Градобитие
правитьПоезд остановился на маленькой станции, затерявшейся среди необъятных полей. Из вагона 2 класса вышел торопливой походкой молодой человек в чиновничьей фуражке. Кроме зонтика и портфеля се бумагами, у него других вещей не было. Подойдя к сторожу, он спросил:
— Далеко отсюда имение Юзефово?
— А тут сейчас, — засуетился сторож и махнул рукою прямо перед собою. — Вон, видите, справа большие деревья, — это усадьба Скирмунта, а немного слева будет оно самое Юзефово.
— Ну, а как пешком пройти туда?
— Пожалуйте по этой дорожке через поле. Она выйдет на проезжую дорогу, а там недалече и Юзефово.
Чиновник, — назовем его по фамилии, — Пижевский пошел по указанному направлению. И дорога и поместье Юзефово были знакомы ему из прежней поездки приблизительно года три тому назад, но он расспрашивал о них на станции для большей уверенности.
Часы показывали около 12. Было невыносимо жарко. Запад темнел от туч, не предвещая ничего хорошего, а солнце над головою светило как бы через густую белую кисею. Но Пижевский шагал бодро в своей легкой летней паре, часто отирая со лба и шеи струившийся тех всевозможных звуков, которые радостно наполняют летний день. Его, вырвавшегося на простор полей после городской духоты, все это приводило в какой-то юношеский восторг, умиротворяло душу.
Навстречу никто не попадался и таким образом не нарушал цельности впечатления. На дороге пыль измельчала от жары до такой степени, что быстро превратила черные штиблеты в белые, а темные брюки — в серые.
Миновав усадьбу Скирмунта, Пижевский заметил невдалеке во ржи какого то человека, медленно подвигавшегося по меже по направлению к дороге. Он праздно помахивал хлыстиком.
Когда Пижевский подошел к нему почти вплотную, то успел разглядеть на нем синие панталоны, засунутые в высокие сапоги, и картуз немецкого покроя. Сильный загар молодого безусого лица доказывал, что оно не боится ни солнца, ни ветра.
— Позвольте узнать, — обратился к нему Пижевский, прикасаясь к шляпе, — не принадлежите ли вы к обитателям усадьбы Скирмунта?
— Да. Я — управляющий.
— У меня есть дело к владельцу Юзефово по случаю градобития. Не поможете ли своими указаниями?
— А в чем дело?
— Помещик заявил, что град уничтожил у него все посевы, а вот я не могу рассмотреть, где прошел град: повсюду вижу хлеба в нетронутом виде.
— Его поля дальше. Пойдемте, покажу… Скажите, какое несчастье: в одну минуту человек лишился всего богатства!
— А ваше имение не задело?
— Нет, слава Богу. Вот в прошлом году наша была очередь, и град здорово потрепал поля, — и управляющий энергично при этом плюнул и скосил хлыстиком головку репейника.
Пижевский вынул папироску и, постукав ею о портабак, закурил.
— Теперь я оставлю вас. Вон видите горы, — показал управляющий хлыстиком. Оттуда идут поля Червинского, владельца Юзефово, град начался там и понесся прямо в усадьбу. Ужас что было! Впрочем, Червинский сам все расскажет. Мое почтение!
Путники расстались.
Пижевский скоро увидел постройки Юзефово, расположенные при самой дороге.
Он уже почувствовал усталость не столько от пройденной дороги в одну версту, сколько от духоты и жажды. Остановившись около сквозных ворот, ведущих в садик, он постучал. Из одного конца небольшого флигеля неслись звуки скрипки.
— «Однако, владелец не унывает», — подумал Пижевский.
При повторном стуке выскочил молодой человек и, увидев чиновника с портфелем, посмотрел на него вопросительно, не обнаружив любезности.
— Вы — владелец имения?
— Нет, — дядя мой…
— Я имею дело по поводу градобития. Так…
— Сейчас, сейчас, — засуетился молодой человек, сделавшись вдруг любезным, — я скажу дяде.
Он взбежал по лестнице и скрылся внутри дома. Пижевский пошел за ним, миновал столовую и очутился в зале. Здесь его удивило, прежде всего, отсутствие обстановки, столь обыкновенной у помещиков: не было старинной мебели, старинных вышиваний, темных портретов и т. под. Все вещи носили городской характер: ковры, цветы, мебель, альбом с открытками на столах и двухаршинные пейзажи, малеванные домашним художником, вероятно, каким-нибудь племянником. Эти картины были безжизненны, от зелени несло чрезмерным холодом.
Минут через пять дверь в столовую приотворилась, и показался высокий, седой старик, немного сутуловатый. Он вяло поздоровался с Пижевским.
— Я здесь, по поручению губернатора, — вы просили об отсрочке податей до будущей осени и потому необходимо проверить ваше прошение об убытках.
— Прошу садиться.
— Я проходил мимо полей ваших… Везде зелень… кажется, будто и не было града.
— Это вторично посеяно. Но какое несчастье! Раз Бог отнял, уже не даст больше,… — голос старика дрогнул, нос заалел, а на глазах навернулись слезы, но он пересилил себя и продолжал: — посеял я второй раз, а тут, как нарочно, дожди да дожди, — три недели шли! Опять все погибнет…
— Еще довольно времени, — пробовал утешить Пижевский, но это вышло у него как-то нескладно.
— Что мы только пережили во время градобития… И началось ведь близко! Вон видите на горизонте горы, — хозяин подошел к окну и показал вдаль. Там соединились две тучи и пошли столбом прямо на мою усадьбу. Описывать подробно не буду: сами знаете, что делается во время грозы. Когда я вышел в сад, глазам не поверил: пустыня…
— А построек не повредило? Скота не тронуло?
— Нет. Вот только зайчиков и куропаток нашли много побитых.
Хозяин зачем-то вышел из зала, но через несколько минут опять возвратился.
— Пожалуйте закусить. Проголодались.
В столовой было подано только два прибора.
Со стороны кухни вышла пожилая дама, немного раскосая.
— Моя жена, — представил хозяин, — делит со мною и горе и радость.
Дама с мужчинами не села и во все время обеда в разговор не вмешивалась, а лишь следила, чтобы все было поставлено на место, подано и принято вовремя.
— Будьте здоровы, — сказал старик, прикоснувшись своею рюмкою к рюмке соседа. — Грешный человек: пить нельзя, а пью. От этого градобития так расстроился, что долго лежал в постели, а когда встал, так хромать начал на эту ногу, — и старик похлопал рукою по правой ноге.
— Мне недолго жить: 68 лет стукнуло. Хотелось вот отдохнуть на старости лет и купил это имение с торгов. И дернуло же меня! Купил 3 года назад совсем разоренное: земля истощена, постройки гнилые, сад запущен. Сейчас же в строения вложил 15000 рублей, весь свой скопленный капитал. В первый год земля ничего не дала, даже получил убыток, а на второй год собрал хороший урожай, в этом году ожидали получить еще больше и вот… Ну, еще рюмочку?
Обед кончился, и хозяин с гостем перешли в зал.
Пижевский приступил сейчас же к опросу владельца об убытках, причиненных градобитием, о живом инвентаре в настоящее время, о долгах и т. под.
Ответы были обстоятельные, и выяснили действительно ужасную картину опустошения.
В отдалении послышался гром.
— Опять будет дождь, — заволновался хозяин и, подойдя к окну, начал следить за направлением туч.
Чиновник также подошел к окну. С юго-запада надвигалась зловещая темная завеса…
Опрос продолжался, но хозяин отвечал часто невпопад, так что приходилось его переспрашивать. Наконец, он не утерпел и выбежал в сад — проверить движение туч. Чиновник последовал за ним. Перед неподдельным горем ближнего официальная пелена спала с души чиновника, и он почувствовал вдруг сострадание к полубольному старику и в то же время полное бессилие облегчить его горе. Беспокойство старика как через электрический провод сообщалось ему, и надвигавшаяся туча щемила его сердце не меньше, чем старика.
— Туча идет прямо на мою усадьбу, — заметил хозяин, сокрушенно покачивая головою.
— Не думаю, — старался успокоить его Пижевский. — Вон над головою, — показал он пальцем вверх, — туча берет влево и должно быть пройдет мимо.
— Прямо сюда, прямо сюда, — твердил хозяин.
— Ну, вот увидите, что минует.
Неизвестно, чем окончился бы взаимно успокаивающий разговор, если бы не вмешалось само небо, послав на грешную землю проливной дождь.
Под шум дождя в зале продолжались деловые разговоры.
Через десять минут тучи разошлись и Червинский предложил гостю объехать землю и воочию убедиться, что натворил весенний град.
Пока запрягали лошадей, они вышли в сад.
— Взгляните, — показывал Червинский: — разве это сад? Листья с деревьев все сбиты, — появились уже новые, — овощи уничтожены, цветы также.
Сад действительно представлял странное зрелище: он покрылся не по сезону молодою растительностью, кое-где развертывались цветы и тянулись к небу едва заметные овощные насаждения.
— Потерял шестьсот рублей! У меня уже заарендован был сад одним старовером.
— Да, вижу, что по всем статьям несчастье.
Подали бричку с одною лошадью. Хозяин сел править сам.
Объезд начался по меже.
— Видите, как попорчено. Рожь никуда не годится, а капусту смешало с землею, — пояснял Червинский, показывая кнутовищем в ту сторону, где произошло опустошение.
Спутник молча слушал.
— Возвращусь домой и буду принимать бром, — тихо проговорил старик и на глазах блеснули слезы.
После обеда он куда-то удалился.
Чиновнику уже не сиделось: нужно было поспеть к вечернему поезду.
Наконец вышла жена Шервинского, бледная, с заплаканными глазами, которые она поминутно вытирала носовым платком.
— Вы уж извините, — слабо сказала она, скорее простонала: — муж умер…
Текст издания: журнал «Пробуждение», 1907, № 2. С. 635—638.