Александр Федоров-Давыдов.
Генрих Бернарден де-Сен-Пьерр
править
I.
править
В приморском французском городе Гавре, у окна небольшого красивого домика сидел мальчик, лет десяти, и читал книгу. Было утро, и пора была идти в школу, где мальчик учился, но он, по-видимому, забыл не только о школе, но и обо всем на свете. Он знал теперь одного Робинзона Крузо, приключения которого на необитаемом острове он теперь с увлечением читал. Уже не раз старушка-няня повторяла ему, что пора бросить чтение и идти в школу, но мальчик не слышал ее и читал, читал и читал…
— Ну, и мальчик! — ворчала няня, — Только бы тебе читать эти глупые книжонки!.. Никто тебя не может образумить: ни я, ни мама твоя; никого ты и слушать не хочешь и все возишься со своими книгами. Но потерпи, голубчик, вот приедет скоро из-за моря твой дядя и живо он тебя вышколит! С ним шутки плохи…
— Ну, и пусть себе приезжает! Не боюсь я вовсе его! — раздраженно закричал мальчик, отрываясь от чтения, и прибавил: — Да и что ты пристала ко мне? Пойми, что я теперь читаю самое интересное место: тут на Робинзона индейцы напали, а ты мне про дядю толкуешь! Некогда мне с тобою разговаривать!..
— Да разве ты не знаешь, что тебе уж давным-давно пора в школу? Разве твой отец для того платит деньги учителю Фолиоту, чтобы ты здесь баклуши бил? Да ты опять уткнулся в книгу? Сейчас же иду и все скажу мамаше.
— Не трудись ходить, — сказал мальчик, — вот мама сама идет сюда. Ах, Робинзон, Робинзон! — прибавил он. — Как счастлив ты был на своем пустынном острове без няни и мамы!..
— Вот какие у тебя мысли, Генрих, — сказала мать мальчика, г-жа де-Сен-Пьерр, входя в комнату и слыша восклицание сына. — Скажи мне: что бы ты стал делать, если бы не было меня?
— У Робинзона не было матери, а жил он как нельзя лучше и вполне счастливо.
Такой ответ сына сильно опечалил г-жу де-Сен-Пьерр, и она с упреком сказала сыну:
— Нехорошо так говорить, Генрих. Ты не любишь меня.
— Прости меня, мама! — вскричал Генрих, бросаясь на шею матери и целуя ее. — Это я так только сказал, пошутил, и мне, право, очень досадно.
— Ну, будет, будет, прощаю, — сказала мать, Целуя сына. — Одевайся же и иди в школу; уж и то ты опоздал на целые полчаса. И если ты будешь умен, то я тебе сделаю хорошенький сюрприз.
— Верно, новую книжку подаришь с рассказами о путешествиях! — воскликнул Генрих с живостью.
— Не совсем так; ты услышишь рассказы самого путешественника. Сегодня заметили приближающееся судно: это, верно, судно твоего дяди, капитана Гольбута. Когда ты вернешься из школы, он будет уже здесь. Но смотри, Генрих, не серди его: он не любит баловать.
Мать и няня одели Генриха, и он торопливо пошел в школу.
II.
правитьУрок уже начался, когда Генрих де-Сен-Пьерр пришел в школу. Он занял свое место и взялся, было, за книгу, чтобы подучить урок, но, к ужасу своему, заметил, что вместо учебника он, по рассеянности, принес все того же Робинзона Крузо. Что ему было делать?
Он посмотрел на учителя. Господин Фолиот имел обыкновение спрашивать учеников по порядку, начиная с сидевших на первых скамьях, а Генрих сидел на последней скамье; следовательно, пока очередь дойдет до него, пройдет не менее часа, а за это время кто-нибудь из товарищей одолжит ему книгу. Успокоившись на этом, Генрих раскрыл Робинзона и начал читать. Опять он весь ушел в чтение и забыл про урок, и про учителя Фолиота, и про то, что он в классе.
Между тем учитель громко вызывал:
— Генрих де Сен-Пьерр, отвечайте урок! Слышите, сударь?
Но сударь в это время вместе с Робинзоном охотился за дикой козой.
— Генрих де Сен-Пьерр, вам говорят!
Вдруг что-то сильно рвануло за ухо Генриха. Он сразу поднял голову, и книга выпала у него из рук. Перед ним стоял рассерженный учитель, чуть не оторвавший ему ухо. Мальчик понял все, и глаза его остановились на розге, висевшей на стене.
— Господин Фолиот, — сказал он, весь дрожа, — Простите меня. Я совершенно забыл, что я в школе.
— Ты забыл? Ну, что ж, у меня зато есть прекрасное средство напомнить тебе об этом. Ты что это читал? Робинзон Крузо! Превосходно! Вот какой ты урок учил! Я возьму эту книгу, и ты не получишь ее больше!
И с этими словами господин Фолиот положил книгу к себе в карман, к совершенному отчаянно Генриха, и строго сказал:
— А теперь изволь отвечать урок.
Генрих молчал. Учитель подошел к стене и взял в руки розгу.
— Ну, повторил он, — изволь отвечать урок.
— Я не знаю урока и, кроме того, позабыл книги дома, — сказал Генрих, вооружившись бодростью. — Бейте меня, сколько вам угодно, но от этого я урока знать не буду.
У Генриха был непреклонный и гордый характера не позволявший ему смириться и просить прощения. Не любя подчиняться, он, наоборот, старался делать наперекор тому, чего от него требовали. И теперь, при столкновении с учителем, он старался выйти из него победителем, но и у учителя, по-видимому, лопнуло терпение, и он решил смирить своего гордого ученика.
— Всему на свете есть конец, и моему терпению также, — сказал учитель. — Изволь отвечать урок. Ведь у тебя способности такие, как ни у кого из моих учеников, а между тем ты учишься хуже всех; да еще не смей тебе и слова сказать: обидчивый! Тебе скажешь, — сделай так-то, а ты непременно норовишь сделать по-своему. Нет, любезный, довольно! Ты должен ответить урок, иначе познакомишься с розгой. Выбирай любое.
— Чтобы ответить урок, надо знать его, а я его не учил, — ответил Генрих смело, но в душе сильно боясь наказания. — Дайте мне час времени, чтобы я мог выучить его,
— Ни одной минуты, сударь!
Генрих побледнел.
— Что ж вы истязать меня хотите? — закричал он.
— Я хочу проучить тебя, — ответил учитель. — Нельзя же, чтобы ты учился тогда, когда это тебе вздумается? Ну, да я вижу, что ты отвечать урок не намерен, а потому…
И он схватил Генриха за ворот, но в эту минуту раздался звонок, возвещавший об окончании урока. Учитель выпустил Генриха, который, гордо подняв голову, стал выходить из класса.
— По окончании перемены изволь вернуться, и ты получишь то, что заслужил! — закричал вслед ему учитель.
Генрих не обернулся; эти слова точно не к нему относились.
III.
правитьУченики пошли в столовую завтракать. Туда же пошел и Генрих, но вместо того, чтобы садиться за стол, он стал у окна и задумался.
"И папа, и мама, и няня — все любят меня, — думал он, — но они измучили меня своими наставлениями и бранью. Целый день только и делают, что пилят да пилят. Это ужасно и невыносимо, наконец! Ах, как хорошо было бы мне на каком-нибудь необитаемом острове! Там никто не донимал бы меня наставлениями, и я был бы сам себе господин: ложился бы, когда хочу, вставал бы, когда душе угодно, словом, делал бы все так, как хочу.
— Ты что ж не завтракаешь? — спросил его один из учеников, подходя.
— Не хочу.
— Вероятно, приберегаешь аппетит для розог?
Генрих поднял ногу, чтобы дать ему пинка, но школьник увернулся и удрал.
Генрих стал обдумывать, как бы ускользнуть от унизительного наказания, ожидавшего его, и решил убежать из школы. Привратник в это время также был занять завтраком, так что у ворот никого не было.
И вот мальчик поспешно одел пальто, взял фуражку и выбежал на двор. Никого не встретив, он добежал до ворот, отодвинул задвижку и бросился бежать по улице.
— Куда это вы бежите? — окликнул его детский голос. — Вы, верно, спешите поскорее увидеться с вашим дядюшкой?
Генрих узнал говорившего. Это был Пьер, сын рыбака, часто одолжавшего ему лодку для катаний по морю.
— Мой дядя приехал? — проговорил Генрих. — А что у него сердитый вид?
— Ужасно сердитый. Он все время кричал и ругался и так ударил одного матроса, что тот едва не упал в воду.
Генрих подумал и вдруг решительно произнес:
— Скажи мне, Пьер, не надоело тебе жить между людьми?
— Нисколько, — ответил Пьер.
— Это потому, что тебя не тиранят, как меня, отец, мать, няня и школьный учитель.
— Ну, как вам сказать, достается мне от своих порядочно, а все же я не хочу оставлять их, потому что — где я могу жить спокойно?
— На необитаемом острове!
— Это что же такое?
— Это земля, окруженная со всех сторон водою, и на ней никто не живет.
— Как вон те скалы, которые видны отсюда?
— Именно так.
— Нет, я не хочу жить на необитаемом острове.
— Жаль, — сказал Генрих, — но там чудесное житье! Там для услуг будут у нас негры, мы будем охотиться, у нас будут козы, и мы будем вполне свободны.
— А кто же будет там варить суп?
— Варить суп? Гм… Я об этом не думал… Суп… А на что нам суп? Мы и без супа обойдемся.
Пьер согласился, что действительно можно обойтись и без супа. Видя, что он все еще колеблется, Генрих стал убеждать его покинуть Гавр и навсегда уехать на необитаемый остров, где они заживут счастливо, вдали от людей. Уехать можно на рыбачьей лодке отца Пьера.
Пьер, наконец, согласился, и мальчики, каждому из которых было по десяти лет, побежали за лодкой. День был ясный, теплый. Ветра не было вовсе, и морская гладь была совершенно спокойна.
Мальчики весело прыгнули в лодку. Пьер, как более опытный, взялся за весла, а Генрих сел к рулю.
— Ну, отчаливай! — скомандовал Генрих.
Пьер налег на весла, и лодка отделилась от берега и поплыла.
— Греби все вперед прямо к необитаемому острову, — сказал Генрих, с наслаждением смотря, как ненавистный город все больше и больше отдалялся.
Пьер сильно работал веслами, и скоро у него заболели руки; к тому же, ему захотелось кушать. Об этом он сообщил Генриху.
— Переменимся местами, — сказал Генрих. — Я буду грести, а ты садись к рулю. Что касается еды, то есть мне вовсе не хочется.
Мальчики переменились местами. Генрих молча греб, а Пьер сосредоточенно молчал. По лицу его было видно, что он погружен в мрачные размышления. Так прошло некоторое время.
— Я есть хочу, — прервал молчание Пьер.
— Признаться, и я бы не прочь был пожевать чего-нибудь, — ответил Генрих. — От работы у меня аппетит разыгрался. Да, брат, нелегкое дело грести, руки болят. Не возьмешь ли ты весла?
— Ни за что! — решительно произнес Пьер.
— Но я не могу больше грести. Я устал.
— И я тоже.
— Сию же минуту садись за весла! Я тебе приказываю! — возвысил голос Генрих.
— А я все же не буду грести, — решительно ответил Пьер.
— Будешь! — закричал Генрих.
— Я не такой дурак, чтобы делать все вам в угоду. Я глупо я сделал, что уехал с вами из Гавра.
И с этими словами Пьер преспокойно развалился в лодке.
— Коли так, то и я тоже не буду ничего делать, — сказал Генрих, ложась рядом с Пьером.
Лодка, предоставленная себе, стала качаться на волнах, которые понесли ее к берегу. Мальчики это заметили, взялись сразу за весла и принялись с силою грести назад в море. Скоро они увидали группу скал, выдававшихся из воды, и решили, что это и есть необитаемый остров, к которому и направили свою лодку.
Однако, пристать к этому острову было нелегко. Скалы были порядочно круты и негде было прикрепить лодку. Только после больших трудов, цепляясь кое-как, они пристали и прикрепили лодку. Зорко озираясь кругом, нет ли где индейцев, мальчики вползли на верх самой высокой скалы, и Генрих восторженно закричал:
— Ура! Мы на необитаемом острове!..
IV.
правитьНа острове, по-видимому, никто не жил; не было видно и животных. Кое-где росли кустарники да виднелась какая-то пещера, в которую мальчики побоялись войти. Даже птичек не было слышно.
Мальчики сели рядом и стали смотреть на видневшийся невдалеке Гавр.
— Я ужасно голоден, — прервал молчание Пьер. — Неужели вам, Генрих, не хочется есть?
— Правду сказать, очень хочется, — сказал Генрих, — и я голоден, как волк. С самого утра я ничего не ел, кроме небольшого куска хлеба, который мне дала няня. Пойдем-ка, поищем: может быть, найдем ягод.
— Какие ягоды! Тут только одни камни, — отвечал Пьер с досадой.
— Не отчаивайся, мой друг, — стал утешать его Генрих. — Когда Робинзон Крузо не имел еды, то он не отчаивался.
Немного подумав, он прибавил:
— А ты вот что сделай: спустись в лодку и посмотри, не найдешь ли там старого куска хлеба, забытого там твоим отцом.
Пьер весело вскочил.
— Есть, есть!.. — вскричал он. — Там есть ломоть хлеба и еще кое-что повкуснее. Отец вечером должен был поехать ловить рыбу и мать приготовила ему еду.
И Пьер живо сполз вниз, вскочил в лодку и, спустя минуту, снова появился на скале, неся горшок холодного супа, селедку, большой ломоть хлеба и бутылку с пресной водой.
Мальчики уселись и с жадностью принялись за еду. Когда голод был утолен, Генрих сказал:
— Теперь слушай, Пьер, что я скажу: мы достигли цели и живем на пустынном острове подобно Робинзону, а потому отныне я буду называться Робинзоном, а ты Пятницей.
— Это почему же так? — спросил Пьер.
— Я тебе это растолкую. Когда Робинзон попал на необитаемый остров, то он столкнулся с дикарем, который упал перед ним и, взяв его за ногу, положил ее себе на шею. Этим дикарь хотел выразить, что он раб Робинзона. Так как это случилось в пятницу, то Робинзон назвал дикаря Пятницей. Так вот ложись, и я положу свою ногу тебе на шею.
— Ну, нет, — заявил Пьер. — Этого не будет. Я сам хочу называться Робинзоном, а вы, если вам угодно, называйтесь Пятницей и давайте я положу ногу вам на шею.
Генрих этого не ожидал. Так как всякое противоречие всегда выводило его из себя то и теперь он сильно рассердился и закричал:
— Мы на необитаемом остров и нас двое а потому один из нас должен быть господином, а другой рабом.
— Так вот вы и будьте рабом, — сказал: Пьер.
— А я говорю, что ты будешь!
— А я говорю, что не буду!
— Будешь!
— Не буду!
— Я сильнее тебя и заставлю тебя повиноваться мне! — закричал Генрих, хватая Пьера и стараясь поставить его перед собою на колени.
— Не буду повиноваться! — кричал Пьер барахтаясь.
— Будешь!.. Ты — Пятница и должен положить мою ногу себе на шею, как это сказано в Робинзоне Крузо. Я — Робинзон!..
— Пустите, я сейчас же возвращаюсь домой. Пусть лучше я буду повиноваться отцу, чем вам. Пустите, говорю вам!
— Так делай же, что хочешь! — сказал Генрих, выпуская Пьера, который стремглав побежал к обрыву скалы, скатился вниз и прыгнул в лодку.
— Смотри, будешь жалеть о необитаемом острове! — закричал вслед ему Генрих.
— Не пожалею! — раздался из лодки голос Пьера. — Хотите ехать со мной?
— Поезжай один, дурак! Мне и одному будет хорошо.
— Ну, так счастливо оставаться!
И Пьер заработал веслами, лодка быстро поплыла. Генрих стоял и смотрел вслед ей, и на глазах у него навернулись слезы, но он постарался заглушить их тем, что стал припоминать первую ночь Робинзона на необитаемом острове.
"Робинзон прежде всего помолился Богу, " — сказал Генрих и стал читать молитвы, которым мать выучила его. В это время он вспомнил свою мать, и сердце его сжалось, и ему сделалось грустно; но он сразу вспомнил, что Робинзон не грустил по матери, и решил лучше поискать место для ночлега, тем более что наступила ночь. Генрих лег на землю, но ему стало холодно и ложе было жесткое и далеко не такое приятное, как его мягкая постелька с белыми занавесками. Однако, усталость взяла свое, и новый Робинзон быстро уснул крепким сном.
V.
правитьСолнце еще не взошло, когда Генрих проснулся, весь дрожа от холода. Он вскочил и принялся прыгать, стуча ногою об ногу, чтобы согреться. Кругом была мертвая тишина, и Генриху стало жутко, и ему захотелось, чтобы около него был кто-нибудь.
— Никого нет, — сказал он со вздохом. — Но, верно, скоро встречусь с диким. Вот и солнышко начинает показываться, и теперь дикие люди выйдут из своих пещер.
И он покосился на пещеру, которую они видели вчера и войти в которую не решались. Теперь он расхрабрился и решил проникнуть в нее, но едва он тронулся с места, как остановился, пораженный удивлением.
Прямо на него шел какой-то негр с сучковатою папкой в руках. Генрих сразу решил, что перед ним дикий, настоящий Пятница, который сейчас падет на землю и положит его ногу себе на шею. Но каков был ужас Генриха, когда дикий, вместо всего этого, закричал:
— Эй, ты, негодный мальчуган! Что ты тут делаешь?
Страх сковал язык Генриху.
— Ты будешь отвечать, дрянь этакая? — продолжал дикий и в то же время начал размахивать сучковатою палкой. — Я очень рад, что ты попался ко мне. Ты будешь моим рабом, в знак чего становись на колени и подставь шею под мою ногу.
Гордость Генриха этим была задета, и он, забыв страх, сказал:
— Господин негр, белые нигде и никогда не были рабами черных.
— Ты рассуждать еще? — заорал дикий, поднимая палку. — Знаешь ли ты, что я одним ударом этой палки могу уничтожить тебя? Да то ли еще я могу сделать! Вот слушай внимательно, что я скажу тебе.
Генрих дрожал всем телом.
— Я был еще очень молод, — вот твоих лет, и не любил, когда мне делали наставления за мою лень и за упрямство. Поэтому я бежал из дома. Моя добрая мать умерла с горя. Я приехал на этот остров, полагая, что он необитаем, но ошибся: здесь жил один белый человек, который, по примеру какого-то Робинзона, сделал меня своим рабом и назвал меня Пятницей. Теперь его нет уже в живых. Когда он умер, то я съел его, потому что я людоед. Вот я, может быть, и тебя съем, если мне нечего будет есть.
Генрих побледнел, колена у него подкосились, и он упал бы, если бы Пятница не поддержал его и не посадил осторожно на землю.
— Ты испугался? — спросил Пятница. — Но мне это все равно. Ты лучше скажи, какой обед ты мне приготовишь сегодня?
— Увы! У меня ничего нет, добрый Пятница, — проговорил Генрих чуть живой.
Пятница раскрыл рот и вытаращил глаза.
— Ну так я тебя съем, да еще неизжаренного! — сказал он. — На этом острове много картофеля: ступай поищи, а я пойду к себе в пещеру спать и к обеду встану. Чтоб все было готово!..
Сказав это, Пятница встал и направился к пещере, а Генрих залился горькими слезами. Он вспомнил свою мать, и ему стало жаль ее, а мысль, что она, может быть, умерла с горя, разрывала его сердце.
Бедняжка долго бы еще плакал, но вспомнил о своем грозном повелителе — негре Пятнице, которому надо было повиноваться, т.-е. делать именно то, от чего он бежал из Гавра, не желая никому повиноваться. Гордость его страдала теперь, и его непокорный дух был уничтожен.
Он пошел бродить по острову, устал, но ничего не нашел. Между тем раздался грозный голос негра, звавшего его. Генрих, дрожа от страха, пошел на зов.
— Я ничего не мог найти, — сказал он негру. — Наказывай меня, Пятница.
— Я ценю твое повиновение и не съем пока тебя. Ты искал, и не твоя вина, что не нашел ничего. Зато я кое-что нашел и приготовил обед. Пойдем ко мне.
Генрих, не ожидавший такого приема, был восхищен и пошел за Пятницей в пещеру, где, к своему великому удивленно, увидел хорошенькую корзиночку, наполненную персиками и виноградом, и блюдо картофеля.
Во время обеда Пятница потребовал, чтобы Генрих рассказал ему свою историю, что тот и сделал, заливаясь слезами.
— Ну, и глуп же ты, — сказал Пятница, — самонадеянный дурак!.. Ты убедился теперь, что не можешь обойтись один?
— Да, я это хорошо вижу, — сказал Генрих.
— Хорошо, что ты это сознаешь. Теперь пойду усну, а ты возьми вот эти удочки, ступай, вон, к той бухточке и налови мне рыбы. Без рыбы не смей показываться мне на глаза. Марш! Живо!
Генрих вскочил, взял удочки и пошел в указанное место. Как много он дал бы теперь, чтобы вместо этого необитаемого острова быть дома рядом с доброю мамой! И он с грустью посмотрел на море, отделявшее его от родного города.
Но что это? Не обман ли зрения? Вдали показался парус, направлявшийся как будто к острову. Генрих впился в него глазами, стоял неподвижно и забыв людоеда Пятницу и его приказание. Парус, действительно, приближался, и скоро Генрих мог рассмотреть большую лодку. Но что, если лодка направляется не к острову? Он вспомнил, что люди, попав на необитаемый остров, при виде проходящего судна, делают разные знаки. Поэтому он торопливо достал из кармана платок, привязал его к удочке и стал махать.
Его заметили, потому что один из людей, бывших в лодке, приподнялся и также начал махать платком. Генрих задрожал от радости.
— Ура! — закричал он. — Теперь я могу быть уверен, что снова увижу моих родителей.
Лодка все приближалась, и Генрих разглядел, что в лодке сидели двое: Пьер и какой-то рыжий человек.
Едва лодка пристала к берегу, как Генрих закричал им.
— Возьмите меня! Вы за мной приехали?
— Мы вовсе не за вами приехали, — сказал человек с рыжей бородой. — Пьер так много чудесного рассказал о вашем житье на этом острове, что мы приехали, чтобы поселиться с вами. Я очень хороший повар и буду вам полезен.
Генрих не ожидал этого.
— Оставайтесь здесь, если хотите, — сказал он, — а я возвращусь к отцу и матери, которых я напрасно покинул. Здесь ничего нет. Кроме того, здесь поселился людоед, который собирается съесть меня.
— Людоед? — вскричал Рыжая Борода. — Где он? Мы сейчас справимся с ним!
— Пока он мне зла не причинил, — сказал Генрих, — но даже если вы его и убьете, я не останусь здесь.
— Вы, господин Робинзон, быть может, думаете, что я буду вашим господином? — произнес Рыжая Борода. — Ошибаетесь. Мы будем вашими слугами. Прикажите, и я докажу вам свою покорность.
— Ты свою покорность докажешь тем, что увезешь меня отсюда к моей матери, — сказал Генрих тоном мольбы.
— Извольте, Робинзон, я исполню ваше приказание, — сказал Рыжая Борода, — но ведь вы здесь полный господин, а в Гавре вам придется повиноваться матери.
— Я с восторгом буду исполнять все ее приказания! — воскликнул Генрих.
— Будете слушаться и отца?
— О, он такой добрый!
— Ну, а няня, о которой мне говорил Пьер?
— Она больше всех заботится обо мне и любит меня.
— Но вспомните школьного учителя, господина Фолиота! — продолжал Рыжая Борода.
— Он страшен, когда я ленюсь, а я не буду лениться.
— А вот дядя, который зол, жесток и груб?
— Я этому не верю.
На лице Рыжей Бороды появилась улыбка, и он спросил:
— Если вас окружали такие хорошие люди, то почему вы убежали от них?
Генрих подумал и откровенно сказал:
— Потому что я был глуп, но я не злой и сделал все не из злости, а по своей ветрености. Я не подумал, что я огорчу моих родителей, которых я так люблю. Прошу вас, отвезите меня домой.
Рыжая Борода не сразу ответил. Казалось, он не очень хотел исполнить просьбу Генриха, но, наконец, решился:
— Так и быть, — сказал он, — повезу вас, но вы за это должны будете исполнить все, что я от вас потребую. Ну, прыгайте в лодку!
Генрих с такой силой прыгнул, что лодка сильно закачалась.
— Ишь обрадовался! — засмеялся Пьер, берясь за руль, а Рыжая Борода начал грести.
В эту самую минуту раздался голос негра Пятницы, спрашивавшего, поймал ли Генрих рыбы.
— Тебя самого скоро поймают! — закричал ему Генрих.
VI.
правитьПристав к берегу Гавра, Генрих горячо поблагодарил своих спасителей и побежал домой. Его тревожила мысль, что, за время его отсутствия, дома случилось какое-нибудь несчастие.
Первая, кого он увидал, была няня. Старушка подбежала к нему, обняла его и воскликнула:
— Вот он, мой милый мальчик, которого я вынянчила. Я так рада видеть тебя, что не могу побранить тебя, как ты этого заслужил. Но пойдем: утешь скорее твоих родителей и дядю.
Генрих пошел и остановился у дверей комнаты матери, не решаясь войти. Няня отворила дверь и сказала:
— Утешайтесь, сударыня.
— Сына моего не нашли! — воскликнула г-жа де-Сен-Пьерр, отворяя дверь, бледная от волнения.
С громким плачем Генрих кинулся к ней, обняв ее, и сквозь слезы произнес:
— Прости меня, мама!
Вместо ответа она принялась целовать его. Когда оба они успокоились, мать повела беглеца к отцу. «Ну, и достанется же мне теперь!» — подумал Генрих. Но отец удовольствовался тем, что прочитал ему приличное нравоучение. Генрих и не ожидал, что так легко отделается. Теперь предстояла встреча с дядей, но оказалось, что его дома нет и он будет только к обеду. Мать еще раз предупредила Генриха, что дядя Гольбут не очень любит баловать.
— Я все стерплю, потому что я заслужил, — отвечал Генрих.
Оставшись один с матерью, он принялся рассказывать ей все свои приключения, удивляясь, что мать не обнаруживает никакого ужаса. Вошла няня и сказала, что обед готов.
Войдя в столовую, Генрих вытаращил от удивления глаза.
— Рыжая Борода! — воскликнул он. — Как вы сюда попали?
Все засмеялись. Рыжая Борода оказался дядей Генриха. Генрих хотел что-то сказать, но не мог и, пораженный, смотрел в угол, где, держа салфетку в руке, стоял людоед Пятница и улыбался. Ничего не понимая, Генрих молча оглядывал всех присутствующих.
Но все разъяснилось. Пьер, вернувшись домой, сейчас же все рассказал своему отцу, который немедленно отправился к родителям Генриха и передал им о местопребывании их сына. Дядя Гольбут взял на себя поправленье племянника: он отправил своего слугу-негра на остров, приказав ему разыграть из себя людоеда. Мы уже знаем, что негру это удалось как нельзя лучше, и знаем, что и сам дядя Гольбут отправился на остров, якобы с целью поселиться там.
Обед прошел очень весело.
— Ну, племянник, — сказал в конце обеда дядя Гольбут, — ты мой должник. Что же ты дашь мне за то, что я спас тебя?
— Дядя, — ответил Генрих, — у меня нет ничего, кроме доброго и благородного сердца. Примите его. Я навсегда излечился от желания делать все лишь по-своему, и это — благодаря вам.
----------
править
Прошло много лет. На литературном небе Франции заблистала крупная звезда: появился новый писатель, произведения которого сразу обратили на себя всеобщее внимание.
Это был Генрих Бернарден де Сен-Пьерр.
Родился он в 1734 году, а умер в 1814 году.
Детские годы знаменитых людей. Биографические рассказы и повести. Составил А. А. Федоров-Давыдов. Томик I. Бесплатное приложение к журналу «Путеводный Огонек» за 1910 год. М.: Типография В. M. Саблина, 1910.