Ад. П. Берже
правитьГорные племена Кавказа
правитьБерже Ад. П. Кавказская старина
Пятигорск: СНЕГ, 2011.
Застывших скал воздвиг вершины.
Стеной умели так высоко
Громады скал нагромоздить.
Все русскому мечу подвластно.
Кавказа гордые сыны,
Сражались, гибли вы ужасно;
Но не спасла вас ваша кровь,
Ни очарованные брони,
Ни горы, ни лихие кони,
Ни дикой вольности любовь.
Проход через Главный Кавказский хребет от Керченского пролива до Каспийского моря возможен только на одних его оконечностях с севера на юг; в остальных же частях этот хребет представляет почти сплошную массу гор, резко отделяющую Северный Кавказ от Закавказья не только в географическом, но и в этнографическом отношении. Северные склоны этого хребта, спускаясь сначала крутыми, а потом более отлогими уступами в равнину, служащую продолжением приволжских и придонских степей, образуют с прилегающим к ним пространством следующие части: западную, или бассейн реки Кубани, восточную, или бассейн реки Терека, и промежуточную маловодную степь по рекам Куме и Калаусу. Северо-восточный же склон Главного хребта составляет высокое нагорное пространство (Дагестан), вмещающее в себе бассейны рек Сулака и Самура.
Южная часть Кавказа, от Главного хребта к Черному морю, образует узкую прибрежную полосу, упирающуюся в реку Ингур. Далее, на восток, находится замкнутый бассейн реки Риона, а за Месхийским хребтом бассейн реки Куры.
Собственно Кавказские горы занимают площадь в 2600 квадратных миль.
На этом громадном пространстве живут и отчасти жили:
Черкесы (адыге). В состав этого народа входили племена, разместившиеся следующим образом:
На северном склоне Кавказского хребта, в долинах, орошаемых реками Белой, Лабой, Пшишем, Псекупсом и их притоками, жили абадзехи, самое воинственное из черкесских племен. На востоке река Супе отделяла абад-зехов от шапсугов, населявших долины по реке Убин и ее притокам, терявшимся в болотах, не достигая Кубани. В окрестностях Анапы и в направлении оттуда по берегу Черного моря до реки Туапсе и вверх по Кубани до Адагума жили натухайцы (натхокуадж), в состав которых вошли племена чебсин и хегайк; последние окончательно истреблены чумою 1812 года. Шапсуги и натухайцы составляли, по нраву и характеру, почти один народ и во все времена отличались одинаковою непокорностью.
В средних частях Урупа и Лабы и на промежуточном пространстве между этими реками разместились бесленеевцы; на северо-запад от них, по рекам, впадающим в нижнюю Лабу, обитали егарукаевцы и мехешевцы; еще далее на запад, между реками Схагуаше и Пшиш — гатюкаевцы, а севернее, по правому берегу Белой и по гребню гор, отделяющему эту реку от Лабы, — темиргоевцы (кемгуй), смежные на западе с абадзехами. На восток от шапсугов, против Екатеринодара, между реками Афипсом и Белой, жили бже-духи, разделявшиеся на хамышейцев и черченейцев.
Кабардинцы (кабертай), не примыкавшие непосредственно к соплеменным им отраслям черкесского народа, населяют Большую Кабарду, лежащую между Малкою и Тереком и примыкающую на юге к осетинам, и Малую Кабарду, расстилающуюся на правом берегу Терека до предгорий и берегов реки Сунжи.
Наконец, к черкесам следует причислисть некогда могущественное племя жанеевцев, коего остатки удержались на Каракубанском острове, и сильное племя убыхов, занимавшее по берегу Черного моря урочища Вардане и Саше.
Таким образом, черкесы занимали большую половину Кабардинской плоскости, значительную часть обоих склонов Кавказского хребта и восточный берег Черного моря.
Пространство между рекою Ингуром и хребтом, отделяющим реку Бзыбь от реки Псху, а на севере до Главного хребта, было заселено племенем азега, которое также раздробилось на многие отрасли. К юго-востоку от убыхов находились джигеты (садзен), занимавшие пространство по берегу Черного моря от речки Хамыш до Гагр, а к востоку — медовеевцы, дробившиеся на отрасли: псху, ахчипсоу и аибга. За Гаграми, по направлению к Ингуру, жили абхазцы, одно из древнейших племен Кавказа. К ним следует причислить самурзакан-цев, занимавших землю по берегу Черного моря между реками Ингуром и Галидзгой. Абхазский элемент в особенности преобладал в западной части Самурзакани. Выше абхазцев, по Кодору, в долине Дал, поместились цебель-динцы (замбал); в верховьях реки Гупс — баракаи; к югу от них, в верховьях реки Ходзь — племя баг; к востоку, в верховьях Малой Лабы — шегерай, а еще далее, в верховьях Большой Лабы — племя там. Промежуточное же пространство между верховьями Большой и Малой Лабы было заселено кизылбеков-цами, от которых к юго-востоку, у верховьев Урупа и Большого Зеленчука, жили башильбаевцы, и, наконец, басьхог, расселившиеся в конце XVII века, с согласия кабардинцев, в разных местах Кубанской котловины. Племя басьхог известно у татар под именем алты-кесек, или шестиродных, от имени своих владетелей Биберд, Лоу или Лов, Дударук, Кияш, Джантемир и Клиш.
На северном склоне Главного хребта, близ верховьев Кубани и Теберды, у подошвы Эльборуса, живет татарское племя карачаевцев, родственное с урусбиевцами, чегемцами и балкарцами, разместившимися по рекам Баксану, Чегему и Тереку. По берегам реки Кубани, от станицы Баталпашинской до устья реки Лабы, жили ногайцы, переселенные туда Петром I из астраханских степей, куда они были оттеснены калмыками с берегов Иртыша. Впоследствии они отдались под покровительство Турции, но в 1770 году снова возвратились на Кубань.
Продолжая наш перечень кавказских горских племен в направлении к востоку, мы встречаем сванетов (иверского или картвельского происхождения), живущих к югу от Эльборуса, в верховьях Ингура и Цхенис-Цкали, а еще далее — осетин (ирон), принадлежащих к иранскому племени и подразделяющихся на дигорцев, валаджирцев, куртатцев и тагаурцев. Осетины расселились в верховьях рек Арагвы и Терека на протяжении Военно-Грузинской дороги и по смежным с нею ущельям, затем в северной нагорной части Горийского уезда, по рекам Большой и Малой Лиахве и на Северном Кавказе по рекам Фиагдону и Ардону и по смежным областям.
К югу от Главного хребта, по верховьям рек Алазани, Иоры и Пшавской Арагвы и частью по северной стороне хребта, по верховью Чантры-Агуна, жили тушины, пшавы и хевсуры.
Земли между течением реки Аксая, последними террасами Главного хребта и рекою Сунжею были заняты чеченцами. Племя это также имело свои подразделения: по верховьям рек Сунжи, Камбилейки, Назрановки и по течению этих рек до впадения реки Яндырки в Сунжу и по Терской долине жили назрановцы; по рекам Ассе и Сунже — карабулаки, самое враждебное нам племя; по ущелью Макалдона и Аргуна — кисты и пр. Кроме того, были отрасли, называвшиеся по именам селений или гор и рек, по направлению коих были расположены их аулы, но деление это не имело основания и самим чеченцам было неизвестно. Они сами себя называют нахчуй (в единственном числе — нахчуо), то есть «народ», и это относится до всего народа, говорящего чеченским языком.
Наконец, Дагестан, под именем которого известно пространство, заключающееся в прямолинейном треугольнике, которого стороны составляют хребты Главный Кавказский и отходящий от него от горы Барбало (в Тушетии) Андийский и берег Каспийского моря, — заселен лезгинами.
Горцев никогда никто не считал, почему и точных статистических сведений о них не существовало. По приблизительному же определению, до выселения значительной части населения гор в Турцию, считалось черкесов 300000 душ, убыхов 25000 душ, абхазского племени 150000 душ, сванетов 10000 душ, осетин 28000 душ, чеченцев 120000 душ, тушин, пшавов и хевсуров 12000 душ, лезгин 450000 душ, всего 1095000 душ. А с ногайцами, кумыками и балкарцами, которых считалось 45000, общая цифра составляла 1140000 душ.
Приведенное выше подразделение кавказских народностей было, однако же, мало известно не только в Европе, но и в России, где всех вообще горцев привыкли называть черкесами. Так, хевсур почему-то считали потомками крестоносцев, задержанных в Кавказских горах при возвращении их из Палестины в Европу. Знаменитый Паллас полагал, что черкесы, подчинив себе другие народы, сообщили им свой язык, подобно тому, как тевтонские рыцари сообщили, хотя бы отчасти, свой язык латышам и эстам.
Критический разбор этих и множества подобных гипотез завлек бы нас слишком далеко за пределы настоящего очерка, а потому скажем коротко, что в те отдаленные времена, когда Закавказье делилось на Колхиду, Иверию и Албанию, а частью входило в состав Великой Армении, Северный Кавказ был известен под именем Азиатской Сарматии (Sarmatia Asiatika), заключавшей в себе, кроме земель, занятых черкесскими племенами, и Дагестана, и все русские провинции между Доном и Волгой, а равно западные части царств Астраханского и Казанского. Вся эта страна была знакома древним только в южных ее частях. Население ее, известное под общим именем сарматов, дробилось на многие мелкие племена: зихов, живших на понтийском берегу, кекетров, мради (mradi), bosporani, на Босфоре Киммерийском и нынешнем Таманском полуострове. Ближе к берегу Каспийского моря жили: по реке Куме — udini, по Тереку — aondae, на Сулаке — isondae; внутри страны diduri (дидойцы), к западу от них metibi, еще далее conapseni, затем к востоку tuski, нынешние тушины, и пр. В какой родственной связи исчисленные народности состояли к нынешним горцам — определить трудно и предоставляется будущим исследованиям. Нам же остается обратиться к этнографической и бытовой стороне горцев, придерживаясь программы настоящего издания. Предмет наш в данном случае составит собственно мусульманское население, то есть племена черкесские, абхазские, чеченские и лезгинские, так как о племенах христианских, как равно о кумыках и ногайцах, будет сказано в своем месте.
Древнейшая вера кавказских горцев была чисто буддийская. Учение св. Евангелия среди некоторых племен современно апостолу Андрею Первозванному, который, в сопутствии Симона Канонита, проповедовал его в Мингрелии, Абхазии и других местностях по берегу Черного моря. О том, насколько вообще и до каких пределов христианство распространилось впоследствии, лучше всего свидетельствуют развалины и остатки древних церквей, которые попадаются во всех почти ущельях от Черного моря до Военно-Грузинской дороги и далее на восток в нагорной Чечне. Подробное их исчисление могло бы составить предмет весьма обширной монографии. Менее всего следы христианства встречаются в Дагестане. И понятно. Большая часть населения этой страны, разместившись по диким и недоступным ущельям и трущобам, вела жизнь вполне изолированную и находилась всегда вне всякого влияния на него мировых событий. Мне известна во внутреннем Дагестане только одна церковь, да и она, судя по архитектуре, принадлежит к позднейшей эпохе. Она лежит в 25 верстах от Хунзаха, на левом берегу Аварского Койсу, в тесном ущелье Гатани-кал («церковное ущелье»), близ небольшого ручья. Теснота ущелья, приютившего в себе церковь, и скудость окружающей природы заставляют думать, что церковь не имела особого прихода, но что сюда стекались из других мест на богомолье. Шамиль, года за три до взятия его в плен, разрешил каким-то четырем христианам поселиться в церкви, но спустя несколько месяцев двое из них на время отлучились в Ведено, а другие двое неизвестно кем были убиты, и имущество их разграблено. Известие это крайне огорчило Шамиля, и он строго предписал местному наибу отыскать виновных, но преступники не были открыты.
В VII столетии в южные пределы Кавказа проник ислам, утвердившийся после двухвековой борьбы в Дагестане и распространившийся в IX веке по берегу Черного моря. Но учение это, несмотря на многочисленных последователей, не было достаточно сильно, чтобы поколебать преобладавшее там христианство, которое в XI и XII веках нашло сильную поддержку со стороны князей тмутараканских и царей Грузии. С XVI же столетия начинается открытая борьба Креста с Луною, продолжавшаяся до последнего времени. Прямым последствием этого, как справедливо замечает Дюбуа, был полнейший индифферентизм горцев к той и другой религии и возвращение их к древним суевериям. Это в особенности относится до черкесских племен, религия которых отличается поразительною смесью ислама с христианством и язычеством. Так, мы не можем не признать в их поклонении высшим существам явных признаков греческого культа: Зейгут, покровитель наездников, никто иной как Марс; Тлепс, покровитель кузнецов — Вулкан, Хепезуат — Наяда, Хатогуат — Помона, Кодес — Нептун и проч. Особенным уважением пользовался у них Созерис, покровитель хлебопашества. Пришествие его ожидается и празднуется в декабре, в одно время с нашим праздником Рождества Христова. К этому времени в дом вносится сук о семи ветвях, к которым прикрепляются свечи из желтого воска, пирожки и кусочки сыра. Созериса считают также и покровителем моря.
Мериам, которую черкесы называют Божией Матерью, есть св. Мария, считающаяся покровительницею пчел. Она празднуется в августе, почти одновременно с Успеньем Пресвятой Богородицы.
Горцы, жившие на морском прибрежье, признавали Пасху, сами не зная, в память какого события, и за две недели до наступления праздника не употребляли в пищу яиц. Вместе с тем, у них сохранилось уважение к священным лесам и рощам, где символом их поклонения служил деревянный крест, прислоненный к дереву. Впрочем, эта наклонность к друидизму свойственна и другим кавказским племенам. Путешественники начала прошлого столетия (XVIII века — Ред.) повествуют, что черкесы с зажженными факелами совершали процессии вокруг священных деревьев и тут же приносили в жертву баранов, коз, быков и проч.
У племени азега точно также сохранились следы верований всех народов. Они поклоняются тем же богам, как и черкесы, не облекая их, впрочем, в определенные формы, и подобно им чтут священные леса, рощи и скалы. Особенным уважением у них пользуется наковальня: ей приносятся жертвы, и клятва при наковальне считается ненарушимою. Первые семена христианства внесены в Абхазии, как сказано выше, Андреем Первозванным. В 550 году император Юстиниан воздвиг на берегу Черного моря Пицундский храм, этот дивный памятник древнего византийского искусства. После падения генуэзских колоний в Абхазию проник ислам, нашедший там многих последователей; большая же часть населения не только сохранила глубокое уважение к развалинам древних церквей, и особенно к храмам в Илори и Драндах, но осталась верна язычеству, которое считалось еще не очень давно господствующею религией) между абхазскими племенами. Собственно в Абхазии только члены владетельного дома и незначительная часть дворян исповедуют православие; остальные придерживаются ислама и, подобно черкесам, принадлежат к расколу ханифитов. Из крестьян только 2/5 считаются мусульманами.
Следы язычества удержались равным образом и в Чечне. Ингуши поклоняются идолу Гушмале и еще недавно почитали человеческие скелеты, уцелевшие в небольшом каменном строении, ниже крепости Назрана, по Сунже. Они говорят, что остовы эти сохранялись там в течение 2000 лет и испортились только с приходом русских.
При царице Тамаре или Русудани, то есть в конце XII или начале XIII века, между чеченцами начало распространяться христианство, о котором свидетельствуют развалины древних храмов (как, например, у кистин, на горе Матхох, и у галгаевцев, близ аула Хейры, церковь Кааба-Ерды). Кистины и ингуши, подобно осетинам, празднуют новый год, день пророка Илии и день Святой Троицы.
В начале прошлого столетия чеченцы приняли ислам, присоединившись к суннитскому толку шариэ, которого держатся также жители Дагестана, за исключением Дербента и некоторых мест, населенных шиитами.
Такова религия горцев. Но оригинальности и особенности, которыми они отличаются в своих религиозных убеждениях и воззрениях, отразились в не меньшей мере и на их общественном и семейном быте.
Управление у черкесов было чисто феодальное. Народ разделялся на князей (пши), дворян или узденей (уорк), свободных, подвластных и рабов. Строго же говоря, у них было только два сословия: свободные и рабы. У некоторых племен, как, например, у натухайцев и шапсугов, княжеский род пресекся, и остались только дворяне. Здесь кстати упомянуть, что между натухайцами и шапсугами обыкновенно жили наибы, присылавшиеся Шамилем, чтобы поддерживать против нас враждебные отношения черкесов. У убыхов также не существовало князей, но зато сословие дворян было особенно многочисленно. С абадзехами убыхи были связаны теми же близкими отношениями, какие существовали между натухайцами и шапсугами. В других племенах сословие князей удержалось до последнего времени.
Общественный порядок в народе поддерживался союзами фамилий, которые, в свою очередь, скрепляли взаимные между собою отношения брачными узами и отдачею детей на воспитание в чужие семейства, где они считались самыми близкими родными. Обязанности воспитанника к воспитателю (аталыку) были выше, чем к собственным родственникам.
Союзами фамилий установлялась безопасность каждого лица от насилия постороннего, а для предупреждения всякого раздора между самыми фамилиями существовал обычай, по которому за поступки каждого ответствовали все члены фамилии, и лицо, вовлекшее несколько раз свою фамилию во враждебные отношения к другим, оставалось как бы вне покровительства и ни на какую защиту рассчитывать не могло. Почтение к старшим соблюдалось со всею строгостью; не менее уважались люди, отличавшиеся храбростью и умом. В быту семейном блюстителем порядка был отец, имевший право на жизнь и продажу в неволю жены, детей и рабов.
Для обсуждения общих дел и предприятий созывались народные собрания, не имевшие ни определенного места, ни установленного периодического времени. Они происходили обыкновенно под открытым небом и имели вид совещательный, причем не располагали никакими исполнительными средствами для наблюдения за исполнением своих постановлений. В конце прошлого (XVIII — Ред.) и начале нынешнего (XIX — Ред.) столетия народные собрания происходили довольно редко. Люлье, долго живший между черкесами, насчитывает всего пять таких собраний. С течением времени, а особенно с 1840 года, народные собрания вследствие принятых нами энергичных мер против закубанцев, участились. В собраниях этих принимали участие все сословия, кроме крестьян, не имевших права голоса.
То же феодальное устройство существовало у абхазских племен, с тою лишь разницею, что у них преобладал элемент аристократический. Джигеты и цебельдинцы управлялись княжескими и дворянскими фамилиями, составившими между собою как бы род федеративного союза. Собственно Абхазия, в которой считалось шесть княжеских и восемь дворянских фамилий, управлялась владетелем из рода князей Шарвашидзе, которому грамотою императора Александра, в 1810 году, даровано наследственное право на внутреннее управление краем по народным обычаям и изустным законам. Последним владетелем был князь Михаил Шарвашидзе, скончавшийся в 1866 году.
Владетель не пользовался никакими податями, а князья и дворяне, составлявшие господствующий класс землевладельцев, получали доходы только с своих имений и с земель, принадлежавших крестьянам.
У чеченцев общественный быт отличается тою патриархальностью и простотою, какие мы находим в первобытных обществах. У них нет сословных подразделений. Они образуют один класс — людей вольных и не имеют никаких феодальных привилегий. «Мы все уздени», — говорят чеченцы, и это выражение должно понимать в смысле людей, зависящих сами от себя. Но в массе коренного народонаселения с течением времени образовался немногочисленный класс личных рабов; его составили военнопленные, постоянно захватываемые чеченцами во время их наездов. Хотя состояние их, в сущности, ничем не разнилось, однако же их стали подразделять на лай и ясир. Последние отличались от первых тем, что ясир мог быть выкуплен и воротиться на родину, тогда как лай, забывший свое происхождение и религию, делался неотъемлемою собственностью своего господина. Положение лаев в Чечне со временем превратилось в то безусловное рабство, какое существовало в древнем мире. Таким образом, сословие лаев было совершенно бесправное, и оно могло образоваться только в стране, не обеспеченной никакими почти законами, где каждый коренной обитатель считал себя полноправным господином.
В прежнее время, говорят ичкерийские старожилы, когда народ чеченский был еще малочислен и жил в горах Ичкерии и по верховью Аргуна, все тяжбы судились стариками; старики были в то время умные, жили долго; знали многое и всегда решали по правде, по своему разумению, не руководствуясь никаким законом. Но так как они не имели в своих руках никакой исполнительной власти, то решения их, основанные на здравом уме и совести, хотя и были справедливы, но не всегда приводились в исполнение, а уничтожались часто по произволу, то есть платились кровью за кровь, обидой за обиду. Дела, касавшиеся целого аула, обыкновенно решались на сходках, куда собирался весь народ и на которых свободно говорил всякий, кто что знал.
Обратимся к Дагестану. Там еще в 1859 году считалось семь владений и 43 вольных общества. Общества эти сохранили в общественном устройстве преимущественно первобытные формы: каждое селение избирало себе старшину, а несколько селений, составлявших вместе общество, управлялись кадием; иногда же несколько обществ составляли союз. В обществах не существовало различия сословий, но личные качества или даже связи родственные часто давали некоторым лицам сильное влияние на целое общество.
Из владетелей Дагестана древнейшими и сильнейшими со времени учреждения в этом крае власти арабов были шамхалы тарковские, называвшиеся также вали-ями. Владения их лежали большею частью на равнине. Главная резиденция шамхалов была в Тарку, древнем Семендере, некогда принадлежавшем хазарам. Селение это лежит на крутой скале, близ берега Каспийского моря, а живописно только издали, внутри же:
Скажу не в смех,
Аул шамхала
Похож немало
На русский хлев.
Большой и длинный,
Обмазан глиной.
Нечист внутри,
Нечист снаружи.
Мечети с три,
Ручьи да лужи…
(А. И. Полежаев)
На высшей точке Тарку А. П. Ермолов построил в 1821 году крепость Бурную, но она уже давно уничтожена.
Последним шамхалом был Шемс-эддин, сын Муслим-хана, добровольно сложивший звание это в 1867 году.
Южной границей шам-хальство прикасалось к Кайтагу, который до 1820 года составлял особое владение под управлением уцмиев (от арабского слова «усми», то есть именитый), считавшихся по своему значению и влиянию в Дагестане вторыми после шамхала. После Адиль-хана, изменившего нам и бежавшего в Аварию, А. П. Ермолов навсегда уничтожил достоинство уцмиев. В смежности с Кайтагом находится бывшее Кюринское ханство, которое до 1839 года было соединено с ханством Казикумухским под управлением одного лица из рода казикумухских ханов. Последним кюринским владетелем был Юсуф-хан, сложивший с себя это звание в 1864 году, а казикумухским — Агалар-бек, скончавшийся в 1858 году.
К северу от Кюринского ханства лежит Табасарань. Она разделялась на северную и южную. Первою управляли кадии, а последнею майсумы, — достоинство, установленное арабскими завоевателями в VIII веке и уничтоженное в 1828 году. Последним кадием был Эльдар-бек, а правителем южной Табасарани — Ахмед-хан. Они оба сложили с себя свои звания в 1866 году, получив взамен пенсии и достаточные к их обеспечению участки земли.
К югу от шамхальства Тарковского лежало ханство Мехтулинское. Оно образовалось в XVIII столетии и имело своих владетелей, состоявших в близких родственных связях с домом аварских ханов. В 1867 году полковник Решид-хан добровольно сложил с себя звание владетеля, удовольствовавшись сохранением титула хана, удержанием за собою лично ему принадлежащих недвижимых имений и ежегодным содержанием в 5 тысяч рублей.
Кроме исчисленных владений в прикаспийской части Дагестана было еще ханство Дербентское и Кубинское, но оно, после измены и бегства Шейх-Али-хана, поступило в 1806 году, за исключением города Дербента, в управление шамхала тарковского Мехти, в награду постоянной преданности его России.
В самом средоточии Дагестана находилось бывшее ханство Аварское с главным селением Хунзах. Оно расположено на утесистых и обрывистых берегах ручья Ток-иты и замечательно ханским дворцом, с которым соединяется воспоминание о прекрасной Султанете, дочери Ахмед-хана, знакомой читателям из «Аммалат-бека» Марлинского. Авария была некогда сильнейшим владением в Дагестане. Соседи трепетали ее ханов, и еще во второй половине прошлого столетия знаменитый Омар-хан брал дань не только с вольных обществ, но обложил ею ханов Ширванского, Шекинского, Бакинского, пашу Ахалцихского и даже грузинского царя Ираклия II за то только, чтобы не тревожить их владений.
Все эти владения управлялись их ханами неограниченно, через беков, джанков (родившихся от брака знатного с простолюдинкою) и старшин, и все дела решались по их личному усмотрению.
У горцев никогда никаких письменных законов не существовало; они управлялись обычаями, которые передавались изустно из рода в род. Из совокупности этих обычаев составился адат, который можно назвать первым звеном соединения человека в общество, переходом его из дикого состояния к жизни общественной. Человек, соединяясь в общество, старается оградить себя от произвола, изыскивает необходимые для этого условия и создает правила, на которых могла бы покоиться жизнь общественная. Но правила эти, как и все установляемое человеком в период его младенчества, не прочны и, по неимению письмен, существуют в одних лишь преданиях. В них человек как бы боится подчинить себя определенным узам закона, а потому и исполнительной власти в адате почти не существует, штрафов и наказаний за преступления никаких нет, а если и есть, то весьма слабые. Вообще можно сказать, что суд по адату есть суд посреднический, лишенный большею частью средств понудительных: решения его исполняются, если на то есть добрая воля судившихся, или пренебрегаются, если одна из сторон находит их слишком невыгодными для себя. Тут последняя граница закона и гражданского порядка и первый переход к личному самоуправству. Там, где закон бессилен, каждый получает обратно природное право мстить за обиду и по своему усмотрению наказывает своего врага или обидчика. Здесь и кроется начало жестокого правила канлы (кровомщения), признанного у всех горских племен как дополнительный устав личного права, помещенного в своде их преданий и гражданских постановлений. Кайлы состоит в том, что родственник убитого должен убить убийцу или кого-либо из его родных. Те, со своей стороны, опять должны отомстить за кровь кровью, и таким образом убийства продолжаются бесконечно. Поэтому после каждого убийства между родственниками убитого и родственниками совершившего убийство возникает право канлы, которое нередко переходит от одного колена в другое.
Генерал A.B. Комаров, долго служивший в Дагестане и специально занявшийся адатами и судопроизводством по ним, в обстоятельной статье своей по этому предмету, между прочим, сообщает, что в селении Гадар (Темир-Хан-Шуринского округа) кровомщение между двумя тохумами (род, родня, родственный союз), начавшееся вследствие убийства в ссоре за курицу, длилось более двухсот лет. Другой пример. В Андии, на том самом месте, где ныне находится хутор Цибильда, было довольно большое и богатое селение, жители которого делились на два тохума. Раз, в праздник курбан-байрама, молодежь вышла для состязания в стрельбе в цель. После нескольких выстрелов завязался спор, перешедший в драку, в которой случайно был убит один из молодых людей. Родственники его сейчас же бросились на убийцу, отчего завязалась общая свалка между обоими тохумами. Когда в селении сделалось известным, что уже по нескольку человек убито с обеих сторон, старики и женщины начали, в свою очередь, драться между собою и душить детей друг у друга. Убийства продолжались несколько дней, и из всего селения остались в живых только четыре человека. Бывали случаи, что жители некоторых селений, спасаясь от кровомщения, переходили на другие места и основывали новые селения в чужом обществе.
То, что делалось в Дагестане, повторялось в Чечне и у черкесских племен; в Абхазии же обычай кровомщения произвел еще более вреда, чем у черкесов.
Другой, общий всем горцам обычай — гостеприимство, которое, напоминая нам героические времена Греции (см. VI песнь «Илиады» в переводе Н. И. Гнедича), развито у них в самых широких размерах. Гость, кто бы он ни был, считался для горца лицом священным, и он мстил за его смерть, за нанесенную ему обиду или оскорбление.
Как кровомщение, так и гостеприимство — создания адата.
С распространением среди горцев ислама у них начал вводиться шариат (правила и постановления исламизма). Таким образом, законодательство было составлено у них из двух противоположных элементов: шариата, основанного на общих правилах нравственности и религии, заключающихся в Коране, и адата — на обычаях народа младенческого и полудикого. Последний распространялся и усиливался всякий раз, как ослабевал шариат; и наоборот, адат падал и был отменяем, когда шариат находил ревностных проповедников и последователей.
Перед нами одинокая, построенная из турлука и крытая соломою сакля. Она стоит на окраине дремучего леса и обращена фасадом к реке, которая серебряною лентою вьется в крутых берегах и в близком далеке исчезает среди гористой местности. Внутри сакля состоит из нескольких комнат с небольшими окнами, без стекол. Входная низенькая дверь запирается изнутри деревянными клиньями, а окна ставнями. В одной из комнат около стены вырыто в земляном полу углубление для огня, а над ним устроена из плетня, обмазанная глиною, труба. По сторонам этой импровизированной печи приделано к стене несколько полок для посуды, и рядом с ними, как в хоромах Улисса, развешаны на гвоздях оружие и одежда. Несколько круглых столиков и кровать, покрытая войлоком, дополняют обстановку.
Близ сакли стоит на четырех столбах амбар, а близ него хлев для домашнего скота.
Все эти постройки обнесены забором или плотным тыном, за которым находятся огороды, засеянные преимущественно кукурузою и просом. С внешней стороны к забору примыкает кунацкая, состоящая из дома и конюшни, построенных на небольшом дворике, огороженном частоколом.
Такова усадьба черкеса. Любя уединение, он строился отдельно, подальше от соседа, отчего черкесские аулы разбросаны на довольно большом пространстве. То же самое мы находим у племен, живущих на равнине, как, например, у мингрельцев. Каменные постройки у черкесов встречаются только у живущих на вершинах гор.
У абадзехских племен сакли утопают или в непроницаемой чаще дремучих лесов, или лепятся, подобно птичьим гнездам, над пропастями. С виду они похожи на плетневые корзины или клетушки и покрываются камышом, папоротником или кукурузными листьями (чала). Внутренняя обстановка соответствует внешней и крайне бедна. Все домашнее имущество туземца заключается в двух-трех сундуках с фамильным имуществом, в оружии, чугунном котле для варки пищи, нескольких ведрах и кадке с кислым молоком, любимым его напитком.
В совершенно других условиях находится население Чечни. Чеченцы, обитающие в долине, живут большими аулами; дома у них турлучные, внутри опрятно и светло. Они снабжены окнами без рам, но со ставнями для защиты от холода и северных ветров, почему и двери обыкновенно обращены на юг или восток. Эта сторона дома обнесена навесом, чтобы дождь не проникал внутрь и для прохлады летом. Комнаты нагреваются каминами, а хлеб пекут в особо устроенных на дворе круглых печах. В каждом доме есть кунацкая. Она состоит из одной или нескольких комнат, которые всегда содержатся в чистоте. Здесь, в кунацкой, хозяин проводит целый день и только к вечеру возвращается в семейство. Каждый дом имеет небольшой двор, огороженный плетнем.
У горных чеченцев, живущих в верховьях Аргуна, где чувствуется большой недостаток в лесе, дома каменные.
Не то мы находим в Дагестане. Там аулы расположены в глубоких ущельях или на уступах гор и состоят из каменных домов в два этажа, с земляною крышею и балконом с навесом; в нижнем этаже помещается скот, верхний предназначен для жилья. Занятие лезгинских аулов представляло всегда большие затруднения для осаждающих.
Внутренний быт и семейная жизнь у всех горцев одни и те же. Мужчины вообще склонны к праздности и проводят большую часть дня в полнейшем бездействии. Вся их работа заключается в чистке оружия или строгании палочки. Женщины, напротив, отличаются трудолюбием: на них лежат все хозяйственные заботы; они же ткут сукно для домашнего обихода, делают ковры, войлоки, бурки, шьют на мужчин платья и обувь. Вообще, справедливо замечает генерал Окольничий в своей прекрасной статье «Перечень последних военных событий в Дагестане», что положение женщины в горах крайне возмутительно; она там заменяет рабочий скот и в хозяйственной иерархии становится несколькими ступенями ниже лошади; посреди постоянных трудов она скоро блекнет, сгорбливается от тяжелых нош, и тогда для нее наступает еще худшая пора жизни, потому что горцы не уважают старух, как ни к чему не годных.
Но, находясь в таком безвыходном подчинении и неся все бремя по хозяйству, в обширном смысле этого слова, женщина и по чистоплотности, и по нравственным своим качествам стоит далеко выше мужчины.
В пище горцы умеренны и способны на всякие лишения; особенно они редко и мало едят во время походов и передвижений. Обыкновенная пища их: пшеничная похлебка, баранина, молоко, сыр, кукуруза, густо сваренная просяная каша (паста у черкесов), хинкал, род лапши (у лезгин), чуреки, буза или брага.
Костюм горца прост, без всяких затей. Он состоит из бешмета или архалука, черкески, ноговиц, чевяк (у чеченцев чирики, род башмаков без подошв), бурки и папахи (у черкесов обшивается галуном) с башлыком, напоминающим фригийскую шапку, как мы ее встречаем на этрусских вазах древней Пантикапеи. Лезгины носят зимою тулупы с огромными воротниками, обращенными мехом наружу.
Оружие у всех горцев одинаково: шашка, ружье или винтовка, кинжал и пистолеты; на черкеске, по обеим сторонам, находятся кожаные гнезда для ружейных патронов, помещающихся в газырях, а на поясе — жирница, отвертка и небольшая сумка с разными вещами для чистки оружия. Кольчуга, шлем и наручни, столь обыкновенные у кабардинцев, встречаются весьма редко у других черкесских племен.
Что касается женского костюма, то в нем не преобладает то однообразие, которое встречается в мужском. Черкешенки сверх шаровар надевают длинную белую рубашку из бязи или кисеи, с широкими рукавами, сверх рубашки бешмет (шелковый), чевяки, обшитые галуном, а на голову круглую шапочку, повитую белою кисейной чалмой. Костюм абхазок похож на европейский. Как у черкешенок, так и у абхазок, грудь молодых девушек сжимали особым корсетом, который они носили до замужества. Костюм чеченок почти тот же, что у татарок. Голову они повязывают длинными белыми платками, но покрывал (чадр) не носят и не прячутся от мужчин. Лезгинки также носят длинную нанковую или ситцевую рубашку и из той же материи шаровары, а сверху надевают архалук или бешмет с открытою грудью и прорехами на обоих боках. Зимою женщины носят тулупы. Обувь их та же, что у мужчин.
Племена черкесские, абхазские, чеченские и лезгинские говорят на языках, не имеющих между собою ни малейшего сходства. Из них языки черкесов и убыхов нам почти вовсе не известны. В отношении чеченского и абхазского сделано несравненно более благодаря трудам профессора Шифнера и в особенности покойного П. К. Услара, исследовавшего также в Дагестане одно из даргинских наречий, известное под именем хюркилинского, и языки аварский, казикумухский (лакский), кюринский и табасаранский, то есть языки, на которых говорит все лезгинское население. Обилие кавказских горских языков было известно еще древним. Известно, что в Диоскуре (в Абхазии), который еще во времена Страбона считался главным торговым пунктом всего Западного Кавказа, стекалось на рынок до ста различных народностей и что римляне в этом городе содержали для своих торговых дел до 130 переводчиков.
Особенным богатством языков и наречий отличается Дагестан. Случается, что там какое-нибудь незначительное селение, как, например, Инух в Дидойском обществе, состоящее из нескольких домов, говорит на языке, совершенно непонятном для населения соседних с ним аулов.
Кавказские горские языки представляют для европейца непреодолимые трудности в отношении их звуковой системы. Известный академик Шегрен, исследовавший язык осетин, рассказывает, что он посвящал по нескольку часов на произнесение некоторых кабардинских слов и что если это ему удавалось, то только благодаря случайности. Другой знаменитый ученый, Паллас, посетивший Кавказ в 1793 и 1794 годах, замечает, что ингуши говорят, точно они набрали в рот каменьев.
К какой группе языков должны быть отнесены языки кавказских горцев — это остается пока неизвестным. Дюбуа находил сходство в языках черкесском и абхазском с языком чудским и особенно финским. Насколько такое мнение справедливо, покажут будущие филологические исследования.
Горцы существуют хлебопашеством, пчеловодством (черкесы) и скотоводством. Промышленность и торговля у них незначительны. Кабарда издавна славилась своими табунами лошадей и стадами овец, доставлявшими значительный доход населению. У одноплеменных же с кабардинцами закубанских племен главный сбыт состоял в кожах, лесе, меде, воске и прочих произведениях, которые они меняли на порох, свинец и, главным образом, на соль. На Восточном Кавказе андаляльцы отличались предприимчивостью и в давнее время служили главными проводниками нашей торговли с горцами. Андия славилась своими бурками и производством особенного, чрезвычайно мягкого сукна.
Но ни скотоводство, ни земледелие, находившееся у горцев в первобытном состоянии, ни промышленность и торговля, в относительно тесных пределах своего развития, не могли достаточно обеспечить существование горцев. Привыкшие к необузданной и дикой свободе, они хищничеством и разбоями искали добычи вне пределов своих родных гор и, отстаивая вместе с тем свою независимость, вызвали ожесточенную с нами войну, кончившуюся для них частью выселением в Турцию, частью полным подчинением России. Этой борьбе мы и посвятим окончание нашего очерка.
Описанию нашей борьбы с горцами должен бы предшествовать подробный топографический очерк местности театра действий. Но ввиду того, что известно о Кавказе в предыдущих главах, ограничимся здесь только некоторыми замечаниями.
Кавказский хребет, начинаясь у полуострова Тамань, быстро возвышается и, подходя к Дагестану, достигает наибольшей высоты и разветвления. Вершины его здесь постоянно выше снеговой линии и средняя высота свыше 8000 футов над уровнем моря. Вообще, Дагестан, в переводе «страна гор», есть самая суровая и труднодоступная часть Кавказа. Занимая площадь в 519 квадратных миль, он весь покрыт сплошною сетью хребтов, которые, то сплетаясь, то разбегаясь по всем направлениям, придают ему тот дикий и суровый характер, который трудно встретить в какой-либо другой стране.
Никогда не забуду я впечатлений, испытанных мною в 1860 году. Было прекрасное июльское утро. На небе ни облачка; в воздухе разлита прохлада, столь живительная в знойное лето, когда солнце печет и словно обдает горячею влагою. Я выехал лз Темир-Хан-Шуры с целью пробраться в Хунзах, где рассчитывал дополнить запас моих познаний в аварском языке, в то время еще мало известном европейским лингвистам. Конвой мой состоял из повара, переводчика и пяти донских казаков. Около полудня я прибыл в Ишкарты, штаб-квартиру Апшеронского пехотного полка, где с полным радушием был принят полковым командиром, полковником Тер-Гукасовым, впоследствии генерал-лейтенантом (одним из героев недавней войны с Турцией, умершим в 1881 году). Около пяти часов пополудни я простился с гостеприимным хозяином и выехал из укрепления. Продолжая следовать по ровной местности, я скоро достиг вершины Койсубулинского хребта, где остановился, чтобы полюбоваться открывшеюся передо мною панорамою.
Я стоял на краю пропасти, по отвесной линии глубиною в 7000 футов. На дне пропасти виднелись Гимры — эта прославленная в летописи Кавказа родина Шамиля. Прямо передо мною обозначались не менее славные по воспоминанию Ахульго и Чиркат, а за ними бесчисленные горные отроги и хребты, перерезанные глубокими и мрачными ущельями, по которым Аварское и Андийское Койсу с шумом и ревом несут свои воды на соединение в один общий поток — Сулак, который, словно мечом, рассек хребты Койсубулинский и лежавший от меня вправо Салатау и проложил себе путь к Каспию. Ужасающий и приводящий в трепет вид! Пустынное безмолвие царило вокруг меня, и я долго стоял в глубоком раздумье, любуясь дикими красотами Дагестана. Но вот рассыпались сумерки, и из сомкнувшихся тяжелым сводом туч начал накрапывать дождь, и издали послышались сильные раскаты грома. Медлить было нечего, тем более что вблизи не было аула. Я сел на лошадь и стал спускаться в Койсубулинское ущелье по узкой тропе, извивающейся на десятиверстном расстоянии по самому краю пропасти. Между тем, сумерки сменились ночною темнотою, гроза приближалась, а дождь, все усиливаясь, обратился в ливень. Продолжать путь верхами оказалось невозможным, и мы были рады попавшейся нам небольшой площадке, на которой и спешились. Мы продолжали спускаться, каждый с своею лошадью в поводу. Мы были в величайшем затруднении. Не видя перед собою ни зги, мы двигались с величайшею осторожностью, так как каждый неверный шаг повлек бы за собою неминуемую гибель. Подаваясь вперед, мы часто находились вынужденными спускаться ползком, придерживаясь насколько возможно возвышавшейся по левую сторону отвесной горной стены. Так продолжали мы шествие в течение пяти часов, пока, измученные и промокшие до костей, не спустились в Койсубулинское ущелье, которым, через некоторое время, и достигли Гимр.
В ауле горели огни, хотя уже было за полночь. Я направился к местному наибу Исал-Магоме, принявшему меня с подобающим всем горцам гостеприимством.
Будучи крайне утомлен, я, само собою разумеется, прежде всего подумал об отдыхе, но вежливость требовала побеседовать с хозяином и принять предложенный им ужин, который не замедлила принести сама хозяйка, разостлав предварительно на полу небольшую скатерть. Я был не прочь подкрепить свои силы и, не долго думая, усердно принялся за мед, яйца и чуреки. От похлебки же, после первой ложки, отказался. Она состояла из сваренной в молоке баранины с примесью лука, чеснока и, если не ошибаюсь, сала. Сколько я мог заметить, Исал-Магома не мало был удивлен моим отказом; но что делать: кулинарное искусство горцев на этот раз оказалось бессильным подчинить себе обоняние и вкус европейца.
После ужина я удалился в кунацкую, где нашел не роскошную, но чистую и удобную постель. Я бросился в объятия Морфея и уснул замертво.
На следующее утро, простившись с хозяином и подарив его жене горсть мелкой серебряной монеты, я выехал в Унцукуль.
Гимринский спуск, один из труднейших в Дагестане, не представлял, однако же, тех препятствий, с которыми вообще на Кавказе приходилось бороться нашим войскам. Эти именно условия местности, с одной стороны, а с другой — разнообразие климата и самое время года всегда входили в соображение при снаряжении наших экспедиций. Так, например, в Чечне преобладают леса,
…которых сна от века
Ни стук секир, ни человека
Веселый глас не возмущал,
В которых сумрачные сени
Еще луч дневный не проник,
Где изредка одни олени,
Орла послышав грозный крик,
Теснясь в толпу, шумят ветвями,
И козы легкими ногами
Перебегают по скалам…
(В. А. Жуковский)
Здесь действия начинались преимущественно зимою, когда спадает с деревьев лист; в безлесном же и скалистом Дагестане, напротив, с середины лета, когда с гор окончательно сходит снег и когда повсюду являющийся в изобилии подножный корм делает возможным пребывание войск на горах.
Но прежде чем приступить к описанию с лишком полувековой борьбы с горцами, обратимся к действиям нашим в пределах Кавказа в первые времена существования Руси. Древнейшие летописи наши, между прочим, передают, что еще Святослав, разбив ясов и косогов, утвердился на берегах Кубани; там же господствовал Мстислав Удалой, громивший царство хазар в Крыму. Но за этими первыми успехами звук нашего оружия на Кавказе смолк, так как в то самое время, когда римское влияние еще преобладало на Черном море и северо-восточные берега его покрывались цветущими колониями генуэзцев, Русь, раздираемая междоусобиями удельных князей, испытывала на себе все ужасы монгольского владычества. Такое положение дел продолжалось до Иоанна III. В 1552 году пятигорские черкесы подпали под покровительство Иоанна Грозного, вступившего в брак с дочерью их князя Темрюка. Такое сближение с Россией обошлось, однако же, дорого кабардинцам: разбитые в 1570 году крымскими татарами, они не скоро освободились из-под их ига. При Федоре Иоанновиче русский отряд, предводимый воеводами Хворостиным и Засекиным, появился на берегах Сулака и овладел селением Тарку. Но уже в 1604 году турки, соединившись с кумыками и лезгинами, вынудили князя Владимира Долгорукова уйти морем в Терский городок и разбили под Тарку Бутурлина и Плещеева, причем уничтожили отряд наш в 7000 ратников. Эта несчастная для нас битва на целые 118 лет уничтожила следы русского владычества в Дагестане.
В 1722 году Петр Великий, в своих дальновидных заботах о будущности России, которую думал связать торговым путем с крайним Востоком, предпринял поход на западный берег Каспийского моря. Поход этот кончился полным успехом: трактатом 1723 года Персия признала за нами берег Каспийского моря вплоть до самого Астрабада. Но великая мысль Петра не была понята его преемниками. В 1735 году императрица Анна Иоанновна возвратила Персии завоеванные провинции. Эта добровольно прерванная связь наша с Дагестаном возобновилась сама собою, так как в 1786 году шамхал Тарковский Муртузали и хан Мехтулинский отдались России.
Одновременно с действиями в Дагестане мы не упускали из виду и смежных с ним земель на Северном Кавказе, где еще в 1718 году основали Кизляр. В особенности было обращено внимание на чеченцев, которых имя впервые встречается на страницах отечественной истории в 1708 году, в договорной статье калмыцкого Аюки-хана, учиненной на реке Ахтубе с астраханским губернатором Петром Апраксиным. Из экспедиций, предпринимавшихся в то время в землю чеченцев, между прочим, известны походы донских казаков в 1718 и 1722 годах на Сунжу и Аргун и действия наших регулярных войск в тех же местах в 1758 году.
В 1763 году мы заложили город Моздок, связав его тогда же военною линиею с Кизляром. Но мера эта мало нас обеспечила против чеченцев, продолжавших вторгаться в наши пределы и грабить мирных жителей. Для прекращения враждебных отношений к нам, был отправлен, в 1770 году, против чеченцев генерал де Медем, но, спустя 15 лет, Чечня, взволнованная шейхом Мансуром, снова восстала.
Обращаясь к Западному Кавказу, мы находим, что там влияние крымских татар на черкесские племена, постепенно утрачиваясь, особенно ослабело после Кучук-Кайнарджийского мира (1774 г.), отдавшего нам Кабарду и признавшего независимость кубанских татар. В 1783 году военная линия от Моздока была проведена до реки Кубани, установленной границею между Россиею и азиатскими владениями Турции, а несколько лет спустя трактатом в Яссах (1791 г.) Россия признала закубанцев подданными Порты Оттоманской, хотя сами они отвергали эту зависимость. На северном берегу Черного моря Турция удержала Суджук-кале и Анапу; последнею, взятую нами в 1791 и 1807 годах и снова возвращенную в 1812 году, она в особенности дорожила. Между тем, разбои и грабежи черкесов не только не утихали, но постоянно усиливались, несмотря на частые экспедиции наши в их землю. В видах прекращения таких беспорядков и обуздания своеволия закубанцев тогдашний херсонский военный губернатор герцог де Ришелье задумал привязать их к России путем цивилизации. Следствием такой меры было устройство вдоль реки Кубани цепи меновых дворов, в которых производился обмен хлеба, соли и других потребностей на местные произведения горцев. В1827 году считалось 6 меновых дворов. С тою же целью сближения нашего с черкесскими племенами было устроено в Керчи особое управление под руководством статского советника Скасси; но ни это управление после семилетнего его существования, ни меновые дворы цели не достигли и кончились полной неудачей. Черкесы же остались верны своим наклонностям. В особенности вражда их против нас усилилась после осады Анапы князем Меньшиковым в 1829 году.
С этого времени в землю их постоянно предпринимались движения, из которых замечательны и памятны экспедиции генерала Вельяминова. Целью их было шаг за шагом вдаваться в Закубанье, чтобы, стесняя горцев военными поселениями, изолировать их от всякого сообщения с другими державами. В первую экспедицию, предпринятую в сентябре 1834 года, генерал Вельяминов успел установить путь между Кубанью и Геленджиком, с которым существовало только морское сообщение. Это был первый переход русских через Главный хребет на Западном Кавказе. Подобные же экспедиции были предпринимаемы в 1835 и 1836 годах. В 1837 году тогдашний корпусный командир барон Розен, после покорения Цебельды, занял на восточном берегу Черного моря мыс Адлер (здесь погиб Марлинский) и возвел на этом месте укрепление Святого Духа. С этого, собственно, времени начинается устройство Черноморской береговой линии, предпринятой в видах прекращения свободного сообщения Турции с горцами и уничтожения торговли черкесскими невольницами, так выгодно сбывавшимися на главных рынках мусульманского Востока. В конце 1830-х годов были построены укрепления Навагинское, Тенгинское, Головинское, Лазаревское, Вельяминовское, Михайловское, славное в военной летописи геройскою защитою и гибелью гарнизона в марте 1840 года, и прочие. Черноморская береговая линия существовала до войны нашей с союзными державами в 1853 году.
На Восточном Кавказе дела наши в конце прошлого и первой половине нынешнего столетия находились в ином положении. Поход графа Зубова, отправленного императрицею Екатериною в 1796 году против Персии, хотя имел последствием изъявление покорности Табасаранью и ханствами Дербентским, Кюринским и Кубинским, но, с отозванием нашей армии, горцы снова восстали, увлеченные враждебными отношениями к нам Шейх-Али-хана Дербентского. С тех пор положение наше становилось год от году затруднительнее, и только А. П. Ермолову, назначенному в 1816 году корпусным командиром, удалось после целого ряда блистательных побед, одержанных в 1818 и 1819 годах, снова смирить Дагестан и упрочить в нем наше влияние. Не менее удачно Ермолов действовал на Западном Кавказе и в Чечне, которая долго будет помнить экспедицию 1826 года и славные дела наши при Алде, Гехи, Герменчуке и других аулах, сделавшихся жертвою нашего оружия.
С назначением на Кавказ в марте 1827 года графа Паскевича дела наши в Дагестане приняли другой оборот и вовлекли нас в новую войну с горцами, которая продолжалась без перерыва с лишком 30 лет.
В то самое время, когда Россия победоносно выходила из борьбы с Турцией, в глубине Дагестана стало развиваться религиозное учение мюридизма.
Следы его существовали там еще в конце XV века, а в начале нынешнего мюридизм сделался общей идеей горцев, благодаря тайным сообщениям дагестанцев с духовными лицами Малой Азии и Турции, а также Бухарин и Туркестана. С 1830 года мюридизм принял характер политический. Первым распространителем его явился Кази-мулла, родом из Гимр, начавший свои проповеди еще в 1828 и 1829 годах.
Усилившись в Дагестане, он выступил против русских, но на первых порах безуспешно, потерпев поражение под Бурной и Внезапной. Так же неудачно кончились его действия под Дербентом, который он 8 дней держал в блокаде. Когда же, вследствие принятых нами энергичных мер, генералу Панкратьеву удалось смирить кайтагцев и разбить Аммалат-бека Кумтеркалинского, а генералу Вельяминову взять Чир-юрт, Кази-мулла бросился к Кизляру, который сжег и разграбил. Оттуда он прибыл в Чумкескент, но разбитый здесь полковником Миклашевским и вскоре затем (в 1832 году) полковником Клугенау на урочище Эльсуте, он бежал в Гимры, куда за ним последовал генерал Вельяминов, взявший аул после 4-часового кровопролитного боя, в котором сам Кази-мулла был убит. Так кончил жизнь первый имам Дагестана. Преемником его был Гамзат-бек (родом из Нового Гоцатля). Упрочив свою власть, он тотчас же выступил против Нуцал-хана Аварского, которого ненавидел за его сношения с русскими, и, истребив почти всю его фамилию, победоносно вступил в Хунзах. Но здесь против него составился заговор, которого он пал жертвою. Гам-зат убит 19 сентября 1834 года. Ему наследовал Шамиль.
Шамиль (в переводе с арабского «всеобъемлющий», есть одно из 110 имен Бога), сын Динкау, родился в Гимрах, в 1797 году. Он был любимым учеником Кази-муллы. Подробности его жизни до 1832 года нам неизвестны. Знаем только, что он 12 лет стал посещать школу, 20-ти — кончил курс грамматики, логики и риторики и приступил к слушанию философии, толкования Корана, преданий и законоведения у лучших преподавателей этих наук в Аварии. Затем он перешел к известному тамошнему Хадису, у которого слушал тарикат, а 27 лет начал посещать лекции Джемалэддина Кумыкского, которым был поручен будущему имаму Кази-мулле.
По первому известию о смерти Гамзата, Шамиль бросился в Новый Гоцатль, овладел казною своего предшественника и объявил себя имамом. Там же он приказал сбросить со скалы Булач-хана, последнего представителя аварского дома. Из Гоцатля Шамиль, разбитый нашими войсками, бежал в Ках. Несмотря, однако же, на это поражение, влияние его заметно возрастало, что и заставило генерала Фезе занять в 1837 году Аварию.
Шамиль находился тогда в Тилитле. Окруженный в этом ауле нашим отрядом, он вступил в переговоры с нами, поклявшись на Коране не вооружать более против нас горцев и распустить свое скопище. Но едва войска наши удалились в Кубинский уезд, по случаю возникших там беспорядков, как он изменил слову и, собрав новые скопища, укрепился в Ахульго (в Койсубулинском обществе).
Наступил 1839 год, памятный экспедициями: генерала Головина в южный Дагестан, усмирившего население по Самуру, и генерала Граббе, разбившего горцев при Буртунае и Аргуне и взявшего Ахульго. Потерпев неудачу, Шамиль решился оставить Дагестан и в марте 1840 года, с 500 мюридами и известным Ахверды-Магомой, ушел в Чечню, где поселился в Дарго, расположенном в дремучем лесу. Чеченцы, ожесточенные против нас за попытку их обезоружить, были рады его появлению и охотно ему предались.
Но утраченное Шамилем влияние на лезгин вскоре снова стало возрастать и даже с большею против прежнего силою, благодаря успешным действиям посланных им в Дагестан наибов Кибит-Магомы, Абакар-кадия, Уллу-бея и Хаджи-Мурата. В 1842 году он уже открыто действовал против нас в Кази-кумухском ханстве, призванный туда изменившим нам населением. Впрочем, пребывание его там продолжалось недолго, так как после разбития его князем Аргутинским-Долгоруким под Кюлюли и Кумухом он должен был очистить ханство. Менее успешны были наши действия на севере Андийского хребта, где генерал Граббе, углубившись в ичкерийские леса, встретил столь сильный отпор со стороны Шуаиб-муллы, что должен был возвратиться в Герзель-аул, потеряв 489 убитыми и 1296 ранеными.
После этой злополучной для нас экспедиции Шамиль стал действовать с большею уверенностью и решительностью. Оставив в августе 1843 года Дарго, он отправился в Дылым (в Салатавии), откуда двинулся к Унцукулю, занятому ротою Апшеронского полка в 170 человек. Аул был взят, а гарнизон перерезан. Та же участь постигла селение Харачи, укрепление Белаканское, Цатаных, Танус, Ахальчи и Гоцатль.
Шамиль, получив известие о последнем деле и о движении князя Аргу-тинского к Танусу и Геничутлю, остановился у Моксоха, откуда двинулся к Чиркату и Дылыму, угрожая Кумыкской плоскости и шамхальству, а 30 сентября напал на Андрееву деревню. Но отбитый здесь полковником Козловским, отступил к Акташ-аулу и распустил свои скопища. 28 октября он взял Гергебиль, причем гарнизон наш, состоявший из 400 штыков, после 12-дневной упорной защиты, был истреблен. Следствием этого дела было приказание подполковнику Пассеку отступить из Аварии.
Около половины ноября генералу Фрейтагу, после выручки Низового укрепления, находившегося 8 дней в блокаде, удалось освободить из такого же положения Темир-Хан-Шуру, а отряду, отправленному на соединение с Пассеком, разбить Шамиля под Муселим-аулом, Большими Казанищами и Кафыр-Кумыком. Так кончился поход 1843 года. Общая потеря наша с 27 августа по 22 декабря состояла из 76 убитых и раненых обер- и штаб-офицеров и 2308 нижних чинов (в том числе взято в плен 10 офицеров и 312 нижних чинов).
В эту именно кампанию Шамиль выказал всю могучесть своего таланта и закрепил за собою право стать в ряду с первостепенными восточными военными знаменитостями. Вырвав из рук наших весь почти Дагестан, он, вместе с тем, лишил нас того влияния на горцев, которого мы достигли громадными пожертвованиями и усилиями многих десятков лет.
Не менее успешно Шамиль действовал в 1845 году. Экспедиция, предпринятая графом Воронцовым в Дарго, известная под именем «сухарной», стоила нам громадных жертв. В ней мы лишились, между прочим, известного генерала Пассека. В последующие годы мы были более счастливы и нередко наносили этому грозному владыке гор сильные поражения, как, например, в 1846 году — князем Бебутовым при Кутиши, в 1847 году — князем Аргутинским у Салтинского моста (Кибит-Магоме); 1848 год ознаменовался взятием Гергебиля и геройскою защитою Ахтов (полковник Ф. Ф. Рот); 1849 г. — покорением чеченских племен карабулаков и галашевцев; 1851 г. — разбитием Шамиля на высотах Турчидага и пр. Но, нанося столь сильные поражения горцам, мы нередко также претерпевали неудачи, сопряженные с более или менее чувствительными потерями. Особенно памятен в этом отношении 1854 год, когда Шамиль, воспользовавшись тогдашнею войною нашею с союзными державами, вторгся в Кахе-тию и произвел в ней сильное опустошение.
С назначением на Кавказ в 1856 году князя А. И. Барятинского война наша с Шамилем приняла характер решительный, и действия наши отличались таким успехом и быстротою, что за ними было трудно следить. Они начались со стороны Чечни и велись генералом Евдокимовым, главным исполнителем предначертаний нового наместника. Перечислим только главные факты, предшествовавшие окончательному замирению Восточного Кавказа.
После первых движений и утверждения нашего в 1857 году в Салатавии, в конце этого года и в начале следующего, большая часть чеченцев изъявила нам безусловную покорность. Шамиль же, разбитый при Мескин-Дуке, Ачхое и на Варандинских высотах, сосредоточил главные силы свои в Ведено. Одновременно с этим присягнули на верность России Анцух и Капуча, а в 1859 году их примеру последовали ичкеринцы и ауховцы. С отпадением названных обществ заметно ослабела и власть грозного имама. В таком положении находились дела, когда князь Барятинский, прибыв в Чечню, принял на себя главное командование действовавшими войсками. С падением Ведено Шамиль бежал в Нагорный Дагестан. Но преследуемый и там наступавшими на него тремя отрядами: Чеченским, под начальством генерала Евдокимова, Дагестанским, предводимым генерал-адъютантом бароном Врангелем, и Лезгинским, двинувшимся из Закатал через Дидойское общество под начальством князя Левана Меликова, — он ушел на Гуниб — последний оплот, в котором думал удержать от распадения остатки своего могущества. Но здесь судьба Шамиля была решена. 25 августа 1859 года в 3 часа пополудни он предстал перед князем Барятинским, вручив дальнейшую свою судьбу милосердию русского императора. 2 сентября он оставил Дагестан и выехал в Петербург, а оттуда в Калугу, где оставался до разрешения выехать в Турцию. Шамиль скончался в 1870 году в Медине и там же предан земле.
Так кончилась война в Дагестане и Чечне, благодаря неимоверным трудам, усилиям и самоотвержению русских войск, — тех самых войск, о которых Шамиль еще весною 1846 года, за несколько времени до своего вторжения в Кабарду, выразился, обратившись к мюридам:
«Я отдал бы всех, сколько вас есть, за один из полков, которых так много у русского венценосца; с одним только отрядом русских солдат, весь мир был бы у ног моих, и все люди преклонились бы пред единым Аллахом, которого Мухаммед есть пророк, а я, ваш имам, единственный избранник».
После покорения Восточного Кавказа все наше внимание сосредоточилось на закубанских народах, которых положение вследствие того совершенно изменилось. С этих пор они были предоставлены самим себе, так как воинственное население Чечни и Дагестана уже более не отвлекало наших сил, а надежды на внешнюю помощь со стороны Турции не было никакой. Сознавая свое изолированное положение, закубанцы, тем не менее, не желая дешево расстаться со своею независимостью, решились на отчаянную борьбу. И здесь, как в Чечне, руководителем наших экспедиций явился граф Евдокимов. Действуя со свойственною ему энергиею и настойчивостью, он быстро и с большим успехом подвигался в своем победоносном шествии. Примеру бжедухов, темиргоевцев, бесленеевцев и других племен, изъявивших покорность еще в 1859 году, последовали в 1860 году натухайцы и общество Псху.
Сделанная горцами попытка войти с нами в соглашение насчет прекращения борьбы не имела успеха. С нашей стороны поставлено было требование безусловной покорности и выселения на плоскость. Горцы отвергли предложенные нами условия, и дальнейшую участь закубанцев должна была решить война. Она продолжалась с прежнею с нашей стороны настойчивостью до 21 мая 1864 года. Это день покорения Западного Кавказа и окончания Кавказской войны.
Прямым последствием этого события, ознаменовавшего время командования на Кавказе августейшего наместника, его императорского высочества великого князя Михаила Николаевича, было выселение горцев в Турцию. Подробное и обстоятельное описание его составляет предмет особого, весьма сложного труда, а потому скажем здесь коротко, что выселение горцев, как военная и политическая мера, началось в 1862 году, в действительности же — вслед за усилившимися военными действиями на Северном Кавказе после Крымской войны. Выселилось через порты Черного моря с 1858 по 1865 год 470753 человека; включая сюда 22491 человек горцев, ушедших из Большой и Малой Чечни, получаем 493244 человека переселенцев.