Управлять вновь возникающими монархіями уже несравненно труднѣе.
Такъ, если вновь возникшая монархія не представляется самостоятельной, а входитъ только какъ новопріобрѣтенная часть въ существующую уже монархію, представляя вмѣстѣ съ нею какъ бы одно смѣшанное цѣлое, то неизбѣжныя неурядицы при переустройствѣ вновь слагающихся государственныхъ формъ даютъ первый поводъ къ броженію умовъ и желанію переворотовъ; люди же вообще, изъ желанія улучшенія своей судьбы, склонны къ перемѣнамъ своихъ правителей. Эта причина весьма часто заставляетъ ихъ браться за оружіе противъ существующаго правительства, и только тогда видѣть свою ошибку, когда они путемъ опыта узнаютъ, что, вмѣсто улучшенія, въ результатѣ достигаютъ только ухудшенія своей участи. Ухудшеніе же это естественно возникаетъ изъ той неизбѣжной необходимости, въ которую обыкновенно бываетъ поставленъ новый правитель самымъ своимъ положеніемъ. Для водворенія своей власти онъ обыкновенно бываетъ вынужденъ угнетать вновь пріобрѣтаемую страну тяжкими повинностями для содержанія арміи, и безчисленнымъ множествомъ всякихъ другихъ несправедливыхъ налоговъ и поборовъ. Всѣ лица, интересы которыхъ онъ почему-либо нарушилъ, овладѣвая государствомъ, становятся его врагами, врагами же его дѣлаются и тѣ, которыя дружественно помогали его успѣху, или потому, что онъ не можетъ ихъ отблагодарить сообразно ихъ заслугамъ, или его обещанію, или потому, что, будучи имъ обязанъ, онъ даже въ случаѣ, необходимости лишенъ возможности дѣйствовать противъ нихъ крутыми мѣрами. Услуги обыкновенно обязываютъ на признательность, такъ какъ обыкновенно, какъ бы ни былъ могущественъ завоеватель съ своими арміями, для покоренія страны ему всегда бываетъ необходимо входить предварительно въ соглашенія съ ея жителями, чтобы въ ихъ благорасположеніи получить поддержку своему оружію. Вотъ отчего французскій король Людовикъ XII такъ же быстро потерялъ Миланъ, какъ и пріобрѣлъ его; для того, чтобы его оттуда выгнать, достаточно было однихъ войскъ Людовика (Сфорцы), такъ какъ тѣ же жители, которые помогли ему овладѣть городомъ, видя себя обманутыми въ своихъ надеждахъ и не получая тѣхъ выгодъ, на которыя разсчитывали, не хотѣли переносить тяжести новой власти. Но зато, если такое возстаніе удается вторично усмирить, то власть пріобрететъ значительную прочность, такъ какъ побѣдитель, пользуясь прекращеннымъ возстаніемъ, дѣлаетъ его для себя благовиднымъ предлогомъ, чтобы уже не стесняться въ средствахъ для упроченія за собой завоеванія: наказывать непокорныхъ, преслѣдовать тѣхъ, кто ему кажется подозрителенъ, вообще устранять все то, что ему препятствуетъ или его ослабляетъ. Поэтому-то, для того, чтобы Франція потеряла Миланъ въ первый разъ, было достаточно небольшой агитаціи, произведенной Людовикомъ между окрестнымъ населеніемъ, но чтобы потерять его вторично — нужно было, чтобы всѣ государства противъ нее возстали и арміи ея были или уничтожены, или изгнаны изъ Италіи, что могло произойти отъ причинъ, мною уже указанныхъ. Извѣстно однако, что Франція въ оба раза лишилась этой провинціи. Общія причины первой неудачи Людовика XII уже достаточно ясны послѣ моего объясненія, но вторую его неудачу стоитъ разсмотрѣть подробнѣе, чтобы уяснить, не было ли въ рукахъ его возможности, которой другіе правители воспользовались бы на его мѣстѣ, чтобы удержать за собой пріобрѣтенную область. Надобно между прочимъ замѣтить, что страны, вновь присоединяемыя, къ установившейся монархіи, для составленія съ нею одного цѣлаго, могутъ находиться въ одинаковыхъ съ нею географическихъ условіяхъ или въ различныхъ и жители ихъ говорить тѣмъ же языкомъ, или инымъ. Когда пріобрѣтаемая страна составляетъ какъ-бы продолженіе пріобрѣтающей, а жители той и другой говорятъ одинаковымъ языкомъ, то удержать пріобрѣтеніе за собой очень легко, особливо если обитатели ея не привыкли къ свободнымъ учрежденіямъ; для управленія ею въ полной безопасности, достаточно только одного условія, — чтобы династія прежнихъ ея правителей изсякла. Во всемъ остальномъ, при одинаковости установившихся обычаевъ, правителю стоитъ только не нарушать прежняго образа жизни обитателей пріобрѣтаемой страны, и онъ можетъ быть увѣренъ, что новые его подданные будутъ жить спокойно. Такимъ образомъ Бургундія, Бретань, Гасконія и Нормандія столько лѣтъ сряду находятся подъ французскимъ владычествомъ; хотя между нарѣчіями этихъ странъ и есть нѣкоторыя резкія различія, но такъ какъ нравы и обычаи ихъ весьма сходны, то имъ и легко ладить между собой. Въ подобныхъ случаяхъ завоевателю должно помнить главнѣйше двѣ вещи: окончательно ли изсякла династія правителя присоединяемой страны, — и что для него ничего не можетъ быть пагубнѣе какого бы то ни было измѣненія законовъ или системы налоговъ въ новой странѣ. Если оба эти условія соблюдены, то присоединенная страна очень скоро совершенно сливается съ господствующей и составляетъ съ нею какъ-бы одно органическое цѣлое.
Но если присоединяемая страна бываетъ чуждою присоединяющей по языку, обычаямъ и нравамъ, то для удержанія ея въ своей власти требуется очень много счастія и умѣнья, и одною изъ самыхъ дѣйствительныхъ и радикальныхъ для этого мѣръ можетъ служить переселеніе правителя во вновь пріобрѣтенную страну. Этимъ переселеніемъ значительно закрепляются прочность и безопасность обладанія ею. Такъ поступили турецкіе султаны съ Греціею и всякія другія ихъ распоряженія для удержанія Греціи за собой едвали привели бы ихъ къ какимъ-нибудь успѣшнымъ результатамъ, еслибы они сами туда не переселились. Правитель, переселяющійся въ завоеванную страну, можетъ слѣдить за начинающимися безпорядками и заблаговременно подавлять ихъ; живя же вдали, онъ узнаетъ объ нихъ только тогда, когда они становятся настолько значительными, что по большей части совладать съ ними становится очень трудно, если не невозможно.
Кромѣ того, присутствіе государя удерживаетъ назначаемыхъ имъ сановниковъ отъ раззоренія страны; возможность личнаго обращенія къ правителю доставляетъ нравственное удовлетвореніе подданнымъ и, если они расположены къ вѣрности, то получаютъ болѣе возможности любить своего монарха; если же они ненадежны, то его близость даетъ имъ болѣе основаній бояться его.
Кромѣ того, присутствіе государя въ странѣ служитъ отчасти охраной отъ чужеземныхъ вторженій, такъ что, поселяясь въ ней, правитель какъ-бы обезпечиваетъ за собой большую вѣроятность прочнаго обладанія ею.
Другое отличное средство для удержанія завоеванной области состоитъ въ образованіи по близости ея одной или двухъ колоній, въ мѣстностяхъ, господствующихъ надъ страной: безъ этого приходилось бы содержать весьма значительное количество войска, между темъ какъ основаніе колоній обыкновенно обходится правителямъ очень дешево. Основать и поддерживать ихъ бываетъ возможно или безъ всякихъ издержекъ, или съ весьма незначительными; онъ при этомъ нарушаетъ интерессы только тѣхъ, у кого отнимаетъ поля и жилища для водворенія въ нихъ новыхъ обитателей, но такихъ лицъ обыкновенно бываетъ немного, и по своей бѣдности и разрозненности они по большей части бываютъ лишены возможности вредить ему. Всѣ остальные подданные, не будучи съ одной стороны ничѣмъ обижены, не имѣютъ поводовъ къ недовольству, а съ другой будутъ удерживаемы отъ волненій страхомъ, чтобъ и ихъ, въ случаѣ непокорства, не постигла участь подобная участи лицъ, раззоренныхъ на ихъ глазахъ. Однимъ словомъ, эти очень дешево стоющія колоніи, служащія образцомъ вѣрности, въ тоже время нисколько не отяготительны для страны, а небольшое число обиженныхъ этою мѣрою, по своей бѣдности и разрозненности, становятся для правителя безвредны.
Вообще должно замѣтить, что при управленіи людьми ихъ необходимо или ласкать, или угнетать; мстятъ люди обыкновенно только за легкія обиды и оскорбленія, сильный же гнетъ лишаетъ ихъ возможности мести: поэтому, если уже приходится подданныхъ угнетать, то дѣлать это слѣдуетъ такимъ образомъ, чтобы отнимать отъ нихъ всякую возможность отомщенія.
Если же, вмѣсто основанія этихъ колоній или передовыхъ постовъ, правитель рѣшаетъ поддерживать свою власть помощью войскъ, то расходы, сопряженные съ содержаніемъ этихъ охранительныхъ силъ, возрастаютъ обыкновенно чрезмѣрно и совершенно поглощаютъ всѣ государственные доходы страны. Тогда самое пріобретеніе страны служитъ въ ущербъ завоевывающему государству, который становится тѣмъ ощутительнѣе, чѣмъ ея жители считаютъ себя болѣе обиженными, ибо всѣ они, какъ и самое государство, страдаютъ отъ постоевъ и передвиженія войскъ. А такъ какъ отъ постойной повинности обыкновенно не освобождается никто, то всѣ граждане становятся врагами правителя, тѣмъ болѣе ожесточенными, что этой повинностью нарушаются ихъ частные интересы, и, оставаясь у себя дома, они не лишаются возможности вредить правителю. Вообще эти охранительныя арміи во всѣхъ отношеніяхъ настолько же безполезны и вредны, насколько основаніе передовыхъ постовъ полезно и необходимо.
Но это еще не все. Когда завоеванная область находится въ другой странѣ, чѣмъ наслѣдственная монархія завоевателя, для него является множество другихъ заботъ, которыми онъ не вправѣ пренебрегать: онъ долженъ стремиться сдѣлаться главой и покровителемъ сосѣднихъ и менѣе могущественныхъ государей, но также ослаблять тѣхъ изъ нихъ, чье могущество начинаетъ возрастать, зорко наблюдая, чтобы въ управленіе этими мелкими государствами не вмѣшался по какому-либо случаю какой-либо правитель, настолько же, какъ и онъ могущественный; всякое такое вмѣшательство обыкновенно принимается благопріятно всей массой тѣхъ гражданъ, которыхъ неудовлетворенное честолюбіе или страхъ сдѣлали недовольными, и всѣ они дѣлаются обыкновенно сторонниками этого чуждаго вмѣшательства. Такъ Этолійцы помогли Римлянамъ проникнуть въ Грецію, подобно тому какъ помогали имъ въ этомъ и жители всѣхъ другихъ странъ, куда они проникали.
Обыкновенно въ такихъ случаяхъ дѣло происходитъ такъ: какъ только могущественный иноземецъ вступаетъ въ чужія страны, всѣ мелкіе правители, побуждаемые ненавистью и завистью къ болѣе сильному сосѣду, примыкаютъ къ нему и стараются ему содѣйствовать въ его предпріятіяхъ. Но предусмотрительный государь можетъ не опасаться этого, онъ всегда съумѣетъ заранѣе привязать къ себѣ всѣхъ этихъ мелкихъ правителей разными ничтожными уступками ихъ самолюбію, и тогда они обыкновенно охотно становятся защитниками пріобрѣтенной имъ страны, какъ-бы усиливая ея контигентъ. Но при этомъ конечно онъ не долженъ забывать, что нельзя допускать ни одного изъ этихъ мелкихъ правителей забирать себѣ слишкомъ много власти; а если бы съ которымъ-нибудь изъ нихъ это и случилось, то государю легко, при помощи своихъ войскъ и расположеніи другихъ мелкихъ правителей, тотчасъ же ему воспрепятствовать и оставаться такимъ образомъ самымъ полновластнымъ господиномъ между всѣми окрестными странами. Правитель, не соблюдающій этого образа дѣйствій, обыкновенно очень скоро лишается завоеванной страны или, если въ ней еще и удерживается, то встрѣчаетъ для своей власти безконечныя препятствія и непріятности. Римляне старательно соблюдали всѣ эти правила въ отношеніи къ завоеваннымъ ими землямъ: они основывали колоніи, поддерживали менѣе могущественныхъ сосѣдей, не допуская усиливаться ихъ могуществу, и препятствовали водворенію въ ихъ странахъ всякаго вліянія могущественныхъ иноземцевъ. Для доказательства достаточно одного примера — дѣйствій Римлянъ въ Греціи: они поддерживали Этолійцевъ и Ахеянъ, ослабляли Македонію, прогнали Антіоха и, несмотря на всѣ услуги, оказанныя имъ Этолійцами и Ахеянами, они не допускали ихъ усиливаться; всѣ усилія Филиппа пріобрѣсти ихъ дружбу не могли увенчаться успѣхомъ, прежде чѣмъ имъ не удалось его нѣсколько унизить, и все могущество Антіоха не могло вынудить у нихъ согласія на то, чтобы онъ могъ владѣть хотя клочкомъ земли въ Греціи.
Римляне въ этомъ случаѣ поступали именно такъ, какъ обязаны дѣйствовать всѣ прозорливые правители, озабочиваясь объ отстраненіи нетолько настоящихъ, но и всѣхъ могущихъ произойти въ будущемъ, затрудненій — всѣми мѣрами, какія указываетъ благоразуміе, ибо только предвидя зло заблаговременно, можно его избѣжать; если же ждать его приближенія, то можно потерять благопріятное время для противодѣйствія ему, подобно тому, какъ запуская болѣзнь можно довести ее до неизлечимости, когда уже никакое лекарство не въ состояніи помочь. Чахотка, о которой врачи говорятъ, — что она вначале трудно распознается и легко излечивается, а въ концѣ распознается легко, но лечить ее бываетъ трудно, — весьма подходящій примѣръ къ моимъ положеніямъ. И въ дѣлахъ государствъ мы видимъ тоже самое: если зло предвидится заблаговременно (что́ доступно конечно только правителямъ мудрымъ), то уничтожить его можно быстро, если же, по небрежности, дать ему возможность усилиться до того, что оно сдѣлается очевиднымъ для всѣхъ, — побороть его становится уже дѣломъ почти невозможнымъ. Римляне, предвидя обыкновенно зло заранѣе, всегда удачно ему противодѣйствовали, они не дозволяли ему развиваться даже въ тѣхъ случаяхъ, когда это угрожало имъ войною; они знали, что всякое промедленіе при этомъ могло служить только въ пользу ихъ врагамъ. Поэтому они объявили войну Антіоху и Филиппу въ Греціи, чтобы предупредить необходимость защищаться отъ нихъ въ Италіи, и хотя могли избѣгнуть этихъ обѣихъ войнъ, но не избѣгали ихъ. Они не придавали значенія словамъ, такъ часто повторяемымъ мудрецами нашего времени: пользуйся преимуществами времени, они предпочитали преимущества силы и благоразумія, зная, что время можетъ приносить съ собой и зло, также какъ и добро.
Но возвратимся къ Франціи, и посмотримъ, было ли ею сдѣлано что-либо изъ того, о чемъ мы говорили. Мы разсмотримъ действія Людовика (XII), а не Карла (IX), такъ какъ сохраненіе первымъ на болѣе продолжительное время своего владычества въ Италіи даетъ намъ большую возможность прослѣдить весь его образъ дѣйствій. При этомъ мы ясно увидимъ, что онъ поступалъ совершенно противоположно тому, какъ долженъ былъ бы поступать, чтобы сохранить за собой господство надъ страной. Людовикъ XII получилъ возможность проникнуть въ Италію, благодаря помощи честолюбивыхъ Венеціанцевъ, которые разсчитывали при этомъ воспользоваться половиной Ломбардскаго герцогства. Я далекъ отъ осужденія этой связи Людовика съ Венеціанцами, такъ какъ онъ, желая войти въ Италію и утвердиться въ ней, нетолько не имѣлъ въ то время въ ней никакихъ друзей, но напротивъ предшествовавшее поведеніе Карла VIII дѣлало ему это невозможнымъ, и онъ вынужденъ былъ не выбирать себѣ союзниковъ, а только пользоваться тѣмъ, что предоставляли обстоятельства, и его планы имѣли бы успѣшное осуществленіе, еслибы только впоследствіи онъ не дѣлалъ ошибокъ. Такимъ образомъ, завладѣвъ Ломбардіей, онъ быстро возстановилъ ту репутацію, которой лишилъ его Карлъ: Генуя пошла на уступки, Флоренція — стала его союзницей, герцогъ Феррарскій, семья Бентиволіо, правительница Форли, владѣтели Фаэнцы, Пезаро, Римини, Камерино, Піомбино, жители Лукки, Пизанцы, жители Сіенны — всѣ наперерывъ другъ передъ другомъ искали его дружбу. Венеціанцамъ сдѣлалось ясно, что — допустивъ, ради пріобрѣтенія себѣ двухъ городовъ въ Ломбардіи, французскаго короля сдѣлаться властителемъ двухъ третей Италіи — они сдѣлали неблагоразумную ошибку. При такихъ обстоятельствахъ, Людовику XII весьма не трудно было бы поддерживать въ этой странѣ свое вліяніе, еслибы онъ съумѣлъ осуществить на дѣлѣ тѣ правила благоразумія, которыя изложены нами выше. Для этого ему было бы необходимо принять подъ свое покровительство и оказывать дѣятельную защиту многочисленнымъ мелкимъ владѣтелямъ, искавшимъ его дружбы. Всѣ они были слабы и, боясь нападеній — одни со стороны папъ, другіе со стороны Венеціанцевъ, — поневолѣ должны были бы стараться быть съ нимъ за одно, а такой союзъ былъ бы для него достаточнымъ, чтобы бороться успѣшно съ тѣми владѣтелями, у которыхъ еще оставалось какое-либо могущество. Но онъ, едва вступивъ въ Миланъ, сталъ дѣйствовать совершенно противоположно, подавъ помощь папѣ Александру, при занятіи послѣднимъ Романьи. Онъ не видѣлъ что, дѣйствуя такимъ образомъ, онъ дѣйствовалъ противъ себя самого, ослабляя себя потерею союзниковъ, которые такъ желали его дружбы, и усиливая власть папъ, помогая имъ къ духовной власти, дававшей имъ и безъ того громадное значеніе, пріобрести еще и свѣтскую, столь же значительную.
За первой ошибкой послѣдовали другія, такъ что ему пришлось самому отправиться въ Италію, чтобы положить предѣлъ честолюбиво-завоевательнымъ стремленіямъ папы Александра и воспрепятствовать ему подчинить Тоскану своему владычеству.
Но и это еще не все. Не удовольствовавшись тѣмъ, что такъ возвеличилъ могущество церкви, что лишился чрезъ это союзниковъ, Людовикъ, пламенно желая овладѣть Неаполитанскимъ королевствомъ, рѣшился раздѣлить его съ Испанскимъ королемъ; и такимъ образомъ, будучи до тѣхъ поръ единымъ, неограниченнымъ властелиномъ Италіи, онъ самъ ввелъ туда себѣ соперника, помогать планамъ котораго могли всѣ честолюбцы и недовольные. Для него было весьма возможно оставить на тронѣ Неаполитанскаго короля, который безъ сопротивленія согласился бы быть его данникомъ, но онъ свергнулъ его и помогъ взойти на престолъ сильному Испанскому королю, который его самого могъ во всякое время прогнать изъ Италіи.
Страсть къ завоеваніямъ — дѣло безъ сомнѣнія весьма обыкновенное и естественное: завоеватели, умеющіе достигать своихъ цѣлей, достойны скорѣе похвалы, нежели порицанія; но создавать планы, не будучи въ состояніи ихъ осуществлять, — и неблагоразумно и нелѣпо. Поэтому-то, еслибы Франція имѣла достаточно силы для завладѣнія Неаполемъ, то она имѣла бы право къ этому стремиться, но не имѣя на это достаточно силъ — было неразумно даже и затевать такое предпріятіе, а тѣмъ болѣе раздѣлять это королевство; и если раздѣлъ обладанія Ломбардіи съ Венеціанцами извинителенъ, какъ единственная мѣра, могшая помочь его вступленію въ Италію, то послѣднее раздѣленіе, не имѣвшее никакихъ важныхъ, побудительныхъ причинъ, положительно не извинительно. Итакъ Людовикъ XII сдѣлалъ въ Италіи пять основныхъ ошибокъ: онъ совершенно задавилъ слабыхъ правителей и усилилъ могущество сильнѣйшаго, ввелъ въ Италію весьма могущественнаго чужеземнаго государя, не перенесъ туда своей резиденціи и не укрѣпился тамъ основаніемъ колоній. Всѣ эти пять ошибокъ не повлекли бы однако за собой немедленнаго паденія его власти, по крайней мѣрѣ при его жизни, еслибы онъ не присоединилъ къ нимъ шестой и самой важной, т. е. не вознамѣрился бы отнять власти у Венеціанцевъ. Мысль ослабить ихъ была бы вполнѣ разумной и даже необходимой, еслибы предварительно онъ не возвысилъ власти церкви и не призвалъ въ Италію Испанскаго короля; но сдѣлавъ уже то и другое, онъ не долженъ былъ соглашаться на дѣло, грозившее гибелью для Венеціанцевъ, такъ какъ до тѣхъ поръ, пока ихъ могущество не было нарушено, они служили оплотомъ противъ покушеній на Ломбардію и не допускали бы никого завладѣть ею, кромѣ себя, и конечно никому бы и не пришло на мысль отнимать Ломбардію у Франціи съ тѣмъ, чтобы уступить ее Венеціанской республикѣ; бороться же противъ соединенныхъ силъ Франціи и Венеціи едвали у кого хватилобы духу. Еслибы кто-нибудь вздумалъ извинять отдачу Людовикомъ Романьи — папѣ, а Неаполя — Испанскому королю тѣмъ, что онъ дѣлалъ это для избѣжанія войны, то въ высказанномъ уже мною положеніи, что никто изъ правителей не долженъ, ради избежанія войны, допускать усиленіе зла, заключается на это опроверженіе, такъ какъ война при этомъ не избѣгается, а только отдаляется, чтобы потомъ послужить во вредъ самому неблагоразумному правителю.
Еслибы кто-нибудь сталъ объяснять эту отдачу — какъ исполненіе обещанія, даннаго Людовикомъ папѣ, помогать ему въ этомъ предпріятіи за разрѣшеніе своего брака и полученіе кардинальской шапки Руанскимъ архіепископомъ (кардиналомъ Амбруазскимъ), то я на это отвечу дальнейшимъ изложеніемъ моей книги, где покажу, какъ должно смотрѣть на обещанія государей и какимъ образомъ они ихъ исполняютъ.
Итакъ Людовикъ XII потерялъ Ломбардію потому, что не соблюлъ ни одной мѣры благоразумія изъ обыкновенно соблюдаемыхъ тѣми завоевателями, которые хотятъ пріобрѣтаемыя провинціи удержать за собою. Въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго, но такъ должно было случиться, сообразно съ логикой и естественнымъ порядкомъ вещей.
Я былъ въ Нантѣ въ то время, когда Валентино (такъ назывался тогда Цезарь Борджіа, сынъ папы Александра VI) сдѣлался владѣтелемъ Романьи. Кардиналъ Амбруазскій, съ которымъ я разсуждалъ объ этихъ событіяхъ, сказалъ мнѣ, что Итальянцы ничего не смыслятъ въ военномъ дѣлѣ; на это я замѣтилъ ему, что Французы столько же понимаютъ въ политикѣ, такъ какъ, если бы они въ ней хотя что нибудь понимали, то никогда не допустили бы церкви подняться до такого могущества. Опытъ же показалъ, что увеличеніе могущества церкви и Испаніи въ Италіи было дѣломъ Франціи, а въ немъ заключалась и ея собственная погибель. Изъ всего этого можно вывести то общее правило, почти безошибочное, что каждый государь, оказывающій услугу другому, если этимъ значительно увеличивается могущество послѣдняго, работаетъ на свою погибель, такъ какъ для этого онъ употребляетъ силу или умѣнье, а оба эти качества начинаютъ казаться новому потентату, едва онъ достигнетъ своей цѣли, подозрительными и опасными для него.