Мольер. Полное собрание сочинений в одном томе. / Пер. с фр. — М.: «Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2009. (Полное собрание в одном томе).
Перевод Н. Минского
Графиня д’Эскарбанья.
Граф — сын графини д’Эскарбанья.
Виконт — возлюбленный Юлии.
Юлия — возлюбленная виконта.
Тибодье — советник, возлюбленный графини.
Гарпен — сборщик податей, другой возлюбленный графини.
Бобине — наставник графа.
Андре — служанка графини.
Жанно — лакей Тибодье.
Крике — лакей графини.
Виконт. Неожиданность какая! Вы уже здесь?
Юлия. Да. Вам должно быть стыдно, Клеант! Чувство чести не очень-то позволяет возлюбленному являться на свидание последним… Виконт. Я был бы здесь уже час тому назад, если бы на свете не водились докучные люди… По дороге я был остановлен одним старым светским болтуном, справлявшимся у меня о придворных новостях, чтобы, пользуясь случаем, сообщить мне самые необычайные вести, какие только можно себе представить! Вы знаете, каким бичом являются в маленьких городах эти великие вестовщики, вечно ищущие случая распространять собранные ими повсюду россказни. Этот господин прежде всего показал мне два листа бумаги, исписанные до полей кучей вздора, который, по его словам, получен им из самого верного источника. Затем в качестве любопытнейшего материала он под великим секретом угостил меня утомительным чтением всех злых шуток голландской газеты, взгляды которой он разделяет. Он уверял, что Франция разбита в пух и прах пером этого писаки и что остроумия достаточно, для того чтобы расстроить все наши войска… Тут он зарылся с головой в рассуждения о министерстве, которого все недостатки ему известны, и я боялся, что он никогда не кончит… Поверить ему, так все тайные дела кабинета ему больше открыты, чем тем, кто их совершает! Вся политика государства видна ему насквозь… Она не может сделать шага, без того чтобы он не проник во все ее намерения… Он обнажает перед нами все тайные пружины событий, раскрывает дальнозоркие виды наших соседей — словом, раскладывает и перебирает, по своей фантазии, все дела Европы. Впрочем, глубокомыслие его простирается и на Азию и на Африку, и он осведомлен обо всем, что творится в верховном совете пресвитера Иоанна и Великого Могола…
Юлия. Вы украшаете свое извинение как только можете, для того чтобы сделать его приятным и чтобы легче было принять его…
Виконт. Я сообщаю вам, прекрасная Юлия, истинную причину моего опоздания… Если бы я хотел привести извинения любезного свойства, я бы сказал вам, что свидание, назначенное вами, оправдывает мою неаккуратность, за которую вы меня упрекаете; что, заставляя меня притворяться возлюбленным хозяйки этого дома, вы этим самим внушили мне страх явиться сюда первым; что, согласившись на это притворство с единственной целью доставить вам удовольствие, я вправе желать, чтобы мне приходилось притворяться лишь на глазах той, кого я этим развлекаю; что я избегаю оставаться наедине с этой смешной графиней, которую вы мне навязали, — словом, что, являясь сюда только ради вас, я имею все основания ждать того, чтобы вы здесь были первая…
Юлия. Нам всем известно, что у вас всегда довольно ума, чтобы раскрасить в яркие цвета всякий свой промах… Однако, если бы вы пришли получасом раньше, мы воспользовались бы всеми этими минутами, так как, придя сюда, я узнала, что графиня недавно вышла из дома. Я не сомневаюсь, что она пошла хвастать по городу комедией, которую вы устраиваете для меня, притворясь, что делаете это для нее…
Виконт. Но, говоря серьезно, когда же, сударыня, вы положите конец этому насилию и позволите мне не платить дорогой ценой за счастье видеть вас?..
Юлия. Когда наши родные придут к соглашению, на что я и надеяться не смею… Вы знаете так же хорошо, как я, что распря, существующая между нашими семьями, не позволяет нам видеться в другом месте и что мои братья, равно как ваш отец, настолько неблагоразумны, что не могут примириться с мыслью о нашем союзе…
Виконт. Но почему не делать нам лучшее употребление из свиданий, которые мы крадем у их вражды?.. Зачем заставлять меня терять на глупое притворство драгоценные минуты, которые я провожу подле вас?..
Юлия. Затем, чтобы вернее скрыть нашу любовь, к тому же, если сказать вам всю правду, это притворство, о котором вы говорите, доставляет мне приятное зрелище, и я не уверена, окажется ли более забавным другое зрелище, которое вы нам сегодня готовите… Наша графиня д’Эскарбанья, с ее вечным старанием казаться светской женщиной, могла бы быть живьем перенесена на подмостки. Ее маленькое путешествие из Ангулема в Париж придало ей совершенство, которого она прежде была лишена. Близость к атмосфере придворной жизни обогатила ее комизм новыми деталями, и глупость ее с каждым днем распускается все более пышным цветом…
Виконт. Да, но вы забываете, что эта игра, забавляющая вас, терзает мое сердце и что трудно бывает долго притворяться влюбленным, когда душа охвачена такою могучей, истинной страстью, какую я питаю к вам! С вашей стороны, прекрасная Юлия, жестоко требовать, чтобы я тратил на забаву время, которое мог бы употребить на то, чтобы объяснить вам всю пылкость моей любви! Еще сегодня ночью я сочинил на эту тему несколько стихов и не могу удержаться, чтобы не прочесть их вам, даже без вашей о том просьбы, ибо порок, неразлучный со званием поэта, это зуд читать вслух свои произведения…
Ты слишком долго длишь, Ирида, казнь мою…
Вы видите, что имя Ирида поставлено вместо Юлии…
Ты слишком долго длишь, Ирида, казнь мою!..
Твоих желаний раб, в душе на них пеняю
За то, что должен я молчать, когда люблю,
И про любовь твердить, когда любви не знаю…
Ужели зрелищем своих притворных мук
Я веселю твой взор, столь искренно любимый?..
Доныне я страдал, лишь красотой томимый,
Для прихоти твоей страдать твой должен друг!..
Нет, не по силам мне мучение двойное!
Молчанье жгучее, признанье ледяное
Огнем и холодом равно терзают грудь…
Любовь царит в душе, и ложь властна над нею.
И если не спасешь меня ты как-нибудь,
От правды я сгорю, от лжи окоченею!..
Юлия. Вам, я вижу, приятно делать вид, что с вами обращаются хуже, чем это на самом деле… Но такова вольность господ поэтов, заставляющая их лгать с веселым сердцем и приписывать своим возлюбленным жестокость, которой у них нет, — и все это затем, чтобы ярче выразить пришедшую им в голову мысль… Однако я буду рада, если вы спишете для меня эти стихи…
Виконт. Довольно того, что я читал их вам, — на этом я остановлюсь… Простительно иногда быть настолько безумным, чтобы сочинять стихи, но непростительно желать, чтобы их все знали!
Юлия. Напрасно вы прячетесь за ложной скромностью! В свете знают о ваших талантах, и я не вижу причины, почему бы вам скрывать свои стихи…
Виконт. О боже! Об этом, сударыня, следует говорить с большой оглядкой! Небезопасно прослыть в свете талантливым человеком… В этом кроется тень чего-то смешного, и у нас есть друзья, пример которых должен сделать нас осторожными…
Юлия. О боже! Говорите, Клеант, что хотите, но при всем том я отлично вижу, что вы умираете от желания дать мне свои стихи, и я бы вас огорчила, если бы сделала вид, что не интересуюсь ими…
Виконт. Я, сударыня?.. Вы смеетесь надо мною! Я далеко не настолько поэт, как вы думаете, чтобы… Но вот идет ваша графиня д’Эскарбанья… Я выйду из тех дверей, чтобы не встретиться с нею… Спешу собрать свою труппу для представления, которое я вам обещал…
Графиня. Ах боже мой! Вы совсем одна! Какая досада! Совсем одна!.. Мне кажется, прислуга сказала, что здесь был виконт…
Юлия. Правда, он сюда приходил. Но ему достаточно было узнать, что вас здесь нет, чтобы немедленно уйти…
Графиня. Как?! Он вас видел?..
Юлия. Да.
Графиня. И он не говорил с вами?..
Юлия. Нет, сударыня. Он этим хотел засвидетельствовать, что весь во власти ваших прелестей…
Графиня. Право, я пожурю его за такой поступок! Как бы ни сильна была его любовь ко мне, я требую, чтобы любящие меня воздавали должное нашему полу вообще… Я не принадлежу к тем несправедливым женщинам, которые злорадствуют, когда их возлюбленные бывают невежливы с другими красавицами…
Юлия. Его поведение, сударыня, не должно удивлять вас: любовь, которую вы ему внушили, проявляется во всех его поступках, и глаза его раскрыты только для вас…
Графиня. Я верю, что в состоянии внушить к себе такую сильную страсть… Для этого, слава богу, у меня довольно красоты, молодости и светскости! Но чувство, внушаемое мною, не должно служить помехой к тому, чтобы соблюдать вежливость и любезность с другими… (Заметив Крике.) Что вы тут делаете, лакей?.. Разве вы не можете ждать в передней, пока вас не позовут?.. Странно, что нельзя иметь в провинции лакея, который знал бы обращение с господами! Кому я говорю это?!. Не угодно ли вам убраться вон, бездельник?!.
Графиня (Андре). Девушка, приблизьтесь!
Андре. Что угодно, сударыня?
Графиня. Помогите мне снять чепчик… Осторожнее, дубина! Вы мне теребите голову своими тяжелыми ручищами!
Андре. Я делаю легонько, как только умею, сударыня…
Графиня. Да, но то, что для вас легонько, для меня тяжеленько, и вы растрепали мне прическу! Возьмите еще мою муфту… Не бросайте куда попало, а отнесите в мой гардероб! Что такое? Куда она идет?!. Что она, простофиля, собирается делать?!.
Андре. Я хочу, сударыня, отнести это, как вы велели, в гардеробную…
Графиня. Ах боже мой, невежда! (Юлии.) Прошу прощения, сударыня! (Андре.) Я велела вам, дура, отнести это в мой гардероб, то есть туда, где находятся мои платья…
Андре. Разве при дворе шкап называется гардеробом?..
Графиня. Да, безмозглая дура, так называют место, где хранят платье!
Андре. Буду помнить, сударыня, как и то, что чердак называется кладовой для мебели…
Графиня. Какая мука учить этих животных уму-разуму!..
Юлия. Они мне кажутся счастливыми, попав под ваше начало…
Графиня. Это дочь моей кормилицы, которую я взяла в горничные, хотя она еще ничего не умеет…
Юлия. Это признак высокой души, сударыня! Честь и слава тому, кто создает таким образом людей!..
Графиня. Эй, стулья! Ола!.. Лакей! лакей! лакей!.. Поистине мучительно не иметь лакея, кто бы поставил стулья! Девушки! лакей! лакей!.. Девушки, кто-нибудь!.. Боюсь, что все мои люди умерли и мы вынуждены будем сами пододвинуть себе стулья!..
Графиня. Юлия и Андре.
Андре. Что угодно, сударыня?..
Графиня. С вами нужно горло драть!
Андре. Я запирала вашу муфту и чепец в шка… то бишь в ваш гардероб…
Графиня. Позовите мне этого негодного лакея!..
Андре. Ола! Крике!
Графиня. Оставьте, коровница, своего Крике и позовите лакея!
Андре. Не Крике, а лакей — ступайте к барыне!.. Оглох он, что ли, этот Кри… то бишь, лакей?! Лакей!..
Крике. Что угодно?
Графиня. Где вы пропадали, бездельник?!.
Крике. Был на улице, сударыня.
Графиня. А что вы делали на улице?..
Крике. Вы сами приказали мне убираться вон…
Графиня. Вы дерзки на язык, мой друг! Вам следует знать, что на языке светских людей убираться вон значит уйти в переднюю… Андре, позаботьтесь о том, чтобы мой шталмейстер отстегал хлыстом этого дерзкого мальчишку! Он неисправим!..
Андре. Кто такой ваш шталмейстер, сударыня?.. Не кучера ли Шарля вы так называете?..
Графиня. Молчите, дура! Вы не можете раскрыть рот, без того чтоб не сказать дерзости!.. (Крике.) Два стула! (Андре.) А вы зажгите две свечи в моих серебряных подсвечниках… Уже становится темно… Но что с вами? Почему вы смотрите как помешанная?!.
Андре. Сударыня…
Графиня. Ну что «сударыня»? В чем дело?..
Андре. Дело в том…
Графиня. В чем же?
Андре. В том, что у меня нет свечей…
Графиня. Как «нет»?!.
Андре. Да нет никаких, кроме сальных…
Графиня. Дура неотесанная! Куда же девался воск, который я на днях купила?!
Андре. Я его в глаза не видала, с тех пор как поступила сюда…
Графиня. Убирайтесь! Я вас отошлю к вашей родне! Принесите мне стакан воды!
Графиня. Сударыня!
Юлия. Сударыня!
Графиня. Ах! Сударыня!
Юлия. Ах! Сударыня!
Графиня. Ах боже мой! Сударыня!
Юлия. Ах боже мой! Сударыня!
Графиня. О, сударыня!
Юлия. О, сударыня!
Графиня. Э, сударыня!
Юлия. Э, сударыня!
Графиня. Э! Да ну же, сударыня!..
Юлия. Э! Да ну же, сударыня!..
Графиня. Я у себя дома, сударыня… На этот счет не может быть спора… Не принимаете ли меня, сударыня, за провинциалку?.. Юлия. Сохрани меня боже, сударыня!
Графиня (Андре). Ступайте, грубиянка! Я пью с блюдечком! Говорю вам: ступайте, принесите мне блюдечко для питья!..
Андре. Крике, что такое блюдечко?..
Крике. Блюдечко?!
Андре. Да.
Крике. Не знаю.
Графиня (Андре). Вы не двигаетесь с места?!.
Андре. Мы оба, сударыня, не знаем, что это такое за блюдечко…
Графиня. Узнайте же, что так называется тарелка, на которую ставят стакан!..
Графиня. Да здравствует Париж во всем, что касается услужения. Там вас поймут с одного взгляда!
Графиня. Отлично! Так ли я сказала вам, телячья голова? Тарелка должна быть под стаканом.
Андре. Горю легко помочь (разбивает стакан, желая поставить его на тарелку).
Графиня. Ну вот! И бестолковы же вы! Вы мне заплатите за стакан.
Андре. Хорошо, сударыня, я заплачу за него.
Графиня. Нет, посмотрите только на эту дуру, на эту простофилю, на эту дубину…
Андре (уходит). Уж если я плачу за него, я не хочу, чтобы меня бранили.
Графиня. Убирайтесь с глаз моих долой!
Графиня. Поистине, сударыня, странную жизнь ведут в этих маленьких городках. Никто здесь не умеет принимать как следует. Я только что сделала два-три визита, где хозяева хотели привести меня в отчаяние, оказывая мало почтения моему титулу.
Юлия. Где им было научиться искусству жить? Они ведь не ездили в Париж.
Графиня. Они могли бы научиться, если бы слушались знающих дело. Но беда в том, что они думают, будто знают столько же, сколько и я, которая два раза ездила в Париж и была при дворе.
Юлия. Глупые люди!
Графиня. Они невыносимы со своим одинаковым отношением ко всем людям без разбора. Нужно же, наконец, уметь различать вещи. Что меня выводит из себя, так это то, что какой-нибудь двухдневный или двухлетний городской дворянин имеет дерзость утверждать, что он такой же дворянин, как мой покойный супруг, который жил в своем поместье, имел свору гончих и под всеми бумагами подписывался титулом графа.
Юлия. В Париже умеют лучше жить — в тех отелях, о которых вспоминание должно быть так дорого. Например, отель Муги, или Лионский отель, или Голландский. Вот где приятно жить!
Графиня. Да, велика разница между всем этим и нашим городом. Там видишь светских людей, которые, не торгуясь, оказывают вам весь почет, на который вы имеете право. Там, если хотите, можете не вставать со стула. А если вам захочется посмотреть на народ или на балет Психеи, ваше желание будет немедленно исполнено.
Юлия. Я уверена, сударыня, что за свою бытность в Париже вы одержали много побед среди знатного общества.
Графиня. Можете быть уверенной, сударыня, что все, что называется придворными любезниками, обивало мои пороги и пело мне о любви. В моей шкатулке хранятся письма, из которых видно, какие предложения я отвергла. Мне нет надобности называть имена. Всем известно, кто подразумевается под любезниками двора.
Юлия. Удивляюсь, сударыня, каким образом от этих великих имен, о которых я догадываюсь, вы могли спуститься к какому-нибудь советнику Тибодье или сборщику податей Гарпену. Что касается вашего господина виконта, то хотя он виконт из провинции, но все же виконт, который может съездить в Париж, если уже не был там. Но советник и сборщик податей — довольно жалкие кавалеры для такой графини, как вы.
Графиня. В провинции приходится дорожить такими людьми ради интереса, который они представляют. Они годятся на то, чтобы заполнить пустоту в рядах любезников и увеличить собою число вздыхателей. Нельзя, сударыня, допустить, чтобы какой-нибудь вздыхатель остался единым хозяином положения из опасения как бы за отсутствием соперников любовь его не заснула на излишнем доверии.
Юлия. Сознаюсь вам, сударыня, — что слушать вас крайне полезно. Ваш разговор кажется мне школой, в которой я каждый день научаюсь чему-нибудь новому.
Крике (графине). Вас, сударыня, хочет видеть Жанно, слуга господина советника.
Графиня. Ну вот, негодный мальчишка, еще одна из ваших глупостей. Опытный лакей в подобном случае шепнул бы служанке, которая тихо на ухо сказала бы хозяйке дома: сударыня, лакей такого-то господина желает вам сказать сам слово, — на что хозяйка ответила бы: просите его.
Крике. Войдите, Жанно.
Графиня. Еще одна нелепость. (Жанно.) В чем дело, лакей? Что у тебя в руках?
Жанно. Господин советник приветствует вас с добрым днем и посылает вам груши из своего сада вместе с этим письмецом.
Графиня. Это бон кретьены, и хорошие[1]. Андре, отнесите это в буфет.
Графиня (дает Жанно денег). Вот, дитя мое, на чай.
Жанно. О нет, сударыня!
Графиня. Бери, говорю тебе.
Жанно. Барин запретил мне.
Графиня. Это ничего не значит.
Жанно. Простите, сударыня.
Крике. Ну берите, Жанно. Если не хотите сами, то всучите мне.
Графиня. Скажи своему барину, что я благодарю его.
Крике (Жанно, собирающемуся уходить). Отдай же мне.
Жанно. Кто? Нашел дурака!
Крике. Ведь я же уговорил тебя взять.
Жанно. И без тебя догадался бы.
Графиня. Что мне нравится в господине Тибодье, так это то, что он весьма почтителен и умеет обращаться с особами моего ранга.
Виконт. Сударыня, я пришел предупредить вас, что представление вскоре будет готово и что через четверть часа мы можем пройти в зал.
Графиня. Я, во всяком случае, против шумного собрания. (Крике.) Скажите моему швейцару, чтоб он никого не пропускал.
Виконт. В таком случае, сударыня, я вынужден объявить вам, что отказываюсь от комедии. Я в состоянии насладиться ею только при условии, если она будет разыграна перед многочисленным обществом. Поверьте мне, если вы хотите позабавиться, прикажите своим людям пропускать всех желающих.
Графиня. Лакей, стул! (Виконту, занявшему место.) Вы пришли вовремя, для того чтобы принять маленькую жертву, которую я хочу вам принести. Смотрите, вот письмо от господина Тибодье, при котором он послал мне груши. Позволяю вам прочесть его вслух, хотя сама еще его не видела.
Виконт (прочитав письмо про себя). Вот письмо прекрасного стиля, сударыня, заслуживающее того, чтобы его выслушали. «Сударыня, я не мог бы сделать вам подарок, который посылаю, если бы мой сад не приносил мне более плодов, нежели приносит мне моя любовь».
Графиня. Отсюда ясно видно, что между нами ничего не произошло.
Виконт. «Груши не вполне зрелы, но благодаря этому они более гармонируют с жестокостью вашей души, которая в своем вечном пренебрежении ко мне не сулит мне никаких мягких груш. Позвольте мне, сударыня, не входя в подробное исчисление ваших совершенств и прелестей, что привело бы меня к бесконечной прогрессии, заключить это письмо обращением вашего внимания на то, что я такой же добрый христианин, как посылаемые мною груши, ибо плачу добром за зло: чтобы выразиться яснее, сударыня, это значит, что я посылаю вам груши бонкретьены в обмен за пыточные груши[2], которые вы преподносите мне каждый день. Тибодье, ваш недостойный раб». Вот, сударыня, письмо, достойное быть сохраненным.
Графиня. Тут есть, быть может, некоторые слова, которых не одобрила бы академия, но я замечаю в письме известную почтительность, которая мне чрезвычайно нравится.
Юлия. Вы правы, сударыня, и, не в обиду будь сказано господину виконту, я бы влюбилась в человека, который писал бы мне подобные письма.
Графиня. Сюда, господин Тибодье. Войдите без опасения. Ваше письмо было хорошо принято, так же как и ваши груши, и вот эта дама говорит о вас хорошее, противопоставляя вас вашему сопернику.
Тибодье. Я им чрезвычайно обязан, и, если у них когда-нибудь будет процесс в нашем суде, они убедятся, что я никогда не забуду чести, которую они мне оказали, выступив адвокатом моей любви перед вашею красотою.
Юлия. Вы, сударь, не нуждаетесь в адвокате. Ваше дело правое.
Тибодье. Тем не менее, сударыня, правое дело нуждается в доброй поддержке. У меня есть основание опасаться, что я буду превзойден подобным соперником и что графиня будет обойдена титулом виконта.
Виконт. Я еще питал кое-какие надежды до вашего письма. Но оно заставляет меня опасаться за свою любовь.
Тибодье. Вот, сударыня, еще два стишка или куплета, которые я сочинил в вашу честь.
Виконт. Ах, я и не думал, что господин Тибодье — поэт, и теперь я окончательно сражен после этих двух стишков.
Графиня. Он хотел сказать, две строфы. (Крике.) Лакей, подайте стул для господина Тибодье. (Тихо Крике, принесшему кресло.) Складной стул, дурачок! Присядьте, господин Тибодье, и прочтите нам ваши строфы.
Тибодье
Одна придворная и знатная особа
Меня прельстила.
Друг друга восполняем оба:
В ней красота, во мне — желанья сила.
Мы были б счастливы до гроба,
Но гордость душу в ней затмила.
Виконт. После этого я погиб.
Графиня. Первый стих прекрасен. Одна придворная и знатная особа. Юлия. Мне он кажется несколько длинным, но можно разрешить себе вольность, когда хочешь выразить прекрасную мысль.
Графиня (Тибодье). Послушаем теперь другую строфу.
Тибодье
Не знаю, верите ль моей любви иль нет,
Но сердце, знаю, каждое мгновенье
Стремится тесное покинуть помещенье,
Чтоб, к вашему помчась, отнесть любви привет.
А после этого, в мою вы страстность веря,
Графини титулом довольствуйтесь вполне.
И, грозного в себе смиривши зверя,
Отдайтесь кротко мне.
Виконт. Вот и я превзойден господином Тибодье.
Графиня. Не насмехайтесь. Для стихов, сочиненных в провинции, эти стихи весьма недурны.
Виконт. Как? Я, сударыня, насмехаюсь? Несмотря на то что мы соперники, я нахожу эти стихи удивительными и готов назвать их не только двумя строфами, подобно вам, но двумя эпиграммами, ни в чем не уступающими эпиграммам Марциала.
Графиня. Как! Марциал сочиняет стихи? А я думала, что он только делает перчатки.
Тибодье. Это, сударыня, другой Марциал. Это автор, живший тому назад тридцать или сорок лет.
Виконт. Господин Тибодье начитан в литературе, как вы сами видите. Но не угодно ли, сударыня, убедиться, в состоянии ли будет моя музыка, моя комедия и сочиненные мною фигуры балета победить впечатление, которое произвели на вас обе строфы и письмо, прочитанное нами.
Графиня. Я хочу, чтобы мой сын присутствовал при представлении. Сегодня утром он прибыл из моего замка вместе со своим наставником, которого я вижу в соседней комнате.
Графиня. Ола! Господин Бобине! Господин Бобине! Присоединитесь к нам!
Бобине. Обращаюсь с добрым вечером ко всей досточтимой компании. Что прикажет графиня д’Эскарбанья своему старейшему слуге Бобине?
Графиня. В котором часу, господин Бобине, выехали вы из Эскарбаньи с молодым графом, моим сыном?
Бобине. В три четверти девятого, графиня, согласно вашему приказанию.
Графиня. Как поживают двое других моих сыновей, маркиз и командор.
Бобине. Слава богу, графиня, они находятся в вожделенном здравии.
Графиня. Где теперь граф?
Бобине. В вашей просторной комнате с альковом, графиня.
Графиня. Что он там делает?
Бобине. Пишет сочинение на тему, которую я ему задал, о письме Цицерона.
Графиня. Приведите его сюда, господин Бобине.
Бобине. Спешу исполнить ваше приказание, графиня.
Виконт (к графине). У этого Бобине, сударыня, выразительное лицо, и я уверен, что он очень умен.
Бобине. Сюда, граф. Покажите, что вы пользуетесь добрым воспитанием, которое вам дают, сделайте реверанс всей честной компании.
Графиня (указывая на Юлию). Поклонитесь, граф, этой даме. Сделайте реверанс виконту. Приветствуйте господина советника.
Тибодье. Я в восторге, сударыня, оттого что вы мне доставили честь приветствовать графа, вашего сына. Нельзя любить ствол дерева, не любя его ветвей.
Графиня. Ах боже мой! Какое вы употребили сравнение, господин Тибодье!
Юлия. Поистине, сударыня, граф отлично смотрит.
Виконт. Вот молодой дворянин, который произведет хорошее впечатление в свете.
Юлия. Кто бы мог подумать, что у графини такой взрослый сын?
Графиня. Господин Бобине, позаботьтесь по крайней мере о его воспитании.
Бобине. Сударыня, я не пренебрегу ничем, чтобы взлелеять это молодое растение, воспитание которого вы по доброте своей доверили мне и тем оказали мне великую честь. И я постараюсь внедрить в него семена добродетели.
Графиня. Увы! Когда я родила его, я была так молода, что еще играла в куклы.
Юлия. Это скорее ваш брат, чем ваш сын.
Графиня. Господин Бобине, заставьте его сказать что-нибудь занимательное из того, чему вы его учите.
Бобине. Скажите, граф, урок, который вы выучили вчера утром.
Граф
Omne viro soli quo convenit esto virile.
Omne viri…
Графиня. Фи! Каким глупостям вы учите его, господин Бобине!
Бобине. Это, графиня, латынь, первое правило Жана Депотера.
Графиня. Боже мой! Этот Жан Депотер плохо воспитан, и я прошу вас учить его более благопристойной латыни, чем эта.
Бобине. Потерпите, сударыня, чтобы он кончил, из глосы видно будет, что это означает.
Графиня. Нет-нет, оно и так видно слишком ясно.
Крике. Актеры прислали сказать, что они вполне готовы. Графиня. Пойдем, займем места. (Указывая на Юлию.) Господин Тибодье, подайте им руку.
Крике расставляет стулья с одной стороны сцены, графиня, Юлия и виконт садятся, Тибодье
садится у ног графини.
Виконт. Я должен предупредить, что эта комедия была написана только с целью связать вместе разные музыкальные номера и фигуры балета, из которых составлен этот дивертисмент и пр…
Графиня. Боже мой! Увидим, в чем дело. У каждого достаточно ума, чтобы разобраться в этом.
Виконт. Пусть начинают как можно скорее. Смотрите за тем, чтобы никто непрошеный не нарушил нашего дивертисмента.
Скрипки играют увертюру.
Гарпен. Черт возьми! Прекрасное дело! Приятно глядеть на все это.
Графиня. Послушайте, господин сборщик податей! Что вы хотите сказать своим поведением? Разве можно таким образом прервать комедию?
Гарпен. К дьяволу! Я, сударыня, в восторге от этого приключения. Теперь я знаю, что я должен думать о вас, о ваших заверениях в любви, о ваших клятвах верности.
Графиня. Но, право, никто не врывается таким образом среди комедии и не мешает актеру начинать роль.
Гарпен. Ге! Тысячу чертей! Истинная комедия, на которую здесь стоит глядеть, это та, которую вы играете. И если я вам помешал, то мало об этом забочусь. Графиня. Право, вы сами не знаете, что говорите. Гарпен. Нет, черт побери! Отлично знаю. Знаю, черт возьми!
Графиня. Фи! Сударь, как гадко ругаться таким образом.
Гарпен. Что, черт их дери! Если здесь есть что-нибудь гадкое, так это не моя ругань, а ваши поступки. И лучше бы вы ругались как деревенская баба, чем делать то, что вы здесь делаете с виконтом.
Виконт. Не понимаю, на что вы жалуетесь, господин сборщик податей, и если…
Гарпен (виконту). Против вас, сударь, я ничего не могу сказать. Вы ведете свою линию, это естественно. Не вижу в этом ничего странного, и прошу вас извинить меня за то, что я помешал вашей комедии. Но и вы, с вашей стороны, не должны находить ничего странного в том, что я жалуюсь на поведение этой дамы. Мы оба с вами одинаково правы в наших поступках.
Виконт. Ничего не могу вам возразить, потому что не знаю характера упреков, которые вы можете делать графине д’Эскарбанья.
Графиня. Когда кто-нибудь страдает от ревности, он не так выражает свое горе, а кротко приходит к любимой особе и жалуется ей.
Гарпен. Мне — кротко жаловаться!
Графиня. Да. Кто же кричит с театральных подмостков о том, что обыкновенно говорится втихомолку.
Гарпен. Я кричу, я, черт меня дери! Делаю это нарочно. Вот место, которое мне нужно. И я бы хотел говорить перед битком набитым театром, чтобы еще большей огласке предать всю правду о вас.
Графиня. Можно ли поднимать такой шум по поводу комедии, которую виконт хочет разыграть для моего развлечения? Смотрите, господин Тибодье, который меня также любит, относится к этому зрелищу более почтительно, чем вы.
Гарпен. Господин Тибодье относится как ему желательно. Я не знаю, в каких отношениях состоял с вами господин Тибодье, но господин Тибодье мне не указ. Что до меня, то я не намерен платить скрипачам, чтобы другие плясали.
Графиня. Право же, господин сборщик, вы не думаете о том, что говорите. Так не обращаются со светскими женщинами, и, слушая вас, можно подумать, что между нами было что-то особенное.
Гарпен. Черт возьми! Полно, сударыня, зубы заговаривать!
Графиня. Что вы хотите сказать этим «полно зубы заговаривать»?
Гарпен. Я хочу сказать, что не нахожу ничего странного в том, что уступили достоинствам виконта. Вы не первая женщина, которая ведет в свете подобного рода игру, имея подле себя какого-нибудь сборщика податей и непрестанно издеваясь над его страстью и кошельком с первым встречным, кто попадется на глаза. Но позвольте же и мне не быть глупой жертвой неверности, столь излюбленной кокетками наших дней, и заявить вам перед всей честной компанией, что я порываю все сношения с вами и что отныне господин сборщик не будет для вас более господином давальщиком.
Графиня. Удивительно, как сердитые возлюбленные ныне входят в моду. Повсюду только это и видишь. Ну-ну, господин сборщик, укротите свой гнев и присядьте к нам глядеть на комедию.
Гарпен. Мне, черт возьми, садиться к вам! (Указывая на Тибодье.) Ищите ваших дураков у ваших ног. Поручаю вас, графиня, господину виконту, ему же я отошлю ваши письма. А теперь моя сцена кончена, моя роль сыграна. Привет всей компании.
Тибодье. Господин сборщик податей, мы с вами еще встретимся в другом месте, и я покажу вам, что умею за себя постоять.
Гарпен (уходя). Твоя правда, господин Тибодье.
Графиня. Я смущена этой дерзостью.
Виконт. Ревнивцы, сударыня, похожи на проигравших свой процесс: и тем и другим разрешается говорить все. Но давайте слушать комедию.
Жанно (виконту). Вот письмо, которое приказано вам немедленно доставить.
Виконт (читает). «Сообщаю вам второпях новость, на случай если вы захотите принять некоторые меры. Распря между вашими родными и родней Юлии прекратилась, и одним из условий мира является ваш брак с нею. Покойной ночи». (Юлии.) Клянусь честью, сударыня, и наша комедия подошла к концу.
Юлия. Ах! Клеант, какое счастье! Смела ли наша любовь надеяться на такой счастливый исход?
Графиня. Что такое? Что все это значит?
Виконт. Это значит, сударыня, что я женюсь на Юлии. И чтобы вполне завершить комедию, если верить моему совету, выходите замуж за господина Тибодье и выдайте Андре за его лакея, которого он превратит в своего камердинера.
Графиня. Как! Так издеваться над светской женщиной!
Виконт. Без желания оскорбить вас. Комедии любят подобную игру.
Графиня. Да, господин Тибодье, я выхожу за вас замуж, чтобы все лопнули с досады.
Тибодье. Я тронут этой честью, сударыня.
Виконт (графине). Разрешите нам, графиня, прежде чем мы лопнем с досады, досидеть до конца спектакля.
- ↑ Bon-chretien — название сорта груш — буквально значит: добрый христианин. На игре этими двумя значениями слова основано письмо Тибодье, которое читается в следующей сцене. — Примеч. пер.
- ↑ Тибодье намекает на одно из средневековых орудий пытки, которое вставляли в рот испытуемому, чтобы препятствовать ему кричать и которое по форме своей называлось „грушей мучения“ — poire d’angoisse.