Орловец П.
Гнедко
править
I.
править— Папа, папа! — закричала восьмилетняя Лиза, взбегая по ступенькам на террасу и подбегая к отцу.
— Ну, слышу, — улыбнулся отец. — Что тебе нужно, моя маленькая козочка?
Он поймал в свои объятия дочурку и глядел на нее, нежно гладя ее по волосам.
— Папа, я ведь вспомнила! После завтра мои именины! — заговорила Лиза. — А я хочу, чтобы ты мне не дарил куклу или другие игрушки. Папочка, миленький, подари мне то, что я сама хочу! Ведь ты мне сделаешь подарок? Да?
— Конечно, дочка, конечно! — улыбаясь, ответил отец Лизы, Федор Иванович Полянский. — Ну, говори, что же ты хочешь получить?
Лиза даже покраснела от удовольствия.
— Я… знаешь что, папочка? Ты только не сердись! Я хочу, давно хочу иметь лошадку! Знаешь… маленькую такую, живую, хорошенькую лошадку, которая будет расти со мною. Я буду ее сама кормить и ухаживать за ней, а когда она вырастет и я вырасту, то я буду кататься на ней, как мама на «Сером».
Федор Иванович улыбнулся.
— Вон ты какая стрекоза у нас! — весело проговорил он. — Ну, что же, надо тебе сделать это удовольствие!
— Так ты мне подаришь? Подаришь?! — воскликнула радостно Лиза, хлопая в ладоши. — Ох, папочка, как я рада!
И она бросилась обнимать отца.
Наговорившись вдоволь с отцом, она еще раз крепко обняла его и снова убежала в парк.
Федор Иванович взялся было за книгу, но в это время на террасу вошла его жена, Мария Петровна.
— А у нас тут был разговор с Лизой, — проговорил Федор Иванович. — Ведь она послезавтра у нас именинница…
— Да, да! — заволновалась Марья Петровна. — Мне непременно надо будет съездить завтра в город, чтобы купить ей какой-нибудь подарок.
— Ну, на этот раз, я думаю, можно будет обойтись и без поездки. Лиза сама себе выбрала подарок! — засмеялся Федор Иванович.
— Да? Интересно! Что же она просила?
— Просит подарить ей маленькую, живую лошадку. Кстати, у нас есть хорошенький, трехмесячный гнедой жеребенок. Вот мы и подарим его ей.
— Ну, что же, подарим! — ответила Марья Петровна. — И правда, этот жеребеночек хорошенький! — проговорив это, она ласково кивнула головой мужу и пошла распоряжаться по хозяйству.
A Федор Иванович вышел во двор и отправился в конюшню.
Федор Иванович был помещик и считался довольно богатым человеком.
Человек он был добрый, отзывчивый, часто помогал бедным крестьянам, когда кого-нибудь из них постигало горе, и крестьяне очень любили его за это и были преданы ему всей душой.
— Эй, Матвей! — крикнул Федор Иванович.
На окрик из конюшни вышел коренастый кучер, в красной рубахе, с засученными рукавами и метлой в руках.
— Слушай, Матвей, что, у нас гнеденький жеребенок здоров? — спросил его помещик.
— Здоров! Веселый! — ответил Матвей, снимая шапку и кланяясь хозяину. — Лошадка крепкая будет, хорошая!
— Ну, ну. Так ты вот что, Матвей! После завтра раненько утром хорошенько вычисти его и приведи к восьми часам к подъезду. Я этого жеребенка подарю Лизе в день ее ангела.
— Уж будьте покойны, маленькая барышня довольна будет! — улыбнулся в свою очередь и Матвей. — Еще и цветочками уберу!
— Ну, ну, смотри же! — проговорил Федор Иванович уходя от конюшни.
Лиза была в саду.
Она очень любила свой сад, большой и тенистый, немного запущенный, скорее похожий на лес, чем на сад.
Когда наступала весна и земля высыхала, она целымн днями бегала тут, на свежем воздухе.
Сад был большой и спускался от усадьбы к небольшому пруду.
А за прудом расстилалась во все стороны свободная, могучая степь, безграничная, как море, покрытая низкорослой, степной травой, кое-где, в более удобных местах, запаханная и засеянная хлебами и картофелем.
Лиза любила и свой сад и привольную степь и часто, гуляя одна по ней, смотрела на стада, пасшиеся на зеленой степи.
В описываемый день Лиза была особенно весела. Ведь отец обещал подарить ей живую, маленькую лошадь, о которой она так давно мечтала!
Вот-то будет веселье!
Лиза вообще любила всех животных и птиц и целыми днями готова была играть с ними.
Собачка «Шарик», маленькая и толстенькая, как настоящий шарик, так и ходила по пятам за Лизой.
Кроме нее, у Лизы была кошка «Машка» и беленькая козочка «Бибишка», такая чистенькая, стройная и хорошенькая, что на нее любовались решительно все.
Лиза ее очень любила.
Папа как-то рассказал ей о пользе коз. Он рассказал ей, что коза, как и корова и лошадь, — самое полезное животное.
Ее стригут и из ее шерсти делают валенки, шерстяные материи, чулки, рукавицы и другие полезные вещи.
А молоко можно пить и оно гораздо жирнее коровьего молока.
Только почему-то люди реже пьют его, чем коровье; вероятно, оттого, что козы дают вообще мало молока и не каждый держит их у себя.
Лиза вышла через калитку из сада, погуляла около пруда, на котором весело полоскались утки с маленькими, желтыми утятами, и, пройдя еще несколько сажен, вышла в степь.
Екатеринославская губерния, где находилось имение Полянских, принадлежала к степному пространству и степь простиралась далеко, далеко.
Одним только скучна была степь, это тем, что трава на ней росла не высокая и сочная, а жидкая и низкорослая.
Леса тут встречались очень редко, реки тоже, и люди брали воду большей частью из колодцев.
Взглянув на степь, Лиза увидела стадо коров и табун лошадей.
Коровьего стада она очень боялась!
В нем был такой сердитый бык с острыми, длинными рогами, которого боялись все, кроме пастухов, и который бросался на всех, кто только осмеливался подойти к стаду.
Но лошадиного табуна Лиза не боялась.
И теперь она смотрела на него, думая про обещанного жеребенка, о том, как он тоже будет гулять по степи и щипать низкорослую траву.
«А вечером он будет приходить домой и я буду кормить его хлебом с солью! А потом он вырастет и я буду кататься на нем и он будет такой хорошенький, стройный!» — думала она.
Она еще раз окинула взглядом привольную степь и побежала домой.
II.
правитьНастал день именин Лизы.
В этот день она вскочила на ноги раньше времени, потому что ей всю ночь снились хорошенькие жеребята, рыженькие, беленькие и вороные, весело скакавшие по степи и гонявшиеся, шутя, за ней.
И, первым делом, она спросила у няни:
— А жеребенок? Ведь мне папа обещал сегодня подарить жеребенка! Ведь я сегодня именинница, няня!
— Поздравляю, поздравляю, пташечка! — рассмеялась няня. — А насчет жеребеночка не знаю. Вот умоешься, пойдем к папе и маме, они и скажут тебе, что нужно.
Лиза страшно торопилась.
Живо умывшись, одевшись и помолившись Богу, она понеслась в столовую, где ее уже ждали родители, сидевшие за чайным столом, уставленным разными печеньями, вареньем и тому подобными чайными лакомствами.
— А-а, именинница! — радостными возгласами встретили ее отец и мать. — Ну, поздравляю! Поздравляю!
И они покрыли поцелуями щеки, лоб и глаза дочери.
— А жеребенок? Жеребенок! — закричала Лиза. — Папа, ведь ты мне обещал жеребеночка!
— Выпей сначала чаю, а потом увидишь и своего жеребенка! — засмеялся отец. — А то, пожалуй, ты и есть позабудешь!
Делать было нечего, пришлось покориться.
Лиза так спешила выпить свою чашку чаю, что даже обожгла себе губы.
— Ну, папа, папа, я напилась! Покажи же мне скорее моего жеребенка! — снова пристала она.
— Ну, теперь пойдем, — ответил отец, вставая из-за стола.
Все втроем, они вышли из комнаты и отправились на крыльцо, ведущее во двор.
Матвей, наряженный в праздничную рубаху, уже стоял перед крыльцом, держа за шею прехорошенького гнедого жеребенка, на шее которого красовалась алая ленточка.
Господи, как обрадовалась Лиза!
— Папа, папа! Да какой он хорошенький! — кричала она, прыгая от радости. — И хвост уж подрастает! Матвей, а он может уже щипать траву?
— Может, барышня, он уже большой, — ответил конюх. — Только все же его подпаивают вечером пойлом.
— Вот хорошо! Я сама буду его поить и кормить хлебом!
Радости Лизы не было конца.
— Знаешь, мама, я назову его «Гнедком»! Хорошо? — спрашивала она.
— Пусть будет Гнедком, — согласилась мать.
А сам виновник торжества, Гнедко, стоял на дворе и поматывал головой. Ему было очень неудобно, что Матвей держал его так крепко за шею, и он с радостью убежал бы от него, если бы мог только вырваться.
В конюшне и в степи, куда его выгоняли на день вместе с другими жеребятами, он чувствовал себя много лучше.
Он посматривал недоумевающими глазами то на Лизу, то на Матвея, то на остальных окружавших его людей и, казалось, решительно не понимал, зачем привели его сюда и поставили посреди двора.
Но вот, наконец, его терпение истощилось. Он храбро рванулся вперед, вырвал свое ухо из рук Матвея и, брыкаясь, понесся по двору, под общий хохот присутствующих.
— Ну, мы его, кажется, уже достаточно помучили, — проговорил Федор Иванович.
— Да, да, пусть его уводят, а то ему здесь скучно, — тотчас же согласилась и Лиза. — Ведь он в это время уже, наверно, гуляет по степи?
— Конечно, — ответила мать. — Все жеребята ходят вместе, вдали от больших лошадей, и там им, конечно, веселее.
— Ну, так уведи его, Матвей. А когда они придут домой, то скажи мне. Я хочу посмотреть, как его будут поить, — сказала Лиза.
Кое-как Матвей поймал Гнедка и повел его в конюшню.
Маленький Гнедко был еще очень молод. Он родился в марте месяце в хорошей конюшне и с самого раннего детства чувствовал себя прекрасно.
Первые дни он был очень слаб и едва держался на ногах, но постепенно он креп и поправлялся. Не прошло и недели, как он уже свободно мог бегать на своих тоненьких ногах, а спустя два месяца, он чувствовал себя уже окончательно крепким.
Мать его была упряжная лошадь и часто была в разъездах. Поэтому Гнедко редко видел ее.
Правда, первые три недели он был постоянно с матерью и ее не давали в запряжку, но за тем его стали оставлять одного по целым дням, а так как к вечеру он, обыкновенно, чувствовал сильный голод, то его поили водой с разболтанной в ней овсяной мукой.
Первое время Гпcдко очень не любил этого месива, так непохожего на молоко. Даже пить он не умел из таза, в котором приготовлялось пойло.
Он отчаянно фыркал, когда Матвей сунул его прямо носом в это пойло, и хотел было удрать, но облизнулся и почувствовал, что при голоде это вовсе не так дурно.
Матвей несколько раз должен был сунуть его мордой в пойло и даже придержать ему голову, прежде чем он научился пить.
Ну, а потом, конечно, дело уже пошло на лад.
Со временем Гнедко так полюбил овсяное пойло, что чуть не вскачь несся по вечерам к тому месту, где Матвей делал его для жеребят.
На третьем месяце его окончательно отделили от лошадей и стали выгонять в степь. Тут, вдали от больших лошадей, их пасли свои пастухи и здоровенные лохматые собаки-овчарки охраняли их от врагов.
Гнедко был очень удивлен, когда его в первый раз выгнали в степь.
Он совсем оторопел от солнца, света, простора и зелени и долго стоял на месте, не зная, что ему делать.
Но вдруг на него напал порыв веселья.
Он заржал тоненьким голоском, тряхнул головой, брыкнул задними ногами и пустился, куда глаза глядят.
Но свирепая овчарка с лаем бросилась за ним и пригнала его обратно к стаду.
Мало-помалу Гнедко приучился щипать траву и чутьем рвал своими нежными губами только ту, которая годилась для еды, оставляя нетронутыми худые и невкусные травы.
По вечерам их пригоняли, обыкновенно, к колодцу, где в колоде накачивалась вода, а оттуда гнали домой.
И тут Гнедко получал свою порцию пойла, наедался окончательно вволю и засыпал вместе с другими жеребятами в жеребятнике.
Вот в это-то время он и был подарен Лизе.
Первый раз он совсем не запомнил своей новой хозяйки и думал только о том, чтобы снова вырваться в степь.
Но в этот день его желание не исполнилось. Стадо жеребят уже ушло далеко и гнать его одного было некогда.
И Гнедко весь день принужден был оставаться в жеребятнике, несмотря на чудную погоду.
Вечером он уже издали почуял подходящих к дому товарищей. Весело заржал он им свой привет.
Вон Матвей подошел к корыту с полным ведром пойла.
Проголодавшейся Гнедко так и понесся к нему.
Лиза была тут же.
— Здравствуй, Гнедко, здравствуй! — кричала она, гладя его между ушами и почесывая ему гривку.
А он пил свое пойло, мало интересуясь новой хозяйкой.
Когда он напился, Лиза сунула ему к морде что-то черное, посыпанное белым песком.
Конечно, Гнедко не знал, что это очень вкусный черный хлеб, посыпанный крупной солью.
Но Лиза с помощью Матвея почти насильно всунула ему кусок в рот. Гнедку волей-неволей пришлось пожевать его.
И, надо сказать правду, это новое кушанье очень понравилось ему. Он даже вторично протянул к Лизе свою голову и за это получил новый кусок.
— Ах, как он ест! — радовалась Лиза. — Ведь вот он какой славный!
— Хлебцем-то вы его живо привадите! — говорил Матвей. — Это угощение они любят!
Покормив Гнедко, Лиза отправилась домой, а Гнедко уснул вместе с другими товарищами на свежей соломенной подстилке, которую им уже заранее приготовил Матвей.
III.
правитьВремя шло, прошли лето и осень, наступила зима.
Не нравилась она молодому Гнедку; сильно скучал он по зеленой степи, где он, без всякой работы, гулял целыми днями.
Правда, в один из последних дней своего пребывания в степи он натерпелся страха, но страх этот забылся очень скоро.
А опасность, грозившая Гнедку и его товарищам, была очень и очень велика.
Это было под вечер, когда солнце уже близилось к горизонту и вечерний холодок приятно освежал воздух.
На несколько дней жеребят решили оставить в степи, не пригоняя их на ночь домой.
Гнедко достаточно наелся свежей травы и хорошо напился воды в колоде ближайшего колодца и теперь весело резвился, бегая по степи и выкидывая ногами такие фокусы, что подпасок во все горло хохотал над ним.
И вдруг где-то вдали послышался странный вой, да такой страшный, что Гнедко, даже не понимая в чем дело, затрясся всем телом.
Это были волки, о которых Гнедко еще ничего не знал, голодные волки, бродившие по степи и учуявшие стадо жеребят.
Но овчарки, эти чудные сторожа, сразу учуяли врагов и насторожились, лаем дав знать пастухам о близости неприятеля.
Солнце село за горизонт и в степи стало темно-темно, так темно, что хоть глаз выколи.
Пастухи свернулись на земле и мирно заснули, укутавшись в свои свитки (бурнусы), а Гнедко, улегшись на траве, было задремал, как вдруг тот же зловещий вой пронесся по степи и всколыхнул ночной воздух.
Гнедко испуганно открыл глаза и вскочил на ноги.
Далеко в степи, среди ночной темноты, словно горели звездочки. Но это были не огни и не звезды, а волчьи глаза, светящиеся ночью. И страшный протяжный вой доносился с той стороны.
Волки шли издали за молодым табуном, ожидая, когда какой-нибудь жеребенок отделится от табуна и отстанет.
О, тогда волки мигом набросились бы на него и изорвали бы его на куски, съели бы с косточками!
Они и сами бросились бы на стадо, да уж очень страшны были овчарки, да и пастухов побаивались они.
В свою очередь овчарки, видя, что волки приблизились чересчур близко, подняли страшный лай.
Мигом вскочили пастухи и согнали жеребят в тесную кучу.
Схватив ружье, старший пастух прицелился и выстрелил в сторону волков, и этого выстрела было достаточно, чтобы обратить в бегство волков. Звездочки, светившиеся вдали, моментально скрылись, и до самого утра о волках не было помину.
На следующий день о появлении волков дали знать в усадьбу, и несколько охотников сию же минуту выехали в степь для истребления степных волков. Но волки, вероятно, учуяли приближение охотников и ушли навсегда из этой местности.
Вот, какую опасность перенес Гнедко почти накануне своего возвращения на скучную зимнюю квартиру.
За лето и осень Гнедко окреп и похорошел. Хвост уже вырос на четверть, грива дыбом торчала на шее, он пополнел и вырос.
Лиза была от него в восторге и страшно радовалась, когда встречала его, возвращающегося домой.
Она всегда встречала его в жеребятнике и угощала вкусным хлебом, туго насоленным. Да и Гнедко уже привык к ней и с нетерпением ждал ее появления.
Он даже знал, что хлеб Лиза носит в сумочке, перекинутой через плечо, и каждый раз старался откусить как-нибудь эту сумочку, совершенно не думая о том, что может вместе с сумкой откусить и кусок мяса от самой хозяйки.
Чуть, бывало, Лиза зазевается — глядишь, Гнедко уже и тянется мордой к ее сумочке.
А как станет уходить, Гнедко пустится за ней вдогонку, заигрывает с нею, далее старается сбить ее с ног, злясь на то, что ему не дают больше черного хлеба с солью.
Но с наступлением зимы жизнь Гнедка круто изменилась. Не стало больше вольной степи, наступили холода, снег покрыл землю и Гнедка вместе с другими жеребятами перевели в более теплое помещение.
Правда, зимой пропали противные мухи, овода и комары, так сильно кусавшие скотину в жаркие летние дни, но для Гнедка даже мухи были приятнее зимней скуки.
Ведь теперь ему только и развлечения было, что появление Лизы. Но зато как полюбил он ее за время зимы!
Да и Лиза привязалась к Гнедку и души не чаяла в нем. Она аккуратно два раза в день приходила к нему, и он, почуяв ее издали, встречал ее тихим, радостным ржанием.
Впрочем, Гнедко имел и другое развлечение, Иногда его выпускали погулять во двор, покрытый пушистым снегом. Эх, как лихо выскакивал он на свободу! Носится, бывало, носится по двору, взбивая копытами снежную пыль, потом ляжет на снег и ну кататься, побрыкивая ногами!
Сухое сено, заменившее зимой свежую траву, сначала не очень нравилось ему, но постепенно он привык к нему.
Впрочем, это не стоило ему большого труда, потому что осенью и на степи трава была выжженная солнцем и похожая на сено.
Но… всему бывает конец.
Наступил конец и зиме, ударили первые теплые, солнечные лучи, воздух сразу потеплел и снег стал быстро таять.
Все теплее и теплее становилось солнце, вскрылись реки и снова зазеленела широкая степь.
A вместе с этим наступили и для Гнедка хорошие деньки.
IV.
правитьПрошел еще год и Гнедко дождался второй весны в своей жизни.
Он стал высокой, красивой и крепкой лошадью, с пушистым, длинным черным хвостом и такою же гривой. Его мускулы стали крепкими и упругими.
Он стал линять. Его красивая, более длинная зимняя шерсть постепенно выпадала и ее заменяла новая, короткая.
Лиза с наслаждением смотрела на него, любовалась им и радовалась тому, как он растет.
— Ну, Гнедко, скоро ты послужишь мне, скоро покатаешь меня на твоей широкой спине, — говорила она.
A Гнедко слушал и нетерпеливо пофыркивал, ударяя копытами о землю.
Снова стада вышли в поле и вместе с табуном лошадей Гнедко снова очутился на свободе. Но теперь он ходил в общем табуне и чувствовал себя совсем взрослой лошадью, хотя и имел еще молочные зубы.
Он и на самом деле был взрослой лошадью, но его не приучали еще к работе, желая, чтобы силы его окончательно окрепли.
Не знал еще Гнедко ни узды, ни шлеи, ни седла и вольно жилось ему.
Лиза не только приходила кормить его два раза в день, утром и вечером, но и наблюдала за тем, чтобы Гнедку всегда была свежая подстилка, чтобы сам он был всегда вычищен скребницей и щеткой, чтобы все было приготовлено ему. Лиза за это время уже и сама подросла и возмужала и только ждала осени, чтобы начать кататься на своем Гнедке.
Наступила и осень.
Вот тут-то и началась для Гнедка новая жизнь.
— Ну, барышня, сегодня будем приучать Гнедка к работе, — сказал однажды Лизе Матвей.
На первый раз все вышли на дорогу, смотреть, что будет выкидывать Гнедко.
Матвей вывел его в недоуздке и вместе с другим работником стал одевать ему уздечку. Гнедко мотал головой, бился, стараясь не разжимать зубов, но все было напрасно. Раз, два! И стальные удила очутились у него во рту, а ремни узды опутали голову. Гнедко злился, стараясь языком выбросить противное железо, но ремни туго придерживали его во рту.
Хомут и шлея тоже не понравились ему, хотя он и видел, что все лошади носят их и не артачатся из-за них.
Его подвели к телеге, поставили в оглобли и стали запрягать, а он трясся всем телом, не понимая, что с ним делают и зачем его так мучают.
В полной упряжке он был очень красив.
Но вот на телегу вскочило человек пять, и Гнедко почувствовал, что его легонько дергают за губы.
Боже мой, что сделалось с Гнедком! Он тронулся было вперед, но вдруг почувствовал, что что-то не пускает его сзади.
Он рванулся и понесся было что есть духу, но удила вдруг прижали ему язык и вожжи стали тянуть ему голову назад.
A телега с людьми была такая тяжелая, что Гнедко решительно не мог скакать так шибко, как прежде.
Чем быстрее несся он вперед, тем сильнее сдерживали его вожжи и, наконец, бежать стало совершенно невозможно.
Гнедко пошел шагом и почувствовал сразу, что вожжи ослабели. Он кинулся было снова вскачь, но вожжи снова нажали ему губы и потянули его назад.
От волнения и страха он весь покрылся пеной и дрожал как осиновый лист.
A Матвей то отпускал вожжи, то снова натягивал их, заставляя Гнедка ходить так, как он хочет.
Помучился-таки в этот день Гнедко!
Зато как был он доволен, когда Матвей остановил его, измученного и покрытого белой пеной, у конюшни и стал выпрягать его.
Но Полянский, его жена и Лиза были очень довольны.
Гнедко, сравнительно с другими молодыми лошадьми, объезжался легко.
— Молодец, Гнедко, молодец! — кричала Лиза.
— Вот, мы объездим его сначала в упряжке, а потом выездим и под седло, — проговорил Полянский. — Весной, я думаю, он будет прекрасно ходить в упряжи и под седлом. Но в этом году он будет еще слишком горяч и я не пущу тебя кататься на нем верхом.
— Ну, нашему Гнедку придется работать не очень много? Правда ведь, папа? — спросила Лиза.
— Да, Лиза, Гнедко находится как бы на привилегированном положении, — заговорил Полянский. — Посмотри-ка, какой труд несут другие лошади. Ведь для крестьянина лошадь — первый помощник. И если крестьянин работает до пота лица, то и лошадь его несет не меньший труд. Она и пашет, и боронит, на ней убирают с полей хлеб и сено, на ней же возят воду и дрова. В усадьбах оние работают на молотилках и водокачках. А скольких людей, кроме землепашцев, кормят лошади! В городах ездят тысячи извозчиков, лошадьми перевозят тяжести, по дорогам тянутся обозы. И всюду ты видишь лошадей. Да, Лиза, лошади, как и коровы, — первые друзья человека. Корова кормит людей молоком, лошадь — своим трудом.
Гнедка увели в конюшню.
А на следующий день с ним повторилась та же история.
С этой поры его стали объезжать ежедневно и Гнедко постепенно привыкал к работе.
Он был хотя и молод, но в общем — смирный.
Но, конечно, ему больше нравилось, когда его оставляли в покое. Ведь теперь он стоял в отдельном стойле общей конюшни и имел нового друга.
Другом этим был бородатый белый козел — «Никита», любимец всех лошадей.
Сначала Гнедко испугался было его мохнатого вида и длинных рогов, но вскоре убедился, что Никита — самое безобидное животное, и стал охотно делиться с ним сеном.
Никиту Матвей держал в конюшне из суеверия. Он верил в домовых и верил, что козлы не пускают их вредить лошадям.
Он не знал, что существует такой длинный зверок — ласка, который часто забирается в конюшни, чтобы есть зерно, насыпанное в ясли.
Наестся, а потом вскочит на лошадь, и ну бегать по ней, по гриве, по хвосту.
Запутает волосы на гриве, напугает лошадь, ну та и беснуется, и покроется пеной.
А люди думают, что какой-то домовой по конюшням бродит.
А чего лучше козла завести! От козла идет сильный, неприятный запах, и ласки очень не любят этого запаха.
Поэтому-то, раз козел завелся в конюшне, ни одна ласка не пойдет в нее.
Вот Никита и оберегал лошадей, сам не сознавая этого.
A Гнедко любил его как друга и ничуть не смущался его страшным видом и длинной бородой.
Да Гнедко вообще был покладист.
Он не сердился, когда на кормушку лезли куры и красавец петух, ничего не имел против сизых голубей, сновавших между его ногами.
Когда он гулял по полю, грачи и вороны часто садились ему на спину, и он почти не обращал на них никакого внимания.
Наступила зима.
Гнедка стали впрягать в сани и они казались ему много легче, чем колесные экипажи.
Но перед весной с Гнедко случилось маленькое несчастие.
Он вдруг занемог, заскучал, стал мало есть.
Лиза очень опечалилась, когда ей сказали, что ее любимец, Гнедко, заболел.
Но отец успокоил ее.
— Не печалься, Лиза; эта болезнь называется «мытом». Каждая почти лошадь болеет этой болезнью в молодости, но в общем эта болезнь не опасна и излечивается легко даже без ветеринара. Вот подсыплем Гнедку в овес серы, да дадим еще кое-каких лекарств, он и поправится у нас.
Гнедко заболел было серьезно.
У него появилась течь из носа и опухли слегка ноги; он ослабел.
Но Полянский и Матвей зорко следили за ним.
Мало-помалу опухоли спали, течь прекратилась и Гнедко снова стал крепнуть и хорошеть.
Когда же он поправился окончательно, сам Полянский стал приучать его к ходу под седлом.
Сначала его гоняли по кругу на корде (веревке), с мешком овса на спине, чтобы приучить его к ношению на спине тяжести, затем его оседлали и уже на седло положили тяжесть. Но Гнедко оказался совсем ручным.
Полянский проехал на нем раз, другой и третий и, наконец, объявил, что Гнедко совсем готов к верховой езде.
Хотя Лизе к этому времени исполнилось всего двенадцать лет, но она уже хорошо ездила верхом, упражняясь в езде каждый день на других лошадях.
V.
правитьБыл теплый майский день и степь весело зеленела свежей травкой под теплыми лучами весеннего солнца, когда Лиза в первый раз выехала верхом на своем Гнедке из усадьбы.
В светло-желтой уздечке и нагрудном ремне, украшенными стальными украшениями, Гнедко был особенно хорош.
Он гордо выступал вперед, играя всем телом, высоко подбрасывая передние ноги, словно гордясь своим седоком.
А Лиза, счастливая и улыбающаяся, лихо сидела на дамском седле, держа в руках поводья.
Широкая вольная степь расстилалась перед нею.
Вдали виднелась деревушка с белыми выбеленными избами и садиками перед ними.
Это была хорошо знакомая Лизе деревушка Павленково, в которой жили малороссы, арендовавшие у ее отца землю.
Лиза чуть-чуть двинула поводьями, и Гнедко, поняв ее желание, понесся крупной рысью по дороге, вздымая копытами пыль.
От скорой езды щеки Лизы раскраснелись, она стала такая хорошенькая, живая…
Мало-помалу Гнедко уставал и на его боках, в особенности под подпругами, выступил пот, образовавший белую пену.
— Ну, ну, Гнедко, кажется, на первый раз с тебя довольно! — ласково сказала Лиза, переводя его на шаг и трепля его ладонью по крутой шее, которую Гнедко так и гнул дугой.
И, повернув его кругом, она понеслась назад к усадьбе, где ее уже с нетерпением ждали отец и мать, все же беспокоившиеся за судьбу дочери, поехавшей в первый раз на молодом Гнедке.
— Хорошо? — спросил отец, когда Лиза подъехала, наконец, к крыльцу.
— О, папа! Как хорошо! — радостно воскликнула Лиза, спрыгивая с седла и трепля Гнедко по морде.
A Гнедко уже выражал нетерпение, бил копытом землю и вытягивал шею, стараясь схватить Лизу за карман, где, как он знал, должен был лежать черный хлеб.
По мнению Гнедка, хлеб обязан был лежать в кармане.
И, торопясь его получить, он чуть было не оторвал кусок платья у Лизы.
— Ах ты, злодей! — смеясь, воскликнула девочка. — Ишь, как привык! Даже подождать не хочет! Ну, ну, получай!
Она вытащила приготовленный хлеб и стала кормить им своего любимца.
VI.
правитьИтак, Гнедко возмужал окончательно.
Из него вышла прекрасная верховая лошадь, послушная и тихая, и Лиза почти ежедневно совершала на нем прогулки.
Но он ходил не только под верхом, но и в упряжке и с каждым годом становился все сильнее и сильнее.
Шли года.
Лиза выросла и достигла шестнадцати лет, а Гнедко стал уже семилетней лошадью и все еще нес свою службу.
Его все любили.
И сам Полянский, и его жена, и Лиза, и Матвей.
И когда однажды отец в шутку сказал Лизе:
— Вот, выйдешь замуж и расстанешься со своим Гнедком!
Лиза удивленно посмотрела на него.
— Зачем? Я возьму Гнедка с собой.
И впоследствии она сдержала свое слово.
Гнедко был уже в преклонных летах, когда его вдруг перевели далеко-далеко, в другую усадьбу, где поселилась выданная замуж Лиза.
И тут, любимый всеми, под присмотром своей хозяйки, он тихо провел последние годы своей жизни.
Источник текста: Орловец П. Маленькие герои. Рассказы для детей. С рисунками. М.: Издание книжного склада М. В. Клюкина. Типография Общества распространения полезных книг. Преемник В. И. Воронов, 1911.