Голубка «Снежинка» (Брайтвин; Кайгородов)


ГОЛУБКА «СНЕЖИНКА»

Однажды я выписала себе пару голубей из породы так называемых трубастых[1]. Открыв корзину, в которой пересылались голуби, я, к сожалению, нашла в ней одну только, белую как снег, голубку; голубок же, как потом оказалось, по дороге вылетел. Я поместила оставшуюся в одиночестве птицу в клетку и сделала с своей стороны всё возможное, чтобы моей голубке было хорошо и уютно. Однако, несмотря на обильный корм и самый внимательный уход, Снежинка (так назвала я мою голубку) сильно скучала, мало ела, исхудала и со дня на день становилась всё слабее и слабее, так что, наконец, не была даже в состоянии держаться на жёрдочке. Пришлось устраивать для неё каждый вечер тёплую постельку, на ночь, на дне клетки. К весне мне удалось достать для моей голубки сотоварища — такого же снежно-белого голубя. Снежинка повеселела и вскоре совсем оправилась.

В начале апреля, моя парочка начала вить себе гнездо в маленьком голубятнике, который я устроила перед моим окном. Каждое утро Снежинка посещала меня часа на два, садилась на стол, за которым я работала, и спокойно приводила в порядок свои пёрышки. Покончив со своим туалетом, она, обыкновенно, усаживалась на толстую библию, лежавшую на одном из углов стола, и предавалась сладкой дремоте. Белая голубка и слово Божие, казалось мне, вполне гармонировали друг с другом, и я не тревожила Снежинку.

Эти посещения Снежинки продолжались в течение всего того времени, пока шла постройка гнезда и производилось насиживание яиц. Эту последнюю обязанность усердно разделял с нею и её супруг. Часами сидел он спокойно на гнезде, пока Снежинка проводила время у меня. Она аккуратно просыпалась в определённое время и, расправив свои, теперь уже окрепшие, крылья, улетала через открытое окно — посмотреть, что делается у неё дома, с важностью усаживалась на гнездо и оставалась на нём неизменно в течение четырёх часов.

Что касалось до кладки яиц, то в этом отношении Снежинка являлась большою чудачкой. Иногда мне случалось делать открытие, что она подарила меня хорошеньким яичком, положив его между шерстяными и шёлковыми мотками моей рабочей корзиночки. Также, она пользовалась для той же цели и другими подходящими уголками на моём столе. Так как я, найдя снесённое яйцо, тотчас же относила его и клала в гнездо, то из этих причуд моей Снежинки, конечно, ничего дурного и не находило. Под конец ей вздумалось класть яйца даже в совок, которым подбрасываются уголья в камин, что, конечно, не прошло безнаказанно для её снежно-белых пёрышек…

Во время завтрака она садилась обыкновенно возле самой моей тарелки и охотно позволяла себя гладить и расправлять свои прелестные крылья. Это была очаровательная голубка! На голове у неё находился хорошенький хохолок, который она могла приподнимать. Ножки были украшены целою бахромой из перьев, доходивших почти до самых ногтей.

Моя Снежинка умела также и жеманиться. Уморительно было смотреть, когда она, бывало, приляжет на бок и вытянет свои, украшенные перьями, ножки, не обращая при этом никакого внимания на наши насмешки. Иногда, бывало, ей вдруг вздумается отправиться к своему супругу и ни с того, ни с сего начать угощать его ударами клюва. Добрый голубок терпеливо переносил подобные причуды Снежинки и только примирительно ворковал, в ответ на такое её неблаговоспитанное поведение.

Снежинка вырастила немало сыновей и дочерей, но никто из её детей не вышел так привлекателен, как их мать. Я приписываю необыкновенную прирученность моей Снежинки тому тщательному с моей стороны уходу, который был за нею во время её продолжительной болезни. Приобретённая таким путём привязанность обыкновенно остаётся уже неизменною дружбой на всю жизнь.

Примечания

править
  1. Трубастыми (или трубачами) называют голубей, имеющих хвост трубой; он может также раскрываться и веером, как у павлина и индюка.
    Д. К.