Источник: журнал «Сельская молодёжь», 1992 г.
Прислал: Константин Хмельницкий (Приморский край)
Библиотека Александра Белоусенко — http://www.belousenko.com, 5 июля 2003.
Юрий СЛЁЗКИН
правитьГРАН БАРДАК ЖЕНЕРАЛЬ
правитьИз дневников
правитьЗаписываю с возможной точностью разговор, ведущийся между тремя парами интеллигентных людей (журналисты, писатели) в один из рядовых дружеских вечеров.
— Я всё-таки не могу понять, какая злостная сволочь устраивает с выдачей продуктовых книжек в Оргкомитете каждый раз одно и то же безобразие — затягивает выдачу на две-три недели, то сокращает списки, то их расширяет… Неужели нельзя было бы всю эту процедуру производить за месяц раньше, так, чтобы к каждому первому числу всё было бы готово? Что им ещё делать другое? А если эти задержки устраиваются для того, чтобы сэкономить какое-то количество продуктов, не проще ли честно объявить: вы получите книжку через каждый месяц… Право, это устраивало бы больше, чем ежемесячная тревога за свою судьбу.
— Чудак-человек! Ты рассуждаешь как безнадёжный провинциал! Никакой разумной цели в этих задержках нет. Обычное явление! Ну что ты привязался к Оргкомитету? Почему именно к нему? Совсем как иностранец, который, приехав в незнакомый город, прогулявшись по его благоустроенным улицам, снял комнату в одном из красивых домов и неожиданно узнал, что в соседней квартире — бардак. И вот он, пылая негодованием, выскакивает на улицу и кричит возмущённо: «Граждане! Остановитесь! Выслушайте меня! В доме 52 — бардак! Безобразие! На прекрасной улице — бардак! Матери и отцы, не водите мимо своих детей! Протестуйте! Требуйте закрытия! Караул! Караул! Бардак!» Тогда к нему подходит один из туземцев, берёт его за пуговицу и, участливо заглядывая в глаза, спрашивает: а скажите, гражданин, почему, собственно, вы привязались именно к дому № 52? Почему именно к нему? Ведь на этой благоустроенной улице во всех этих красивых домах — бардаки. Чем же отличается от них № 52?
Слушатели весело смеются.
— Да, это верно, — подхватывает третий собеседник, — возьми любое учреждение, всюду одно и то же. Вы читали гениальный фельетон Ильфа и Петрова, напечатанный в «Правде», — «Клоп»!
— Ну как же, замечательная вещь!
— Так этот же «Клоп» — рядовое явление! Хотя бы тот же Оргкомитет! Ну каковы, собственно, его функции? В течение вот уже восьми месяцев он «перестраивает» и объединяет писательские организации — ВССП, РАПП, Всероскомдрам и пр. И все никак не может объединить… Время от времени ему надоедает собеседовать в замкнутом кругу своих членов-организаторов, в числе чуть ли не сорока человек, и тогда он устраивает «пленумы», на которых всё те же оргкомитетчики выступают с трёхчасовыми докладами о «судьбах литературы», точно без них неизвестна судьба этой злосчастной потаскухи. А однако Оргкомитет занимает прекрасный особняк в два этажа, и в каждой его комнате за обширными письменными столами сидят скучающие барышни, ни о чём не осведомленные, не умеющие ответить ни на один вопрос — когда будут давать книжки? Числится или не числится в списках такой-то? Когда принимает один из замов председателя?
Кстати, об этих замах… Их никогда не бывает в Оргкомитете… Они недосягаемы… Но в какие-то часы в огромном кабинете с дубовыми стенами, за неимоверной величины столом иногда принимает некий заместитель заместителя — человек в военной форме с совершенно неизвестной фамилией… Не то Скарский, не то ещё как-то… Так, видите ли, этому Скарскому нужен огромный письменный стол… и много воздуха для его занятий… Он же не Ленин, который довольствовался крохотным столиком за которым умудрялся писать свои исторические декреты (помните его стол в Историческом музее?). А в вестибюле висит плакат литкабинета, сообщающий, что такого-то числа состоится вечер посвященный творчеству Шеншелевича! Слыхали о таком? Нет? Так пойдите послушайте… Это что по-вашему? Бардак? Бардак!
А вот ещё вчера пошёл в газету «Социалистическое земледелие» получить гонорар. Вижу, у кассы стоит мой приятель с видом утопленника. «Что ты делаешь?» — спрашиваю его. «Жду. Понимаешь, вот уже два битых часа жду, когда сотрудники кончат получать мыло и примутся за свои обязанности… Видишь, никого нет в бухгалтерии…»
И точно — комната была пуста, но зато в конце редакционного коридора растянулся длинный хвост… Редакционная машина остановилась на два часа, потому что сотрудникам выдавали по куску стирального мыла. Бардак? Гран бардак!
— Настоящее Запинду! — мрачно изрекает первый.
— Послушай… ты того… всё-таки тут женщины… неудобно…
— Помилуй, что же неудобного?.. Я же сотрудник ЗАПИНДУ.
Все смеются. Одна из собеседниц вспоминает:
— А есть ещё одно учреждение — МОСГОМЕЦ!
Хозяйка дома, не уверенная в скромности мужской половины своих гостей, но убеждённая в двусмысленности иных сокращённых названий, заминает разговор.
— Давайте-ка затопим камин. Так приятно сидеть и смотреть на огонь.
Муж её надевает полушубок, купленный в торгсине, и идёт за дровами.
— Сидя у камина, — говорит хозяйка, — мы вспоминаем, как мы ужинали в былые дни.
— Я утверждаю, что самая вкусная вещь — бифштекс.
— А масло на базаре дорожает с каждым днем.
— На Урале кило масла стоит сто двадцать рублей. Стоит купить у нас на базаре и проехаться на Урал.
— Выгодное дельце, — острит кто-то.
— Лучше везите в Одессу хлеб и покупайте там брюки… Продавайте здесь брюки и поезжайте покупать масло в Вятку…
— Это уж очень сложно…
— А вы что, хотите купить и не хотите пошевелить мозгами? — иронизирует хозяин дома.
Пауза.
— Давайте ужинать, что ли, — разочарованно говорит хозяйка, убедившись, что гости не уйдут без того, чтобы их не накормили.
За столом разговор продолжается.
— Представьте себе, — говорит гостья, — одна моя родственница нашла на улице книжку закрытого распределителя. Так она целую неделю покупала там продукты, те, которые продаются без талонов.
— Зачем без талонов?
— А что вы хотите, чтобы её сразу уличили? Нет, она не так глупа. И только в последний день месяца она решилась использовать все талоны. Набрала колбасы, масла, яиц… предъявляет книжку, а продавец говорит — у вас чужая книжка, гражданка. Вы её нашли.
«Ну и что ж с того, — отвечает родственница моя, понявшая, что отпираться глупо.- Да, я её нашла. И не отдала. И вы тоже не отдали бы её. И никто не отдал бы. Все хотят кушать. И нечего меня пугать…» Она кричала это с таким апломбом, так убежденно, что её отпустили. Всё равно книжка была уже использована.
— Да, не всякому везёт. А вот у народного артиста Монахова история вышла менее приятная. Его этим летом как-то приглашают в ГПУ на концерт. Присылают автомобиль, честь по чести, встречают с почётом, кормят ужином, а потом заводят интимный разговор… после которого Монахов, весьма расстроенный, возвращается домой и передаёт сопровождавшему его товарищу некую сумму тысяч долларов, тот принимает их с благодарностью, пересчитывает и сочувственно спрашивает: а остальные одиннадцать тысяч долларов вы хотите завезти нам сами?
Монахов до сих пор не может очухаться от огорченья…
— Потому что он хоть и талантливый актёр, и народный, а дурак! — возражает другой собеседник. — Не то вышло с профессором Х. Его тоже вызвали в известное учреждение и сообщили, что ждут от него получения трёхсот тысяч валютных знаков. Профессор сознался, что действительно такая сумма у него имеется и что он, если это нужно, готов её отдать хоть завтра. Его поблагодарили и отпустили. На другой день он действительно приезжает и кладёт на стол одну бумажку. Лицо сидящего за столом недоуменно приподымается — вместо ожидаемого огромного свёртка — банковское извещение, что банком принято от такого-то 300000 валютных знаков, кои переведены на его текущий счёт в стольких-то советских рублях. Крыть было нечем. Профессор удалился со щитом. Операция была произведена чисто и на законном основании.
Опять посмеялись. Меланхолически пожевали. Хозяин сказал деловито:
— Всё это очень поучительно и весело, но меня мало устраивает. К сожалению, у меня нет ни долларов, ни золота, ни серебра, ни даже никелевого подсвечника… но я всё-таки хочу иногда чего-нибудь поесть, — он покосился на гостей, равнодушно поедающих его картофель, хлеб и консервы.- А единственный способ найти для меня пропитание — это купить его на базаре за честные советские деньги, полученные в качестве гонорара. Так вот, товарищи, может быть, кто-нибудь из вас знает, как получить гонорар… за давно написанную и принятую вещь?
— Довольно трудная задача, — соболезнующе согласился один из гостей.- Можно сказать, героическая задача.
— Мне следует получить гонорар за пьесу из Одесского театра, который мне заказал её. Всего тысячу рублей. Денег мне не переводят.
— И не переведут, — подтвердил гость.
— Да, я знаю. Поэтому я решился сам ехать к деньгам в Одессу. Я не гордый.
— И всё же тебе тоже не заплатят.
— Почему?
— Потому что театры не имеют наличности.
— Как так? А вечеровой сбор?
— Он немедленно же изымается из кассы банковским счётом.
— Что же мне делать?
— Ехать в Одессу и просить, чтобы тебе перевели деньги безналичным расчётом на банк…
— Сомнительно, — ввязался в разговор третий.
— Что сомнительно?
— Чтобы он мог получить в Одессе из банка всю сумму сразу. Прежде всего жироприказ будет путешествовать из театра в банк недели две… Потом тебе предложат получить 50 рублей, через месяц ещё сто…
— Помилуйте! Я же не могу жить в Одессе месяцы. У меня не хватит на это средств.
— Да. В Одессе жизнь дорога. Ты не успеешь получить свою тысячу, как уже истратишь две.
— Как же быть?
— Поезжай в Тирасполь.
— Почему в Тирасполь?
— Он недалеко от Одессы, и жизнь там дешевле… это молдавская столица.
— Знаю, знаю. Там среди властей у меня есть приятель.
— Так чего же! Дело твоё в шляпе. Требуй от театра перевода безналично на банк. Получив банковское извещение, катись на почту и делай безналичный перевод самому себе на Тирасполь. Садись на поезд, кати в Молдавию. Любопытная страна. Будешь ежедневно на почтамте молдавской столицы получать 25 рублей. Хватит вполне. Жизнь там дешёвая. Только захвати с собой из Москвы сухарей. А если твой приятель ещё не смещён из вождей, то совсем великолепно. Будешь питаться в закрытой столовой. А почтамт выдаст тебе твой злосчастный гонорар в два приёма.
— Ну что же! Большое спасибо. Я так и поступлю. Прекрасный и вполне удобный выход. А уж тогда, кстати, научите, как получить билет до Одессы. Я хочу ехать в международном, чтобы не устать..
— Чего проще, иди в кассу международных вагонов. Открывается она в девять часов, стань в очередь…
— Чепуха. Совершенный вздор. От девяти до часу там выдают билеты только по брони. А от часу до двух по командировкам, но тогда уже билетов не бывает.
— Почему?
— Потому что три четверти мест забронированы, а остальные разобраны раньше знакомыми.
— Значит, попасть в международный нельзя?
— Вот смешняк! Вот наивник! Можно! Но нужно купить билет в мягкий вагон.
— Разве там меньше очередь?
— Дурак! Очередь там устанавливается с ночи. Но вовсе не нужно для того, чтобы получить билет, подходить к окошечку, где написано «здесь выдаются билеты по командировкам», и не нужно также подходить к дежурному контролеру, нужно идти к самому начальнику станции.
— Я с ним не знаком.
— Не важно. От кого у тебя командировка?
— От «Вечерней Москвы».
— Видали этого идиота? У него командировка от «Вечерней Москвы», а он грустит, что не знаком с начальником станции. Зато начальник очень хорошо знаком с «Вечерней Москвой». Его недавно пробрали в газете. Входи к нему в кабинет, назови себя независимо, громко и сунь ему под нос командировку. Он тотчас же начертает сбоку некие каббалистические знаки. С ними смело ступай к кассиру и, хотя над его окошком уже будет висеть дощечка «билетов на Одессу нет», он тебе тотчас же вручит просимое.
— Великолепно, — оживился хозяин, — всё устраивается как нельзя более лучше. Правда, я получаю билет в мягкий вагон, а не в международный. Но с этим можно примириться.
— Зачем примиряться? — возразил советчик.- Никогда не следует отступать от намеченной цели, нужно только уметь находить к ней кратчайшие пути. Нанимай извозчика с утра… пусть ждет… заплатишь ему за простой… Производственные издержки.
— Ну ладно, приезжаю на вокзал на извозчике…
— Здесь уже всё идёт как по маслу, входишь в вагон, садишься на свое место… поезд трогается. Тогда ты обращаешься к проводнику международного вагона и говоришь: «Я хотел бы пересесть из мягкого к вам».
— Но это же невозможно, — кричит хозяин.- Ты же сам только что говорил, что международный на три четверти занят бронёй, а на четверть знакомыми. Мест нет.
— Дважды дурак! Вагон абсолютно пуст. Проводник предлагает выбрать тебе любое место. По брони почти никто не поехал, но об этом дают знать только за 20 минут до отхода поезда, когда уже ни один смельчак не отважится купить билет в кассе вокзала.
— До чего же просто, — восхищается хозяин, — теперь мне все ясно, как в планетарии… я даю проводнику на чай десять рублей…
— Пять, — твердо возражает советчик.- Десятью он не управится: ты даешь пять рублей, взамен получаешь квитанцию, по которой платишь еще семь рублей разницы, и барином ложишься спать. Все удовлетворены. Многое в сложности нашей жизни становится понятным… В конце концов, при хорошей сообразительности из лабиринта можно выбраться.
— А вы говорите — бардак! — размягчённо замечает хозяин.- Я, право, редко посещал в свои молодые годы это заведение, но, помнится, там всё-таки было… — Он оглядывается на жену и смущённо замолкает.
Камин догорел. Становится несколько прохладно. Невольно все гости вспоминают, что у них есть дом, куда нужно вернуться, что в доме их ждут клопы и тараканы, с которыми придется бороться полночи. Вспоминают о беспризорных, спящих на парадных лестницах, и о том, что встреча с ними не всегда безопасна. Чтобы рассеять мрачные мысли, просят сына хозяев, вузовца, которому после года ожиданий удалось наконец попасть в Горную академию в Ленинграде, сыграть что-нибудь. Он садится и играет — Листа, арию восточного гостя из «Садко», из «Травиаты» и еще несколько классических вещей, звучащих несколько необычно — в ином ритме, фокстротно. Все снова смеются. Эта милая музыкальная шутка как бы ставит точку и выметает гостей на улицу. Природа не нарушает общую гармонию — мороз беззастенчиво хватает путников за нос, но улица бесснежна и чиста, как ранней осенью.
— Это уже не просто бардак, а свадьба в бардаке, — говорит один из наиболее скептических собеседников, — хотя чёрт его знает, может быть, такое сочетание и не покажется вам необычным. Прощайте!
Он поднял воротник своего демисезонного пальто довоенного возраста и скрылся.
Все эти разговоры действительно имели место сегодня. Все факты подлинны. Я не прибавил ни одного слова. Записал, потому что они характерны для нашего времени.
18 января 1933 г.