Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.
ГДЕ КОНЕЦ?
правитьЕжедневно, по несколько раз, задают мне один и тот же вопрос люди знакомые, полузнакомые и просто случайные встречные в вагоне.
— Скажите, чем же все это кончится?
И, право, каждый раз я нахожусь в весьма затруднительном положении. Отмахнуться от этого скорбного, настойчивого, умоляющего вопроса, отделаться от него пожатием плеч, шуткой или вздорным пророчеством — я не считаю возможным. Сказать «не знаю» — значит, ничего не сказать. Хорошо было бы найти хоть самую слабенькую точку опоры, хотя бы какую-нибудь сомнительную аналогию в исторических событиях прошлого. Однако ничего даже чуточку похожего на охвативший нас ужас, падение, безумие, обнищание, трусость, подлость, жестокость и глупость, ничего подобного история не знавала. Но зато я также не позволю себе вместе с некоторыми газетами выкликать уныло и злорадно:
— Да. Россия при последнем издыхании. Россия гибнет. Россия погибла. России нет.
Потому что большинство газетчиков черпают свой запас наблюдений из созерцания соседнего брандмауэра на шестом этаже, свой опыт — из сосания собственного пальца и ковыряния в носу, свои знания — из беглого чтения множества книг и неустанной болтовни по редакциям.
Меня не тянет больше ни к политике, когда стынет душа, ни к брани, когда хочется плакать, ни к иронии, когда мутит от смрада и крови. И вот, вопреки здравому смыслу, я все-таки пытаюсь разобраться в том безобразном клубке, в который спуталась нынешняя русская действительность, ощупью стараюсь прислушаться к сокровенному, замирающему пульсу страны…
И лишь в одном, пожалуй, еще никем не оцененном, во всяком случае, мало отмеченном явлении я провижу какой-то крошечный или едва теплящийся огонек надежды. А именно: мы далеко не в той великой мере отчаялись, до какой нас должно было бы довести наше прогрессирующее скольжение в бездну. Не считая базарных вестунов и зловредных сплетников и трусливых сеятелей паники — я почти совсем не встречаю (газетчики не в счет) людей, окончательно потерявших душевное равновесие и с головой погрузившихся во мрак безнадежности. Мне теперь нередко случается встретить человека, с которым я не виделся в течение, скажем, года. Не знаю, как это точнее выразить словами… но какое-то сложное чувство стыда, боли и жалости охватывает меня, когда я вижу его обвисшие, пожелтевшие щеки, запавшие глаза, поседевшую голову — все эти следы быстрого и жестокого разрушения. Он, конечно, скулит и ноет, как все мы. Но, спустя малое время, я подхожу ближе, нежнее и плотнее к его душе и спрашиваю:
— А теперь скажи мне… Ну вот, приблизились мы к пределу возможного, к самой последней границе терпения. Скажи мне по совести, много ли, соразмерно с ужасом нашего положения, ты встретил людей окончательно унывших, бесповоротно выбитых из надежды на спасение?
И в глазах его я вижу мягкий, робкий свет, когда он отвечает: «По правде сказать, не так уж много… Да, да, гораздо меньше, чем можно предположить… Правда, во что-то еще веришь.. Там где-то… Глубоко… Внутри».
Этот вопрос за последнее время я задал сотням людей и всегда получал такой же, согретый тихой, неуверенной теплотою, ответ. И все опрашиваемые мною, подумавши внимательно, проверив внутреннюю массу впечатлений, удостоверяют, что людей, бесповоротно отчаявшихся, они, как будто, не встречали…
Это не чаяние чуда. Чудо может быть только от Бога. Но Ему, в Его неизмеримом величии и непостижимой нам мудрости так же неуместно сострадать нашим бедствиям, как и мстить громовым ударом тому митинговому хлысту, который публично вызывал Его на единоборство.
Но я глубоко верю в то, что существует на свете и еще не умерло в России национальное чувство и что еще жива коллективная, недоступная пониманию огромная душа народа. Ей свойственны жизненные инстинкты, и глубокие предчувствия, и бессознательная вера, превозмогающие самые чрезмерные физические страдания тела.
И в этом мой ответ на тот постоянный вопрос, который мне задают ежедневно: «Ах, чем же все это кончится?»
Ибо именно теперь каркать о гибели родины так же позорно, как покушаться на самоубийство оттого, что пьяный и буйный раб оплевал порог твоего дома.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьСтатья напечатана в газете "Молва. — 1918. — 10 июня. — № 4; в газете «Свободные мысли». — 1918. — 22 сентября; в журнале «Радуга», Киев. — 2000. — № 2 (публ. М. Рыбакова).
— брандмауэр — (нем.) глухая противопожарная стенка здания. Печатается по первой публикации.