М. Н. Катков
правитьВ чем состоит национальная политика России
правитьЧто такое национальная политика, этот жизненный закон всякого благоустроенного государства? Политика ли это эгоизма, властолюбия и завоеваний? Преобладание ли это материальных интересов? Нет, национальная политика состоит только в том, чтобы правительство было правительством своей страны, чтоб оно было силой только своего народа: иерархия интересов остается в своей силе; напротив, только при условии истинно национальной политики возможно соблюдение всех интересов страны в их правильной постепенности. Свойство национальности определяет характер ее политики, и нет страны, интересы которой, правильно понятые, были бы так безопасны для сохранения мира, так мало соединялись бы с ущербом чьих-либо иных уважительных интересов, так мало требовали бы насилия и нарушения справедливости, как Россия. Ее естественное положение есть чисто оборонительное, и никогда по собственному побуждению, в чувстве своих действительных интересов не может она перейти в положение наступательное. Каждая из остальных великих держав Европы имеет какие-либо виды далее своих пределов или нуждается в каком-нибудь стеснении чужих интересов. Англия была постоянно заинтересована поддержанием порядка вещей на Востоке, противного всем интересам цивилизации, справедливости, человечества. Франция доселе ищет своих естественных границ, и династии, падая одна за другой на ее зыбкой почве и стараясь поддержать себя возбуждением народного тщеславия, развили в ней дух завоевания, который причиняет столько бурь в Европе. Недавно видели мы, к каким действиям насилия была увлечена Пруссия. Было ли что-нибудь подобное с Россией? В таком ли положении она находится? Требуется ли ее выгодами какое-либо расширение ее границ? Может ли она нуждаться в захватах или присвоении чужого? В ее национальных инстинктах нет и тени тщеславия, которого никто и не возбуждал в ней; она не имеет ни малейших выгод в поддержании где бы то ни было насильственного или фальшивого порядка вещей. Если она в былое время заботилась о поддержании такого гнилого политического существования, каким всегда была Австрия, то, как всем известно, она поступала таким образом не в пользу, а во вред себе, и следовала политике, которая менее всего может быть названа национальной. Так называемый Священный Союз, в который посажена была тогда Россия, держал ее в сфере совершенно чуждых ей интересов, разобщал ее правительство со страной и делал его орудием других правительств, которым оно приносило в жертву и вещественные, и нравственные силы своего народа. Ничего не может быть забавнее возгласов о завоевательности России, которые так часто слышатся и во Франции, и в Германии. Вот что по-русски называется: «С больной головы на здоровую!» Наконец, имеет ли Россия какую-нибудь надобность препятствовать или недоброхотствовать прогрессу, материальному или нравственному, какой бы то ни было страны, подобно тому, как постоянно оказывалось недоброхотство делу русского просвещения и гражданственности со стороны других национальностей, которые в этом отношении доходили до возмутительной безнравственности, начиная с тех давних еще допетровских времен, когда в Риге перехватывались и не пропускались и художники, и ремесленники, направлявшиеся с запада в Москву?
Только благодаря капитальной политике, которую усвоила себе Россия в последнее время, она становится разумном силой и приобретает нравственное значение; только благодаря этой политике она начинает привлекать к себе искренние сочувствия и уже собирает вокруг себя соплеменный ей, пробуждающийся к политической жизни славянский мир.
Чем более будут раскрываться ее национальные интересы и действительный потребности, чем более будет она становиться собой, чем яснее будет она и для себя, и для других, тем живее и глубже будут сочувствия, которых она становится теперь предметом, тем менее будет причин не доверять ей. Интересы России не только не могут угрожать самостоятельному существование соплеменных ей славянских народностей, но, напротив, ей было бы тем выгоднее, чем самостоятельнее была бы каждая из них в политическом отношении. А поляки?.. Но между Польшей и Русью издавна поставлен был вопрос на жизнь и смерть, и поставлен не русским. Судьбы истории так решили, что Польское и Русское государства не могли стоять рядом. Да и теперь не на своей ли стародавней, вплоть до Вислы и Сана идущей земле еще отбивается Русь от своих исконных врагов, — не от народа польского, а от его злого гения, польской шляхты, этих вечных изменников не только славянству, но и собственному Отечеству, покидавших на поле битвы королей своих и нещадно губивших свой добрый славянский народ?
Русский народ ничего не выиграл бы от того, если бы какими-нибудь судьбами вошли в его государство те славянские народности, которые изнывают теперь под османским владычеством, или мечутся в разлагающейся Австрии; напротив, Россия только ослабила бы свой государственный состав введением в него элементов, хотя близких и родственных ей, но еще в доисторическую пору выступивших из племенного единства; она утратила бы всякую меру и стала бы в тягость себе; наконец, она очутилась бы еще более одинокой в мире, чем была до сих пор. Несравненно выгоднее для нее находиться в кругу дружелюбных ей независимых политических существований, которые естественно тяготели бы к ней и находили бы в ее могуществе вернейшее обеспечение своей независимости. России нужно не расширение своей территории, которая и без того безмерно громадна, и даже не приращение своего населения, которое и без того растет с пугающей всех быстротой; ей нужно, напротив, взаимодействие, которое возможно только между силами, существующими самостоятельно и отдельно, но на одной почве. Племенная связь еще жива и сильна между славянскими народами, и они отзываются друг другу будто части одного народа; однако ж они явственно различаются между собой, и каждый знает себя как особую народность. Что же это значит? Не то ли, что каждый из них может и должен жить своим двором и иметь свое хозяйство в полной независимости друг от друга, но составляя нечто целое, нечто единое, как родственные семьи? Не то ли, что единство между ними не должно быть государственное, а являться выражением только их племенной связи, еще сохранившей всю свою жизненность? То, чего Россия могла бы желать и в собственном своем интересе, и в интересе родственных ей славянских национальностей, и в общем интересе цивилизации, ограничивается только общением умственным, которое главным органом своим имеет язык. Если бы между славянскими народностями начало мало-помалу установляться непосредственное разумение друг друга, один понятный для всех язык, или если бы славянские наречия могли возвратиться на столь близкое друг к другу расстояние, в каком находились между собой диалекты древних эллинов, при всей политической разрозненности своей никогда не перестававших живо чувствовать свое племенное единство, то совершилось бы дело великое и плодотворное в истории всемирной цивилизации…
Впервые опубликовано: «Московские ведомости». 1867. № 105. 14 мая.