Тэльсар:
Гимн утончённой красоте
Могущественна тень незримой силы,
Что взвешена — незримо пусть — средь нас
Крылом привольным в мир заглянет лишь на час
Как летний ветер лёгкие бутоны — посетила
Как дождь лучей, пролившийся из лунного светила
В сосновый бор; нестоек взор
Её, но всем сердцам и лицам зов
Её не чужд, как краски вечера нам всем знакомы;
Как простынь облаков на ложе звёзд
Как памятный аккорд положен вскользь
Как та, что люба грацией своей
Но всё дороже тайною, что в ней
Дух Красоты, что освящает всё,
На что падут спектра твоих теней;
Суть формы, Дух идей — О, где ты, где?
Зачем покинул ты присутствие людей,
Предавши запустенью смутный наш удел?
Зачем не вечны радужные арки,
Что свиты над рекою солнцем ярким?
Зачем является нам всё, лишь чтоб увять
Зачем мечта и страх, рождение и смерть
Затмили мрачностью такою белый свет
Зачем стремленьем вечным мы наделены
Невзвидеть, полюбив; прождав, уныть?
Оставлены вопросы без ответа
Глас неземной ни старцам, ни поэтам
То не открыл; и тщетными по этом
Остались их слова: Дух, Демон, Рай Завета
Тех слов волшба вне сил налóжить вето
На случай, на сомнение и шанс
Что правят жизнью в прошлом и сейчас
Лишь светоч твой — как над горами дымка летом
Иль ноты, что, поймав вечерний бриз
От струн далёких лютни прилились
Иль лунный свет полночною рекой —
Грацией истой в жизнь несёт покой
Любовь, Надежда, Вера ускользнут, как облака
Придут опять на зыбкий миг не свой
Из вечности всесилья нас низвёл
Уход твой из сердец. Был славен твой закал
Державил душу вялую людскую ты пока
О, вестник умилений,
Что схлынут и нахлынут вновь в очах любимой
Твой дух мы пищей дум зовём
Как тьма питает тлеющий огонь!
Не ускользай пришедши, как прибой
Не ускользай — а то не минем мы
Всей жизни страха — погребальной тьмы
Ещё юнцом алкал я блудных душ,
Скитаясь по пещерам и по склепам
В ночных лесах с опаской крался слепо
Ища беседы с теми, кто сведýщ
Я имена дурные клѝкал — аль найду ж!
Но духи глухи те ко мне,
Что всем юнцам озлободнев,
Мне в думах сладких не пришли — так лепо
То время пробужденья сил
И песни птиц, и цвет полей красив:
Тот миг покрыла сень твоя
Вскричав, сомкнул ладони я!
Поклялся пылко я, что самый жизни сок
Я посвящу тебе — я ль слово не сдержал?
Слезми исшедших глаз и сердцем во дрожах
Я тени призову тьмы тем часов
Из их могил безмолвных: вместе средь венцов
Террас, что в мыслях, в прилежанье мы —
В любовных иль утехах — ночной боролись тьмы;
Хоть в счастье — не забыл, божась
Я чаянье, что ты освободишь
Весь мир от рабства узкогранных ниш
Что ты — восторженна, Любовь!
Ты дашь нам, что сказать не в силах Словь
Торжествен день, что зà полдень ушёл
Как в осени есть то, что в лете не найти —
Гармония — и небо осветѝт
Иной, чем в лете, свет — уж он
Как будто врозь совсем, как летом не решён!
Так дай же силы мне, как правды бытия
Что осенила жизнь в году младом, где я
Твоим покоем нежно тих
И впредь да будет так — тебя боготворю
В обличии любом всю благостность твою
О, Чистый Дух, заклял ты ввек меня
К себе изведать страх, к другим Любовь храня
|
|
Шелли:
Hymn to Intellectual Beauty
The awful shadow of some unseen Power
Floats though unseen among us, – visiting
This various world with as inconstant wing
As summer winds that creep from flower to flower, –
Like moonbeams that behind some piny mountain shower,
It visits with inconstant glance
Each human heart and countenance;
Like hues and harmonies of evening, –
Like clouds in starlight widely spread, –
Like memory of music fled, –
Like aught that for its grace may be
Dear, and yet dearer for its mystery.
Spirit of Beauty, that dost consecrate
With thine own hues all thou dost shine upon
Of human thought or form, – where art thou gone?
Why dost thou pass away and leave our state,
This dim vast vale of tears, vacant and desolate?
Ask why the sunlight not for ever
Weaves rainbows o'er yon mountain-river,
Why aught should fail and fade that once is shown,
Why fear and dream and death and birth
Cast on the daylight of this earth
Such gloom, – why man has such a scope
For love and hate, despondency and hope?
No voice from some sublimer world hath ever
To sage or poet these responses given –
Therefore the names of Demon, Ghost, and Heaven,
Remain the records of their vain endeavour,
Frail spells – whose uttered charm might not avail to sever,
From all we hear and all we see,
Doubt, chance, and mutability.
Thy light alone – like mist oe'er the mountains driven,
Or music by the night-wind sent
Through strings of some still instrument,
Or moonlight on a midnight stream,
Gives grace and truth to life's unquiet dream.
Love, Hope, and Self-esteem, like clouds depart
And come, for some uncertain moments lent.
Man were immortal, and omnipotent,
Didst thou, unknown and awful as thou art,
Keep with thy glorious train firm state within his heart.
Thou messenger of sympathies,
That wax and wane in lovers' eyes –
Thou – that to human thought art nourishment,
Like darkness to a dying flame!
Depart not as thy shadow came,
Depart not – lest the grave should be,
Like life and fear, a dark reality.
While yet a boy I sought for ghosts, and sped
Through many a listening chamber, cave and ruin,
And starlight wood, with fearful steps pursuing
Hopes of high talk with the departed dead.
I called on poisonous names with which our youth is fed;
I was not heard – I saw them not –
When musing deeply on the lot
Of life, at that sweet time when winds are wooing
All vital things that wake to bring
News of birds and blossoming, –
Sudden, thy shadow fell on me;
I shrieked, and clasped my hands in ecstasy!
I vowed that I would dedicate my powers
To thee and thine – have I not kept the vow?
With beating heart and streaming eyes, even now
I call the phantoms of a thousand hours
Each from his voiceless grave: they have in visioned bowers
Of studious zeal or love's delight
Outwatched with me the envious night –
They know that never joy illumed my brow
Unlinked with hope that thou wouldst free
This world from its dark slavery,
That thou – O awful Loveliness,
Wouldst give whate'er these words cannot express.
The day becomes more solemn and serene
When noon is past – there is a harmony
In autumn, and a lustre in its sky,
Which through the summer is not heard or seen,
As if it could not be, as if it had not been!
Thus let thy power, which like the truth
Of nature on my passive youth
Descended, to my onward life supply
Its calm – to one who worships thee,
And every form containing thee,
Whom, Spirit fair, thy spells did bind
To fear himself, and love all human kind.
|
|
