кожмяна, мы находимъ еще слѣдующія подробности въ запискахъ Михаловскаго (п. 16): "Въ картахъ онъ былъ геніальнымъ шулеромъ; а что удивительно и даже неправдоподобно, каждому, кто садился съ нимъ, напередъ говорилъ что обыграетъ его, но тѣмъ никого отъ игры не останавливалъ. " Епископъ виленскій, князь Масальскій, также любившій веселую жизнь и карты, однажды обыгранный Міончинскимъ, далъ слово никогда съ нимъ болѣе не играть. Года чрезъ два послѣ того, епископъ, во время своего путешествія въ Римъ, остановился въ Венеціи, и въ одной кофейнѣ былъ увлеченъ въ игру какимъ-то Армяниномъ, который металъ банкъ фараона. Проигравъ тысячъ сто злотыхъ, епископъ, печальный, собирался уйти, какъ вдругъ мнимый Армянинъ сдернулъ съ себя парикъ и бороду, и явившійся на мѣсто его Міончинскій оказалъ: "А вотъ ваша княжеская милость не сдержали своего слова! "Онъ часто занималъ деньги у пріятелей и никогда не платилъ долговъ; но за то еще чаще раздавалъ ихъ, и никогда не спрашивалъ обратно. Онъ выигралъ огромныя суммы въ Польшѣ и на границей; а подъ конецъ жизни существовалъ только небольшою русскою пенсіей (Male paria idzie do czar ta, замѣчаетъ Михаловскій). Этотъ глубоко попорченный, но даровитый человѣкъ, во всю свою жизнь не прочелъ ни одной книжки; но такъ умѣлъ занятъ своею бесѣдой и такъ остроумно спорилъ что начитанные люди отступали предъ нимъ на задній планъ. При всей его безнравственности, по замѣчанію тѣхъ же записокъ, не было человѣка который пользовался бы большою популярностью между шляхтой. Такая популярность, конечно, бросаетъ яркій свѣтъ и на самое шляхетское общество того времени.
- ↑ Такую надежду раздѣлялъ съ нимъ и его прусскій товарищъ, но онъ полагалъ нѣсколько болѣе времени. «Я надѣюсь, писалъ онъ Моллендорфу, что въ концѣ іюля или въ началѣ августа все будетъ окончено.» (Hermann. Ergänz. Band., 424.)
- ↑ Вотъ имена сенаторовъ, которыхъ мы встрѣчаемъ на Гродненскомъ сеймѣ: трое Коссаковскихъ, Судковскій, Платеръ, Тышкевичъ, Огинскій, Дзѣковскій, Мнишекъ, Суходольскій, Лазоцкій, Ледуховскій и Оборскій.
- ↑ Сенаторы: Суходольскій, Лазоцкій и Ледуховскій. Послы: отъ Литвы Козаковскій и Годачевскій, отъ Малой Польши Анквичъ и Міончняокій, отъ Великой — Клицкій и Древновскій.
- ↑ Приведенный случай представляетъ одинъ изъ примѣровъ неточностей и невѣрностей которыми изобилуютъ мемуары Огинскаго. По его разказу, онъ 17го числа, въ день открытія сейма, держалъ рѣчь о необходимости реформъ и тутъ же подалъ свой проектъ сеймовому секретарю. А извѣстно что 17е число прошло въ спорахъ о формѣ присяги сеймоваго маршала, секретарь еще не былъ назначенъ, и палаты еще не соединялись. Подскарбій со своимъ проектомъ не могъ выступить ранѣе 19го числа. Но во всѣ эти дни мы совсѣмъ не встрѣчаемъ Огинскаго въ описаніи сеймовыхъ засѣданій (по отчетамъ газеты Korrespondent и по журналамъ Сиверса).