Год в швейцарских горах (Балобанова)/ДО
 |
Текст содержит фрагменты на иностранных языках. Вы можете помочь развитию Викитеки, добавив в примечаниях их перевод на русский язык.
|
| ← Анютка и ея другъ | Годъ въ Швейцарскихъ горахъ : Быль |
| Источникъ: Балобанова Е. В. Разсказы старой бабушки. — СПб.: Изданіе Е. В. Лавровой и Н. А. Попова, 1900. — С. 57. |
Когда я училась въ институтѣ, у меня сдѣлался очень сильный коклюшъ, и родителямъ моимъ пришлось взять меня домой. Но доктора рѣшили, что у насъ въ деревнѣ слишкомъ холодно, и что меня слѣдуетъ отправить куда-нибудь подальше, гдѣ потеплѣе, а то мнѣ, пожалуй, трудно будетъ поправиться.
Путешествовать въ тѣ времена было далеко не такъ удобно какъ теперь: желѣзныхъ дорогъ у насъ существовало тогда только двѣ: Николаевская (между Москвой и Петербургомъ) и Варшавская, а потому увезти меня въ Крымъ или на Кавказъ, какъ это дѣлаютъ часто теперь съ больными, было немыслимо: пришлось-бы ѣхать на лошадяхъ цѣлыя недѣли. Папа съ мамой совсѣмъ не знали, какъ имъ быть. Но дядя Жакъ, папинъ старый воспитатель, предложилъ свезти меня къ своей дочери Луизѣ, которая жила прежде у бабушки и училась вмѣстѣ съ папой, а потомъ уѣхала въ Швейцарію доканчивать свое образованіе и тамъ вышла замужъ.
Папа и бабушка очень любили и уважали Луизу, а потому они уговорили маму отпустить меня съ дядей Жакомъ и съ моей бонной Алисой Грэнъ, которая умѣла отлично ходить за мной во время моей болѣзни.
Мама проводила насъ до Петербурга, а оттуда мы поѣхали уже одни. Желѣзная дорога была тогда еще не вездѣ и за границей, и мы часто пересаживались въ почтовыя кареты, что было гораздо веселѣе, чѣмъ ѣхать въ вагонѣ: когда мы подъѣзжали въ каретѣ къ какой-нибудь станціи, почтальонъ трубилъ въ рогъ, и насъ выходилъ встрѣчать всегда привѣтливый начальникъ станціи. Главную часть пути мы сдѣлали по Германіи; ни дядя Жакъ, ни Алиса не умѣли говорить по-нѣмецки, и я служила переводчикомъ, что меня очень забавляло. Ѣхали мы очень долго, и когда я уставала, мы останавливались отдыхать на нѣсколько дней.
Наконецъ, мы пріѣхали въ Швейцарію. Всѣ горы были въ снѣгу, и дядя Жакъ сказалъ мнѣ, что большая часть изъ нихъ и лѣтомъ остается въ снѣгу; я, помнится, очень этому тогда удивлялась. Иногда ѣхать было страшно: то подымались мы высоко, высоко; дядя Жакъ выходилъ изъ кареты и шелъ пѣшкомъ; въ такихъ случаяхъ меня несли на рукахъ; или-же мы спускались такъ скоро, такъ скоро, что духъ захватывало. Внизу, въ долинахъ, было совсѣмъ тепло, а на горахъ было очень холодно, шелъ снѣгъ, и окна нашей кареты покрывались морознымъ узоромъ.
Такъ доѣхали мы до Люцерна, гдѣ ждали насъ Луиза и ея мужъ. Встрѣча была очень веселая и радушная. Мы переночевали въ Люцернѣ и на другой день отправились въ легонькихъ телѣжкахъ въ мѣстечко, гдѣ жила Луиза. Меня и Алису посадилъ въ свою телѣжку пасторъ, мужъ Луизы, а дядя Жакъ поѣхалъ съ нею и съ работникомъ. Дорога шла въ гору, и передъ нами возвышалась страшная гора mont Pilate. Вершина Пилата, какъ говорилъ мнѣ пасторъ, почти всегда покрыта облаками, и въ народѣ называютъ облака эти шапкой Пилата. Въ ту минуту, когда мы подымались, Пилатъ былъ совершенно открытъ и, освѣщенный солнцемъ, казался мнѣ какимъ-то удивительнымъ, страшнымъ и въ то-же время прекраснымъ великаномъ.
— «Quand Pilate a ôté son chapeau, |
сказалъ мнѣ пасторъ, — теперь онъ открытъ, а потому надо ждать хорошей погоды.
Дорога была очень пріятна: мы проѣзжали прекрасными рощами, красивыми долинами, лугами, покрытыми множествомъ цвѣтовъ; у насъ дома было еще только начало весны и кое-гдѣ таялъ снѣгъ, а здѣсь уже цвѣли голубые колокольчики, желтая куриная слѣпота, синіе лютики и т. п.; пасторъ нарвалъ намъ цѣлый букетъ.
Вскорѣ стали мы встрѣчать многочисленныя стада, прелестныя шале[2] (швейцарскіе домики), поселянъ и пастуховъ, играющихъ на своихъ горныхъ рожкахъ. Все это было очень красиво и весело.
— Мы въѣзжаемъ въ долину Эйгенталь, — сказалъ мнѣ пасторъ, — и скоро будемъ дома.
Дѣйствительно, не прошло и часа, какъ мы доѣхали до деревни, гдѣ жили наши хозяева. Деревня эта была расположена въ самомъ узкомъ концѣ долины, и отъ нея шла узкая и крутая тропинка къ знаменитому источнику, называемому «Kaltwehbrunnen», т. е. источникъ отъ лихорадки; въ старые годы сюда стекалось множество больныхъ лѣчиться отъ этой болѣзни, причемъ мѣстные жители полагали, что не вода источника помогаетъ больнымъ, а что въ источникѣ живетъ такой благодѣтельный духъ, который и лѣчить больныхъ.
Наконецъ, мы въѣхали во дворъ. Шале пастора было самое красивое изъ всѣхъ деревенскихъ шале; оно было окружено довольно большимъ садомъ, гдѣ цвѣли розы, акаціи и другіе цвѣты.
Луиза отдала намъ верхній этажъ своего дома; у меня было двѣ комнаты: спальня, въ которой я спала вмѣстѣ съ моей бонной, и большая свѣтлая классная комната; дядя Жакъ помѣстился въ небольшой столовой около классной, а свой письменный столъ устроилъ на крытой галлереѣ. У насъ съ Алисой была тоже своя галлерея, видъ съ которой былъ прямо на горы и на Kaltwehbrunnen.
Здѣсь мнѣ суждено было прожить почти цѣлый годъ. Мужъ Луизы былъ пасторъ, но его братья были простые пастухи, а старшій его братъ Карлъ, съ которымъ я особенно подружилась, былъ проводникъ: онъ провожалъ на Пилатъ и на сосѣднія горы всѣхъ желающихъ подняться туда. Ходить по горамъ, покрытымъ снѣгомъ и льдомъ, очень опасно: тамъ такое множество трещинъ и пропастей, что можно легко провалиться и погибнуть, а потому нужно всегда имѣть надежнаго проводника; кромѣ того, жители швейцарскихъ деревень очень суевѣрны, и потому не любятъ, когда чужіе одни ходятъ въ ихъ горы: они думаютъ, что чужіе люди могутъ обезпокоить горныхъ духовъ, живущихъ въ страшныхъ горныхъ пропастяхъ.
У Карла была дочь, маленькая Грета, которую я очень полюбила, и мнѣ позволяли гостить у нихъ по нѣсколько дней. Они жили гораздо выше нашей деревни, и тропинка, ведущая къ Карловой хижинѣ, была до того узка и крута, что непривычные люди ползли по ней на четверенькахъ. Сначала Карлъ вносилъ меня на рукахъ, а потомъ я отлично выучилась ходить по этой тропинкѣ. Хижина Карла стояла на крутомъ утесѣ у глубокой пропасти, и дядя Жакъ сначала очень боялся пускать меня къ Гретѣ, но потомъ и онъ привыкъ и не замѣчалъ опасности. Мы съ Гретой всегда наблюдали, какъ Карлъ собирался въ путь въ горы: онъ надѣвалъ особенные сапоги и крѣпкій поясъ, бралъ много веревокъ, большую палку съ острымъ желѣзнымъ наконечникомъ и легкую сумку съ провизіей, звалъ свою собаку, цѣловалъ насъ — и уходилъ.
Собака Карла, по имени Шацъ, была очень добрая, мохнатая, желтая, съ черной мордой. Безъ Шаца Карлъ никогда не ходилъ въ горы и говорилъ, что собака знаетъ дорогу лучше, чѣмъ онъ самъ. Зимой и весной Шацъ иногда спасалъ пастуховъ, заблудившихся въ горахъ.
Вскорѣ послѣ нашего пріѣзда сдѣлалась страшная буря. Вѣтеръ и холодный дождь такъ и хлестали; почти нельзя было выйти изъ дома. Пастухи вернулись въ деревню, говоря, что въ горахъ такая метель, что стада, столпившись въ кучи по лощинамъ, ни за что не хотятъ двигаться, и что они сами рады-радехоньки, что добрались до деревни. Пасторъ велѣлъ цѣлый день звонить въ колоколъ, чтобы путники, которыхъ можетъ застать въ горахъ метель, могли идти на звонъ.
Карлъ привелъ къ намъ Грету, а самъ, взявъ у пастора его походную аптечку «на всякій случай», сказалъ, что Шацъ съ утра убѣжалъ въ горы и, можетъ-быть, задастъ и ему работу.
— Что значитъ «задастъ работу»? — спрашивала я.
— Если заблудился кто-нибудь въ горахъ, Шацъ учуетъ и позоветъ Карла, — отвѣчала Луиза.
Я очень удивилась и не повѣрила.
Вѣтеръ все сильнѣе и сильнѣе завывалъ вокругъ нашего шале; дождь стучалъ въ окна, и намъ съ Алисой сдѣлалось страшно сидѣть наверху; мы перебрались въ кухню къ Луизѣ.
Вдругъ вбѣжала жена Карла.
— Луиза, иди къ намъ скорѣе! — звала она, — и неси съ собой какъ можно больше бѣлья: Шацъ принесъ замерзшаго почти ребенка, положилъ его въ кухнѣ и опять убѣжалъ.
Луиза, самъ пасторъ, Алиса, — всѣ побѣжали къ Карлу; Грету и меня оставили съ дядей Жакомъ.
Вотъ, что я узнала потомъ:
Шацъ исчезъ изъ дому еще съ утра, — онъ часто убѣгалъ въ горы, особенно въ дурную погоду, — а затѣмъ бережно принесъ въ зубахъ какой-то свертокъ. Положилъ онъ этотъ свертокъ въ кухнѣ и снова убѣжалъ. Когда Матильда, жена Карла, развязала узелъ, то тамъ оказался маленькій ребенокъ. Карлъ послалъ жену къ намъ за помощью, а самъ разными способами сталъ приводить въ чувство ребенка. Когда наши всѣ пришли къ Карлу, ребенокъ уже плакалъ и былъ совершенно здоровъ. Матильда стала поить его молокомъ.
Но вотъ дверь хижины съ шумомъ отворилась и влетѣлъ Шацъ, бросился къ Карлу, схватилъ его за платье и сталъ тянуть къ двери. Карлъ понялъ, что требуется его помощь. Онъ одѣлся, взялъ фонарь и веревки. Шацъ все это время, безъ умолку, лаялъ. Карлъ затрубилъ въ рогъ, и изъ долины стали приходить къ нему сосѣди.
— Что тебѣ нужно, Карлъ? — спрашивали они.
— Шацъ былъ въ горахъ, спасъ маленькое дитя и теперь тянетъ меня туда: вѣроятно, есть еще кто-нибудь, кого надо спасать. Идите мнѣ помогать.
Нѣсколько человѣкъ съ фонарями, заступами, веревками, палками и носилками двинулись впередъ. Мы смотрѣли въ окно и видѣли, какъ они подымались въ горы: людей не было видно, а только двигающійся рядъ фонарей; слышенъ былъ также и лай Шаца.
— Мы подвигались медленно, — разсказывалъ потомъ Карлъ, — было темно и скользко; чтобы не растеряться, мы всѣ связались одной крѣпкой веревкой. Я шелъ впереди, ощупывая палкой тропинку. Вдругъ я невольно вскрикнулъ, увидавъ передъ собой трещину во льду. Мы всѣ остановились. Шацъ стоялъ надъ трещиной и лаялъ. Опустивъ фонарь ниже, я увидалъ, что это не трещина (эти трещины бываютъ очень глубоки, и бѣда провалиться въ нихъ), а канава, прорытая горнымъ потокомъ; на днѣ канавы лежала женщина и стонала. Общими усиліями вытащили мы ее, положили на носилки и съ прежними предосторожностями, но еще съ большими трудностями, наконецъ, вернулись домой.
Женщина эта оказалась женой пастуха изъ сосѣдняго селенія; она съ ребенкомъ на рукахъ шла къ мужу черезъ горы, неся ему обѣдъ. Ее застала метель, она запуталась и, не замѣтя ручейка, споткнулась и упала. Она навѣрное погибла-бы безъ самоотверженнаго Шаца.
Шацъ былъ изъ породы тѣхъ швейцарскихъ собакъ, которыхъ называютъ санъ-бернардскими, и которыя живутъ при монастырѣ Св. Бернарда, находящемся въ горахъ, покрытыхъ вѣчнымъ снѣгомъ. Монахи этого монастыря посвятили себя на служеніе несчастнымъ путникамъ, застигнутымъ въ горахъ метелями, или заблудившимся и погибающимъ пастухамъ и поселянамъ, часто предпочитающимъ проходить горными тропинками, которыя короче окружнаго пути черезъ долины; монастырскія собаки всегда помогаютъ при розыскѣ погибающихъ. Напримѣръ, тамъ была собака, которую звали Барръ, и которая спасла въ свою жизнь сорокъ человѣкъ.
Шацъ, хотя и не жилъ въ монастырѣ Св. Бернарда, но и на его долю приходилось не мало самоотверженныхъ подвиговъ.
На горѣ Пилатъ и на Риги всегда лежитъ снѣгъ. Лѣтомъ падаетъ онъ хлопьями, а зимой онъ такой мерзлый, что колется, какъ иголочки, и такой тонкій, что, какъ пыль, входитъ во всѣ щели, и отъ него нѣтъ возможности защититься. Въ горахъ безопасно только лѣтомъ, и то въ хорошую погоду; но зимой, когда вѣтеръ замететъ снѣгомъ всѣ трещины и обрывы, путникъ, при малѣйшей неосторожности, рискуетъ упасть въ пропасть и погибнуть. Да и лѣтомъ бываютъ тамъ несчастные случаи.
При насъ лѣтомъ общество англичанъ отправилось въ горы. Они пригласили съ собой и Карла. Уже нѣсколько дней Пилатъ не снималъ шапки, а потому Карлу не хотѣлось идти съ ними: онъ ожидалъ метели и тумановъ. Но англичане сказали, что пойдутъ одни, если онъ не согласится сопровождать ихъ, и, конечно, Карлъ не могъ оставить ихъ блуждать по горамъ безъ проводника, — онъ пошелъ и взялъ съ собою Шаца. Подъемъ былъ очень крутой; всѣ англичане привязались веревками къ Карлу, но одинъ изъ нихъ ни за что не хотѣлъ идти «на привязи», какъ онъ говорилъ, и пошелъ отдѣльно. Погода, какъ и ожидалъ Карлъ, испортилась; повалилъ снѣгъ, и въ нѣсколько минутъ всѣ тропинки и трещины были занесены имъ. Молодой англичанинъ отклонился въ сторону. Шацъ пошелъ за нимъ, сердито рыча на него.
— Позовите вашу собаку! — закричалъ англичанинъ Карлу.
Карлъ посвисталъ Шаца, но Шацъ упорно шелъ за англичаниномъ, не обращая вниманія на зовъ своего хозяина.
Путешественники вскорѣ разстались: молодой англичанинъ пошелъ прямо, желая взобраться на ближайшій уступъ, Карлъ и его спутники пошли въ обходъ. Карлъ сказалъ англичанину, что на его пути встрѣтится широкая разсѣлина, и чтобы онъ былъ остороженъ. Англичанинъ махнулъ рукой и пошелъ; Шацъ, опустивши хвостъ, поплелся за нимъ, несмотря на всѣ приказанія Карла.
— Зачѣмъ онъ идетъ за мистеромъ Джономъ? — спрашивали англичане Карла.
— Вѣроятно, потому, что мистеръ Джонъ дѣлаетъ глупости, — возразилъ Карлъ, очень сердясь на молодого англичанина и на Шаца: Шацъ бывалъ ему очень полезенъ въ горахъ, особенно въ дурную погоду.
Услыхавъ отвѣтъ Карла, англичане засмѣялись и пошли дальше.
Не прошло и получаса, какъ Карлъ и его спутники услышали страшный крикъ мистера Джона и злобное рычанье собаки. Они, въ испугѣ, остановились, не зная, что дѣлать; къ счастью, тропинка, по которой они шли, была пологая, а потому имъ легко было остановиться и отвязать Карла, поспѣшившаго на поиски за англичаниномъ. Что-же оказалось? Мистеръ Джонъ шелъ по занесенной снѣгомъ тропѣ, а Шацъ за нимъ; вдругъ собака бросилась на Джона и зубами впилась ему въ ногу; отъ неожиданности Джонъ не удержался на скользкой тропѣ, упалъ, скатился внизъ до небольшой площадки и очень ушибся, а Шацъ исчезъ; онъ побѣжалъ за Карломъ. Когда пришелъ Карлъ, все разъяснилось: Шацъ остановилъ мистера Джона въ двухъ шагахъ отъ разсѣлины, о которой предупреждалъ Карлъ англичанина. Напавшій снѣгъ мѣшалъ Джону ее видѣть, и, если-бы не Шацъ, мистеръ Джонъ навѣки скрылся-бы въ пропасти. Такимъ образомъ, Шацъ, укусивъ его, спасъ ему жизнь.
Карлъ сходилъ за своими спутниками, и они, связавъ свои альпійскія палки и сдѣлавъ родъ носилокъ, принесли Джона къ нимъ и прогостили у насъ, пока мистеръ Джонъ не понравился.
Луиза потомъ намъ писала, что мистеръ Джонъ, вернувшись въ Лондонъ, выхлопоталъ для Шаца у общества покровительства животнымъ медаль съ надписью: «Шацу — другу людей, за спасеніе погибавшихъ 1858 г.»
Другой братъ пастора былъ Вилль — пастухъ, жившій въ самой долинѣ Эйгенталь; онъ былъ вдовецъ и имѣлъ одного сына, маленькаго Лу, съ которымъ я очень подружилась.
Маму Лу забодалъ быкъ, когда разъ она несла обѣдъ Виллю на пастбище. Лу видѣлъ это и очень испугался, — ему тогда было всего четыре года, — отъ страха упалъ и затѣмъ былъ такъ боленъ, что всѣ боялись, чтобы Лу не остался отъ испуга дурачкомъ на всю жизнь; многіе такъ и звали его дурачкомъ, но Лу совсѣмъ не былъ глупъ и отлично понималъ все.
У Вилля была тоже собака, которую звали Мира: большая, сѣрая, мохнатая и ужасно некрасивая, но необходимая Виллю: онъ былъ большой лѣнтяй, и Мира работала за него. Утромъ, пока Вилль еще нѣжился въ своей постели, Мира уже выгоняла все стадо на пастбище и стерегла его съ большимъ стараніемъ: она лаяла на каждую корову, которая отходила отъ стада, и не давала ей плутать по тропинкамъ, а въ опасныхъ мѣстахъ, или сбивала все стадо въ такую кучу, что оно не могло разбрестись и попасть въ пропасть, или-же пропускала каждую корову поодиночкѣ. Я никогда не видала, какъ это дѣлала Мира, но Луиза разсказывала чудеса объ ея умѣ и понятливости; Карлъ-же часто говорилъ, что Вилль такой нѣженка и лѣнивецъ, что ему будетъ прямое раззореніе, если Мира околѣетъ.
Зато и былъ ей большой почетъ. Когда она возвращалась домой, то растягивалась у пылавшаго очага, и никто не смѣлъ гнать ее отъ огня; ѣду свою брала она прямо со стола, и никто не запрещалъ ей этого. Иногда Лу оставался безъ обѣда, потому что Мира съѣдала его жаркое и выпивала его молоко. Луиза часто бранила за это Вилля.
— Женился-бы, — говорила Луиза, — и Лу былъ-бы одѣтъ и сытъ, и въ домѣ у тебя былъ-бы порядокъ, и грязная собака не съѣдала-бы вашего обѣда.
Всѣ другіе тоже совѣтовали Виллю жениться; одинъ сваталъ за него свою сестру, другой — сосѣдку; но ни самъ Вилль, ни Лу, ни Грета, ни я — никто изъ насъ не хотѣлъ, чтобъ Вилль женился, и онъ всегда отговаривался, говоря: «вонъ, дѣти не хотятъ, чтобы я взялъ въ домъ хозяйку».
И жили они себѣ втроемъ — Вилль, Лу и Мира.
Зимой, когда не нужно было выгонять стадо въ горы, Лу съ Мирой охотились на сурковъ.
Сурки живутъ въ горахъ довольно высоко, гдѣ уже не селится человѣкъ. Теперь охота на этихъ животныхъ запрещена въ Швейцаріи, но тогда этого запрещенія еще не было, и Лу въ сопровожденіи Миры, а иногда и насъ съ Гретой, отправлялся въ горы.
Сурки очень заботливые хозяева, и каждый изъ нихъ имѣетъ всегда нѣсколько норокъ: лѣтнюю — небольшую, для одного звѣрька, съ маленькимъ отверстіемъ, и, кромѣ того, норку на случай, куда онъ убѣгаетъ, прячась отъ бѣды. На зиму-же они копаютъ большую семейную нору. Я сама видѣла много такихъ норокъ; когда раскопаешь ее, то видно, что она узкимъ корридоромъ раздѣлена на двѣ комнаты: въ одной лежитъ много сѣна и разнаго сора, а другая, гдѣ спитъ все семейство, устлана шерстью сурковъ. Въ началѣ зимы сурки пробираются въ эти свои семейныя норы, ложатся тамъ и засыпаютъ до весны. Альпійскіе сурки спятъ цѣлыхъ девять мѣсяцевъ.
Мира раскапывала такія норы, и Лу бралъ себѣ маленькаго сурка, а потомъ опять все закапывалъ и затыкалъ снѣгомъ; сама-же Мира никогда не трогала звѣрьковъ.
Въ теплой комнатѣ сурокъ скоро просыпался, хотя и не надолго; его кормили, и онъ снова впадалъ въ сонъ. Сонъ сурка зимой совсѣмъ не простой, обыкновенный сонъ, а скорѣе похожъ на смерть: сурокъ дѣлается холодный и неподвижный.
Лу отлично умѣлъ выучивать молоденькихъ сурковъ разнымъ фокусамъ: ходить съ палкой, плясать подъ звуки горнаго рожка и т. п. Но когда сурокъ становился старъ, онъ дѣлался тяжелъ и лѣнивъ, и ни за что не хотѣлъ выдѣлывать свои штуки; тогда Лу относилъ стараго сурка въ горы и бралъ вмѣсто него другого. Къ осени мы всѣ узнали необыкновенную новость: моя няня Алиса рѣшилась выйти замужъ за Вилля. Всѣ были очень рады, но я жалѣла Лу и Миру: я знала, что моя няня совсѣмъ не добрая и даже очень злая.
Свадьба Алисы была очень веселая. Погода была прекрасная, и мы танцевали на лугу, передъ домомъ Вилля. Весь его домъ былъ украшенъ флагами и гирляндами, а на крышѣ было устроено гнѣздо аиста; на самомъ дѣлѣ аисты давно уже улетѣли, потому что была глубокая осень, да на домѣ Вилля они никогда и не жили, но Карлъ сдѣлалъ прекраснаго аиста изъ дерева, выкрасилъ его въ бѣлую краску, а надъ гнѣздомъ прикрѣпилъ большой флагъ съ надписью: «Willkommen!», т. е. «добро пожаловать».
Вилль былъ очень смѣшной, красный такой и напомаженный, а Алиса въ своемъ широкомъ шелковомъ платьѣ казалась настоящимъ боченкомъ. Лу все время ходилъ впереди новобрачныхъ и игралъ на своемъ рожкѣ: онъ отлично игралъ на немъ всякія веселыя пѣсенки. Миру я не видала въ этотъ день.
Не прошло и мѣсяца со дня свадьбы Алисы, какъ оказалось, что Лу и Мирѣ живется очень плохо. Но Мира не долго прожила съ моей няней: въ одинъ прекрасный день Алиса прищемила щипцами Мирѣ носъ за то, что та съѣла завтракъ Вилля; Мира съ страшнымъ воемъ убѣжала изъ дому и перешла жить къ брату Вилля и Карла — Коллену и стала водить его стада: Вилль нѣсколько разъ возвращалъ ее домой, но она немедленно убѣгала назадъ къ Коллену. Весной ушелъ изъ дому и Лу. Онъ взялъ съ собою своего ученаго сурка и горную свирѣль и задумалъ уйти во Францію зарабатывать хлѣбъ, какъ умѣлъ и какъ могъ въ свои годы (ему было не больше одиннадцати лѣтъ). Онъ думалъ, что прокормится, играя на свирѣли и показывая своего сурка. Лу никому дома не сказалъ о своемъ желаніи уйти и открылъ свой секретъ только Луизѣ и мнѣ. Луиза не могла его удержать и собрала въ путь. Мы очень плакали, разставаясь съ нимъ. Когда Вилль узналъ, что бѣдный мальчикъ ушелъ изъ родного дома, то почти сошелъ съ ума отъ горя и всюду искалъ его, но не нашелъ нигдѣ. Со дня ухода Лу, Вилль никогда уже не былъ здоровъ, и Алисѣ пришлось работать дни и ночи, чтобы прокормить себя и мужа; домъ ихъ почти развалился, а стадо, безъ хорошаго пастуха и безъ Миры, почти совсѣмъ перевелось.
Вскорѣ послѣ ухода Лу, пріѣхала моя мама, и мы съ ней и съ дядей Жакомъ отправились въ обратный путь.
Года черезъ три я опять провела лѣтнія каникулы у Луизы; но на этотъ разъ мнѣ было тамъ очень грустно: Лу уже не было въ живыхъ. Онъ возвращался зимой въ Эйгенталь, такъ какъ сурокъ его околѣлъ, и, по обыкновенію, или, лучше сказать, по привычкѣ горныхъ жителей, шелъ назадъ черезъ горы и совсѣмъ выбился изъ силъ. Пастухи нашли его на дорогѣ и принесли въ пасторатъ. Сначала никто не узналъ Лу, кромѣ Миры. Лу не хотѣлъ итти домой, и Луиза оставила его у себя. Мира каждый день прибѣгала лизнуть Лу, или полежать у его ногъ. Лу былъ очень боленъ и всѣ знали, что онъ уже не можетъ выздоровѣть. Весной онъ умеръ и передъ смертью передалъ Луизѣ двѣ золотыя монеты, которыя онъ скопилъ во время своихъ странствій, прося, чтобы Луиза кормила на эти деньги Миру, когда она будетъ совсѣмъ старая и Колленъ не захочетъ держать ее у себя.
Бѣдный Карлъ и вѣрный Шацъ тоже умерли.
Карлъ, одинъ разъ зимою, пошелъ по дѣлу въ сосѣднее мѣстечко кратчайшимъ путемъ, черезъ горы. Погода была хорошая, и ничто не предвѣщало ея перемѣны. Но, часа черезъ дна, поднялся страшный вѣтеръ и началась метель; вскорѣ занесло всѣ тропинки, и Карлу трудно было подвигаться впередъ. Онъ такъ хорошо зналъ дорогу, что шелъ впередъ, нисколько не смущаясь непогодой, но вдругъ оступился и покатился внизъ съ страшной быстротою. Шацъ побѣжалъ въ пасторатъ и съ воемъ бросился къ мужу Луизы, таща его за собой. Зная, что Шацъ не сдѣлаетъ напрасной тревоги, пасторъ позвалъ съ собой сосѣдей и пошелъ съ ними въ горы. Шацъ показывалъ дорогу. Когда было уже близко то мѣсто, гдѣ лежалъ Карлъ, Шацъ съ воемъ бросился впередъ, и люди, подойдя, увидали безчувственнаго Карла и вѣрнаго Шаца, лизавшаго ему руки и лицо. Карла принесли домой, но онъ уже не могъ поправиться и черезъ нѣсколько дней умеръ. Шацъ пережилъ своего хозяина лишь на недѣлю: онъ околѣлъ съ горя.
Пасторъ разрѣшилъ положить Шаца въ саду, у самой кладбищенской рѣшетки, которая одна отдѣляетъ его отъ могилы Карла.
На томъ мѣстѣ, гдѣ зарыли Шаца, положили камень съ надписью: «Вѣрному другу людей, самоотверженному Шацу».
Когда потомъ я бывала въ Швейцаріи, я всегда заѣзжала въ Эйгенталь. Мои друзья еще живы. Луиза и ея мужъ уже очень старые люди. Моя подруга Грета замужемъ за проводникомъ. Сынъ ея хорошій инженеръ; онъ выстроилъ прочный мостъ по дорогѣ къ Kaltwehbrunnen.