Среди современных английских писателей, пользующихся мировой славой, Уэллс занимает исключительное место, благодаря своеобразию своих тем и особенностям их разработки. Интерес к жизни общества составляет главную двигательную силу всех произведений Уэллса, независимо от того, делает ли автор предметом своих наблюдений современность или переносит действие в прошлое и будущее. Неизменно исходит он от социальных форм жизни и выдвигает на первый план не личности героев, а группы, коллективы и организации. Жилка публициста и социального реформатора бьется в этих произведениях и своеобразно окрашивает жанр утопического романа.
В самом деле, каждая из утопий Уэллса говорит не просто о том, каков будет грядущий социальный строй, а главным образом о том, каким он должен быть на основании воззрений автора, недовольного отдельными сторонами современной действительности. Однако взгляды Уэллса отражают его классовую принадлежность, а потому его социалистическая концепция сильно отдает буржуазным реформизмом.
Происходя из мелкобуржуазной среды, Уэллс прожил много лет в упорной борьбе за существование, — побывал и аптекарским учеником, и приказчиком, и младшим учителем провинциальной школы, пока не добился стипендии для завершения образования в Лондонском университете. Там он изучил естественные науки и упорным чтением пополнил пробелы своих знаний. Деятельность журналиста и сотрудника газет связала его с живой действительностью и наложила печать на его творчество.
Уэллс практически изучил все стороны жизни мелкой лондонской буржуазии и вплотную подошел к кругу социально-политических идей, волновавших этот класс английского общества. В начале девяностых годов прошлого века английская буржуазия видела выход для либерализма в фабианстве, принципы которого усвоил и Уэллс, считавший себя одним из самых левых либералов Англии. Фабианцы проповедывали весьма умеренный социализм и полагали, что изменение некоторых пунктов английской конституции в демократическом духе явится спасением для общества, приведенного капиталистическим строем в тупик социально-политических противоречий. Характерной чертой фабианцев было отрицание решающей роли классовой борьбы в истории эволюции социальных форм. Уэллс, постепенно преодолевший многие из принципов фабианства и в противоположность Б. Шоу позднее пришедший к более четкому представлению о социализме, все же не сдвинулся до сих пор с мертвой точки фабианцев в вопросе о значении классовой борьбы.
Все эти элементы миросозерцания Уэллса нашли яркое отражение в его творчестве, которое можно разделить на два жанровых плана: романы из современной жизни и романы утопические и фантастические. В первых Уэллс рисует в реалистических тонах, не лишенных известной карикатурной окраски, картины жизни Англии в эпоху кризиса капиталистической системы, очевидцем которого он был. Поэтому он вплетает в традицию диккенсовского реализма современные ему социальные мотивы. На этом фоне он пытается дать зарисовки наиболее характерных фигур современников, из которых многие сделались каноническими литературными типами: Льюишэм, Пандерево,
Бритлинг, Клиссольд, а из женщин Анна-Вероника и Христина-Альберта. Однако классовая узость автора полагает известный предел значимости этих персонажей: они годятся для характеристики весьма небольшого периода истории английского общества и вряд ли проложат путь себе к бессмертию.
Гораздо интереснее другой тип романов Уэллса. Утопический роман дал автору возможность использовать все силы его поистине беспримерной фантазии и ярко выявить способность реалистически точно рисовать детали неведомого будущего на основе современных научных данных, как бы продолжая линию сегодня без перерывов в таинственное завтра. Уэллс с необычайно художественной убедительностью умеет рассказывать о таких технически законченных и научно допустимых достижениях в области точных знаний, которые современниками могут быть подвергнуты критическому анализу. У него эти научно-художественные предпосылки основываются не на каком-нибудь логическом скачке, как у Жюля Верна, а на глубоко продуманных выводах из современных научных достижений. Вот почему некоторые научно-художественные фантазии Уэллса оплодотворяли труды ученых. Подобно Эдгару По, делавшему всего одну едва заметную натяжку, чтобы обставить выводы из нее сотнями реальных подробностей, Уэллс свое утопическое допущение подкрепляет таким множеством убедительных конкретных данных, что не возбуждает сомнений в правильности первоначальной предпосылки. Этим он и отличается от всех своих многочисленных предшественников-утопистов, из которых далеко не многие являются его литературными предками.
Утопические и фантастические романы с очень давних пор неизменно вращались вокруг двух главных тем: общественно-политический строй будущего Земли и сношения с другими планетами, на которых жизнь протекает совсем в иных формах, рисуемых или с целью осмеяния земных или как повод к изображению идеалов автора. Здесь возможны бесчисленные варианты. Если Томас Мор в XVI веке нарисовал основанный на всеобщем труде идеальный коммунистический строй острова Утопии, находящегося где-то на Земле, то Сирано де-Бержерак, Фонтенель и другие уносились фантазией на Солнце и Луну, чтобы с высоты их осудить непорядки земной жизни. Если оптимистические «Вести ниоткуда» Вильяма Морриса переносят читателя в кажущийся автору идеальным социалистический строй будущего Земли, то сатиры Самуэля Бэтлера «Гудибрас» бичуют современные автору социальные нелепости в фантастических, извращающих действительность до гротеска, формах.
Таким образом в фантастико-утопическом английском романе можно усмотреть два направления. От Свифта до Бэтлера идет линия беспощадного осмеяния цивилизации — линия социальной сатиры, от Т. Мора до В. Морриса тянется линия осуществления положительных социалистических идеалов. В вопросе о роли машин и процессов механизирующей техники лежит основное расхождение между авторами. Моррис уничтожает машины и железные дороги в будущем строе социализма. Беллами («Через сто лет») строит свою утопию на торжестве техники.
Уэллс занял центральное место на стыке всех традиций фантастико-утопического романа. Неутомимую изобретательность Свифта он сочетает с проницательностью В. Морриса, красочность описаний французской традиции от Раблэ до Жюля Верна — с четкостью и уверенностью позитивных конструкций Мора, Литтона и американца Беллами. Но больше всего он обязан С. Бэтлеру, указавшему ему путь к использованию научных данных в фантастическом романе.
Иногда Уэллс прибегает к приемам, разработанным авторами уголовно-детективных романов, построенных на мотивах злоупотребления научно-техническими достижениями. Но от банальности этого уклона Уэллса спасает его огромная действенная фантазия, которой тесно в рамках типично детективного жанра и которая просится на космический простор. Отсюда и та тематика мирового масштаба, которая так выгодно отличает Уэллса от Конан-Дойлей всех типов, калибров и направлений.
Первым романом Уэллса была «Машина времени» (1895), сразу же выявившая все положительные и отрицательные стороны его таланта. В этом произведении налицо весь арсенал приемов и воззрений Уэллса. Необычайное научно-техническое изобретение в виде машины времени позволяет уноситься в прошлое и будущее, а настоящее обрисовано лишь беглыми штрихами. Фабианство Уэллса этого периода прозрачно сказывается в социальной характеристике потомков буржуазии и пролетариата и в обрисовке отношений, существующих между элоями и морлоками. Критика общественного строя, лишь намеченная в этом произведении, широко развертывается в духе того же фабианства в следующих произведениях этой линии — в романе «Остров доктора Моро» (1896), рисующем результаты биологических экспериментов ученого, и в романе «Человек-невидимка» (1897), повествующем об ученом химике, сумевшем придать своему телу прозрачность и сделать его невидимым для окружающих.
В эти же годы возникают и рассказы, основанные на материале из области химико-медицинских открытий. «Украденная бацилла» (1895) — чуть ли не самый яркий сборник таких рассказов. Перед читателем проходит пестрая фантасмагория: анархист, который крадет у бактериолога холерные вибрионы, чтобы отравить целый город, но допускает ошибку при воровстве и сам падает ее жертвой; орхидея, сосущая кровь; летающая собака, угрожающая жизни астронома; художник, борющийся с нарисованным им же чортом; доисторическая птица, вылупляющаяся из огромного яйца, и т. д.
Другую тему Уэллс нашел в фантастике межпланетных отношений. Интригующий вопрос о жизни на Марсе он обставляет привычной уже мотивировкой медицинского и технического характера. «Борьба миров» (1898) знакомит читателя с марсианами, как они представляются воображению Уэллса, и нагромождает невероятные события на почве столкновения жителей этой планеты с людьми Земли, которые не в силах сопротивляться более совершенным существам. Однако и на могущественных марсиан имеется управа в виде бактерий, которые губят торжествующих завоевателей.
Мотив биохимической сущности всего живого крайне характерен не только для творчества самого Уэллса, но и для уровня научных знаний той эпохи. В этом отношении любопытен рассказ «Пища богов». Химический состав какого-то порошка обуславливает гигантский рост всех живых существ, которые им питаются. На этой почве и развертывается фабула рассказа.
Закономерно и постепенно вырастал Уэллс из круга научно-приключенческих романов до более широких социальных воззрений. Преодолев к концу XIX века узость фабианства, Уэллс крепче связал себя с идеями С. Бэтлера и В. Морриса, в социалистическое мировоззрение которых он начинает вносить значительные поправки, выявляющие исключительную роль механической культуры и торжество техники. Однако «социализм» Уэллса одинаково далек как от примитивного «евангелия коммунизма» Т. Мора, так и от стройной системы научного марксизма.
В эту эпоху Уэллс еще неясно представлял себе жизнь будущих поколений после социальной революции, неизбежность которой он не мог отрицать; он видел ее основные пружины не в победе пролетариата над буржуазией, а в простом устранении угнетателей независимо от их классовых признаков. Это положение иллюстрируется в первом социально-утопическом романе. — «Когда спящий проснется» (1889). Здесь Уэллс переносит своего героя в обстановку пышного расцвета технической культуры через двести лет. Однако никакие технические усовершенствования не устранили социального неравенства людей, а мир оказался накануне социального переворота, в котором принимает участие и гибнет герой романа Грэхем.
Дойдя до социального переворота, Уэллс должен был сделать и следующий шаг. Но он ему был труден, и автор некоторое время не находил форм для воплощения своей фантазии о грядущем послереволюционном строе. Этим объясняется переход Уэллса к той особой полубеллетристической полутрактатной форме, в которую он облек свою «Новейшую утопию» (1905), снабженную пояснительным предисловием. Вслед за этим произведением является «В дни кометы» (1906) — первое предсказание надвигавшейся, но еще отдаленной войны. Уэллс с изумительной проницательностью рассказал о войне между Германией и Англией, подобно тому как он же задолго до современного торжества авиации предсказал роль воздушных аппаратов в своей «Войне в воздухе» (1908). В третьем «военном» романе «Освобождение мира» (1914) он с поразительным провидением говорит о роли газов. Все эти произведения пропитаны духом пацифизма и полны художественных предостережений против опасности, грозящей всей старой культуре.
Война на время отвлекла Уэллса от утопической тематики. Но он вернулся к ней, когда стихли раскаты орудий. Социальная обстановка потрясенной Европы располагала к уходу в царство утопий, и Уэллс вновь приступил к построению своего фантастического мира в ряде произведений.
В 1923 году вышел новый доподлинно утопический роман Уэллса «Люди-боги». Жители новой Утопии опередили старую культуру на три тысячелетия и после сложной эволюции форм бытия и сознания пришли к социалистическому строю, который является чем-то вроде «социализма гильдий». Вопросам воспитания и морали отводится в этом романе просторное место, при чем все стороны жизни регулируются здесь исключительно научными методами, до психоанализа включительно.
Сам Уэллс почувствовал неполноту своей конструкции. В ней оказался ряд пробелов: неизвестно чем заполнен промежуток в несколько тысячелетий между последней революцией и достижениями «людей-богов». Частично на этот вопрос Уэллс ответил в последнем по счету утопическом романе — «Сон» (1924), в котором герой Сарнак, живущий через 2000 лет после нашей эры, засыпает и видит себя в обстановке XIX века. Подобно автору он переживает империалистическую войну. Когда его убивают, он просыпается в обстановке своего блаженного времени и ликует, как спасенный от «ужасов мрачного прошлого».
Этим романом заканчивается пока список фантастико-утопических произведений Уэллса, без сомнений наиболее одаренного творческим воображением писателя из всех, живущих в наше время.
Редакция «Всемирного Следопыта» решила дать в качестве приложения к своему журналу на 1930 год собрание нижеследующих фантастических романов и рассказов Уэллса в двенадцати томах: «Когда спящий проснется». — «Первые люди на луне». — «В дни кометы». — «Война в воздухе». — «Человек-невидимка». — «Остров доктора Моро». — «Пища богов». — «Борьба миров». — «Освобожденный мир», — «Люди-боги». — «Таинственный визит». — «Машина времени». — «Грядущие дни». — «Морская дева». — «Мистер Блексуорти на острове Рэмпол». — «Украденная бацилла». — «Необычайный случай с глазами Дэвидсона». — «Человек, который может творить чудеса». — «История Платнера». — «Под ножом». — «Новейший укрепитель». — «Что произошло с мистером Элевзеем». — «Звезда». — «Пираты морских глубин». — «Бабочка». — «Сокровище в лесу». — «Под жерлом домны». — «Потерянное наследство». — «Кокетство Джэн». — «Печальная история драм. рецен». — «Клад мистера Бришера». — «Каникулы мистера Ледбеттера». — «Джимми». — «Гогль-бог». — «В пучине». — «Правда о Панкрате». — «Остров». — «Хрустальное яйцо». — «Мистер Скальпель в царстве фей». — «Обсерватория на Аву». — «Муравьиная империя». — «Бог-динамо». — «Сделка со страусами». — «Индийское снадобье». — «Яблоко». — «Уг. Доми и Уйя». — «Странная орхидея». — «Торжество таксидермии». — «Из окна». — «Искушение Хэррингая». — «Летающий человек». — «Человек, делающий бриллианты». — «Налет на Хэммернонд-парк».
Источник текста: журнал «Всемирный следопыт», 1929, № 11.