В тюрьме Санта-Кроче (Азов)

В тюрьме Санта-Кроче
автор Владимир Александрович Азов

Опубл.: 1911. Источник: az.lib.ru

Владимир Азов.
В тюрьме Санта-Кроче

I.

Тюрьма Санта-Кроче была переполнена приговоренными к смертной казни и ожидавшими судебного приговора. Сначала президент Фернандец наполнил ее приверженцами бывшего президента Родригеца, а затем попали в нее и приверженцы Фернандеца, так как дон Франциско совершил удачное пронунциаменто и сам сел на кресло диктатора. Тюрьма Санта-Кроче была переполнена, но казни совершались медленно. Мешали частые праздники и английский крейсер «White Star», который стоял на рейде и виден был решительно изо всех пунктов амфитеатром расположенного города.

Игнацио Пардо был приговорен к смерти в понедельник. Во вторник приговор был уже конфирмован доном Франциско, но в среду случилась память высокочтимого святого Антония Падуанского, и казнь пришлось бы совершить в четверг. Но, как на грех, на четверг уже ранее назначена была другая казнь, а больше одной казни в день дон Франциско не допускал, дабы не иметь неприятных разговоров с английским резидентом. Таким образом, казнь Игнацио Пардо была перенесена, в виду того, что в пятницу был тоже праздник, на субботу, но в субботу в канцелярии президента так долго копались с документами, что прислали их в тюрьму перед самой Ave Maria. Пришлось бы совершить казнь после Ave Maria, что противоречило обычаям католической страны не менее, чем казнь, совершенная в праздник. Таким образом, казнь Игнацио Пардо была окончательно перенесена на понедельник.

Игнацио Пардо, как один из самых ярых приверженцев бывшего президента Родригеца, содержался, несмотря на тесноту, господствовавшую в тюрьме, в отдельной камере, в башне, окна которой выходили на залив и подслеповато вглядывались в английский крейсер. Никакого сообщения с внешним миром Игнацио Пардо иметь не мог, если не считать за представителей внешнего мира чаек, прилетавших к окнам его тюрьмы и склевывавших с каменных подоконников крошки хлеба, которые оставлял для них Игнацио. Кривой на один глаз сторож Антонио был единственным человеком, через которого Игнацио сообщался с человечеством.

В понедельник, в 6 часов утра, Антонио, по обычаю тюремщиков гремя ключами, отворил дверь в камеру Игнацио Пардо, чтобы объявить преступнику об ожидающей его казни. Игнацио лежал навзничь на своей жесткой койке и спал так крепко, как будто койка эта стояла не в тюремной башне, выходящей окнами на море, а в гациенде его отца.

— Kaбaллepo, — сказал Антонио, погремев еще ключами. — Время вставать.

Игнацио не шевельнулся.

— Игнацио Пардо, — повторил Антонио. — Время вставать. Вас хочет видеть священник.

Игнацио лежал, не подавая никаких признаков жизни.

Тогда Антонио бросил на пол ключи и, подбежав к Игнацио, наклонился к нему и схватил его обеими руками за плечи. На Антонио смотрели остановившиеся, остекленевшие глаза мертвеца.

— Святая Мадонна! — воскликнул Антонио. — Он мертв!

И выбежал из камеры, забыв на полу свои ключи.

Через несколько минут в камере Игнацио Пардо, выходящей окнами на голубой залив, собрались начальник тюрьмы, врач, священник, начальник стражи и еще несколько чиновников. Вернулся и Антонио. В Санта-Кроче никогда еще не было такого случая, чтобы человек самостоятельно умер в день, назначенный для его казни, и старый кривой Антонио был так смущен и подавлен, что на него жалко было смотреть.

— Я вошел, — бормотал он, неизвестно к кому обращаясь, — и говорю: «Кабаллеро!» А он не отвечает ни слова. Тогда я опять: «Кабаллеро!» А он молчит, словно воды в рот набрал. Тогда я стал его трясти. А он лежит мертвый и уже холодный.

Такого случая, чтобы человек, приговоренный к казни, умер сам по себе в день, назначенный для казни, в Санта-Кроче еще не бывало, и начальник тюрьмы был смущен и встревожен не менее старого Антонио. Он старался представить себе, в воображении своем, как он войдет к президенту и доложить ему о случившемся. И он видел воочию полное, красное, поросшее рыжеватой щетиной лицо дона Франциско и слышал его трубный, с хриплыми, словно шероховатыми нотками, голос:

— Вы не начальник тюрьмы, а глупая старая скотина! У порядочного начальника тюрьмы приговоренные к смерти не умирают за час до казни! Уберите отсюда этого старого мула.

Видение начальника тюрьмы было разрушено голосом врача, который сказал:

— По-видимому, он отравился кураре. Но где, спрашивается, мог он достать в тюрьме кураре? Надо будет произвести вскрытие.

II.

Вскрытие тела Игнацио Пардо подтвердило предположение врача. Игнацио отравился кураре, этим страшным ядом, одной крупинки которого вполне достаточно, чтобы отправить на тот свет слона. Составив мотивированный протокол вскрытия, врач счел свои обязанности исчерпанными и удалился, уступив место следственному судье, прибывшему вместе с начальником полиции и личным адъютантом президента. В общем инцидент сошел с рук для начальника тюрьмы и даже для старого Антонио благополучно. Правда, президент-таки назвал начальника тюрьмы старым мулом, но от должности его не отставил и только приказал ему произвести в тюрьме строжайший обыск. Трое суток длился этот обыск. Одного за другим приводили арестантов в большую пустую комнату и обыскивали в присутствии целой комиссии. Тем временем другая комиссия, под предводительством старого Антонио, обыскала в тюрьме все мышиные норки, все щели и все укромные уголки. Нашли несколько колод засаленных карт, пилку для перепиливания решеток, засунутую в стенную щель, и два самодельных инструмента из жести, в роде ножей. Из-за этого обыска пришлось прервать до пятницы казни, в пятницу случился небольшой праздник, и следующая казнь назначена была на субботу.

Казни должен был подвергнуться молодой красивый Хозе Парейра, бывший в свое время правою рукою президента Фернандеца.

В 6 часов утра, в субботу, старый Антонио, гремя ключами, отпер камеру Парейры, вошел и тотчас же, крестясь и поминая поочередно святую Мадонну и покровителя своего, св. Антония Падуанского, выскочил обратно.

Дон-Хозе лежал на своей кровати мертвым.

III.

Президент был красен, как рак. Полные щеки его, поросшие рыжеватой щетиной, тряслись. Голос его прерывался и временами вместо слов из горла его вытекали клокотанье и нечленораздельный хрип:

— Я вас самих расстреляю! — кричал он, — если вы не обнаружите и не уничтожите этот склад кураре, который завелся у вас в тюрьме! На что это похоже? Где это видано? Отправление правосудия сделалось невозможным! Приговоры суда остаются неисполненными! Народ начинает смеяться над судом! Вы знаете, старый мул, что вчера президента верховного суда, когда он проезжал вечером через эспланаду, освистали? Мне доносят, что моя популярность тает, как воск! Меня самого, может быть, сегодня освищут?! Еще раз обыщите тюрьму, старая ленивая скотина! Ночуйте сами в одной камере, в одной постели, — черт побери! — с приговоренными! Ведь этак не удастся привести в исполнение ни одной казни! У них там, может быть, целый фунт кураре спрятан! Вы читали, старое животное, что пишет газета либералов? Она пишет, что правительство нарочно отравляет заключенных, опасаясь, чтобы обилие казней не вызвало вмешательства Англии! Это я-то нарочно отравляю заключенных!… Сравнивают нашу тюрьму с тюрьмами испанской инквизиции! Нашу образцовую тюрьму, лучшую на всем континенте Южной Америки! Возьмите полк, возьмите два полка, если нужно, приставьте к каждому заключенному по отдельному стражнику, по два стражника, но чтобы ничего подобного больше не повторялось… Идите, старый мул, и помните, что если самовольно избегнет казни хоть один еще приговоренный, вы отправитесь на тот свет вслед за ним!

IV.

— Вы напрасно так волнуетесь, дон Франциско, — сказал президенту его первый министр, дон Педро. — Вам вредно волноваться. Ведь, в конце-концов, что случилось? Они отравились. Разве не хуже было-бы, еслиб они бежали? А ведь это тоже случается в тюрьмах. Надо смотреть на вещи практически. Нет ничего худого в том, что они отравились. Разве нам важно было, чтобы они были расстреляны? Нам нужно было только одно: чтобы они отправились на тот свет и не мешали нам устроиться наилучшим образом на этом. Не все ли равно, какой способ передвижения был применен? Во Франции гильотинируют, в России вешают, в Германии отрубают голову топором, в Китае — мечем, в Турции удавливают. Почему вы питаете такое пристрастие к расстрелу? У отравившихся так же мало шансов вернуться, как и у расстрелянных.

— Ваша практичность, любезнейший дон Педро, граничит с недалекостью, — возразил президент. — Вы упускаете из виду самое главное: что не мы предали их казни, а они сами себя предали казни, что совершенно недопустимо в государстве, претендующем на место в семье цивилизованных народов. Ни один государственный человек не может помириться с таким положением в стране тюремного дела, при котором приговоренные на смерть ускользают из рук вершителей правосудия посредством самоубийства. Казнь должна быть совершена агентами правительства, а это не казнь, когда человек сам, по доброй воле, в момент им самим выбранный, принимает яд. Вот вам аналогия: я вас приговорил к изгнанию. Полиция должна посадить вас на пароход и отправить. Но вы, не дождавшись приведения моего приговора в исполнение, покупаете себе сами билет и уезжаете на каком сами пожелали пароходе. Надеюсь, это не одно и то же?

— Дон-Педро упускает еще из виду, — вставил духовник президента, иезуит Лас-Казас, — что отношение, которое встречают к себе там казненные рукою палача и отношение, которое встречают к себе там самоубийцы, совершенно различны. В то время, как души казненного может коснуться благодать и перед ней могут открыться врата рая, перед душой самоубийцы они могут только наглухо захлопнуться. Церковь не предстательствует перед небом за совершивших тягчайший грех самоубийства, в то время, как законно и с соблюдением всех правил, казнимых церковь, в лице ее представителя, сопровождаете до самой двери в вечность.

— Конечно! — воскликнул президент. — Я убежден что правительство оттолкнет от себя всех верных сыновей католической церкви, если ему не удастся положить предел этому возмутительному явлению.

V.

Кривой Антонио был уволен. На место ключника начальник тюрьмы пригласил молодого и энергичного креола, знакомого с порядками лучших североамериканских тюрем. Стражу увеличили вчетверо и довели ее до такого количества, что на каждую камеру приходилось по 2 стражника. Гасить в камерах огонь было строжайше воспрещено. Стражникам было предписано через каждые пять минут заглядывать в камеры приговоренных через увеличенные дверные окна. Приняв все эти меры, начальник тюрьмы все же не мог успокоиться и решил денно и нощно находиться в коридорах тюрьмы. Он велел поставить себе солдатскую походную койку в углу коридора, как раз против двери в камеру Карлоса Зурбейрана, казнь которого должна была состояться в среду, и лежал, не смыкая глаз, чутко прислушиваясь к малейшему шороху, доносившемуся из камеры приговоренного. Как только в камере становилось чересчур тихо или, наоборот, как только Зурбейран поднимал в своей камере возню, начальник тюрьмы соскакивал со своего жесткого ложа и бежал к дверному оконцу, отталкивая стремившегося туда же стражника.

В ночь на среду Зурбейран поздно улегся и долго ворочался. Потом он перестал ворочаться и как будто крепко заснул. В шестом часу утра явился новый ключник, креол, и, гремя ключами так же, как гремел ими кривой Антонио, отпер дверь камеры.

Начальник тюрьмы вошел и убедился, что Карлос Зурбейран спить на своей кровати вечным сном.

VI.

Либеральная, консервативная и клерикальная газеты метали громы. Первая против института смертной казни вторая и третья — против порядков тюрьмы Сайта Кроче. В статье под заголовком «Клуб самоубийц» консервативная газета издевалась над президентом доном Франциско, поставившим в смешное и глупое положение юстицию республики. Либеральная газета уверяла, что никаких самоубийств в тюрьме не происходит, а просто на просто дон Франциско расправляется в тюрьме со своими врагами турецким способом. Клерикальный орган требовал отставки президента, действия которого могут навлечь на страну неприятности со стороны безбожных протестантских держав. Под шумок дон Перец, родной племянник бывшего президента Родригеца, формировал себе партию приверженцев и подготовлял почву для нового пронунциаменто. Находясь за пределами республики и заручившись протекшей английского резидента, дон Перец был неуязвим. Тысячи летучих листков, распространяемых им по всей стране, именовали дона Франциско не иначе, как Франциско-отравителем. Почва под доном Франциско колебалась, — и все из-за этих несчастных, из-за этих бессовестных самоубийц. Духовник президента, иезуит Лас-Казас, был настроен очень мрачно.

— Законы, — говорил почтенный патер, — как божеские, так и человеческие, признают смертную казнь, и только нераскаянные грешники из либералов, обреченные на муку вечную, позволяют себе восставать против самого института смертной казни. Но такое положение, при котором приговоренные лишают себя жизни сами, противоречит как духу законов, так и учению церкви.

И Лас-Казас боялся, что Рим, узнав о делах, совершающихся в Санта-Кроче, отвернется от президента дона Франциско.

Один только Педро, которого президент приблизил к себе не за ум и не за познания, а за верность, не понимал, с чего это взбеленились газеты, с какой стати хмурится английский резидент, чего опасается иезуит и отчего это вдруг возымела такой успех пропаганда дон Переца.

— Не постигаю, — говорил дон Педро, — и не могу постигнуть. Я еще понимаю либералов: они вообще против смертной казни. Но остальные то чего хотят? Зурбейран был приговорен к смерти. Он умер и погребен. Так не все ли равно, как именно он умер: от пули или от яда, от руки палача или от своей собственной? С финансовой точки зрения, принимая во внимание расходы, сопряженные с казнью, плательщики податей должны были бы радоваться. Казнь Зурбейрана стоила бы плательщикам податей 40,000 мильрейсов, а его самоубийство не стоило им ничего.

VII.

В пятницу один из арестантов, негр Джо, вызвал к себе начальника тюрьмы и сказал ему:

— Если президент дарует мне помилование, я укажу, где хранится в тюрьме запас кураре, достаточный для переселения на тот свет 4,000 человек.

Начальник тюрьмы поспешил к президенту. Президент, конечно, согласился на условия, поставленные негром, и через час в руках президента очутилась стеклянная баночка с кураре. Каким образом негру удалось пронести с собою в тюрьму баночку с ядом и каким образом удалось ему скрыть ее при обыске, осталось тайною негра. Из всех высказанных по этому поводу предположений, наиболее вероятной явилась гипотеза, предложенная тюремным врачом и основанная на глубоком познании особенностей негритянского организма. По мнению доктора, негр, привязав к баночке волосок, проглотил ее и таким образом пронес ее с собою в тюрьму. Очутившись в укромном месте, он извлек ее, ухватившись за волосок, обернутый вокруг зуба, из желудка. При обысках он точно таким же образом глотал свое сокровище и извлекал его из желудка обратно по миновании опасности.

Как бы то ни было, негр Джо получил помилование и 100 рейсов награды.

VIII.

Казнь Энрикеца назначена была на вторник. Всю ночь с понедельника на вторник начальник тюрьмы провел на ногах, почти не отрываясь от дверного оконца. Он опасался, как бы у Энрикеца не оказалось где-нибудь шепотки кураре. Но Энрикец спал и всю ночь начальник тюрьмы слышал его спокойное дыхание.

В 6 часов пришел ключник, гремя ключами, отпер камеру Энрикеца и вместе с начальником вошел.

— Кабаллеро, — сказал креол, — время вставать.

— Уже? — спросил Энрикец. — Сегодня?

— Время вставать, — повторил креол. — Вас желает видеть священник.

Начальник тюрьмы, сияющий, радостный, как путник, достигший, наконец, обетованной земли, воскликнул:

— Может быть, кабаллеро хочет вина? У меня есть чудное вино! Жидкое золото, а не вино!

— Благодарю вас, — сухо ответил Энрикец. — Я предпочитаю предстать перед престолом Божиим трезвым.

Начальник тюрьмы, не обращая внимания на сухость этого ответа, чуть не обнял Энрикеца ди Кастро, который через какой-нибудь час должен был заплатить смертью за свою приверженность к бывшему президенту Родригеду и ненависть к диктатору дону Франциско.

IX.

Дон Франциско был тоже в восторге.

— Вы совершенно уверены, — в пятый раз спросил он начальника тюрьмы, — что ди Кастро не успел принять яда?

— Ручаюсь вам головою! — в пятый же раз ответил начальник тюрьмы. — Я сам разбудил его. Этот Энрикец выглядит молодцом.

— Может быть, он принял маленькую дозу? — допытывался президент. — Может быть, яд еще подействует и он умрет прежде, чем его успеют расстрелять… может быть, он умрет на самом месте казни… уже под ружьями… о, это было бы ужасно!..

— Будьте вполне спокойны, — возразил начальник тюрьмы. — Я отвечаю вам за Энрикеца. Это такой молодец! он свеж и румян, как яблочко. Он проживет до ста лет, — не только что до казни.

— Так казните же его поскорее! — воскликнул президент. — Ради всего святого, поскорее. Я не успокоюсь, пока мне не принесут известия, что казнь совершилась, и что Энрикец дожил до своей казни.

X.

Негр Джо вышел на свободу и открыл в гавани таверну под вывеской «The White Star», в честь английского крейсера, продолжавшего красоваться на рейде.

Энрикец дожил до своей казни, и известие, что президенту дону Франциско удалось восстановить в стране правильное отправление правосудия и регулярное исполнение судебных приговоров, успокоило биржу и печать, и сильно уронило шансы претендента дон Переца. На официальном приеме влиятельный иностранный резидент беседовал с дон Франциско больше, чем любезно.

В тюрьме Санта-Кроче наступили мир и тишина. С разрешения президента начальник тюрьмы принял опять на службу старого кривого Антонио. Казни продолжались регулярно и даже, с разрешения иезуита Лас-Казас, снесшегося по этому поводу с Римом, производились иногда по праздникам, впрочем, не особенно большим.

---

Отдел «Этюды в лихорадке»

Влад. Азов. Цветные стекла. Сатирические рассказы. Библиотека «Сатирикона». СПб.: Издание М. Г. Корнфельда. Типография журнала «Сатирикон» М. Г. Корнфельда, 1911