Глухариный ток (Сабанеев)

Глухариный ток
автор Леонид Павлович Сабанеев

Опубл.: 1874. Источник: az.lib.ru

Сабанеев Леонид Павлович

Глухариный ток (1874).

Источник текста: Сабанеев Л. П. Охотничьи птицы. Труды по охоте / Сост. Е. А. Калганов. — М.: Физкультура и спорт, 1989. — 671 с.: ил.

Впервые в «Журнале охоты», 1874, № 2 (август), с. 23 −30. Воспроизводится по этой единственной публикации.

I

Наконец наступила давно ожидаемая, давно желанная весна. Зачернели проталины, быстро сходит снег с рыхлых черноземных паров; пролетели лебеди, грачи и жаворонки, показались первые крякуши, там и сям в перелесках, но еще втихомолку забормотали глянцовитые косачи. Пора, давно пора отправляться в глухие леса Урала: там уже давно затоковал краснобровый глухарь.

И вот в самое благовещенье отправился я со своим неизменным спутником Львом Новогородцевым, первым стрелком и промышленником во всей Каслинской даче [Екатеринбургского уезда]. Все благоприятствовало нашей поездке и предвещало теплое и тихое, хотя и пасмурное утро, когда мы с солнечным закатом остановились на берегу небольшого озерка Семискуля. Живо нашли мы удобное место для ночлега — полуденный уже давно обтаявший откос небольшого увала, т. е. пригорка, в одну минуту развели огонь, сварив себе в котелке каши, плотно закусили и, подостлав широкую попону, завалились спать под открытым небом, плотно закутавшись в теплые полушубки. Ярко горел костер, освещая красноватым заревом близстоящие сосны, у самых ног белели сугробы снега, кругом чернел темный лес, резко обрамляя ледяную поверхность озера. Было совсем тихо, только где-то вдали ухал филин и слышалось гуканье козла [Так называют здесь косуль].

Утренний холод разбудил меня. Догоравший огонек едва вспыхивал на обгоревших головешках. Восток едва брезжился; ночная мгла покрывала окрестности, и все еще спало мертвым сном. Я разбудил привычного к холоду товарища и, натаскав сучьев и хворосту, живо согрелся у запылавшего костра. Вдали послышалось бреханье лисицы; где-то чирикнула какая-то ранняя пташка. За озером щелкнул глухарь, и чуть слышно отозвался ему за увалом другой. Но мы были давно готовы.

Я выбрал себе последнего и, осторожно ступая по рыхлому, незаледеневшему снегу, пошел прямо на голос. Все слышнее и слышнее становилось токованье глухаря, и вот едва донеслась до напряженного слуха его песня, этот неопределенный звук, напоминающий шипенье, частию стрекотанье сороки. Птица близко — надо принимать меры предосторожности. Неслышными шагами крался я в темноте, прислушиваясь к дорогим звукам. Все громче и громче играл глухарь — там, вероятно, на огромной кандовой сосне, темневшей по другую сторону лога, в каких-нибудь 50 — 60 саженях. Пора начинать подход. Затаив дыхание, боясь сделать малейшее движение, я остановился вкопанный — все было тихо. Вот опять заиграл он, еще громче и отчетливее его щелканье, и, дождавшись первых слогов его стрекотанья, со всех ног бросился я в его сторону и, сделав три огромных прыжка, окаменел на месте. Чу! За озером послышался выстрел, эхо глухо и перекатисто отдалось в горах — и снова мертвая тишина. Вдали чуть слышно защелкал другой, третий глухарь, но предмет всех моих помыслов и желаний хранил упорное молчание. Прошли тяжелые пять минут — целая вечность.

Вот опять затоковал он, но тихо, робко раздавалось его тэканье. Чуткий слух птицы, без сомнений, уловил подозрительный шорох — глухарь, видимо, остерегался чего-то, как бы испытывал охотника. Осторожно, с расстановкой щелкал он; щелкнет раз, другой — и замолкал, как только я приготовлялся к прыжку. Он, видимо, прислушивался и не щекотал более. Вот она, давно ожидаемая песня; еще несколько сажен — и птица в мере выстрела. Но напрасно старался я разглядеть его в густой хвое сосны, тщетно подходил я под звуки его стрекотанья с другой стороны дерева — глухаря не было видно. Наконец-то! Какая-то тень зашевелилась у ствола; быстро приложился в темный предмет; загремел выстрел, но огромная птица, по-видимому невредимая, улетела, с треском хлопая крыльями!

Что делать! Первый подход к еще не разыгравшемуся глухарю, первый выстрел по птице, почти невидимой в темноте, редко бывает удачен. Зарядив свою тяжелую одностволку, я отправился далее, на увал, откуда едва доносилось тихое щелканье других глухарей. Светало. Вдали за озером зачернели горы, все резче и резче выделялись их пологие очертания; облачное небо белело все более и более. Где-то вблизи звонко задребезжал дятел; внизу у ручья нежно просвистал рябчик, запинькал зяблик. Природа оживлялась с каждым шагом. Ясно и отчетливо щелкал на вершине увала ближний глухарь; правее в мендашнике (мелкий строевой лес) глухо тэ-кал другой, третий, как бы перекликаясь друг с другом. Еще несколько десятков шагов по крутому склону горы — и смутно, едва слышно донеслось стрекотанье. Я умерил шаги и начал обычный подход. Все ближе и ближе дорогие звуки; вот и он сам: отчетливо рисуясь на белом небе, чернел огромный глухарь и, распустив хвост, вытянув шею, медленно двигался по толстому сучку высокой сухары. Еще несколько скачков, раздался выстрел — и, с треском и гулом ломая сухие сучья, тяжело падает грузная птица, но еще долго бьется и трепещет она в предсмертной агонии, взбрасывая комья окровавленного снега.

II

Сделаем теперь краткий очерк жизни глухаря в весеннее время года. Это имеет для нас тем большее значение, что образ жизни этой птицы известен охотникам гораздо менее, чем других лесных птиц, за исключением одной белой куропатки. Между тем как все привычки, все нравы и обычаи тетерева-косача, вальдшнепа, рябчика и серой куропатки изучены до тонкостей и известны каждому охотнику, между тем как об этих птицах написано так много, что кажется трудно, почти невозможно подметить у них какое-нибудь новое явление, — жизнь глухаря известна очень мало. Вот почему мы полагаем, что наши строки окажутся нелишними и наши наблюдения над глухарями в Уральских горах принесут свою долю пользы охотнику.

Не следует думать, что глухари одинаково часто встречаются по всему Уралу. Начиная от Петропавловского завода до Златоуста, на протяжении более 800 верст, есть много местностей, где они довольно малочисленны, даже редки. Это зависит от близости больших заводов, удобства местности, количества охотников и многих других менее важных причин. Всего изобильнее и вместе крупнее глухари на севере Пермской губернии и в западных предгориях Урала. Здесь весной можно встретить по 20—30, иногда, как в окрестностях Павдинского завода, до 50 глухарей в довольно близком расстоянии один от другого; многие из них достигают 20 фунтов весу, а изредка (как, напр., не так давно в окрестностях Уфалейской дачи Екатеринб. у.) убиваются громадные глухари в 3/4 пуда. Наоборот, в окрестностях Екатеринбурга, Каслинского и Кыштымского заводов самые крупные глухари редко весят более 12 фунтов.

С первым пригревом весеннего солнца, с первыми проталинами на склонах гор глухари, до того времени таившиеся в чаще мендашника, т. е. мелкого строевого леса, исключительно в гарниках, — что охотники объясняют предпочтением, оказываемым глухарем подгоревшей, более сладкой хвое, — старые самцы уже вылетают ранним утром на опушку леса, ближе к логам и покосам. Но они еще долго не начинают своего токованья. Время это весьма различно не только по местности, но и по состоянию погоды. В южных частях Пермского Урала, т. е. на широте Московской губернии, первое щелканье глухаря можно услыхать иногда с Евдокии (1-е марта); на севере, в Богословской даче, не ранее конца марта. Сначала, подобно тетеревам, начинают токовать старые, самые крупные глухари, но далеко не каждый день, сначала тихо и только пасмурными теплыми утрами и уже после солнечного восхода. Это и есть токовики. Затем, через неделю или две, когда старики уже щекочут, втихомолку начинают щелкать и более молодые глухари, но и они также долго не начинают своей игры или песни, так что настоящая охота нигде в Урале не начинается ранее двадцатых чисел марта, иногда даже, как в Богословске, около середины апреля. С этого времени глухари более или менее зарко играют ежедневно, и если только нет сильного утренника, особенно же после ночного дождя, начинают щелкать еще до свету, так что иногда нет никакой возможности разглядеть их в густой хвое сосны, тем более ели или пихты. В утренники же они токуют плохо, как-то неохотно и иногда начинают свое щекотанье, когда солнце взойдет довольно высоко. Во всяком случае, редко можно услышать токующего глухаря позже 9 — 10 часов утра. Вечером, как косачей, я ни разу не слыхал их, но некоторые охотники говорили мне, что глухари изредка щелкают перед самым закатом, но никогда не играют.

Местом тока служат большею частию увалы вблизи от покосов, больших прогалин или же моховых болот. Токи эти постоянны и меняются крайне редко, но место, занятое им, гораздо обширнее, нежели это замечается у тетеревов: глухари токуют на весьма большом пространстве, иногда очень далеко друг от друга, так что весь ток занимает нередко более десяти квадратных верст. Собственно же токовище, т. е. место сборища, драки и совокупления, по-видимому, не имеет определенного места и меняется ежегодно, даже одною и тою же весной. Опытный охотник всегда может узнать, где токуют глухари, по свежему помету, так как всю весну, начиная с первого щелканья до той поры, пока все кополухи сядут на яйца, все самцы и большинство самок держатся в известных пределах, поблизости от тока. Вне этого района уже весьма трудно встретить хотя бы одного самца. Кроме того, кополухи всегда укажут, где находятся глухари, направлением своего полета. Даже молодые, прошлогодние глухари, которых легко узнать по гибкой и еще мягкой нижней челюсти, по перу и весу тела, собираются в одно место, хотя, по-видимому, и неспособны к произрождению. Весьма возможно, однако, что мнение это, разделяемое всеми промышленниками, неверно, и ошибка происходит оттого, что более старые и сильные самцы не допускают их до самок.

Первое время глухари токуют постоянно на деревьях и на увалах. Всего охотнее выбирают они высокие подсохшие сосны и лиственницы, т. н. сухары, но, несмотря на то, никогда не садятся на верхних, а непременно на средних сучьях и довольно близко от ствола. Это зависит, конечно, от величины и тяжести птицы. Позже глухари садятся и на самые нижние ветви деревьев, в 1 — 2-х саженях от земли, а затем спускаются ближе к покосам. Тогда только начинаются их ожесточенные драки, совокупление с самками, и они встречаются почти всегда на земле. На севере, на дальних токах, нередко случается сгонять с земли по целому десятку глухарей, но большинство их всегда самки, а самцов один или два и непременно самые крупные и большие; глухари же мельче и послабее всегда держатся в нескольких десятках саженей от своих сильных соперников. В это время подход к птице, понятно, становится невозможным, и весенняя стрельба глухаря, собственно говоря, совершенно прекращается.

Вообще число кополух в большей или меньшей степени превосходит количество самцов. В некоторых местностях Урала, например в Каслинской даче, где охотников очень много и самцы выбиваются иногда чуть не дочиста, последних, по крайней мере, вдесятеро менее самок, которые, само собою разумеется, никогда не могут подвергнуться такому истреблению. Обстоятельство это обусловливает весьма интересное явление. Кополухи, не нашедшие самца, прилетают иногда на тетеревиный ток, понимаются с косачами и дают помесь, местами очень хорошо известную под названием малого глухаря, малой породы. Эти ублюдки длиною хвоста, шеи, отчасти цветом оперения напоминают тетерева и редко бывают тяжелее 6, самки даже 4-х фунтов. Впрочем, они все-таки своим общим видом, нравами и обычаями гораздо ближе стоят к глухарю, хотя начинают токовать значительно позже последнего, когда кополухи уже понимаются. Голос малых глухарей сходен с голосом обыкновенного, но все-таки они щелкают не так громко, глуше и щекочут гораздо сиповатее, хотя играют гораздо зарчее. Глухарь иногда защелкает, сделает одно коленцо своей песни и внезапно остановится; малый глухарь всегда играет без обману. Замечательно, что последний держится постоянно по увалам и даже довольно высоким горам и почти никогда не спускается в лога.

Тем не менее эта помесь составляет более или менее редкое исключение, и на двадцать глухарей только местами приходится один мелкий. В большинстве случаев самцов более нежели достаточно для оплодотворения кополух, и мы встречаем совсем обратное явление, т. е. только немногим самцам удается достигнуть своей цели: большая часть самок достается самым сильным и старым. За обладание ими между последними происходят жестокие побоища, замечаемые, хотя и в меньшей степени, и у более молодых самцов, еще не обзаведшихся своим собственным гаремом. Оба соперника то наскакивают друг на друга, как петухи, свирепо исподлобья поглядывая друг на друга, то, подобно гусакам, таскают один другого за шиворот, бьют крыльями. В жару драки они ничего не видят и не слышат, и я могу рассказать много случаев, когда освирепевших токовиков просто ловили руками. Раз, например, Новогородцев, подстрелив ранним утром глухаря, отправился искать его; вдруг он увидел в темноте какую-то движущуюся на земле массу: не долго думая, он скинул с себя зипун, бросился догонять птицу и, упав на землю, прикрыл мнимую свою добычу. Можете представить себе его удивление, когда он ощупал под зипуном двух буквально сцепившихся самцов. Оказалось, что два глухаря неистово дрались и катались по земле и что сильнейший, как собака, вцепился в более слабого. Еще удивительнее, что первый, даже связанный, не переставал кидаться и шипеть на своего противника. Глухари, токующие на земле, тем более дерущиеся, нередко становятся добычею лисиц; иногда даже успешно скрадывает их и косолапый, но тем не менее проворный мишка. Самое совокупление и драки происходят ранним утром, даже б. ч. до восхода солнца.

Как сказано, кополухи всегда находятся поблизости от токующих глухарей, но прилетают на ток гораздо позднее, в самый разгар игры; на юге Пермского Урала они начинают роститься в начале апреля. Ростящаяся кополуха всегда клохчет наподобие курицы, но клохтанье ее, вначале однообразное, во время кладки несколько изменяется. Несущуюся глухарку легко узнать по более протяжным последним слогам кокотанья, да она притом всегда смирнее обыкновенного. По этой причине во многих местах они нередко бьются беззаботными промышленниками, которые к этому времени уже успевают повыбить всех глухарей. Стрельба кополух совсем отличается от стрельбы последних, и здесь подскакивание и скрадывание не приведет ни к чему, даже спугнет птицу. Напротив, следует идти почти прямо на нее, не таясь вовсе, как бы мимоходом, несколько вбок. Вообще следует заметить, что вечером кополухи всегда подпускают ближе, нежели утром.

С последних чисел апреля кополухи садятся на яйца, и весенняя охота на глухарей окончательно прекращается. Редко, утром или вечером перед закатом, удается подойти к глухарю в меру, в то время, когда он сидит на осине и кормится осиновыми сережками — своей любимой весенней пищей. Иногда случается выгонять глухарей из тальника, до цветущих шишек которого они также большие лакомки. Но скоро, в Каслинском Урале иногда с первых чисел мая, глухари перестают токовать, и ранним утром не слыхать более их щелканья и вместе шипящего и скрипящего щекотанья: все самцы начинают скрываться в самых глухих участках, ближе к болотам, в густых ельниках и кардашниках, где и линяют. Замечательно, что все кополухи, за немногими исключениями, несутся очень дружно, почти одновременно и непременно вблизи от токов. Заметим также, что подстреленного глухаря легко узнать по тому, что он тогда летит сначала не в чащу, как бы следовало предполагать, а непременно открытым местом.

Что касается летнего и осеннего образа жизни этого царя пернатой дичи леса, мы надеемся вернуться к нему при первом удобном случае.