Государство-город античного мира (Кареев)/Глава I. Общее понятие о городе-государстве

Государство-город античного мира — Глава I. Общее понятие о городе-государстве
автор Николай Иванович Кареев

Опубл.: 1903. Источник: Государство-город античного мира. Опыт исторического построения политической и социальной эволюции античных гражданских общин / Н. Кареев.—3-е изд.—СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича. 1910—XII, 348 с., [2 отд. л. карт] — Скан. • Текст взят из: Город-государство античного мира / Н.Кареев. - М.: Вече, 2018. - 352 с.: ил. - (Античный мир); Государство-город античного мира : опыт исторического построения политической и социальной эволюции античных гражданских общин. - М., 2014. - (В помощь студенту- историку); — скан в ГПИБ

Глава I. ОБЩЕЕ ПОНЯТИЕ О ГОСУДАРСТВЕ-ГОРОДЕ

Значение двойного термина «государство-город». — Основной взгляд Аристотеля на государство. — Общее понятие о государстве. — Политическая интеграция. — Происхождение городов. — Мнение Аристотеля о наилучшем местоположении города

Условимся прежде всего в понимании нашего двойного термина «государство-город». Разумея под этим, сложенным из двух слов названием государство, состоящее из города с его ближайшим округом, или, что тоже город, составляющий со своим округом государство, мы прибегаем для обозначения такой политической формы к сложному термину потому, что для нас это — два разных понятия, с одной стороны, город, с другой — государство. У древних греков, наоборот, эти два понятия сливались воедино, и слово «полис» (πόλις) обозначало одинаково и город, и государство. Правда, первоначальное значение слова было город, укрепленное место в отличие от окружающей страны или хоры (χωρα), носившей ещё названия земли (γἧ) или поля (άγρός), но с течением времени под словом полис стали разуметь всякое политически независимое селение, господствующее над ближайшим округом с его более мелкими посёлками, носившими названия ком (κώμη) или демов (δήμος), причём это селение могло рассматриваться в одно и то же время как государство и как столица маленькой государственной территории вроде современного швейцарского кантона. У римлян словом, наиболее близким к греческому «полис» в его двойном значении, и города, и государства, было цивитас (civitas), что в одних случаях может переводиться словом «город» в других переводится словом «государство».

Особенностью политического быта древних греков и римлян было то, что у них государство имело городовую форму: это была маленькая территория, тяготевшая к одному центру, с которым она и составляла одно неразрывное политическое целое.

Посмотрим теперь, как представляли себе такое государство сами древние, и для этого познакомимся со взглядом на государство знаменитого философа IV в. до Р. X. Аристотеля, который составил не дошедшее до нас описание более полутораста современных ему республик и написал ещё общий теоретический трактат о государстве, носящий название «Политика». К этому трактату мы именно и обратимся.

«Всякое государство, — так начинает Аристотель эту свою книгу^[1], — представляет собою некоторую форму общежития, а всякое общежитие состоятельно только ввиду какого-либо блага, потому что всякое дело люди делают не иначе как ввиду того, что представляется им благом. Итак, если общежитие во всех своих формах стремится к какому-либо благу, то наилучшее из всех благ имеет в виду та форма, которая стоит выше всех и все другие обнимает. А это — та форма, которая называется государством, форма политического общежития. Неправильно, — продолжает Аристотель, — рассуждают те, которые не делают различия между государственным человеком, царем, домохозяином и господином. Они думают, что различие между ними определяется лишь большим или меньшим количеством лиц, подчиненных их власти, а не качеством самой власти. Так, по их мнению, кто властвует над несколькими, тот господин, кто над большим числом лиц, тот хозяин дома, а кто ещё над большим, тот управляет ими, как государственный человек или как царь, — как будто большая семья или малое государство ничем не различаются между собою»^[2].

В этих словах Аристотеля я обращаю особое внимание на мысль о том, что государство стоит выше всех других форм общежития и все другие собою обнимает, будучи в то же время соединено с таким властвованием над людьми, которое качественно отличается от властвования хозяина над «чадами и домочадцами» или господина над рабами. Ни Аристотель, ни другие политические писатели древности (Платон и Цицерон) не пытались дать государству более точное определение вроде тех, какие создавались в большом количестве философами, государствоведами и юристами Нового времени, но что необходимую принадлежность государства составляет власть, это с достаточною силою отмечено и Аристотелем, хотя он и не даёт научного определения самому существу властвования одних людей над другими.

Чтобы яснее представить, чем отличается государство от других форм общежития, Аристотель прибегает к тому способу, которым вообще рекомендует руководствоваться в подобных исследованиях, а именно к делению сложного на простые элементы и потому рассматривает, из каких элементов состоит государство. Первою формою общежития Аристотель признает семью, второй — посёлок (κώμη), и «наконец, совершеннейшая форма общежития, состоящая из многих посёлков, есть государство, — такая форма, в которой общественная жизнь, во всех отношениях можно сказать, достигает высшей степени самодовления»^[3]... Если существование предшествующих форм общежития объясняется потребностью человеческой природы, то и государство точно так же вытекает из природы как конечной цели предшествующих форм жизни»^[4]. Заметим, что, говоря это, Аристотель природою каждого предмета называет то, чего достигает предмет как цели своего бытия. Итак, по Аристотелю, «вследствие общения людей между собою сперва образуется семья, а потом государство», но «по смыслу своей природы» для него, как сам он утверждает, «государство существует прежде, чем семья и каждый из нас в отдельности, потому что, — поясняет Аристотель свою мысль, — целое необходимо прежде своей части»^[5]. Для полного уразумения этой мысли нужно было бы обратиться к основным понятиям всего философского учения Аристотеля, что завлекло бы нас слишком далеко, но для нас достаточно здесь узнать, что он смотрел на государство как на некоторую целость, в себе самой имеющую цель своего существования. «Итак, ясно, — говорит он сам, — что государство существует естественно и притом прежде, чем каждый отдельный его член, потому что, если вне государства никто не может иметь полного благосостояния, то каждый человек относится к государству точно так же, как части относятся к своему целому. А кто не может жить в обществе или кто не имеет ни в чём нужды, потому что сам доволен собою во всём, тот не составляет никакой части государства и есть или зверь, или бог»^[6].

Мы не будем останавливаться теперь на содержащейся в приведённых словах мысли о взаимном отношении, какое, по Аристотелю и вообще по понятиям древних, существует между отдельными людьми и составляющимся из них политическим целым, потому что об этом будет ещё идти речь впереди, здесь же я прошу обратить особое внимание на понятие о государстве как о самодовлеющем целом. В конце концов у Аристотеля государство есть наивысшее и всеобъемлющее, самое совершенное и вполне самодовлеющее общественное целое, властвующее над своими членами не так, как властвует хозяин в своем доме или господин над рабами.

И вот вместе со всем этим Аристотель думал, что нормально таким общественным целым может быть только сравнительно небольшой комплекс людей, занимающий сравнительно небольшую территорию. Не говоря уже о том, что для Аристотеля, как и вообще для древних, не всё население государственной территории состояло из граждан государства, рассматриваемых в качестве существенных его частей, — о чём тоже речь ещё впереди, — особенно важно иметь в виду ту общую мысль нашего философа, что наилучшим политическим целым может быть только государство-город в разъяснённом смысле. «Самый опыт, — говорит Аристотель, — показывает, как трудно и даже невозможно, чтобы в очень многолюдном государстве было хорошее законодательство», потому что «слишком большое число людей, очевидно, не в состоянии удержать в своей среде должного порядка... Поэтому только то государство прекрасно, величине которого соответствует определённая мера населения. Для величины государства, как для величины всех других предметов, напр., животных, растений, разных орудий, непременно должна быть какая-нибудь определённая мера. Иначе, если предмет слишком мал или чрезмерно велик, то он не сохранит в себе своей силы, но или вовсе не останется верным своей природе, или будет дурен». Поясняя свою мысль, Аристотель приводит в виде примера корабль величиною в одну пядь или в две стадии, который уже не будет кораблем и во всяком случае будет дурно плавать. «Равным образом, — читаем мы далее, — и государство, если состоит из очень небольшого числа граждан, то не довлеет себе (а государство должно довлеть себе); если же число его слишком велико, то оно довлеет себе уже как целая нация, а не как государство; в такой массе уже и не может быть политического устройства. Кто будет стратегом этого столь чрезмерного множества? Или кто его герольдом? Разве Стентор?» ^[7] По вопросу о мере населения, так сказать, нормального государства Аристотель приходит к такому выводу: «Масса населения в государстве должна довлеть себе во всех потребностях своей жизни, но в то же время она должна быть такова, чтобы её легко было окинуть взглядом»^[8]. Сообразно с этим решается и вопрос о территории государства: она также должна быть такова, чтобы её легко было окинуть взглядом. В другом месте Аристотель прямо исключает из своего понятия о нормальной величине государства «Вавилон и всякое другое государство, которое по объёму своему представляет собою скорее область целой нации, чем государство»^[9].

Политические идеи античного мира пока не входят в круг нашего рассмотрения, и я остановился на взглядах Аристотеля лишь для лучшего уразумения одного из основных политических фактов древности — тожества государства с городом и его непосредственным округом. Прибавлю только, что древние не исследовали вопроса о сущности, объединяющей государство в одно целое власти, но что уже у Аристотеля власть является необходимою принадлежностью государства. И теперь мы разумеем под государством такую форму общежития, которая самостоятельно осуществляет принудительное властвование над свободными людьми, над собою притом это властвование признающими. Было время, когда основу такого властвования видели в существовании единой, над всем в государстве господствующей воли, лишь проявляющейся в воле конкретных правителей государства как в своём органе, причём эта единая господствующая над всем в государстве воля понималась или как воля Божества, или как общая воля, возникающая из общественного договора, который будто бы создал государство, или как воля государства, наделённого предикатом самостоятельной личности, напр., в понимании английского политического писателя XVII в. Гоббса, видевшего в государстве как бы единую личность (civitas est persona una). Теперь центр тяжести государственного властвования переносят, в теоретическом его понимании, с понятия единой воли на понятие признания данной власти населением, исходя из того соображения, что воля всегда будет безвластна, если не будет пользоваться признанием со стороны других, и что, с другой стороны, истории известна масса случаев, когда властвовали в силу признанных за ними прав на власть люди, лишённые всякой собственной воли. Другими словами, властвование предполагает в тех людях, которые его над собою признают, сознание зависимости своей от некоего целого, пользующегося самостоятельною принудительною властью по отношению к отдельным своим членам. Укажу ещё и на то, что в разное время и в разных местах границы этого властвования понимались различным образом — и в теоретических определениях государства, и в практическом осуществлении его прав. В Новое время, под влиянием развивавшейся государственности и знакомства с политической жизнью древности, основную особенность государственной власти сначала видели в её ни от кого не зависящем и ничем не ограниченном верховенстве или, как говорится иначе, в её абсолютном суверенитете, независимо от того, кто является носителем такой власти — единое лицо или весь народ, но и это воззрение, позволившее упомянутому английскому мыслителю XVII в. назвать государство «смертным божеством», уступает теперь место другому, принимающему в расчёт, с одной стороны, зависимость отдельных государств от условий международного общения, с другой — ограниченность властвования равным образом внутренними отношениями, напр., религиозными.

Как бы то ни было, однако, на всех ступенях своего развития государство отличается от других форм общежития тем, что одному ему принадлежит самостоятельное властвование, имеющее признанное право принуждения, и одно оно может уступать такое право другим общественным союзам или за ними его поддерживать, будет ли то, напр., семья или церковь. Таким целым, за которым отдельные члены общественного союза признают право принудительного властвования над собою, может быть и громадная держава, и маленький кантон, в античном же мире таким именно целым и было государство-город, то, что греки называли полис.

В XVII и XVIII вв. возникновение государства объясняли тем, что люди, жившие сначала вне всякого правильного общения между собою, находившиеся, как это называлось, в естественном состоянии, заключили между собою договор, результатом которого и было установление общей власти. Теперь такой взгляд на происхождение государства совсем оставлен. Прежде всего дознано, что естественного состояния в указанном смысле никогда не было и что догосударственному быту предшествовали другие общественные формы, более элементарные и простые, в которых, однако, тоже существовало властвование в пределах маленьких социальных групп, бывших своего рода политическими целыми. Государство как более сложная форма, возникло из более простых путём их слияния в одно целое и их в этом целом поглощения, т. е. того, что на языке социологии называют политической интеграцией. Мы увидим, что античное городовое государство прямо носит в своём устройстве следы происхождения своего из срастания более мелких общественных групп, а тут только отметим, что в античном мире политическая интеграция пошла и дальше, потому что процесс её не остановился на государстве-городе, но повёл ещё к образованию из подобных государств-городов целых федераций и кончился образованием великой территориальной империи под властью державного города Рима.

Для того чтобы процесс интеграции привёл в античном мире к государству-городу и к дальнейшему объединению в форме городских союзов или к властвованию одного города над другими, конечно, были свои исторические причины, которые мы и постараемся определить, насколько это нам доступно при современном состоянии науки. Теперь же, только что давши определение государства, остановимся несколько на второй части нашего сложного термина, на городе.

В настоящее время городами — в отличие от деревень — мы называем населённые места с особенною скученностью населения, занятого главным образом промышленно-торговой деятельностью (в отличие от сельского хозяйства), притом населённые места, имеющие в силу указанных обстоятельств особое, отличное от деревенского, устройство и управление и даже являющиеся средоточием местных властей для окружающих местностей. Из указанных признаков более существенное значение имеют большая скученность населения и развитие торгово-промышленной деятельности, что, с одной стороны, делает внутреннее устройство городов более сложным и вносит в управление ими особые черты, а с другой, превращает их в центры, к которым тяготеет население окрестных деревень и из которых удобнее ими управлять. И скучение населения в известных пунктах, и выделение торгово-промышленных классов, составляющих главную и основную часть городского населения, совершались медленно и постепенно и притом так, что оба процесса находились во взаимодействии. Сначала города были, пожалуй, скорее местами временного пребывания, чем постоянного жительства людей. Это были укреплённые пункты, где окрестное население могло спасать себя и своё имущество во время вражеских нашествий и там отсиживаться, или это были рынки, на которые сходились жители соседних деревень для обмена своих продуктов, а также места, где они могли собираться для решения общих дел. Города таким образом создавались преимущественно войною и торговлею, намечавшими будущие пункты наиболее безопасного существования и наиболее удобной встречи для торгового обмена: здесь же сподручнее всего было собираться окрестным жителям, когда началась политическая интеграция, для решения общих дел и, как увидим, для отправления общего религиозного культа. У греков и римлян государство сначала и охватывало только такую маленькую территорию с одним городским центром, бывшим и местом убежища, и рынком.

В том самом месте «Политики» Аристотеля, где говорится о нормальном размере государства, затронут и вопрос о наилучшем местоположении города. При этом Аристотель имеет в виду именно два условия — стратегическое и коммерческое, для чего и требует, чтобы город с одной стороны прилегал к морю, а с другой — к суше. Одно из благоприятных условий такого положения города, говорит Аристотель, состоит в том, что город в таком случае открыт для помощи со всех пунктов. Затем другое благоприятное условие — то, что «такое положение города способствует привозу в него разных плодов, земли, лесного материала и других продуктов, которыми изобилует целая страна»^[10]. Вот такие-то стратегические и коммерческие пункты и сделались в античном мире центрами маленьких городовых государств.

Примечания

1. Русск. пер. Н. Скворцова (Москва, 1865)
2. Стр. 1- 2
3. Самодовление = автаркия (αύταρκεια); у Скворцова это понятие передано через слово «благосостояние»
4. Стр. 8
5. Стр. 9
6. Стр. 10
7. Стр. 185. Стентор в "Илиаде" - "медноголосый боец, кто пятьдесят голосов мог один покрывать своим криком".
8. Стр. 125.
9. Стр. 180.
10. Стр. 187.