Бывало в Октябрьские дни Киев жил на улицах. Знамена, цветы, транспаранты еще больше украшали этот красивейший город нашей родины. Плясали юноши и девушки, гремели оркестры, из открытых окон неслась музыка.
Теперь 7 ноября освобожденный Киев был почти пуст. Жители его только еще возвращались в свои дома после многих месяцев изгнания, после того, как они скрывались от немцев в лесах или же ютились в хибарках и подвалах на окраинах города. Там, где вернулся в свою квартиру хотя бы один человек, на воротах висел красный флаг в знак освобождения, в знак двойного праздника — прихода Красной Армии и годовщины Октябрьской революция.
Институтская улица. Огромный пяти этажный дом еще пуст. Сквозь разбитые стекла видны пожелтевшие занавески, на окнах стоят цветы, но ни одного человека, ни одной живой души. Жизнь теплится в одном из небольших домиков напротив — это видно по флагу, сделанному из лоскутов красной материи. Сюда только что вернулись жители. Небольшая тачка с бедным скарбом стоит у дверей распахнутой квартиры. В другой квартире вставляют в разбитые окна фанеру, в третьей — суетятся две старушки.
— Боже мой, — говорит одна из них, по фамилии Волощук. — Такой праздник, такая радость, а у нас грязь и сор. Терпения у меня нет. Хочется, чтобы всё было поскорее вычищено. Старик-то мой только сегодня вернулся с Куреневки — выгнали его туда немцы. А уж сейчас пошел к себе на железную дорогу. Так и все. Работа — вот наш праздник.
Старушка Волощук, как сумела, сказала о самом главном, чем живет и дышит Киев. В городе еще нет воды, электричества, нет трамваев, пекарен, прачечных, топлива. Но люди хотят всё это иметь в ближайшие дни и будут иметь. Секретарь областного комитета КП(б)У тов. Сердюк сказал нам, что на днях будет пущен трамвай и начнет работать водопровод.
Пришел в обком инженер-энергетик Щербань. Немцы много потрудились, чтобы ничего не оставить на центральной электростанции, но и наши люди потрудились, чтобы спасти оборудование. Многое осталось на разных подстанциях, многое может быть в короткий срок восстановлено. Коллектив электростанции целиком сохранился и уже работает. А будет энергия — будет и вода из сорока семи скважин, которые целиком исправны.
Вот другой посетитель — директор механической прачечной Сенкевич. Он тоже сохранил оборудование, соду, мыло. Механическая прачечная может работать хоть сегодня. Следом за ним пришел какой-то пожилой человек и заявил, что у него в надежном месте спрятана от немцев тонна бензина. Другой рассказал о скрытой им муке. Этих людей изгоняли из города, им грозили расстрелом за появление на улице. Однако они сумели не только сами укрыться до прихода Красной Армии, но и сохранить ценнейшее оборудование, материалы, продукты.
Как им удавалось всё это делать, показывает сама жизнь. Когда после освобождения города представители местной власти явились на табачную фабрику, которая кстати, тоже спасена от разрушения, они увидели у ворот вооруженного рабочего.
— Кто вас поставил часовым? — спросили его.
— Яша.
Это было имя члена подпольной партийной организации, активно работавшей в Киеве. Невидимые нити подпольной организации шли в частные квартиры, на предприятия и транспорт. По приказу подпольного комитета рабочие речного транспорта затопили катера и ценное оборудование, чтобы ими не воспользовались немцы. По приказу комитета саботировались на заводах мероприятия оккупантов, пряталось оружие, велась подрывная работа на железной дороге. Когда немцы выселили жителей из большинства районов Киева, в подвалах и сараях всё же остались люди, которые внимательно следили за каждым шагом врага и пользовались каждой его оплошностью. Если устраивалась облава, эти люди укрывались в канализационных трубах, но продолжали вести войну, особую войну, которая была не менее страшна для врага, чем партизанская.
Вокруг коммунистов, из которых многие вступили в партию уже во время оккупации, об’единялось большое число киевлян, и существование подпольной организации ощущалось на каждом шагу. Немцы выселяли людей из города: Подпольный комитет выпустил листовку:
«Немцы отступают, — говорилось в ней, — но, отступая, взрывают здания, разрушают улицы, поджигают жилища, расстреливают, грабят квартиры. Немецкие палачи, охваченные смертельным ужасом, озверели. Они хотят выгнать всех жителей из Киева и отправить на каторгу в Германию». Эта листовка расклеивалась в парадных, разбрасывалась в людных местах, и киевляне знали, что надо скрываться от немцев, не даваться им в руки. Они так и делали. И неудивительно, что в первый же день после освобождения города коллективы нескольких наиболее важных предприятий оказались па своих местах и принялись за восстановление.
С каждой минутой всё оживленнее становится Киев. Идут люди из Василькова. Святошина, Беличей. Несколько часов назад никого не было в большом доме на Институтской, а вот уже сюда несут печурки, подушки, чемоданы. Неподалеку отделение почты. Оно открыто. Возле него остановилась женщина, нагруженная узлами. На ее лице невыразимое удивление. Минуту она стоит молча, потом входит.
— Неужели письма принимаются? — спрашивает она.
— Принимаются. Можете писать в любой пункт Советского Союза.
Во всем — и в больших, и в малых делах — заметно нетерпеливое стремление киевлян вернуть городу жизнь, которую пытался потребить враг. Железнодорожники восстанавливают разбитый путь. Связист ставит телефонный аппарат — значит кто-то уже смонтировал коммутатор. Сквозь разбитое стекло виден парикмахер, раскладывающий у зеркала свой нехитрый инструмент. Всё это здесь очень значительно и трудно, потому что у парикмахера нет воды, чтобы развести мыло, у слесаря подчас нет ключа, чтобы подвинтить гайку. Сначала всё надо раздобыть, и люди ищут, находят, трудятся.
Тяжелые раны нанесены городу. Но киевляне, сражающиеся на различных фронтах, должны знать, что их сограждане сумеют залечить эти раны, что для этого они не жалеют труда и сил и самый труд является для них праздником. Радостно видеть этот праздник оживающего Киева.
КИЕВ, 10 ноября. (По телеграфу).
