В ТРОПИЧЕСКОЙ ГОЛЛАНДИИ править
V. править
Бейтензорг, расположенный к югу от Батавии на высоте 850 фут. над уровнем моря и на расстоянии в 1 1/4 час. езды по железной дороге от столицы Нидерландской Индии, есть голландский Sans-Souci; это обычная резиденция генерал — губернатора который в Батавии бывает раз в месяц, дня на два всего, круглый же год живет в Бейтензорге или проводит еще месяца два в горной своей Sommerfrische Тьипанас где еще более прохладно.
Одноэтажный низенький дворец, с фронтонами, колоннадами и беломраморными лестницами, довольно обширен, но невзрачен и внешностью похвалиться не может.
За то он расположен среди чудесного и недаром на весь мир прославленного ботанического сада с густыми аллеями бутылочной пальмы (Oreodoxia) и столетних гигантов «Канари» увитых сверху до низу орхидеями и паразитными растениями.
Достопримечательность генерал-губернаторского парка составляют еще сотни оленей и серн, желтых с пятнами как у пантер, которые свободно гуляют по лужайке сзади дворца и щиплют траву под темными непроницаемыми для солнечного света сводами исполинских ficus indica с их своеобразно ниспадающими вниз воздушными корнями.
Есть прелестные уголки в этом роскошном ботаническом саду. Какие экземпляры раскидистых декоративных пальм, какие уродливые, причудливые при лунном освещении панданусы, какие орхидеи и паразитные растения! Это чистое раздолье для ботаника которому есть на что полюбоваться и чему научиться. Ботаники всех стран мира действительно и посещают усердно Бейтензоргский ботанический сад и делают здесь наблюдения пользуясь широко предоставленными в их распоряжение лабораториями, библиотекою, гербариями и прочими научными и техническими приспособлениями под руководством гостеприимного и ученого директора сада профессора д-ра М. Трейба.
Гулять в этом сказочном уголке тропического мира было бы истинным наслаждением даже для профана, не умеющего отличить кокосовую пальму от Eucalyptus или от соснообразной араукарии. Здесь свежо даже в полдень, ибо тень повсюду имеется в изобилии.
«Двор» держит себя в стороне на недосягаемой высоте. Общество состоит из чиновников секретариата или канцелярии генерал-губернатора, «царедворцев» и иных сановников помешанных на табели о рангах, чопорных, важных и исполненных претензий. Скука поэтому в Бейтензорге убийственная. С этим обстоятельством можно бы еще кое-как примириться еслибы были иного рода компенсации, например в климатическом отношении, что все-таки важно в тропиках, особенно таких гнилых как индо-нидерландские.
Но и этого нет: как я писал в прошлом письме, не дожди, а ливни ежедневно падают здесь в изобилии, хляби небесные вечно разверсты, небо серое, мутное как осенью в Петербурге, все на земле и на горизонте пресыщено водяными парами сквозь которые лениво просвечивает солнце. Месяц по всему вероятию существует и здесь, но его что-то не видно из-за туч вечно плывущих и застилающих небо. Звезд на этом небе нет, по крайней мере их не видно, а пресловутого созвездия Южного Креста мне в Бейтензорге так и не удалось ни раза созерцать. Но я об этом сожалею мало: Южный Крест который я видел в других местах такой же миф как и все остальные сложившиеся в Европе представления об экваториальной природе и о сказочных чарах тропической ночи.
По мне наша родная Большая Медведица с ее сочетанием звезд образующих стройное целое много красивее и эффектнее Южного Креста-невидимки.
Она эффектнее уже потому что ярко выделяется на ярком же фоне звездного неба которое днем интенсивно синее. А здесь, разве заслуживает почетного наименования неба эта туманная высь и даль, будто полинявшая, на подобие бледной акварели?
При таких-то условиях, имея под боком людей которые к нам, иностранцам, относились как к лицам совершившим в Европе предосудительные действия и спасшимся в отдаленную Индию дабы избежать справедливой кары законов, мы просуществовали целых 15 месяцев!
Но с тех пор как мы покинули Бейтензорг и поселились в Батавии общее состояние нашего здоровья настолько улучшилось и продолжает быть удовлетворительным что изо всех Голландцев нас посещающих доктор, слава Богу, является наиболее редким гостем.
Батавия во всяком случае в отношении климата и гигиены лучше всех остальных приморских городов на Яве. Так, например, в Сурабайе, втором по величине и первом по коммерческому значению городе острова, тиф, холера, лихорадки и оспа господствуют эпидемически круглый год, при температуре в среднем на 3R превосходящей температуру Батавии. В Сурабайе вовсе не имеется сколько-нибудь годной для питья воды: она ежедневно доставляется в город издалека по железной дороге и сосуд воды продаваемой в бывших жестянках из-под керосина обходится в 10 центов. То же самое в Самаранге, Тегале и других городах у моря. Но всего хуже город Тьилатьяп, на южном берегу Явы. Это гнездо самой злокачественной лихорадки и иных эпидемий которыми Тьилатьяп не даром и славится. Город до того нездоров что Голландцы уже давно вынуждены были вывести оттуда гарнизон, в виду чрезвычайно высокой цифры смертности среди солдат и офицеров. Еще недавно я прочел в одной из батавских газет что в Тьилатьяпе и в тамошнем резидентстве переболело в короткое время лихорадками и иными болезнями свыше 250,000 чел., т. е. 68 % всего населения! Лихорадка в Тьилатьяпе отличается еще своеобразною особенностью: свежий человек, даже Европеец, свободно может рискнуть даже жить в городе, очень часто малария его не берет вовсе или треплет лишь весьма снисходительным образом. За то лишь только он покидает это место, болотная лихорадка, упорная и часто смертельная, вступает во все свои права.
В Батавии ничего подобного не существует. Благодаря разумным усилиям колониального управления как внешняя физиономия, так равно и гигиенические условия города за какие-нибудь тридцать лет значительно изменились к лучшему. Голландцы прежде всего позаботились всюду провести хорошую воду. С этою целию вырыты были артезианские колодцы которые доставляют в обильном количестве пригодную для питья воду.
Вода выходит из колодцев еще теплою и ее нужно сперва остудить, после чего ее можно пить без кипячения и не фильтруя предварительно, безо всякого опасения для здоровья. Благодаря хорошей воде, проведению широких каналов, дренажу и прочим санитарным мерам, стоячая вода болотистой подпочвы уносится в море и не застаивается как бывало прежде. Вследствие сего почти совершенно прекратились свирепствовавшие в дореформенное время эпидемии тифа. Холеры, как в Сурабайе, здесь не бывает. Если и заглядывает сюда эта страшная азиятская гостья, посещения ее бывают кратковременны и сама болезнь довольно безобидна: мрут от нее туземцы и Китайцы, Европейцев же холера почти не трогает. Желтая лихорадка неизвестна вовсе. Чумы, в настоящее время опустошающей британскую Индию, на Яве и вообще в индо-нидерландском архипелаге никогда не было. Занесения чумы сюда не опасаются отчасти потому что прямых сношений с Индией почти не существует, больше же потому что чума повидимому в экваториальной полосе с сырым климатом не проявляется и во всяком случае не находит условий благоприятных для своего распространения.
Таким образом, im grossen Ganzen, нельзя сказать чтобы Батавия была абсолютно нездорова.
Необходимо конечно иметь в виду что здесь экватор, а потому и самую жизнь свою надо распределить и устроить иначе чем, например, где-либо в Германии или Дании. Между прочим, питаться в тропиках следует основательно дабы возместить утрату сил вызываемую обильною испариной. Голландцы и метисы вводят в пищу массу пряностей, перца и пр., с целию возбудить аппетит. Однако можно прекрасно обходиться без этих пособий претящих непривычному нёбу и желудку и все-таки иметь аппетит волчий. Странное дело: казалось бы что при этой жаре и при более чем в Европе неподвижном образе жизни никакого аппетита здесь быть не может. На деле же оказывается что желудок вечно готов к восприятию пищи и притом ждешь не дождешься удара в гонг который в каждом доме возвещает приближение завтрака и обеда.
Батавия — это паровая русская баня, хотя абсолютная высота средней температуры в Батавии не превышает 22-23R Р. Ночью она иной раз падает даже до 21 и 20R и тогда приходится прикрываться легким шелковым или фланелевым одеялом, ибо тело до того привыкает к постоянной жаре что уже при 20R Р. вам кажется свежо.
Изнурительна здесь собственно не самая жара, — 22-23R по Р. вынести можно, — а постоянство, круглый год и каждый день, все той же банной и сырой тепличной температуры. Но пар костей, как известно, не ломит. Я именно говорю: пар, а не жара, так как здесь все пропитано и насыщено водяными парами и сырою тяжелою духотой.
Не смотря на это я не усумнился ни на минуту совершать путешествия внутрь острова и я должен признать что все мои странствования совершились вполне удачно. Я убежден что движение это — жизнь, даже в тропиках, и что умеренные передвижения много полезнее того неподвижного сидения в «ленивом кресле» на которое почти без исключения обрекают себя Голландцы и здешние Европейцы. Доктора в Батавии неизменно советуют своим пациентам: «prenez du repos, ne vous fatiguez pas trop». Но доктора — Голландцы, а Голландцы по темпераменту своему грузны и неподвижны, они никогда лишнего шага не сделают; живучесть и подвижность европейской, не голландской натуры они считают болезненною нервностью и непроизводительною тратой времени и энергии. Они живут методично, с педантизмом соблюдают все правила и узаконения рациональной в тропиках гигиены, их никак нельзя упрекнуть в том что они изнуряют и утомляют себя, а между тем эти примерные пациенты постоянно хворают и глотают хинные пилюли от маларии. Совершенно обратно, многочисленные туристы ежегодно посещающие из Европы эти отдаленные места, в Батавии где смотреть нечего не засиживаются, а храбро отправляются внутрь острова, делают при всякой погоде безразлично leur tour de Java, совершают в какие-нибудь 15-20 дней такие чудеса и фокусы относительно передвижения, каковых Голландцам не совершить и в 15-20 лет. Никогда еще не случалось чтобы даже какой-нибудь легкомысленный парижанин — boulevardier, совершавший обязательную экскурсию на Яву только потому что это ныне шикарно и в моде, чтобы такой вечно спешащий globe-trotter заболел от солнечного удара или лихорадки во время своих экзотических поездок к которым ничто его предварительно не подготовило.
В течение особенно жарких в Батавии месяцев, в апреле и мае и затем с сентября по ноябрь, при перемене муссона, мы кроме того отправляемся когда можно в горы. Здесь, в Сукабуми, Бандонге, Гаруте, на высоте 2,000-3,000 фут. над уровнем моря, свежо и прохладно, воздух горный и живительный. Всюду есть гостиницы, а в некоторых местах, как в Сукабуми, Синданглае и Гаруте даже устроены санаториумы где за известную, сравнительно невысокую, плату вы пользуетесь помещением, столом и даровыми услугами приставленного к заведению казенного доктора.
При таких условиях комфорта и климата можно с удовольствием провести в горах 2-3 недели и отдохнуть от батавской бани. Кормят, правда, всюду отвратительно, рис и бифштексы из буйволового мяса составляют основу питания. Но дамы в особенности блаженствуют и легко примиряются даже с жарким из буйвола, благо в отеле они на время освобождены от всепоглощающих и утомительных занятий по хозяйству.
Однако даже на высоте 2,500 фут вы нисколько не застрахованы от малярии, так как источники ее, болото и рисовые поля, находятся одинаково в низинах, у береговой полосы, и на возвышенных местах среди гор. Но тогда вы свою сукабумскую или гарутскую малярию преспокойно везете с собою обратно в Батавию где она и пропадает благополучно. А между тем вы все-таки в горах набрались свежих сил, укрепили свое здоровье и можете, возвратясь в Батавию, с новою энергией начать ежедневную борьбу за существование.
Вообще немыслимо и невозможно вполне освоиться и ассимилироваться с этим несозданным для белых людей климатом, хотя бы вам на Яве пришлось прожить 15 лет, — от чего Боже упаси! Голландцы живущие здесь по 20 и более лет, даже метисы родившиеся на Яве, все поголовно, хотя и реже других, свежих людей, испытывают от времени до времени приступы малярии. «Демамом» (лихорадкою) страдают также и туземцы, и не только люди, но даже домашние животные: я сам видел лошадей, кур, обезьян которые дрожали от озноба и затем метались от жара как угорелые. Нередко наши туземные служители подвергались, после предварительного недомогания, внезапному острому припадку «демама», причем на первых порах, с непривычки, жутко и страшно было смотреть как они вдруг падали на землю и бились на ней потеряв сознание.
Но такие случаи не опасны. «Демам» проходит так же внезапно как и наступает. Но приступы малярии повторяются, ибо все здесь как будто нарочно подготовлено и устроено к тому чтобы дать ей возможность укорениться.
Малярия обычное явление в Батавии. Она неизбежна как судьба. К счастию, здесь она проявляется почти исключительно в легких формах.
В такой форме ей здесь не придают особого значения. Это еще только угнетенное состояние, а не болезнь. Но если вам надоела ваша малярия, вы можете от нее избавиться немедленно и на некоторое время: стоит лишь съездить на два дня в соседний Бейтензорг. Или еще, если вы почему-либо убедились что занимаемый вами дом нездоров, вы можете выехать и поселиться в более подходящем помещении в другом квартале. Это тоже помогает. Иной раз стоит переехать через улицу или поместиться на противоположной ее стороне чтобы сразу в новом доме почувствовать себя лучше. В виду этого контрактов с домохозяевами никто никогда не заключает. Квартиру или домик свой вы нанимаете помесячно и если по той или иной причине вы нездоровы или недовольны, достаточно заявить хозяину за месяц вперед что вы переезжаете.
Эта система при здешних условиях вместе и разумна, и удобна, так как вы никаким более или менее долговременным обязательством себя не связываете. Чрезвычайно удобна и приятна также возможность занимать дом-особняк, в котором вы можете совершенно изолировать себя от постороннего глаза. Здесь вы среди города живете как на даче и всю свою жизнь проводите на открытом воздухе.
Все дома построены на один лад и в двухэтажных домах в нижнем этаже то же число и распределение комнат как и на верху. При каждом доме обыкновенно имеются еще отдельные низенькие и всегда душные павильоны со спальнями для посетителей и с самою элементарною меблировкой.
Перебравшись из гостиницы в свое помещение и справив новоселье, вы должны озаботиться прежде всего тем чтоб обзавестись экипажем и лошадьми. Экипаж при здешнем климате и огромных расстояниях составляет не роскошь, а необходимость, и обойтись без «милорда», «делемана» или «спентвагена» просто немыслимо, да к тому же и неприлично для Европейца. Здесь самый последний голландский прикащик или метис непременно имеет хоть какой-нибудь, но свой собственный «делеман» (глубокая таратайка с сидениями для четырех по бокам как в омнибусе, двухколесная и в одну лошадь). Китайские же купцы и желтолицые особы побогаче и познатнее даже щеголяют своими американскими или лондонскими экипажами и упряжью.
Если вы спортсмен, или если средства ваши дозволяют вам такую роскошь, вы можете купить здесь у первого экипажного мастера Oudard коляску, купе или ландо, все отдельные части которых выписаны из Америки или из Европы и скомпанованы вместе здесь китайскими мастерами. Такие экипажи по своему щегольскому внешнему виду, легкости и изяществу отделки, смело могут парадировать в парижском Bois или лондонском Гайд-Парке.
Но понятно что такая забава обходится неимоверно дорого: обыкновеннейший и наиболее распространенный здесь тип «милорд» (двухместная коляска с передним выдвижным сиденьем, полузакрытая) стоит у Oudard’a не меньше 1,200-1,300 гульденов. Не всякому подобные цены доступны, тем более что к шикарным ударовским экипажам требуются также подходящая шикарная упряжь и австралийские рослые лошади, так как местные пони и полупони кажутся в такой запряжке мизерными и хилыми.
За пару австралийских лошадей не первого сорта надо заплатить по меньшей мере 1,200-1,300 гульденов, а с европейскою сбруей и хомутами и все 1,500 гульденов. Но как бы ни были первостатейны и дороги австралийские лошади, мне лично они не нравятся. Они какие-то не в меру удлинненные и неуклюжия. Притом же эти лошади из южной, более прохладной Австралии, плохо выносят жаркий климат Батавии; здесь они вечно какие-то точно дохлые, будто сенбернардские собаки которые под своею теплою шубой задыхаются высунув язык где-нибудь в необычном для них климате Неаполя или Севильи. Туземные лошадки напротив прелестны и красивы. Это живые, грациозные создания с тонкими ногами, с огоньком в глазах и с подвижными ноздрями. Они меньше ростом чем австралийские ломовые одры, но гораздо быстрее аллюром и много выносливее. Особенно славятся две породы лошадей: Батакская из Суматры и Сандельвуды с островов того же имени. Батаки, однако, составляют редкость и пара хороших лошадей с Суматры стоит не менее 1,500 гульденов.
Высокомерные, держащиеся особняком Англичане обращаются с туземным населением грубо и презрительно как с низшею расой людей. Для них всякий «native» (туземец) где б это ни было, в британской Индии, в Африке, в Вест-Индии, не более как презренный «nigger» не заслуживающий мягкого и человечного обхождения. Англичанин никогда и ни под каким видом не вступит в более близкие отношения даже со сливками туземного общества; смешанные браки между Англичанами и цветными женщинами не допускаются, а если такой казус приключится, провинившийся и забывший свое достоинство Британец беспощадно и на веки изгоняется из среды белых людей как опозоривший свою расу.
Держатся они исключительно силою штыков и престижем который почерпают из солидарности всех белых между собою. О симпатиях населения они впрочем и не заботятся.
Туземец обязан исправно платить в казну подати и налоги, беспрекословно повиноваться и курить опиум на пользу английского бюджета. Прав он никаких не имеет. Положим что и кокетничание с более или менее неразвитыми азиатскими и иными народностями, ничего общего с европейскими понятиями и складом ума не имеющими, нелепо, — этим Европейцы лишь умаляются в глазах туземцев, а последние этим не воспитываются, а напротив деморализуются. Под боком у Англичан, в той же Индии, в Пондишери, например, те же Индусы, Парсы и магометане уже не бесправное быдло как в соседних Британских владениях, а полноправные французские граждане и избиратели. Конечно, это тоже крайность.
Здесь, как всегда и во всяком деле, существует juste milieu. Английская администрация, например, Британской Индии есть возмутительная и чисто хищническая эксплоатация всех рабочих сил и жизненных соков населения. Свирепствующие ныне в Индии голод и чума в ужасающих, еще небывалых, размерах, лишний раз свидетельствуют о том что Англичане заняты исключительно усиленным извлечением рупий из этой злополучной страны. (По известиям даже английских газет, голод ныне обхватил район насчитывающий до 80 миллионов населения!) Но распущенность в отношении туземцев тоже не дала и вероятно не даст благоприятных результатов. Правильной системы по отношению к туземцам держатся, кажется мне, Русские в Азии и отчасти Голландцы в своих колониях на Дальнем Востоке.
И те и другие заняты не одною лишь беспощадною эксплоатацией подвластного им края. Русские и Голландцы видят в своих цветных подданных живых людей, а не бессловесных и бесправных животных, а потому считают себя обязанными кое-что сделать также и на пользу этих желто- и чернолицых вверенных их управлению.
Мы кроме того одарены еще способностью приближать к себе и ассимилировать Азиатов которые под сению мощного русского орла чувствуют себя как у Христа за пазухой. Сразу между Русскими и Азиятами покоренными силою оружия или подчинившимися добровольно устанавливаются самые благодушные взаимные отношения. Азиатские князья и владетели неудержимо тяготеют к России, испрашивают чести и счастия быть присоединенными к владениям могущественного Белого Царя который популярен и любим в самых отдаленных уголках Азии. Даже независимый Сиам и тот неоднократно добивался русского протектората. Явление это знаменательное и необычайное. Ни один народ, не исключая и искусившихся в деле разумной колонизации Голландцев, не может похвалиться таким престижем и вместе такою популярностью на Востоке какими пользуется Россия.
Что касается специально Голландцев, то можно утверждать, в отличие от Англичан, что власть их имеет основы более прочные и что самый режим голландский среди туземцев популярен настолько насколько вообще у Азиятов и иных цветных людей может быть популярен белый человек и его владычество. Как бы то ни было, я нигде не заметил на Яве той злобы и бессильной ненависти к поработителю которая сплошь да рядом поражает туриста в Британской Индии. Впрочем незачем искать примеров за Суэзским каналом, в тропиках: подобное же проявление затаенной ненависти я имел случай наблюдать в Боснии и Герцеговине где население, христианское и мусульманское, в одинаковой степени страдает от австрийского притеснения и горячо ненавидит своих незваных господ — «швабов».
Здесь не то. Взаимные отношения между Голландцами и туземцами Явы не оставляют желать лучшего. С sulander’ом (местным жителем) голландские власти и плантаторы внутри острова обращаются всегда мягко и благодушно, с участливою заботливостью об его благосостоянии и даже здоровье; вместе с этим соблюдается известная и необходимая дистанция между теми и другими, престиж горсти Голландцев рассеянных среди 24-миллионного населения на одной только Яве, по истине громадный и достоин удивления. Быть может Яванцы за 200 слишком лет голландского владычества успели привыкнуть и освоиться с оным.
Как бы то ни было, поразительно благотворно действуют те полные достоинства спокойствие и ровность с которыми Голландцы обращаются со своими подданными. Яванцы отвечают подчинением и почтительностью, которые, например, внутри острова простираются до того что при встрече с белым все туземцы обязательно отходят в сторону, садятся на пятки, а конные sulanders даже слезают с коня и спешенные ожидают пока белый человек скроется из вида. Голландцы оставили некоторым знатным прежде владетельным яванским родам кое-какие привилегии: они даже дали им некоторую самостоятельную роль во внутренней администрации. Роль эта конечно упорядочена правительственным контролем, но яванским «регентам» (чиновникам состоящим в каждом резидентстве при особе резидента в качестве туземных шефов) все же лестно их положение «младшего брата резидента». Они притом получают от казны содержание, часто весьма высокое (от 2 до 3 тысяч гульденов в месяц) и им кажется что и они управляют и имеют решающий голос. Такое самообольщение младших братьев (голландский регламент именно так их называет и предписывает резидентам третировать своих яванских коллег как своих младших братьев), подобная иллюзия, говорю я, никому вреда не приносит, — Яванцев тешит занимаемый ими ранг, это доверие льстит их самолюбию, что же касается самих Голландцев, то ведь в действительности выходит что командуют и распоряжаются они, а не Яванские марионетки — младшие братья.
И до сих пор метода эта давала прекрасные результаты, так как имеет то преимущество что решительно все заинтересованные в деле управления лица довольны этим modus vivendi. Доступность голландских управителей имеет, кроме того, еще и другую хорошую и симпатичную сторону, сближая белых людей, господ, с их туземными подчиненными которые чувствуют себя по-человечески под мягким и справедливым голландским режимом.
Еще более, слишком пожалуй, сближают тех и других смешанные браки между белыми и туземными женщинами. Начинается дело обыкновенно с конкубината. Где-нибудь далеко от центров или внутри края голландские офицеры, чиновники и плантаторы приживают детей со своими «хозяйками» и «экономками».
Дети эти большею частью узакониваются и сожительство кончается браком. Какая-нибудь коричневая «бабу» (простая женщина, горничная или нянька) на другой же день вступает полноправным членом в голландскую семью. Она отныне и впредь присвоивает себе и голландское титулование белых дам — «мефрау», вместо прежнего малайского «ньонья», которого уже более не терпит и которым оскорбляется. Яванцы подчиненные и слуги белого туана (господина) ежедневно видят такие браки. Сестра или дочь какого-нибудь «мандура» (надсмотрщика над рабочими) или «спенна» (первого служителя) может со дня на день сделаться капитаншею, контролершею, а то и выше, подняться, при удаче мужа, до видных служебных степеней в военной и гражданской иерархии.
Но «дамами» эти бывшие бабу никогда не делаются как бы высоко ни было их положение. Они необразованы, невоспитаны и такими остаются на всю жизнь.
Англичане называют такое поведение Голландцев распущенностью, недостойною представителей высшей белой расы. Голландцы с таким явлением которое постоянно возобновляется давно свыклись и такие браки их не шокируют. Но нельзя не признать что подобное интимное и кровное слияние господ с их цветными подчиненными в некоторой степени умаляет достоинство и престиж Голландцев. Породнившись по жене с туземцами низшего класса (ибо яванские принцессы из высших родов никогда за белого не выходят замуж), Голландцы тем самым теряют несколько власть и n’ont aucune prise над окружающими и подчиненными им Малайцами которые состоят с «мефрау» в более или менее отдаленном родстве или кумовстве. Голландцы распустили этих людей; особенно сказывается это отсутствие дисциплины и почтительности среди туземной прислуги в крупных центрах каковы Батавия, Сурабайя и др.
В больших приморских городах Явы население весьма смешанное; сюда стекаются на честные и иного свойства заработки масса лентяев, людей без профессии и отъявленных негодяев. Народ этот, благодаря частому общению с европейцами и моряками всех наций, глубоко деморализован. Тут нужна бы сильная власть, пожалуй с кнутом в руках, как то и было прежде, пока псевдолиберальные приемы управления еще не проникли в индоголландские административные нравы.
Тогда было лучше, люди не грубили, повиновались, зная что в противном случае им прикажут отсчитать 25 розог или более в полицейском участке.
Но нравы изменились, а с ними и внешние приемы. Старожилы Голландцы уверяют что все изменилось к худшему, что люди от рук отбились, что ныне господа — туаны — во власти своей прислуги. И они совершенно правы.
Полиция здесь жалкая как по внешнему виду, так равно и по проявляемой ею деятельности. Эти «скоуты» (полицейские и городовые) в синих фраках с желтыми шнурами и тесьмою, босые, со шляпою в виде гриба на голове — те же Малайцы, за исключением весьма немногочисленных белых или полубелых инспекторов. Никакого престижа эти костюмированные обезьяны иметь не могут. Они вялы, нерасторопны и кроме того держат сторону своих людей, от проделок и покушений которых эта туземная полиция призвана оберегать общество и его безопасность.
Вследствие этого полиция никогда никакого вора или преступника не в состоянии разыскать и лишь благодаря усилиям европейских инспекторов, часто действующих с опасностию для жизни, малая толика грабителей и убийц попадает в тюрьму, рабочий дом, а то и на виселицу.
Особенно неблагополучно в туземных и китайских кварталах. Там постоянно происходят драки, грабежи и убийства, немалая доля каковых выпадает на долю самих Китайцев. Местные воры и грабители достигли в своем ремесле известной виртуозности и соображаясь с местностию и нравами вносят в свои проделки своеобразный оригинальный элемент который в modus procedendi того же разряда негодяев в Европе отсутствует. Будущий грабитель, например, неслышно пробирается в спальню намеченной жертвы и ждет пока она заснет. Тогда для большей верности он курит в комнате над постелью какими-то туземными сушеными цветами и травами, одуряющий и одурманивающий запах которых погружает вас до следующего утра в глубокий и тяжелый сон. При таком бессознательном состоянии жертвы грабитель с толком и не спеша совершает свою операцию. Иной способ, еще более оригинальный, состоит в следующем: вор подкапывается снаружи под фундамент большею частию одноэтажного дома построенного из высушенных на солнце кирпичей, с соломенною или бамбуковою кладкою. Подкоп свой он ведет в спальню где обыкновенно хранятся деньги и ценные предметы.
В проделанное под полом отверстие вор сперва из предосторожности просовывает в комнату кокосовый орех на длинном шесте. Если все тихо и благополучно, вор затем бесшумно проникает в комнату. Но если вы еще не заснули или если сон у вас легкий, случается что вы просыпаетесь от произведенного подземною работой шороха. Вы протираете глаза, всматриваетесь и к изумлению и ужасу своему видите в двух шагах от своей постели чью-то черную голову. Vous etes fixe: не говоря дурного слова вы в эту мнимую голову стреляете из револьвера с которым в «эксцентричных» кварталах не расстаетесь даже ночью. Голова, т. е. кокосовый орех, ныряет беспомощно в пространство, а за нею исчезает и поджидавший злоумышленник, убедись что дело на этот раз не выгорело. Как видите, способ этот вместе и оригинален, и практичен.
Редко случается чтобы вам удалось сцепиться со своим грабителем который еще не успел ничего совершить, а только изучает почву. Да и поймать такого черного дьявола не легко: он всегда является полуголым, опоясанный лишь поясом вокруг бедер, а тело его, густо намазанное кокосовым маслом, ускользает и не поддается вашим объятиям. Да притом безопаснее для вас если вы только спугнете и выпроводите своего посетителя, так как прижатый к стене и увертливый как уж, вор не задумается пырнуть вас ножом в живот прежде чем вы успеете от него отстраниться. Такие поранения всегда опасны, ибо никогда нельзя знать не намазано ли лезвие ножа или криса (кинжала) каким-нибудь явайским ядом.
Но да не подумает читатель что подобные ужасы случаются ежедневно и что он на вторую же ночь по прибытии в Батавию подвергнется одному из вышеописанных нападений на его личность или на его собственность.
Я лишь констатирую что такие и подобные дела в Батавии практикуются. Здешние любители чужой собственности большею частию оперируют лишь в кварталах с сомнительным населением.
Там где живут Голландцы и Европейцы не только убийств, но и грабежей не бывает почти никогда. Воры и грабители прекрасно знают что белый человек, перед тем как ложиться спать, самым тщательным образом осматривает дом вообще и все аппартаменты в отдельности. Ставни и двери запираются, даже ставни в нижнем этаже, посредством висячих замков, ключ от которых хранится у вас до утра. В спальне же под подушкою хранятся ключи от кладовой, кассы, письменного стола и пр. Да и денег-то в доме в крупных суммах не держится, — все капиталы свои Голландцы и Европейцы держат в каком-либо банке. Наконец, Европейцы у себя ночью постоянно имеют револьверы которые они и не задумываются употреблять в дело. Все это Малайцам и прислуге вашей отлично известно, а риска они не любят, и потому вы в центре города обеспечены от их покушений. Вас охраняет их трусость и кроме того многочисленные «гарду» (блюстители ночного порядка) которые рассыпаны повсюду, перекликаются ночью и каждый час бьют в повешенные перед своими будками деревянные болванки, напоминая испанских serenos.
До прибытия на Яву я полагал, подобно трем четвертям с половиною несведущих в этих вопросах Европейцев, что в Батавии, как это заведено всюду на Дальнем Востоке, необходимо содержать целую ораву цветных служителей-лентяев, которые ничего путного делать не умеют, а только глазами хлопают и стоят неимоверно дорого. Я также полагал что в британской Индии и на Яве туземцы додумались и практичнее нашего осуществили на практике формулу о правильном распределении труда, вследствие чего каждый слуга в этих краях имеет свою определенную и строго ограниченную сферу деятельности. Так например, тот который чистит и зажигает лампы отказывается их тушить, это уже обязанность специального гасильщика. По счастию и это представление оказалось мифом.
В действительности дело совершается несравненно проще и притом не хуже чем, например, в Европе. В мнениях и оценке свойств и недостатков малайской прислуги Европейцы расходятся радикально и делятся на два лагеря: энтузиастов и тех которые в Малайце видят воплощение одних лишь пороков.
Что касается лично меня, я не считаю Малайцев хуже какой-либо иной расы людей. Они ненадежны, это правда, и редко привязываются к своему господину. Они как малые дети легкомысленны и беспечны. Жуиры по природе, они только и думают о том как бы возможно приятнее провести настоящий день, а о будущем дне не заботятся. Пять центов необходимых Малайцу на пропитание в день всегда найдутся. А если нет, то ведь их и взять где-нибудь можно. А то и соседи помогут, дадут взаймы, наконец можно у первого встречного Китайца или в китайской кассе ссуд заложить саронг, браслет, ожерелье и кольцо с бриллиантами которые имеются всегда в каждом туземном menage. На вид кажется что есть такие семьи которым даже риса или бананов купить не на что. А между тем муж и жена накануне своих праздников или Нового Года не задумываются приобрести какой-нибудь особенно известный саронг, гульденов в 12-15, а то и брошку в 50 рупий (гульденов). Все это в кредит, при условии что муж будет работать год, например, даром Китайцу ссудившему ему вещь или деньги, а жена наймется в «бабу» или кухарки, а то и начнет «гулять» чтобы со своей стороны восстановить равновесие расшатанного бюджета.
Малайские женщины на этот счет никакими стеснениями морали себя не связывают, мужья же, отцы и братья этих дам относятся к этому явлению благодушно и по философски. Были бы деньги…
Вследствие своей, общей мущинам и женщинам, наклонности веселиться и плотно покушать, беспечные туземцы постоянно сидят без гроша и также упорно и постоянно выпрашивают у своих господ авансы в счет жалованья.
Очень многие авансов не дают вовсе, другие отпускают вперед половину положенного содержания. Вообще следует положить за правило при найме прислуги что более половины жалованья авансом вы отнюдь и ни под каким видом выдавать не будете. Иначе люди ваши заберут за два месяца вперед что, при наличности хотя бы лишь 6 человек служащих, разом составит изрядную сумму. Притом же вы ничем не гарантированы что люди ваши не уйдут от вас с вашими денежками которые разумеется пропали. Малайца, не имеющего etat civil, не скоро разыщешь по бесчисленным камнонгам куда он спешит укрыться как в неприступную цитадель. Сказал он вам, например, при поступлении что его зовут Сидаль, что он из камнонга такого-то, в таком-то квартале, что он столько-то месяцев или лет служил в качестве кучера или спенна у мингера ван-А. или ван-Б. Он в подтверждение своих слов даже представит вам своих бывших нанимателей. Но все это пуф, никогда его Сидалем не звали, родом он не из Батавии, а откуда-нибудь из Рембанга, внутри острова, и никогда он ни у каких мингеров не служил, свидетельства же свои призанял ad hoc на полчаса у первого встречного которого тоже в означенных на оном домах не знают. Вот и извольте его при таких условиях отыскать! Местная полиция всегда пасует и даже вмешательство резидента не много поможет. С такого человека, буде он даже найдется, взыскать нет возможности: деньги ваши он давно прокутил или проиграл в китайских игорных домах или с товарищами которые также страстна режутся в какую-нибудь малайскую орлянку или иную азартную игру, до которых туземцы и Китайцы одинаково страстные охотники.
С нами подобные казусы приключались не раз и мы, умудренные опытом, научились впредь авансами не баловать Малайцев, исключая разве к их Новому Году в феврале когда отказать им неудобно, так как они друг друга угощают, делают иллюминацию, пускают дешевые фейерверки и вообще за 2 недели влезают в долги с которыми затем усиленно возятся в продолжение последующих 11 месяцев в году.
Малайцы, нужно отдать им справедливость, вообще не красивы, хотя и сложены пропорционально и горбатых или иных уродов между ними немного. Они среднего роста, с черными, какими-то плоскими и лоснящимися волосами, скулы у них выдаются вперед как у монгольской расы. Мущины большею частию безусые и безбородые и по внешнему виду и но костюму мало чем отличаются от женщин. Особенно сморщенные, без растительности, лица стариков напоминают старую бабу.
Женщины, маленькие, вертлявые и подвижные, также красотою не отличаются, хотя Голландцы ими часто увлекаются. Красивее на мой взгляд те которые произошли от смешанных браков с Китайцами или полубелыми. Цвет кожи у Малайцев cafe au lait, в котором однако больше кофе чем молока. Иные даже не коричневого цвета, а кажутся смуглыми и сильно загорелыми на подобие жителей юга Европы. Собственно Яванцы внутри острова имеют тип несколько различный и в своем саранге, с плотно прилежащими к вискам краями головного платка под которыми вправо и влево расходятся немного кверху длинные прямые брови, Яванцы даже декоративны и эффектны.
По внешнему достоинству, по манере держать себя Яванцы — настоящие джентльмены. Они изящнее и благовоспитаннее многих голландских чиновников и плантаторов.
Туземные шефы и регенты, например, в сношениях своих с европейскими гостями всегда поражают последних своею тонкою любезностью, выдержкою и манерами. Туземцы вообще умеют держать себя прилично. Они никогда не дерутся и даже не ругаются. Эта общая благовоспитанность составляет бросающуюся в глаза отличительную черту яванского характера; их невозмутимое ничем спокойствие и принятое ими правило никогда не сердиться и не выходить из себя даже как-то неожиданно и неприятно действуют на нервного Европейца который в здешнем климате становится еще нервнее и нетерпеливее. Малаец просто не понимает что можно вообще гневаться. Он с удивлением и молча смотрит на своего «туана» выходящего из себя и все-таки ни на иоту не ускоряет темпа своих медленных и как бы рассчитанных движений. Иной раз такая невозмутимость прислуги раздражает до крайности. Но сердиться на этих людей бесполезно и не следует. Замечания им надо делать ровным и спокойным голосом и чем сдержаннее вы с ними говорите, тем более шансов вы имеете снискать их расположение и подчинение.
Даже обругать их нельзя когда они в чем — либо провинились, ибо ругательных слов на малайском языке не существует. Достаточно сказать виновному: «бодо» (глупый) или «апа тида малу» (как тебе не стыдно), а в крайнем случае можно еще рискнуть: «куранг адъяр» (недостаточно благовоспитанный). К такому упреку Малайцы чрезвычайно чувствительны, они даже считают выражение «куранг адъяр» обидным и оскорбительным.
Малайцы в сущности взрослые дети, такие же как дети неразумные и беспечные. Обращаться с ними поэтому и следует en consequence, взыскивать строго, ни в какие разговоры не пускаться, ограничиваясь одною отдачей приказаний.
Притеснять их и придираться к ним зря, без повода и причины также не годится, ибо Малаец делается мстительным когда видит что вы к нему жестоки и несправедливы. Напротив он покорно сносит вашу строгость и выговоры когда чувствует за собою вину. Малаец терпит долго и молча, но в один прекрасный день терпение его лопается. Тогда, под влиянием сильного и внезапного эффекта, он как дикое животное выбегает вооруженный из дома и безразлично убивает всех попадающихся ему на пути. Такого «orang gila» (бешеного человека) дозволяется всякому на улице хватать и даже убивать как собаку. Казусы такие к счастию редки, но все же изредка случается что «бешеный человек» совершает «амок» (убийство вызванное отчаянием или местью). В такие моменты раздается по всему кварталу ускоренный, зловещий треск деревянных болванов в которые ударяют с азартом дежурные гарду в своих будках. Этот своеобразный, действующий на нервы набат прекращается только тогда когда удается схватить беснующегося. Малайский и китайский кампонги в таких случаях не досчитываются трех, четырех человек которых orang gila успел отправить на тот свет.
Европейцев однако даже такой бесноватый, потерявший всякое сознание индивидуум не трогает. Со своим белым обидчиком мстительный Малаец расправляется иным не столь бросающимся в глаза, но верным способом. В кушанье или питье туана или мефрау подсыпается отрава, а отравитель скрывается и — дело сделано. Ядами же всякого рода и свойства Ява богата и недаром славится. Яды эти, во всех своих видах и проявлениях, отлично знакомы туземцам.
Действие отравы иной раз до того губительно что даже при вскрытии тела доктора часто не в состоянии констатировать присутствие в желудке и внутренностях хотя бы следов яда. Отравление несомненно, все обстоятельства дела на то указывают, но доказать самого факта невозможно и вердикт докторов гласит: такой-то умер естественною смертью.
Туземные женщины, страстные и ревнивые, отличаются особенною виртуозностью в приготовлении смертельных яств и напитков.
Утверждают, например, что они изыскали оригинальный способ держать в страхе и кабале своих белых любовников или сожителей которые от законного брака отвиливают. Проведав что сожитель думает возвратиться в Европу или съездить туда на год в отпуск, но с затаенным намерением там и остаться, туземки перед отъездом неверного подсыпают ему в кушанье медленно действующую отраву. Сожитель или любовник уезжает, но с каждою неделею, с каждым днем проведенным вдали от Явы здоровье его все сильнее расстраивается. Он хворает, чахнет и видимо тает от неведомого недомогания которое никакому лечению европейских врачей не поддается. Пациент тогда понимает в чем дело и если жизнь ему дорога, он поспешно возвращается к своей коричневой Цирцее и по собственному побуждению спешит приготовлениями к законному браку. А той только того и нужно. Она дает своему возлюбленному известное ей одной противоядие и тот быстро начинает поправляться. Через месяц по возвращении своем он снова совершенно здоров и сочетается на этот раз уже вечными и законными узами со своею цветною подругой жизни.
Такие случаи не вымысел, они существуют, это печальные факты с которыми легкомысленному Европейцу имевшему несчастие связаться с туземною женщиной приходится считаться.
В подтверждение приведу пример, всей Батавии известный, одного здешнего высокопоставленного голландского сановника. В молодости своей он служил суб-контролером в какой-то отдаленной трущобе на о. Борнео. Там он вступил в конкубинат с «дикою» женщиной из племени Даяков которые отчасти еще людоеды и как бы то ни было известны тем что беспощадно, из-за засады, нападают на всех людей безразлично и снимают с них головы составляющие гордость и вместе приданое всякого уважающего себя молодого даякского жениха. Даячка своего сожителя не съела, но, что пожалуй хуже, она его отравила когда он выказал поползновение бежать от ее черных чар в Европу. Несчастный вернулся и сделал как бы сделали другие на его месте и в его незавидном положении, — он женился на своей дикой женщине и по завещанию отказал ей часть своего состояния. Казалось бы, пошутили, ну и довольно. Можно бы и разойтись, живя врозь, отдельными домами. Но Даячка, сделавшаяся внезапно голландскою мефрау, сериозно отнеслась к своему новому положению и к обязанностям законной супруги. Она заявила что в качестве законом признанной жены мингера такого-то никто и ничто не в состоянии воспретить ей поселиться и проживать у своего мужа. Ныне эта решительная и боевая женщина действительно и живет со своим мужем который ее однако никому не показывает.
Удивительный край, изумительные нравы! А главное, такие факты и случаи никого более из проживающих на Яве индоголландцев не шокируют. «Landlich — sittlich», — так этому и быть подобает!
Тем не менее на Яве и специально в Батавии, Европеец может просуществовать в полной безопасности, не рискуя быть ограбленным или пасть жертвою отравы.
Стоит лишь, как всюду впрочем, соблюдать себя и в предосудительные комбинации или рискованные авантюры не пускаться. Я вот уже 4-й год проживаю на «кладбище Европейцев», в Батавии, и никогда, за исключением тропической сыпи от жары и легких приступов маларии, никакими болезнями, даже лихорадкою не хворал, слава Богу. С маларией мы даже ладим отлично и я до того с нею освоился что мне даже будет казаться на первых порах по возвращении в Европу что мне чего-то существенного не достает. Приключений мы тоже никаких не имели, нас не обкрадывали ни прислуга, ни лихие люди извне. Наша орава туземных служителей более или менее порядочно исполняет свои обязанности. Словом мы привыкли, освоились с климатом и местными условиями. Хотя мы продолжаем питать stille Sehnsucht к Европе, но уже не испытываем ныне того болезненно острого чувства одиночества и оторванности ото всего привычного и дорогого, чем мы так упорно страдали и тяготились в первый год нашего пребывания на Яве. Нас утешает и поддерживает сознание что более половины этого трудного и тернистого пути уже пройдено и что, много, месяцев через двадцать настанет и для нас день конечной ликвидации всех разметов с погибельною Явой…
В заключение моего исследования о местных условиях жизни и о туземной прислуге мне остается еще поведать в назидание своему преемнику из скольких человек состоит обыкновенно штат прислуги в европейском доме и сколько следует платить им жалованья.
Не лишним будет также выяснить вопрос дорога ли в общей сложности жизнь в Батавии.
Первенствующую роль в доме играет служитель № 1-й или «spenn». Это нечто в роде дворецкого и старшего. Получает он (буду цитировать минимум жалованья для каждого отдельно туземца) от 15 до 16 гульденов. Нумер 2-й «spada», его помощник, 12 гульденов. Кучер 15-16, конюх 10-12, садовник столько же, повар от 20 до 25 (кухарка от 15 до 18 гульденов), бабу или горничная 12-15 и более если она умеет шить и кроить, а таковые есть, и даже очень искусные портнихи, так что очень многие дамы шьют свои туалеты дома. Если у вас много детей или лошадей, то в придачу надо нанять лишнюю «бабу» и лишних кучера с конюхом. Бабу это — отличные и заботливые няньки, так как туземцы чрезвычайно любят детей, не исключая и европейских «baby», девченок и мальчуганов, балуя их страшно и рабски исполняя малейшие их капризы и прихоти.
Кучеров здесь в собственном смысле этого слова не существует вовсе. Это только возницы, понятия не имеющие о том как нужно ходить за лошадьми и как следует править ими. Притом они, как все Малайцы, не имеют в руках и мышцах никакой гибкости и силы. Они здешних бойких с огоньком лошадей только дергают без толка и портят. Менять Кетиля на какого-нибудь Симана не стоит, так как и новый кучер Симан не лучше прежнего. Малайцы все скроены на один лад.
Ваш spenn может во всякое время сесть за кучера на козлы и разница получится неощутительная. Он же в случае надобности и не хуже кухарки приготовит вам обед. Конюх или садовник могут заменить спенна и прислуживать за столом. Словом, за что ни посадите Малайца, он мигом присмотрится и очутится на своем месте. Плохи только так называемые повара и кухарки которые вероятно прежде были садовниками или портнихами. Голландцы в еде неразборчивы и невзыскательны, а потому кулинарное искусство здесь обретается не в авантаже. Нет возможности заказать своему повару или кухарке сколько-нибудь приличный обед когда у вас гости. Вследствие этого даже в шикарных голландских домах званый обед почти целиком заказывается одному из лучших в Батавии «patissier-cuisinier-glacier», — как он себя именует. Эти артисты поставляют и присылают в дом уже готовый обед и за 8-10 гульденов с персоны, без вина, можно получить очень порядочное и даже тонкое «menu».
Дорога ли жизнь в Батавии? И да, и нет. Она дороже конечно чем в Европе, хотя некоторые предметы, например вина, поражают своею дешевизною. В Батавии можно достать все что угодно в некоторых весьма роскошных европейских магазинах и у Китайцев. Каждый европейский дом имеет обыкновенно своего «ланчанана», поставщика Китайца который раза три в неделю привозит запасы керосина, сахара, риса, вина, консервов и пр. Уплачивается по книжке в конце каждого месяца или по «бону» который вы подписали в магазинах где можете без гроша денег в кармане накупить что угодно a l’oeil, с уплатою в первых числах следующего месяца.
Жизненные припасы, мясо, рыба, овощи, фрукты, рис, куры и пр. не дороги. Консервы которых истребляется неимоверное количество немногим дороже чем в Европе.
Содержание прислуги и лошадей также сравнительно дешево. Людям здесь, например, выплачивается только жалование, кормятся же они сами, на своя счет с чадами и домочадцами, проживая тут же у вас под боком, в отдельных флигелях на вольном воздухе, образуя нечто в роде живописного цыганского табора. Тем не менее в общей сложности оказывается что жить в Батавии дороже чем в Европе. Так например, когда я был в Боснии, у нас в нашем сараевском доме были те же что и здесь 8 человек прислуги для которой готовился отдельный стол. Но там собственно хозяйство, включая жалованье и пищу прислуги, стоило ровно столько же сколько здесь в Батавии где о пище людей не приходится заботиться. Дороги здесь жилые помещения, предметы одежды и обуви, а также доктора и аптеки на которые, благодаря климату, ежемесячно уходит не мало денег. Словом за 1.000 гульденов в месяц, а цифры этой вы в Батавии достигаете без особенного напряжения и при том не вдаваясь ни в излишнюю роскошь, ни в бесполезные расходы, семейный человек существовать может совершенно прилично, но сбережений и экономии в бюджете сделать нельзя. Можно благодарить Создателя уже и за то если посчастливится свести концы с концами! Богатеют на Яве одни лишь плантаторы да концессионеры, иностранные же консулы, бюджет которых ограничен и которые кофе и мускатных орехов не продают, в Батавии обыкновенно разоряются.
Текст воспроизведен по изданию: В тропической Голландии // Русский вестник, № 7. 1897.