Где колбаса и чара, там кончается свара (Старицкий)

Где колбаса и чара, там кончается свара
автор Михаил Петрович Старицкий, переводчик неизвестен

Оригинал: язык неизвестен, опубл.: 1872. — Источник: az.lib.ru • Комедия из давней были с пением в одном действии

Михаил Петрович Старицкий

Где колбаса и чара, там кончается свара

Комедия из давней были с пением в одном действии

Оригинал здесь: Книжная полка Лукьяна Поворотова.

«Як ковбаса та чарка, то минеться й сварка».

Перевод И. Айзенштока

Действующие лица:

Горпиа Шпортуниха, молодая женщина, содержательница корчмы.

Степан, пожилой крестьянин, проезжий.

Потап, его племянник, молодой парень.

Шпонька, старосветский помещик; лыс.

Шило, его сосед, из бывших управляющих.

Гаврило, слуга Шпоньки.

Андрий, слуга Шило.

Приська, работница у Горпины.

Действие происходит на Полтавщине. Просторная хата с перегородкой, очень чисто прибранная. Против зрителя — входная дверь, налево — широкие скамьи, в углу бочонок из-под водки и всевозможная питейная посуда; направо — вход за перегородку.

Явление первое

Горпина, одна.

Горпина (сидит у окна, шьет очипок и поет).

Голубь — сизый, голубь — сизый, голубка — сизее,

Отец мил мне, и мать тоже, любимый — милее.

С отцом, с матерью сойдуся — только побранюся,

А с любимым как сойдуся — не наговорюся!

Не ходить мне, не ходить мне, куда я ходила,

Не любить мне, не любить мне, кого я любила!

Не ходить мне боле в рощу, в рощу по орешки,

Миновалися девичьи смешки-пересмешки!

Ох, правда, правда! Миновала воля девичья! Не опомнилась, как и замуж выдали… Не опомнюсь, видно, как и красоту мою, словно водою, смоет! Была вольной пташкой: день мой и ночь моя! Ни хлопот, ни забот: было кому обо мне заботиться. А теперь сама обо всем думай: за хозяйством присматривай, проезжих принимай да угождай им, чтобы мимо не проезжали; ими ведь мы иживем… Иной прилипнет, будто вар сапожный, а прогнать нельзя; вот ихитришь, и обхаживаешь его: дескать, пирог еще не готов, как спеку, так и поднесу. И смех, и грех! Особенно с панами, вроде Шило или Шпоньки… Уже ичубы у них поседели, а все: «Горпиночка, перепелочка, лебедушка!..» Обслюнявятся даже облизываясь… А я им — и «батюшки мои», и «голубчики», а сама напеваю про себя:

Ох, густа же ты, осока, и широколиста,

Что меня не узнаешь, дурень неречистый?

Ты подарки мне носил, а я, умница, брала;

Только вышел за ворота, — тебя на смех подняла.

В огороде бузина, яблоня и вишня;

Отойди, плюгавый, прочь, — я ведь замуж вышла!

Еще, слава богу, муж у меня не ревнивый и доверяет мне; с другим набралась бы беды! А мой — не таков! Живем мы дружно. Да что же это нет его? Поехал за горилкой, да и пропал. Как бы не задержался, потому что на дворе такое творится… Ишь! (Смотрит в окно.) Света белого не видно, — такая метель! То-то беднякам сейчас плохо приходится. (Прислушивается.) Вот уже кого-то бог несет!

Явление второе

Степан, Потап и Горпина.

Степан (в кожухе и зипуне). Помогай бог!

Потап (одет так же; топает ногами, отряхивает с кобеняка снег). День добрый!

Горпина (кланяется). Здравствуйте! Раздевайтесь!

Степан (сбрасывает зипун). Ну и холод же, черт побери, даже руки закоченели!

Потап. Мороз страшный, особенно как повернешь против ветра, — будто ножом режет! (Бьет рукой об руку.)

Горпина. А вы у печки обогрейтесь: только-только протопили.

Степан. Дайте нам лучше чего-нибудь такого, для чего чарки делают!

Потап. Вот-вот! Печь — женщине мила, а бутылка — казаку!

Горпина. То-то и беда, что не осталось ни капли; я давно уже мужа поджидаю с горилкой… Сейчас должен приехать.

Потап. Эх, плохо дело!

Степан. Погано, Тетяна! Так, выходит, и согреться не удастся?

Горпина. Я и рада бы, да вот видите… Постойте, я паляницу принесу да борща горяченького. (Выбегает.)

Степан. Проворная молодица! Да и красива, — не сглазить бы! Счастье Панасу! Эх, мне бы такую!..

Потап. Ну, куда вам, дядя!

Степан. Известно — куда! Уж мы-то знаем куда!

Потап. Ну да! Видит кот сало, да силы мало.

Степан. Болтай! Еще, может быть, и тебя за пояс заткну, — даром, что сед. Меня на всех дорогах помнят: знаю, как подойти, побродил по свету!

Потап. А вам, дядя, никто поперек дороги не становился? Не задавали трепки?

Степан. Мне? Чтобы со мною, да какая-нибудь оказия приключилась? Никогда! Я из воды и то сухим выйду!

Потап (подходит к поставцу и осматривает бутылки) А ну, посмотрим!

Степан. И правда! Поклонись бутылочному богу, авось, хоть на чарочку пошлет нам.

Потап. Пожалуй, наберется остатков на донышках.

Степан. Вот и хорошо. Ну-ка, дай сюда! (Весело подходит.)

Потап. Возьмите, только и мне оставьте половину.

Степан. Тебе меньшую половину, потому — ты моложе.

Потап. И то правда!

Степан (пьет из бутылки). С богом! Не бойся, и тебе оставил.

Потап (смотрит). Не больно-то много.

Горпина (вбегает). Вот и паляница. А борщ я сейчас из печи вытащу.

Степан. А мы здесь без вас малость похозяйничали.

Горпина (разливает борщ). Да что вы? Как же это?

Потап. Посливали из бутылок остатков чарочки на две и воспользовались.

Горпина. Ну и хорошо!

Степан. Значит, не сердитесь, краса моя?

Горпина. Нет! Садитесь же да закусите чем бог послал.

Степан. От такого дела не отказываются.

Садятся, едят. Горпина берется за шитье. Несколько минут все молчат, затем начинается неторопливая беседа.

Горпина. Из города?

Потап. Ага!

Горпина. А с чем ездили?

Потап. С мукой.

Горпина. Почем?

Степан. Три с полушкой.

Горпина. А мой — по четыре.

Степан. Хорошо.

Едят.

Горпина. А свинина как?

Потап. Не очень-то.

Горпина. Филипповка?

Степан. Ага!

Встают, крестятся и кланяются.

Потап. Ну, спасибо вам!

Степан. Угостили, — теперь и в дорогу не страшно.

Горпина. Куда же вы? Еще отдохните.

Степан. Э, нет, опоздаем.

Потап. Теперь, в филипповку, не успеешь оглянуться, как и ночь уже настанет.

Степан. Разве поломается что, вот тогда и заночуем у вас, ясочка.

Потап. Вы, дядя, глядите, нарочно воз не поломайте.

Горпина. Еще что выдумаете!

Степан. А что ж! Может быть, и у того пана, что мы повстречали, сани тоже нарочно поломались? Признавайтесь!

Горпина. Отстаньте! Какой еще там пан?

Потап. А из Чаплиевки, пан Шпонька.

Горпина. Неужели? А я как раз о нем вспоминала…

Степан. Вишь как: у пана черт и люльку качает. Его небось, вспоминаете, а нет того, чтобы нашего брата вспомнить.

Потап. Еще чего захотели!

Горпина (шутливо). Одного вспомнишь так, другого иначе.

Степан. То-то же! Ну, прощайте! Что с нас следует!

Горпина. Да что дадите. Сена не брали?

Степан. Нет. (Расплачивается.)

Горпина. Спасибо! Не забывайте же нашей хаты…

Степан. Да я каждый день заглядывал бы, если бы вы ко мне поласковей! (Подмигивает и почесывает затылок.) А?..

Горпина. Какой еще вам ласки?

Потап. Такой, как от жинки каждый день. Коли не за чуб, так по затылку!

Степан. Э, нет! Такой не нужно!

Горпина (провожает их). Ха-ха! Не любите? Прощайте же! Счастливого пути!

Явление третье

Горпина, одна.

Горпина. Ишь, старик, а туда же! Что это они к нам так липнут? И не отвяжешься! (Осматривается кругом.) Смотри, сколько грязи нанесли в хату, а я люблю, чтобы у меня было как в раю. (Прибирает.) Потому-то и не нравится мне наше женское звание, что все только возишься да прибираешь после них. Натомишься за день, а дела-то и не видно. (Смотрит в окно.) Приська! Приська! Загони-ка теленка в сарай, не то все молоко у коровы высосет…

Голос Приськи. Погодите, ворота отопру!

Горпина. Ох! Может быть, Панас приехал? (Набрасывает на плечи кожух и выбегает.)

Явление четвертое

Шпонька и Гаврило.

Шпонька (входит в кожухе, подпоясанном поясом, и в шапке-ушанке). Ух! Ох! Фу! Фррррр! (Гаврилу.) Ну куда же ты смотришь? Не видишь, что пан дух перевести не может? Уф! Даже дыхание захватывает! Ой-ой! Ну-ка, распоясай меня поскорее!

Гаврило (возится вокруг него). Узел затянулся!

Шпонька. А ты зубами, зубами… Ох, пропаду! Да скорее же!

Гаврило (дергает пояс зубами и вертит Шпоньку). Ничего не выходит! Вишь как! (Упирается коленом в спину и тащит пояс обеими руками.)

Шпонька. Ох, ну тебя к бесу: ты мне живот пополам перервешь. Ох!

Гаврило. Не поддается… (Пояс рвется, и Гаврило отлетает всторону вверх тормашками; поднимается, почесывается.) Вот и лопнул…

Шпонька. Я тебе лопну! Каторжник! Чуть-чуть несчастья не наделал! (Хватается за живот и морщится.) Уф! Снимай же кожух, ты, неприкаянный! Привык все делать черт знает как!

Гаврило сзади стаскивает с него кожух, выворачивая наизнанку; бросает на скамью.

Стаскивай и сапоги!

Гаврило дергает за ногу; Шпонька хватается за скамью; скамья вместе с ним ездит по хате.

Гаврило. Да не слезают…

Шпонька. Ну тебя к черту, ногу оторвешь! (С трудом снимает сапоги и остается в одних длинных чулках.) Вы рады пана в ложке воды утопить. Какие ты сани запряг? Не видел разве, что пану и шею свернуть нетрудно? Ты думаешь, что пану легко пешком ходить? А?

Гаврило. Да кто же знал, что такое случится? О себе я и не подумал, а вы ведь поехали в санях пана Шило.

Шпонька. Не вспоминай о нем, пропади он пропадом!

Гаврило. Да я только говорю, что вы всегда с ними ездите, и — того…

Шпонька (в сердцах). Ты опять? Убирайся с глаз моих! Чтоб сани были починены!

Гаврило почесывается и выходит.

Явление пятое

Шпонька, один.

Шпонька (ходит по хате, сердито). Всегда ездите… Тьфу! Я теперь на него, собачьего сына, и смотреть не желаю. Шпонька, говорит, свинячья… Чтоб ты пропал, ирод! А? Я его всю жизнь приятелем считал… а он, змея подколодная! Погоди, увидим, кто из нас дворянин! Ты плюешь на мое дворянство? И тебе в глаза плюнут! Мой отец, дед, прадед, прапрадед — спокон веку здешние столбовые дворяне! А он кто? (Ходит.) Какой из него дворянин? Его отец — бродяга! Вот что! Я тебе покажу!.. (Снова ходит по хате.) Шпонька… Шпоньку все знают, кого ни спроси!

Явление шестое

Шпонька и Горпина.

Горпина. Здравствуйте, ваша милость! Как поживаете?

Шпонька. Здравствуй, Горпина! Да так себе… не очень-то… А ты как живешь? Ничего?

Горпина. Слава богу, живем, хлеб жуем да вас вспоминаем. Что это вас, ваша милость, так давно не было видно? То, бывало, каждую неделю сприятелем вашим, паном Шило…

Шпонька (со злостью). Какой он мне приятель? Враг лютый, черт!..

Горпина (всплескивает руками). Что вы говорите, ваша милость? Пан Шило? Да ведь вы с ними — с одной ложки, из одной чарки…

Шпонька. Было когда-то… а теперь подай мне его — зарежу, застрелю!

Горпина. Ох, горюшко! Такие слова говорите, да еще на ночь глядя! Что с вами случилось?

Шпонька. Ты, голубка, и не знаешь, как я сердит! Со мною не шути! Я такой, что — бррр!

Горпина. Да ну вас! Я теперь и подойти-то к вам побоюсь.

Шпонька. Ну, ты, перепелочка, можешь подойти спокойно.

Горпина. Нет, еще, пожалуй, и меня застрелите! Вишь выдумали! С чего бы вам с паном Шило ссориться? Приятели ведь…

Шпонька (снова в сердцах). Какой он мне приятель? Был, говорю, когда-то, а теперь… тьфу! Собака — вот что!

Горпина. Вы это всерьез или шутите? Я и не пойму.

Шпонька. Взаправду и навеки! (Ходит разъяренный.) Я его, христопродавца этакого, засужу!

Горпина (всплескивает руками). С паном Шило судиться?

Шпонька. С ним!.. Хутор продам, а уж его, чертова выродка, в самую Сибирь упеку! (Стучит кулаком столу.) Увидим, какой ты дворянин! Твой отец — бродяга! Вот!

Горпина. Да из-за чего у вас ссора-то? Как дело-то было?

Шпонька. А вот как. (Вынимает табакерку и медленно нюхает; понемногу успокаивается.) Приходит ко мне сегодня этот… (Плюет.)«А не поехать ли нам, говорит, пан Иван, на зайцев? Хороша первая пороша!» — «Едем, говорю, меня дома и сам черт не удержит!» Запряг сани, взял я своего Хапая… Знаешь?

Горпина отрицательно качает головой.

Не знаешь? Настоящая борзая, недавно купил у капитана… Знатная собака: ребро бочковатое, нога плотная, спина колесом. Серая, только под брюхом белая… Я за не дал двадцать пять рублей, две четверти ржи и пшеничной муки пять мерок.

Горпина. Господи! За собаку — хлеб святой?

Шпонька. За собаку! Так ведь собака-то какая? Не крымская, а настоящая борзая! (Нюхает.) Так вот, взял я своего Хапая, а он — свою Стрелку, крымскую мерзость. Сели это мы вместе в сани и поехали. Гаврило сХапаем на дровнях… Недалеко и отъехали: миновали выгон, въехали на пашню. Вдруг из-под коней — прысь! — куцый… Я кричу: «Ату его! Ату его!» Гаврилка мой, чтоб его черт побрали, зазевался, а чертов Андрий со Стрелкой так насел… У меня сердце — стук-стук-стук, а в глазах только — мель-мель! Я-- с саней, да за зайцем скорее, да не своим голосом Гавриле: «Зарезал, кричу, меня! Спускай Хапая!» Насилу услыхал. Гляжу — Стрелка дала раз угонку да и осела, а заяц как рванет, так и покатил! Хапай заметил, да как припустит, как вытянется, что твой кнут. Господи! Я бегу только да кричу: «Ату-ту! Ату-ту!» Уже и голоса, и духа не хватает, а чертов Шило стоит всанях и все на Стрелку… Да куда ей! .. Только хвостом машет! А мой как вырвался — сразу от леса отрезал, да и насел: одна угонка, другая, круть-мель, круть-мель… Заяц уже еле-еле дышит, а тут и Стрелка наперерез… так и растребушили! Только я собственными глазами видел, что мой схватил, а она, паршивая, уже на готовое подоспела. Так нет! Этот пучеглазый кричит: «Стрелка взяла! Стрелка!» — «Врешь, говорю, Хапай!» — «Куда, кричит, твоему кудлатому барану!» — «Ах ты, говорю, бродяга, ведь утебя не борзая, а кошка шелудивая!» А он: «Молчи, говорит, Шпонька свинячья!» — «Замолчи, говорю, Шило собачье!» А он мне: «Долой из моих саней, к черту! Тащись домой пешком!» — «Как? — закричал я. — Ты хочешь заставить дворянина пешком идти? Да ты кто? Да я тебя… с потрохами!» А он говорит: «Чихал я на твое дворянство!..» Да по коням… А? Все на хуторе узнают, что он меня из саней выбросил… Честь моя задета! (Гневно.) Да яего в Сибирь! Я не я буду!

Горпина. Ай-ай! Черт знает из-за чего, прости господи, свару поднимать! Из-за собаки судиться на старости лет!

Шпонька. Неужели же мне потакать ему? Сейчас он меня из саней выбросил, а в следующий раз и по шее заедет, а я молчи? Э, нет! Не на такого напал!

Горпина. Мало ли что бывает; побранились и будет, пора бы ипомириться.

Шпонька. Если бы он не задел моей дворянской чести, то еще так-сяк… А сейчас — нет! Я денег не пожалею!

Горпина. Люди говорят: драться — дерись, да тяжбы берегись, а вы деньгами сорить собираетесь… Только слава пойдет.

Шпонька. Не могу за честь свою не вступиться, — на то я дворянин!

Горпина. Ей-богу, все смеяться станут, — из-за зайца, мол, поссорились.

Шпонька (ходит по хате, почесывая затылок; про себя). Чего доброго, в самом деле смеяться станут… Если бы он не задевал моей дворянской чести!.. «Начхать, говорит, на твое дворянство!»

Горпина (шутливо). Ну, будет, будет сердиться, батюшка! Ведь вы добрый. Лучше я вам вареников наделаю или пирожков… Сразу и на сердце легче станет, как в песне поется:

Милый мой, не печалься, не гневись,

На меня, молодую, не сердись!

Ведь я все же молода, молода,

Сядешь рядом — и уйдет вся беда!

Я милому угожу, угожу:

Борщ и кашу предложу, предложу,

А на блюде пирожок, пирожок,

Кушай вволю, мой дружок, мой дружок!

Шпонька (размяк). А ты, голубка, умеешь уговорить, да только дело-то такое… Дай-ка мне сейчас чарочку настойки, потому что у меня даже под сердцем горит.

Горпина. Да вот, на беду, нет ни капельки. Муж что-то до сих пор свинокурни не приехал.

Шпонька. Ох, беда моя! Как же быть? У меня даже живот подвело… Хоть бы чарочку одну!

Горпина. Разве сбегать на хутор, может быть, там раздобуду? (Выбегает.)

Явление седьмое

Шпонька один, потом Гаврило.

Шпонька. Ох-ох-ох! До чего же на душе скверно… Даже еда на ум не идет. (Задумывается.) Хоть бы полчарочки, все б не так томился. (Подходит кпоставцу с бутылками, перебирает их, просматривает на свет, встряхивает, нюхает.) Ну хоть бы капелька! Вот оказия! Может быть, Гаврило догадался из дому захватить? (Подходит к двери, приоткрывает ее.) Гаврило! Гаврило!

Гаврило (из-за двери). Чего?

Шпонька. Не захватил ли ты из дому горилки?

Гаврило. Там, под кожухом, в погребце колбаса и паляница.

Шпонька. Я тебя про горилку спрашиваю!

Гаврило. Разве мы горилку берем? Всегда ведь пан Шило…

Шпонька (плюет в сердцах). Действительно, он всегда брал… ихорошую настойку… Ох-ох-ох! Довольно, кончилось! (Садится за стол, задумывается.) И отчего это на свете неприятности происходят? Живут люди тихо да мирно… так нет! Обидит тебя кто-то, оскорбит… подымет бучу. Ну есть ли где-нибудь такая губерния, где бы люди друг друга не обижали? Черта сдва, должно быть! (Нюхает.) То есть до чего же горилки хочется! (Сплевывает.) Сидел бы я дома или у него… да по чарке, по второй… Тьфу! Даже слюнки потекли, черт побери! Ох, правду говорят: худой мир лучше доброй ссоры! (Загрустив, напевает.)

Прескверная печаль меня иссушила,

Она меня, молодого, вовсе с ног свалила.

Однако же сей печали я не поддаюся,

А наведаюсь к шинкарке — горилки напьюся.

Шинкарочка ты моя, налей меду и вина,

Чтоб душа моя исполнилась веселия до дна!

(Задумывается.)

Явление восьмое

Шпонька и Степан.

Степан (украдкой пробирается в дверь). Там у Панаса ось обломалась, так я оставил Потапа возле бочки, — пускай помогает… А сам будто бы за осью, да сюда! Они там до утра провозятся, а мы здесь наедине с кралей, может быть, до чего-нибудь и договоримся. (Оглядывается.) Тут кто-то есть?! Черт бы его побрал! Да еще, кажется, пан из нашего села… Еще наговорит жинке… Пожалуй, лучше ему не попадаться. Полезу-ка я на печь да рядном прикроюсь… (Потихоньку взбирается на лежанку и укрывается рядном.)

Явление девятое

Шпонька и Горпина.

Шпонька (услышал, что Горпина стукнула дверью). Это ты, милая? Ну, что?

Горпина. Ни капельки ни у кого нет, говорят; ну, да муж мой вот-вот должен вернуться. Обождите уж.

Шпонька. Ай-ай-ай! Если бы ты только знала, перепелочка, как выпить хочется! (Прислушивается.) Тсс! Не Панас ли это едет? (Потирает руки.) Вот кстати!

Горпина (смотрит в окно). Нет, это лошади, а не волы…

Слышен голос: «Дай лошадям остыть, а тогда пои!»

Это пан Шило!

Шпонька. Кто? Он? (Бегает по хате и поглядывает то в окно, то в дверь.) А? Вот это так!.. Куда же мне деваться? (Кричит.) Гаврило! Гаврило! Запрягай лошадь!!

Горпина. Куда же вы, батюшка! Что с вами? Зачем бежать? Да и сани сломаны.

Шпонька (кричит). Не хочу я с этим иродом, христопродавцем встречаться! (Пытается натянуть сапог и скачет по хате.) Гаврило! Надень сапог! Вишь, подлецы! Когда нужно, так и не налезают. Где мой кожух? (Схватывает его и надевает навыворот.) Где же шапка, господи!

Горпина. Успокойтесь! Что вы, право?

Шпонька. Ох, беда! Идет уже! (Не разглядев, схватывает очипок, надевает на голову и бежит к двери.)

Явление десятое

Те же и Шило с Андрием; за ними Гаврило. Шило входит, одетый в теплую бекешу, в смушковой шапке и рукавицах; за ним Андрий с палкой. Шпонька наталкивается на Шило.

Шило. Это что за привидение? Свят, свят, свят!

Горпина (хохочет). Да это пан!..

Андрий (также смеется). Кумедия!

Шпонька. Каторжники! (В смущении отходит в сторону и садится, отвернувшись, в конце стола.)

Шило (Горпине). Здравствуй, рыбка моя, здравствуй! Что это у тебя, ряженые, что ли? Ведь еще как будто филипповка?

Горпина (смеется). Да это в шутку… (Шепчет что-то ему на ухо.)

Шило. Странно! Баб в шапках видал, а мужика в очипке еще не случалось…

Шпонька (в сердцах срывает очипок с головы бросает его). Вас это не касается!

Шило. Кто это там отзывается? (Горпине.) Откуда у вас такой медведь завелся? Смотрите!

Шпонька (бросается к Гавриле, сбрасывает кожух ему на руки). Посмеетесь вы на суде!.. Все продам, а в Сибирь упеку!

Шило. Ох-ох-ох! Как страшно! Это — их благородие, дворянин!

Шпонька (вскакивает). Дворянин! Да-с, дворянин! А вы кто?

Горпина. Да будет вам!

Шило. И то правда! Ну его! (Андрию.) Принеси-ка мне трубку! Да, смотри, чубук продуй! Я ведь знаю тебя: так с сеном и подашь. Потянешь, ав глотку тебе черт знает какая мерзость лезет…

Андрий. Да я всегда продуваю. (Уходит.)

Шило. «Продуваю»! Смотри, слюней не напусти!

Горпина (Шило). Как вас бог бережет, ваша милость?

Шило. Пока что бережет, милая, только вот кадило купить нужно.

Горпина. Зачем?

Шило (кивает в сторону Шпоньки). Чтобы чертей обкуривать.

Шпонька (в сторону). Сам черт!

Горпина. Шутите!

Шило. Нет, не шучу… Развелись у нас такие, что со своим дворянством, как дурень с писаной торбой, носятся. Держись пристойно, и тебя уважать станут, а это самое дворянство — все равно что кнут веревочный.

Шпонька (в сторону). Твое дворянство действительно таково и есть!

Горпина (тихо). Зачем вам эта ссора? Помирились бы лучше.

Шило (так же). Не потакать же ему? Пускай носа не задирает! (Андрию, который принес трубку, кисет и кремень.)Подбрось лошадям сена, да мерку овса у хозяйки возьми.

Андрий уходит.

А мне, рыбка, принеси сейчас миску сметаны да творогу положи свежего, потому что от голода в дрожь бросает.

Горпина. Хорошо, хорошо, я сейчас. (Кокетливо.) Да помиритесь же, а я вас за это поцелую.

Шило. Ого! Давай задаток!

Горпина (выбегая). Нет, потом расплачусь.

Явление одиннадцатое

Шило, Шпонька и Степан на печи.

Шило (смотрит и дует в чубук). Продуть разве?.. Хрипит что-то. (Усиленно продувает.)

Шпонька (в сторону). Вот дует! И не лопнет!

Шило (выбивает трубку о сапог). А может быть, сперва голубушки отведать? Не разбилась ли? (Вынимает бутылку и любуется ею.) Нет, цела! Эх, хороша старочка-настоечка, даже губы слипаются… Ну-ка, голубушка, радость моя, заворожи мое горе! (Наливает чарку и смотрит на свет.) Вишь, даже покраснела и пахнет, словно душу к себе притягивает…

Шпонька (исподтишка поглядывает на бутылку и вдруг отворачивается). Чтоб тебе брюхо перетянуло!

Степан (высовывает голову из-под рядна). Черт побери, а вкусная, должно быть! (Сплевывает.)

Шило (поднимает чарку). Ну-с, чарочка-черепушка, пьет сидорова душка. (Кивает на Шпоньку.) Пускай врагу нашему икнется, как собака с цепи сорвется!

Шпонька. Пускай тебе икнется, ирод!

Шило (выпивает и ставит чарку на стол). Кха!.. Хороша… Словно пощекотала в желудке… Недаром — голубушка…

Шпонька (украдкой посматривает и снова отворачивается). Носится, дьявол, со своей настойкой. Все нутро выворачивает… Ох, пропаду!

Шило. Кто пьет, тот хвалит, а кто не пьет — того давит.

Шпонька. Ну куда мне от этого разбойника деваться? Напролом лезет… (Снова хочет надеть сапог, но тот не налезает.) А тут еще сапог не налезает, хоть разорви его!

Шило. Вот бы теперь и сметанки… Впрочем, по первой не закусывают. (Наливает.) А по второй выпьет и ленивый, — были бы только водка да пиво! (Подымает чарку.) Пускай же наши дворяне будут трезвы, не пьяны, а нам, беднякам, только бы добраться к своим пуховикам…

Шпонька. Кто может выдержать такую муку?!

Шило. Настоящая желудочная, как масло! (Ставит чарку на стол.)

Степан (сплевывает). Ей-ей, все кишки вытянет! Хоть бы скорее отправлялся дальше, — чего доброго, всю ночь здесь с чаркой целоваться станет, тогда и мое дело плохо обернется…

Голос Андрия (со двора). Не подходи к нашим лошадям!

Голос Гаврила. А ты к нашим саням не подходи!

Голос Андрия. Так они же только курям под насест годны!

Шило громко хохочет.

Шпонька (стучит кулаком по столу). Хутор продам, всего лишусь, а засужу обоих вас, разбойников, в цепи закую!

Шило (свистит). Фью-фью!

Явление двенадцатое

Те же и Гаврило.

Гаврило (вбегает). Этот висельник, пан, вконец разломал наши сани!

Шпонька (вскакивает). Бей его в мою голову!

Гаврило. Да еще говорит: пешком пойдете, потому что привыкли…

Шпонька (озверев). Ага! Значит, по приказу этого душегуба моему званию наносится такое бесчестие? (Хватает топор.) Бери топор, руби их сани!

Шило (встает). А ну, попробуй, я этим чубуком так тебе влеплю, что итвой безмозглый пан не отлепит!

Шпонька. Руби сани! Руби его!

Гаврило. Ох, господи! (Дрожит от испуга.)

Степан (приподнимается на печи). Вот угодил в баталию!

Шило (замахивается чубуком). Беги, щенок, пока по голове не заехал!

Шпонька (хватается за чубук). Бей его, руби его!

Гаврило. Караул! (Убегает.)

Шило (оборачивается). А, так-то ты! С тобой по-честному, а ты, гляжу, по-собачьему лаешь! Прочь!

Шпонька (испуганно). Не пущу! Не пущу! Ох, убьет!

Шило (грозно). Пусти же, не то таких тумаков надаю!

Шпонька. Не пущу! Ох, спасите!

Степан (с печи). Караул!

Держась за чубук, Шило и Шпонька воюют в хате. Шпонька ближе к двери.

Шило. Пусти же!.. (Вырывает чубук, Шпонька отлетает к двери, а Шило кпечи и, размахнувшись чубуком, задевает Степана по лбу.)

Степан. Ой, убил, убил!.. (Спрыгивает прямо под ноги Шпоньке, тот падает.)

Шило. Вор, вор! Держите!

Степан вырывается и бежит к выходу; за ним Шило. В дверь входит работница с миской творогу, за нею — хозяйка с миской сметаны; Степан с разбегу сбивает работницу с ног; та падает с миской вместе; в двери Степан выбивает у хозяйки миску со сметаной, которая опрокидывается ему на голову. Шило бежит за ним. Шум. Все кричат: «Ой, разбойники! Лови! Хватай! Вор!»

Явление тринадцатое

Шпонька и Приська.

Некоторое время оба лежат. Первой поднимается Приська.

Приська. Ох, беда! Ох, матушки! Что же это такое?

Шпонька (поднимает глову). Жив я или умер?

Приська. Ох, не знаю, батюшка, не знаю…

Шпонька (ощупывает себя). Может быть, я уже на том свете? А? (Поднимается.)

Приська. Не знаю, батюшка, не знаю! (Стремглав убегает.)

Шпонька (вскакивает). Нет, кажется, жив еще. Слава тебе, боже! Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его! (Осматривается.) Насмерть перепугали. (Трясется.) Придется к знахарке идти. .. Хоть бы чарку водки, не то пропаду, ей-богу, пропаду! (Увидел на столе чарку.) Что это? Вот и она! И полная, ей-ей, полная! (Подходит и присматривается.) Действительно, хороша на цвет — красноватая, должно быть, шафраном подкрашена? (Нюхает.) Нет, не заметно, но чем-то приятным отдает… (Сплевывает и отходит напевая: «Прескверная печаль…») Тьфу! Томит, точно перед смертью… точно кошки вживоте скребут! Нужно же было с этим чертом поругаться! Чокались бы мы сним да чокались… (Подходит к двери, прислушивается и напевает: «…меня иссушила», затем снова возвращается к чарке.) А не попробовать ли, а? Немножко. Он и не узнает! А может быть, его уже и убили? (Берет чарку иснова ставит на стол.) Нет, ну ее! Вдруг застанет, — обязательно потянет в суд как вора! Принес же его сюда нечистый с запеканкой! Да еще и выставил на искушение… Разбить ее к черту, чтобы и следа не осталось! (Берет сапог и нацеливается в чарку.) Вот только посуды жалко. (Опускает сапог.) Ей-богу, не выдержу! Сил нет, как выпить хочется! Что если пригубить, — действительно ли это горилка? (Пробует.) Она! (Облизывается.) Если бы он не затрагивал моей дворянской чести!.. Но ведь и я тоже ругался. Грех, конечно, что из-за онучи подняли бучу! А? Нешто выпить, черт побери, чтоб не тянуло? (Осторожно поднимает чарку и оглядывается.) Пить или не пить? Даже рука дрожит, будто в сражении… (Подносит ко рту.) Пить? Эх, один конец: что будет, то и будет, — выпью! (Сразу опрокидывает.) Кха! Будто на свет родился! (Ставит чарку на стол.) А теперь можно и колбаской закусить. (Берет из погребца колбасу и, услышав, что кто-то идет, быстро садится за стол и весело напевает: «Она меня, молодого, вовсе с ног свалила!»)

Явление четырнадцатое

Шило и Шпонька.

Шило (про себя). Удрал проклятый дед; весь в сметане, скользкий, — никак не удержать! Откуда этот дьявол взялся? Так и метнулся в поле без шапки. Напугал, чертов сын, и хозяйку, и работницу; все они где-то попрятались, так что и не сыщешь! (Шарит по полкам.) И хоть бы хлеба кусок… Есть хочется, хоть плачь! (Смотрит на чарку.) Смотри, высохла! Словно вылизал кто-то! Гм-гм! Это, значит, подбрил по-солдатски! (Подмигивает в сторону Шпоньки. Шпонька невозмутимо уписывает колбасу.) Эге-ге! Что он там лопает, а? Ну не мерзавец ли? Выпил мое добро, а теперь закусывает. И чавкает еще…

Шпонька (в сторону, но громко). С чесноком положили; некоторые это любят, а я — нет.

Шило. Еще и дразнит! Действительно чесноком пахнет… Впрочем, мне-то что до того! (Сплевывает.) Словно три дня не ел!

Шпонька. Вот доем эту колбасу и за вторую примусь!

Шило. Этак он, пожалуй, все сожрет: у него не глотка, а прорва… Ишь, лопает, как цыган мыло…

Шпонька (разламывает второй круг колбасы). Ого! С печенкой и с сальцем, это моя любимая!

Шило. С печенкой! А? Попросить у него или попросту из рук вырвать? Впрочем, ну его! Трубку, что ли, пососать, авось, аппетит отобьет. (Достает кисет и набивает трубку.)

Шпонька (в сторону). Теперь бы по второй выпить! Ах!..

Шило (высекает огонь). Ну и продрог, точно щенок под дождем! За печенки даже тянет!.. Будет, — нужно кончать! (Высекает огонь.) Ай-ай! Ну, не дураки ли мы с тобой, друже?

Шпонька (жует). Может быть, кто и дурак, а я — нет!

Шило (вынимает бутылку). Здесь такая благодать, а мы с тобой надулись, как сычи, да и выхаживаем друг перед другом…

Шпонька (косит взглядом на бутылку). Ох-ох!

Шило . И колбаса есть, и чара, а у нас идет свара…

Шпонька (смотрит на бутылку с вожделением). О-ох!

Шило. Вот бы нам, как прежде, — чок да чок! и колбаске дорожку смачивать, а вместо того…

Шпонька (исподлобья). А кто виноват?

Шило. Ведь ты начал.

Шпонька. Не я, а ты! Я сказал только, что Хапай схватил, а ты и пошел: и лжешь, и такой, и сякой, и дворянство задел…

Шило. Будет вспоминать! Оба не без греха! Знаешь, что друже? (Поднимается и взбалтывает бутылку.) Помиримся! Разве не грех на старости лет дружбу разрывать?

Шпонька (тихо). Действительно, разве не грех?

Шило (подходит и нюхает колбасу). Ну и будет! Посмотри мне в глаза.

Шпонька (в сторону). Не помириться ли, а? (Поднимается, потупившись.)

Шило. Ну же, подыми глаза! Вот я пришел к тебе…

Шпонька (медленно поднимает глаза, потом решительно). Помиримся! Черт с ним!

Обнимаются и трижды целуются.

Шило. Прости меня, братец!

Шпонька. И ты меня прости!

Шило. И еще раз прости!

Шпонька. И в третий раз!

Шило (берет Шпоньку под руку). А теперь, друг мой, пойдем поклонимся и приложимся к нашей бутылочке-толстобрюшечке! Пусть она закончит наши споры изальет наши ссоры… (Наливает чарки.) Ну-ка, приложись, покажи еще раз, как ты это делаешь! Ха-ха-ха!

Шпонька (смеется). Хе-хе-хе! Скажешь такое! Тогда это не я, — она действительно сама вымерзла… (Пьет.) Кхе! Уф! Словно на свет родился. (Отламывает себе кусок колбасы.)

Шило (наливает). И я рад! (Пьет.) Ну-ка, дай и зубам работу! (Схватывает целый круг колбасы.) Меня уже было такая тоска взяла…

Шпонька. И мне тоже так было грустно.

Шило. Ну что же! Человек не на одной ноге ходит, а на двух. (Наливает.)

Шпонька (принимает чарку). Эге-ге! Ты сейчас, голубчик, меня будто из гроба поднял! (Выпивает и целует Шило.)

Шило (наливает). Что ж, пан Иван, бог троицу любит! (Пьет.)

Шпонька (пьет). Да, да, голубчик! (Снова наливает.) А хата о четырех углах ставится.

Шило. На четырех, точно. (Пьет.)

Шпонька (опьянев). Спасибо, голубчик… (Целует его.) Ты такой добрый, а я… свинья.

Шило. Пускай… Ну его! Знаешь что? Бери и Стрелку себе, пускай она у тебя…

Шпонька. Ох, братец, как же ты без борзой останешься? Ох, свинья я, свинья…

Шило. Да ты не убивайся…

Шпонька начинает плакать.

Не надрывайся!

Шпонька (всхлипывает). Сирота я, нет ни отца, ни матери! Один только ты и был у меня, да и тебя я обидел!

Шило. Бог с тобой, будет!

Шпонька. И зачем только бог зайцев создал?

Шило. Не касайся бога! Бог все знает!

Целуются.

Явление пятнадцатое

Те же и Горпина.

Горпина (опасливо открывает дверь). Смотри! Целуются!

Шило. Ах, Горпина! Входи, не бойся теперь!

Шпонька. Кончилось уже, милочка, все кончилось…

Горпина. Слава тебе, господи! А я иду и сама не своя: такого страха нагнали, особенно с вором тем!

Шило. Ну-ка, признавайся, кума, какого это ты черта на печи прятала?

Шпонька. Да, да, курочка!

Горпина. Кого я прятала? Пропади он пропадом!..

Шило. Так мы тебе и поверили! Почему же он на печи лежал?

Шпонька. Да, да, в тепле, горлинка!

Горпина. Почему? (Сквозь слезы.) Что вы про меня выдумываете, господа? И вам не грех?

Шило. Да мы шутим! Ведь это был старик какой-то бородатый.

Горпина. Старик, говорите? Не Степан ли? Он племянником заезжал недавно.

Шило. Будет же он вас вспоминать: с головы до ног сметане, так и припустил; обморозится, пожалуй, пока добежит.

Горпина (смеется). Поделом вору и мука!

Шпонька. А кошечке такой крошечной? У-у-у! (Подмигивает.)

Горпина. Не забывайте и вы про сметану…

Шпонька. Хе-хе-хе! Пока до сметаны дойдет дело, давай выпьем на радостях.

Шило. Выпей с нами, Горпиночка! (Наливает.)

Шпонька. И мы возле такой куропаточки-перепелочки помолодеем! (Бодрится.)

Горпина (берет в руки чарку). Как я рада, что больше нет разлада! Ну, дай бог, чтобы минуло лихо, а меж вас все стало тихо. (Пригубливает.)

Шпонька (наклоняет к ней чарку). Ну же, чтоб дно сухое в чарке показалось.

Горпина (морщится). Крепкая! (Снова отпивает глоток.)

Шило (наклоняет чарку). На слезы оставляешь, что ли?

Горпина. Да я опьянею!.. (Пьет.) Уф, чтоб ей! Даже голова закружилась!

Шило. Спой нам теперь, знаешь, что-нибудь такое, чтоб хата ходуном пошла.

Горпина. Грех, в будний-то день!

Шпонька. Пускай, перепелочка, на радостях… (Наливает и пьет.) На радостях…

Горпина. С вами только греха наберешься!

Шило. Это ваша сестра нас в грех вводит!

Горпина. Вы все беды на женщин валите, а что бы вы без нас делали, а?

Шпонька. Ох, и не говори, курочка! Пропали бы! Пропали бы!

Шило (смеется). А может быть, и выдумали бы что-нибудь!

Шпонька. Не выдумали бы, не выдумали бы… Как говорится — премудрость!

Шило. Ну, будет! Спой, Горпина!

Шпонька. И правда, — спой!

Горпина (поет).

Если бы мне, господи,

Праздника дождаться.

Туда, сюда, вот куда, —

Праздника дождаться.

Шпонька и Шило.

Туда, сюда, вот куда, —

Праздника дождаться!

Горпина.

То поехала бы я

К родным погулять.

Туда, сюда, вот куда, —

К родным погулять.

Шпонька и Шило.

Туда, сюда, вот куда, —

К родным погулять.

Горпина.

У меня семья богата,

Есть, где выпить возле хаты!

Туда, сюда, вот куда, —

Есть, где выпить возле хаты!

Шпонька и Шило.

Туда, сюда, вот куда, —

Есть, где выпить возле хаты!

Горпина.

Чарку полную до дна,

Чарку полную до дна!

Туда, сюда, вот куда, —

Чарку полную до дна!

Шпонька и Шило.

Туда, сюда, вот куда, —

Чарку полную до дна!

Шило (вскакивает с места и начинает петь, пританцовывая).

Так наш чумак все кобенился:

Штаны пропил, гордо подбоченился.

Выпей, чумак-горемыка,

Все равно не вяжешь ты лыка!

Горпина.

Уж как люди конопельку сеют,

А у нас она в мешочках преет.

Выпей, чумак-горемыка,

Все равно не вяжешь ты лыка!

Танцует с Шило; Шпонька подпевает, поводя плечами, покачивая в такт головою.

Шило и Горпина.

Уж как люди конопельку мочат,

А у нас ее свиньи все топчут!

Выпей, чумак-горемыка,

Все равно не вяжешь ты лыка!

Шило. Эх, пан Иван, покажем ей, каковы мы, старики!

Начинает плясать гопака; Шпонька также пускается вприсядку, но придерживается за скамейку, чтобы не упасть. Занавес медленно опускается

1872, опубликована в 1881 г.

_______________________________________________________________________

Подготовка текста — Лукьян Поворотов