Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.
ГЕНРИК СЕНКЕВИЧ править
Имя польского писателя Генрика Сенкевича приобрело в последнее время почти всемирную известность. Многие из его произведений переведены на все европейские языки и пользуются громадным успехом. Но особенно посчастливилось им у нас. Не говоря уже о том, что в переводе на русский язык имеются почти все сочинения польского романиста, некоторые из них появились одновременно в нескольких изданиях. Правда, не все переводы удовлетворительно передают красоту подлинника, но есть и вполне удачные, как, например, В. Лаврова и др.
Популярность писателя, как бы велика она ни была, не может, конечно, служить бесспорным доказательством достоинств его произведения. Во всех областях искусства найдутся посредственные сочинения, имевшие, однако, в свое время колоссальный успех.
Что касается Сенкевича, то значение его художественной деятельности стоит вне всяких сомнений. Люди самых различных направлений и литературных вкусов признают в нем крупное дарование и большой изобразительный талант. Если и возникает разногласие, то разве в сравнительной оценке отдельных произведений.
Хотя на литературном поприще Сенкевич выступил давно, но начало его известности как талантливого писателя относится к 1876 г., когда, путешествуя по Америке, он стал помещать под псевдонимом Литвоса полные художественной правды и бодрого юмора путевые очерки, новеллы и корреспонденции.
Впоследствии он расширил рамки своего творчества и создал ряд крупных бытовых и исторических картин, доставивших ему громкую известность.
Появление романа «Огнем и мечом» составило, можно сказать, эпоху в истории польской литературы и создало автору ту широкую популярность и славу, какою он пользуется и теперь. С той поры Сенкевич становится любимым национальным писателем, предметом народной гордости. Да оно и понятно, если вспомнить, что силой своего таланта он воскресил в ярких образах блестящее прошлое своей родины, создал народную эпопею и воплотил в своих героях былые доблести.
Романы «Потоп» и «Пан Володыёвский», составляющие с предыдущим одну трилогию, также изобилуют блестящими по выполнению и жизненности эпизодами (как например, осада Ченстохова), превосходными описаниями природы и интересными бытовыми сценами.
Теми же качествами отличается и недавно законченный исторический роман «Крестоносцы», в котором изображена борьба поляков с тевтонским орденом.
Успех исторических романов Сенкевича объясняется как крупным достоинством этих произведений, так и особого рода художественными приемами. Перед взором читателя проходит ряд картин в таком эффектном, ослепительном освещении, что он невольно поддается художественному гипнозу и не замечает ни преувеличений в обрисовке героев и событий, ни других недостатков этой колоссальной панорамы. К числу последних и польская и русская критика относит недостаточное освещение внутреннего быта народных масс, излишнее нагромождение кровавых сцен и проявлений грубой физической силы и, наконец, несоразмерное распределение света и теней. Но вместе с тем отмечаются и крупные художественные достоинства этого рода сочинений, умение автора придать изображаемым событиям такую жизненность и выпуклость, что они встают перед читателем как живая действительность.
Что же, однако, побудило Сенкевича принять на себя трудную задачу художественного воспроизведения давно минувшей старины?
В ответном письме на просьбу редакции одного польского журнала сообщить, кем он желал сделаться, будучи ребенком, Сенкевич пишет, что еще в раннем детстве, увлекаясь патриотическими песнями польского поэта Немцевича, он хотел быть рыцарем и воображал себя на коне в той битве с татарами, где потерпел поражение польский гетман Жолкевский. Особенно сильное впечатление произвело на него иллюстрированное жизнеописание Наполеона I. После прочтения этой книги у него явилось желание сделаться великим полководцем. Позднейшая любовь к историческим повестям возникла, по его мнению, именно в те времена.
Таковы признания Сенкевича; и если принять во внимание, что в его роде были сильные военные традиции, то пристрастие к боевым картинам и геройским подвигам станет вполне понятным.
Но кроме этих стремлений, были и другие, вполне сознательные, о которых он говорит в одном частном письме.
«Я потерял вкус (и может быть, к моему благополучию), — писал Сенкевич к одному из своих знакомых, — к новеллам, к героям-лилипутам, к трогательным мотивам, наигрываемым на тихо звучащей квинте, к своим и чужим произведениям этого рода. Я сказал себе: „jam satis!“ и пробую иную ноту».
Вот какие мотивы вызвали поворот в художественной деятельности знаменитого польского писателя. Его влекло к себе героическое прошлое родного края: «Там все так ясно и величаво в сравнении с ничтожеством современной жизни», — изображение этой величавой простоты стало теперь его серьезной жизненной задачей. Исполненный горячего патриотического воодушевления, Сенкевич принимается за пристальное изучение прошлого и превращается в певца героических подвигов.
В исторических романах Сенкевича нет того тонкого, глубоко продуманного анализа массовой психологии, который так восхищает нас при чтении романа гр<афа> Л. Н. Толстого «Война и мир», нет и мрачного колорита Верещагинских картин, изображающих отрицательные стороны войны, но зато культ героев, которым проникнуты его произведения, освещен примирительным светом самопожертвования во имя общественного блага.
Впоследствии, словно пресытившись зрелищем кровавой борьбы и сверхчеловеческих подвигов, Сенкевич создает произведение, центральная фигура которого является полной противоположностью богатырям знаменитой трилогии.
Герой романа «Без догмата» Леон Плошовский, материально обеспеченный и образованный, тратит свои недюжинные способности и тонкую наблюдательность на бесконечное копание в собственной душе и на игру в бесплодный скептицизм. Изъеденный болезненными сомнениями, он кидается из стороны в сторону, и когда дело доходит до разрешения какой-нибудь жизненной задачи, его «ум теряется в лабиринте мелочей и побочных соображений, воле не на что опереться, и поступки попадают в зависимость и от нервов и от внешних обстоятельств».
Такова самооценка этого изломанного человека, лишенного точки опоры и потому вечно колеблющегося. Он не только сомневается в самом себе, но даже в своих сомнениях и, «мучаясь и шалея в этой тьме», мечтает о блаженстве иметь догмат. Этим талисманом обладает женщина, которою он увлекается. Только когда Анелька выходит замуж за другого, истинная страсть разгорается в душе Плошовского и приводит обоих к роковому концу.
В этом романе, написанном в форме дневника, Сенкевич выказал лучшие стороны своего дарования. Едва уловимые, крайне сложные и капризные оттенки душевных движений переданы тут с тонкостью и отчетливостью поистине изумительными. Вообще по мастерству выполнения и по отступлениям, часто глубоким и оригинальным, этот психологический роман ставит автора наряду с наиболее выдающимися писателями нашего времени. Плошовский — герой безвременья. Болезненная раздвоенность, которой он страдает, — явление, конечно, исключительное в той стадии развития, с какою мы знакомимся, но было бы ошибкою отрицать типичность той фигуры: безволие и беспочвенный скептицизм. Это болезнь века, и Сенкевич только пополняет богатую галерею лишних людей.
Совсем в другом духе герой другого крупного романа Сенкевича.
Поланецкий не желает, подобно Плошовскому, «катать шарики из готового хлеба». Это человек в полном смысле слова энергичный. Его шляхетское происхождение не служит помехой для коммерческих предприятий, и он без устали идет к материальному благополучию. Когда-то и он задавался разного рода проклятыми вопросами. «Мы вчитывались, — говорит Поланецкий, — в пессимистов и терялись в бездонных вопросах, как те птицы, что летят за море и им не на что сесть во время полета. Но я заметил, что у меня проходит охота к труду, и что я становлюсь слабосильным человеком; тогда я потянул себя за уши и стал красить на убой свои ситцы. Я сказал себе следующее: жизнь есть закон природы; глуп он или мудр, этот закон, я не знаю, но я знаю, что он есть. Жить надо, значит, надо из жизни извлечь все, что она может дать». Такова житейская философия Поланецкого. Избрав узкую сферу практической деятельности, он сузил свой кругозор и превратился в трезвого дельца. И в делах любви он действует с той же твердостью и настойчивостью, как и в своих деловых предприятиях.
«Семья Поланецких» — роман бытовой по преимуществу, но в нем есть и немалая доля психологического элемента, развивающегося на почве взаимных отношений четы Поланецких. Несмотря на свою выдержку и уравновешенность, Поланецкий увлекается пустой, бесцветной бабенкой, и это падение создает ряд мучительных угрызений совести, психология которых передана с обычною правдивостью. Теперь все окружающее кажется ему смешной человеческой комедией, где все обманывают друг друга, а иные самих себя.
«И это жизнь!» — восклицает Поланецкий. Но пессимистическая волна ненадолго увлекает его. Вовремя опомнившись, он с новым усилием принимается за устройство домашнего очага.
«Для него, — говорит автор, — вновь началось однообразие жизни, или, вернее, однообразие ясного спокойствия и счастья».
Мажорный аккорд, которым заканчивается семейная хроника Поланецких, не удовлетворил многих критиков, в том числе и польских. Сенкевича не без основания обвиняли в том, что он является проповедником узких буржуазных идеалов и сочувствует представителям польской шляхты, застывшим в узких рамках семейного и сословного благоденствия.
«Семья Поланецких» вышла в свет в 1895 г., а уже в следующем году появляется исторический роман «Камо грядеши», создавший Сенкевичу, можно сказать, всесветную известность.
На этот раз автор дал яркую, широкую картину умирающего языческого мира и нарождающегося христианского.
На фоне изменчивой, грубой и жадной до зрелищ толпы выделяется ряд фигур, окружающих Нерона, этого «бездарного фигляра», как его называет Петроний. Последний немного сродни Плошовскому Он эстетик по природе и образованию, патриций до мозга костей, эпикуреец по складу жизни и привычкам, скептик по образу мыслей.
Петроний не примет христианства, хотя бы в нем заключалась правда и мудрость не только человеческая, но и божеская, потому что это потребовало бы усилий, а он не любит трудиться; потребовало бы отречения, а он не любит отказываться ни от чего в жизни. Этот поклонник земных наслаждений и телесной красоты признает злом христиан только потому, что они враги жизни.
Фигура Петрония, как он изображен в романе, удовлетворяет и тех, кто находит в этом произведении крупные недостатки, особенно в изображении христиан, лишенных естественного порыва и протеста даже в самые трагические минуты жизни. Неудачными признаются и изображения апостолов Петра и Павла, которые произносят длинные монологи одного и того же содержания. Вообще в романе, по мнению одного из критиков, нет той настоящей трагедии, которую принесло на землю учение Христа. Зато, например, пир во дворце Нерона блещет великолепием красок, а фигура грубого язычника Тигеллина одна из самых удачных.
Много труда, много творческой энергии вложил Сенкевич в свои исторические хроники; изумительное знание человеческой души и современного быта проявил он в своих общественных и психологических романах. Но эти широкие и порою блестящие картины, в которых столько продуманности и мастерства, не могут затмить тех незатейливых, но задушевных и искрящихся бодрым юмором жанровых картинок, которыми он так удачно начал свою художественную деятельность и к которым по временам возвращается, отдыхая от более широких задач.
Кто читал «Эскизы углем», «Янко-музыкант», «За хлебом», «Из записок познанского учителя». «Бартек-победитель», «Та, третья», «Органист с Пониклы», «На маяке», «Путевые очерки» и другие произведения этого рода, тот надолго останется под обаянием художественной манеры Сенкевича и не забудет таких созданий его творчества, как например, Янко-музыкант, этот слабый хилый ребенок, который всюду слышит музыку и, увлеченный своею страстью, пробирается в барский дом, чтобы полюбоваться скрипицей господского лакея. Тихий, грустный звон струны выдал бедного Янко. Его судят как вора, и глуповатый сторож Стах, которому поручают наказать преступника, так старается, что ребенок на третий день умирает. "Ласточки щебетали на черешне, что росла близ хижины; солнечный луч врывался в окно и обливал золотистым светом растрепанную детскую головку и бескровное личико. Этот луч был как бы дорогой, по которой отойдет маленькая детская душа… На одеяле перед ним лежала его лубочная скрипка. Вдруг лицо умирающего ребенка прояснилось, и дрожащие губы прошептали: «Мама… Бог даст мне на небе настоящую скрипку?»
Нельзя без глубокого волнения читать этот крошечный рассказ, и невольно хочется повторить вместе с автором, с грустью, но без злобы: «Эх ты, глупый, злой Стах! Кто так детей бьет? И без того он был такой маленький, слабый, всегда еле дышал».
Попытка очертить творчество Сенкевича как замкнутое в узкий круг сословности, догматизма, узкого патриотизма или артистического безразличия никогда не удается: его подвижная художественная натура, обуреваемая разнородными настроениями и чувствами, постоянно ищущая живой правды и новых путей, не терпит покоя и не уляжется в узкие рамки разного рода условностей и тенденций.
Сенкевич любит природу и людей, он много путешествовал, наблюдал и изучал; это правдивый повествователь, разбрасывающий блестки своего юмора, и тонкий психолог, — но прежде всего он истинный художник с изумительным даром «быстро схватывать выдающиеся черты действительности и мгновенно фиксировать их». Отсюда громадный успех его произведений, даже проникнутых патриотической окраской.
Сенкевич работает не покладая рук, и та торжественность, с какою недавно был отпразднован в Варшаве его 25-летний юбилей, является заслуженною наградою плодотворной литературной деятельности.
В своих исторических романах он воскресил, во славу родного края, частицу его прошлого и получил взамен клочок родной земли. 9 декабря 1900 года, в присутствии многочисленной публики, Сенкевичу вручен был акт на приобретенное для него по подписке имение Обленгорек в Келецкой губернии.
Принимая этот народный дар, он сказал, между прочим, следующее:
«Бог благословил мои труды, не хватало мне одного — земли нашей. Край мой дает мне ее. Где найду слова, столь сильные, как моя благодарность? От глубины сердца воскликну: спасибо краю, и да живет это великое сердце народное, умеющее так чувствовать и награждать!»
Будем и мы благодарны знаменитому писателю братского народа за минуты высокого эстетического наслаждения, навеянного лучшими художественными образами, и пожелаем, чтобы, возвращаясь с блестящей и широкой арены, он чаще заглядывал в те тихие уголки, где живут герои-лилипуты.
Давно уже с упованием ждут они, что прославленный художник, которым гордится родина, вновь осветит и согреет их ярким светом творческого гения.
ПРИМЕЧАНИЯ править
Очерк впервые напечатан в «Журнале для всех», СПб. — 1901. — № 5, под криптонимом «А. К.» Вторично — в варшавской газете «Русский голос». — 1959. — № 42—43. (Публикация Л. Усенко); в книге: Куприн А. И. Река жизни. Рассказы и повести. Из несобранного и забытого. (Сост. Л. В. Усенко). — Росиздат, 1988. Очерк ни разу не был включен в собрания сочинений писателя.
— Сенкевич Генрик(х) Иосифович (1846—1916) — польский писатель, лауреат Нобелевской премии (1905).
— осада Ченстохова — Ченстохово (в составе Российской империи — Ченстохов), город на юге Польши. Знаменит чудотворной Ченстоховской иконой Божией Матери, хранящейся с 1382 г. в Ясно горском монастыре, оборона которого в ходе польско-шведской войны XVII в. описана в романе Сенкевича «Потоп».
— верещагинские картины — Верещагин Василий Васильевич (1842—1904), русский живописец, художник-баталист.
Печатается по первой публикации.