Герой (Тэффи)

 См. также одноимённые страницы.

Герой
автор Тэффи

Из сборника «Неживой зверь». Опубл.: 1915. Источник: Тэффи. Зарево битвы. — Пг.: тип. „Виктория“, 1915. — С. 22-27. — Дешевая юмористическая библиотека Сатирикона.

Я только что напоила горячим чаем раненого в обе руки бородатого татарина, вытерла полотенцем его мокрые жиденькие усы и выпрямилась.

Кто-то смотрит на меня.

Оборачиваюсь.

С койки, что у противоположной стены, пристально смотрят два карих глаза. Подзывают, точно хотят сказать что-то.

Подхожу;

Напряженное, зовущее выражение про- падает, и глаза, довольные и ясные, смотрят спокойно.

— Тебе чего?

— Ничего, сестрица. Очень даже все хорошо.

Он — большой белокурый малый, с рыжими подвинченными усиками. Дышит несколько учащенно, — у него жар,

— Хорошо.

Он как будто что-то хочет сказать или просто поговорить.

Подвигаю стул, сажусь.

— Ты куда ранен?

— В ногу. Только это все пустяки, потому что я — герой.

— Что?

— Я — герой. Вот такой герой, про которых в газетах пишут. Читали, сестрица, в газетах, что вот герои бывают на войне?

— Как же, читала…

— Ну, так вот, если читали, сестрица, — так вот можете на меня посмотреть: я и есть такой самый герой, про которых в газетах пишут.

Он смотрит на меня спокойно и ясно своими выпуклыми глазами, и я сразу понимаю, что он и не думает хвастать, а просто и деловито рассказывает о факте, равно интересном как для него, как и для меня.

— Я, сестрица, с самого начала войны все время находился в самом огн е неприятеля и ни разу не испугался. Очень просто: потому что я — герой.

— Молодец. А тебе, — обращаюсь я к своему татарину, — было страшно?

Татарин зажмурился, затряс бороденкой.

— Очень страшно. Летит, гвазжит, летит, гвазжит. Очень страшно, и помереть можно.

— Очень просто, — презрительно усмехнулся герой: — война! Чего же тут бояться?

Раз сказано: война, — значит, каждый должен понимать, что его могут убить. Так зачем же тут бояться? Раз это — война, так очень просто.

Татарин немножко сконфузился и переменил мнение.

— Неприятно, — говорить он. — Летит сдалека и резыть некого.

— Я был в артиллерийской бригаде, — продолжает герой. — Наблюдателем был. Все время лицом к лицу с врагом, и ни разу не испугался. В ста шагах от неприятеля был. Да что там в ста, — двадцати… Да что там в двадцати, — -вот как та стена, так близко стоял. Схоронюсь себе за дерево, либо за что другое, — они и не видят. А я вижу. Не то что вижу, — каждый ихний дышок слышу. Смотрю; а в руке телефонная трубка. Сейчас, значит, передаю свою команду.

— Рана не болит?

— Пустяки. Ослабел только. А когда меня на носилках несли, командир мне ручку пожал. «Спасибо, — говорить, — я твою работу знаю, я тебя к Георгию представлю». Меня моя бригада очень знала. Если бы не ослабел, я бы хоть завтра, вот хоть сейчас назад и непременно, чтоб в свою бригаду Просить буду, до самого высшего начальства пойду, только чтобы в мою, бригаду. А рана заживет. Шрапнель. Очень просто — война.

В перевязочной обычная суетня.

— Вату!

— Шину!

— Йод!

— Йод!

— Ух! Ух! — пыхтит от боли татарин, которому заливают йодом красную культяпку, где когда-то были пальцы.

Доктор нагнулся и осматривает другого раненого.

— Шрапнель?

— Шрапнель.

— Сейчас посмотрим.

Он нажимает, ощупывает ногу выше колена и вся нога, скорченная, со скрюченными от боли пальцами, начинает мелко дрожать.

— У-у-у-у! — тихо воет раненый. — У-у-у…

Скрипят крепко стиснутые зубы. Это — он. Это — герой.

— У-у-у! Не трогай! Не трогай!

Росинки пота выступают на его побледневшем лице.

— Сухая повязка, йод, — говорить доктор и отходить.

Я бинтую ногу героя. Он все еще дрожит всеми мускулами, и когда я поднимаю на него глаза, он закрывает свои. Я понимаю: ему не хочется, чтобы я узнала его теперь.

— Сегодня прибыль?

— Сегодня.

Теперь для него ясно, что я не узнала его. Где там разберешь, — столько народу, столько работы…

Через час подхожу к его койке.

Он — в чистом белье, вымытый, прибранный, успокоенный.

— Ну, что, — спрашиваю, — тебя перевязали?

Он тоже притворяется, что не узнал меня.

— Спасибо, сестрица, перевязали.

— Больно было?

— А как же? Без того нельзя. Рана. Заживет, и не будет больно.

— Нэ будить! Нэ будить! — вдруг рассердился татарин. — Вот отрежут ногу, тогда и нэ будить. Ни рана нэ будит, ни нога не будит, ничего нэ будит.

Герой презрительно повел ясными выпуклыми глазами.

— Я этого не боюсь. Что ж тут такого? Пусть! Очень просто — война.